Читать книгу Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель - Группа авторов - Страница 2

Графиня Мария Эдуардовна Клейнмихель (в девичестве Келлер) принадлежала к русскому графскому роду, происходившему от швейцарского уроженца Фридриха-Генриха Келлера (родился в 1732 г.), бывшего полковника австрийской службы. Один из его внуков – Людвиг-Христофор (умер в 1837 г.) – был прусским посланником в Санкт-Петербурге и Вене и получил графский титул в Пруссии.

Семейное предание повествует, что прадед графини, служивший при дворе Екатерины II, устроил бал в ее честь, на котором присутствовала находившаяся «на сносях» его супруга, родившая в ту же ночь сына. Крестной матерью новорожденного стала сама императрица. Ребенок вырос, принял российское подданство и стал родоначальником русской ветви этого рода. Рано начав военную карьеру, он вступил в гвардейский Гусарский полк, был участником Отечественной войны 1812 г. и отличился в Бородинском сражении, за что был награжден Георгиевским крестом.

Его сын Эдуард Федорович Келлер родился в 1819 г., свою юность провел в Петербурге, где жил в доме у тетки (сестры отца), там же окончил гимназию и университет. Его служебная карьера складывалась весьма удачно. В неполные тридцать лет был назначен губернатором в Житомире, а вскоре стал минским губернатором. В Минске в середине 1850-х гг. он принимал посетившего тогда западные губернии императора Александра II, который останавливался на несколько дней в его доме. Уже в то время граф Келлер имел обширные связи в столице, поддерживал деловые и дружеские отношения с влиятельными лицами, одним из которых был П.А. Валуев – известный государственный деятель, директор департамента Министерства государственных имуществ, ставший впоследствии министром внутренних дел, председателем Кабинета министров и являвшимся доверенным лицом Александра II. Не исключено, что эти связи помогли Э.Ф. Келлеру стать тайным советником и сенатором уже в 1863 г. Назначенный руководителем первого административного департамента, он вместе с семьей переехал в столицу, где в дальнейшем и проходила его служба. До последних своих дней он был окружен любовью и заботой родных, прожив долгую и достаточно спокойную жизнь. Ему не суждено было стать свидетелем крупных потрясений – смерти любимого сына, погибшего в одном из сражений Русско-японской войны, и Первой русской революции 1905–1907 гг. Он скончался в 1903 г.

Мать графини, Мария Ивановна (1827–1914), урожденная Ризнич, имела сербские и польские корни. Родилась и выросла в Киеве и была дочерью предводителя местного дворянства, весьма состоятельного и уважаемого в городе. Получив прекрасное воспитание, она, выйдя замуж, как и многие женщины своего времени, целиком посвятила себя семье, занимаясь воспитанием и образованием детей, вместе с ними делила все радости и трудности семейной жизни, часто выезжала за границу. Но их брак оказался непрочным. В 1878 г. она покинула Э.Ф. Келлера и внезапно вышла замуж за француза Александра Сент-Ива, с которым познакомилась годом ранее. На момент заключения этого брака ей исполнился 51 год и она была на 15 лет старше своего нового избранника. В Италии близ границы с Францией Мария Келлер-Ризнич купила молодому мужу поместье Альвейдр, а вместе с ним и дворянский титул с приставкой «де», и в дальнейшем супружеская чета была известна под фамилией Д’Альвейдр. По одним сведениям, Мария Ризнич-Келлер-Д’Альвейдр умерла в 1895 г. в возрасте 71 года, по другим – в 1924 г. в возрасте 97 лет.

В семье Э.Ф. Келлера было шестеро детей; четыре дочери – Мария (старшая), Анна, Иоанна, Леонилла и два сына – Федор и Александр. Все они получили прекрасное воспитание и образование. Из дочерей кроме Марии Эдуардовны известность в высшем свете получила вторая ее сестра, Иоанна, ставшая гофмейстериной великой княгини Александры Иосифовны.

Старший сын Э.Ф. Келлера Федор достоин более подробного рассказа, поскольку имеет немалые заслуги как перед Отечеством, так и перед Балканскими странами, независимость которых он защищал. Этот человек непростой судьбы был на четыре года моложе Марии Эдуардовны, и они были дружны на протяжении всей жизни.

Федор Эдуардович Келлер (1850–1904), окончив Пажеский корпус в 1868 г., начал службу корнетом Кавалергардского полка. В то время лишь представители так называемой «золотой молодежи» могли начинать службу в гвардейских полках. Для юного графа Федора Келлера такой старт был весьма удачным. К тому же ему нравилась военная служба, среди однополчан он пользовался любовью и авторитетом. Исключительно эрудированный, обладавший веселым нравом и чувством юмора, прекрасно воспитанный и высоко нравственный, он часто был душой компании, всюду вносил оживление и смех. Обладая от природы сообразительностью и тактом, как сын высокопоставленного чиновника никогда не демонстрировал своего превосходства над менее состоятельными и образованными сослуживцами и неоднократно выручал товарищей в материальном отношении, причем делал это с особой деликатностью. Характерен такой случай. Один весьма самолюбивый корнет проиграл крупную сумму денег с обязательством расплатиться в 24 часа. Денег у него не было, а занять не позволяла гордость. Корнет уже принял решение покончить с собой, когда граф Келлер, просчитав ситуацию, заключил с ним явно проигрышное для себя пари и спас тем самым корнету жизнь.

Необыкновенные способности Федора Келлера к военным наукам неоднократно отмечались командованием. Он постоянно работал над собой, изучал последние достижения военных наук, никогда не отказывался от сложных заданий и всегда блестяще выполнял их, находя оригинальные, неожиданные решения. Успехи и усердие в службе были по заслугам оценены: в 1872 г. Ф.Э. Келлер был возведен в чин поручика гвардии, а через два года стал штабс-ротмистром. После окончания в 1876 г. Николаевской академии Генерального штаба по первому разряду был удостоен чина ротмистра гвардии и подполковника Генерального штаба. Приняв эскадрон, он всего лишь два месяца командовал им. Далее в его жизни произошли события, повлиявшие на его дальнейшую судьбу.

Годом ранее вспыхнуло восстание православного сербского населения в мусульманских Боснии и Герцеговине, которое турки пытались подавить страшными зверствами. Неоднократные протесты России (Европа оставалась к этому равнодушной) оставались без ответа со стороны Турции, заручившейся моральной и материальной поддержкой европейских стран, в первую очередь Англии. 20 июня 1876 г. Сербия и Черногория, будучи не в силах спокойно наблюдать гибель сородичей и единоверцев, объявили Турции войну. Эта война за правое дело вызвала большой подъем духа в русском обществе, нашла живейший отклик в русских сердцах. Тысячи русских добровольцев пополнили ряды сражавшихся сербов. Ф.Э. Келлер, помня о своих сербских предках и всей душой сочувствуя братьям-славянам, 1 августа 1876 г. добился увольнения в отставку и отправился в Сербию для участия в совместной борьбе.

По прибытии на театр военных действий он был зачислен подполковником сербской армии и вскоре уже участвовал в боях, удивляя всех своей храбростью. Однажды, проводя изучение местности и противника, чуть не попал в плен, окруженный турками, но ухитрился пробиться через вражеские цепи, отчаянно отстреливаясь из револьвера. Его смелость и находчивость были лучшим примером для бойцов, которые, глядя на своего командира, становились настоящими храбрецами.

В составе русско-болгарской бригады, сформированной в сентябре, Ф.Э. Келлер выполнял различные поручения возглавившего тогда сербскую армию отставного генерал-майора М.Г. Черняева, известного своими победами в Средней Азии, также добровольцем прибывшего сражаться на Балканы. Нередко выезжал в командировки к наследнику цесаревичу, фельдмаршалу князю А.И. Барятинскому. Вскоре его назначили начальником левого крыла 3-го корпуса. Он командовал десятью батальонами пехоты, эскадроном конницы и десятью орудиями. Впоследствии к ним были присоединены четыре батальона и эскадрон добровольцев.

В то время Ф.Э. Келлеру шел 27-й год. Воевать приходилось в сложных природных и погодных условиях, часто подвергаясь нападениям турецких башибузуков и вооруженного местного населения, настраиваемого турками против христиан. Сербы по достоинству оценили заслуги Ф.Э. Келлера. Он был награжден сначала серебряной, а затем большой золотой медалью «За храбрость», офицерским крестом сербского ордена Такова, который в России ценился наравне с орденом Св. Георгия.

К сожалению, силы сербов, в рядах которых сражались русские, и турок были неравны. Противник был силен, хорошо обучен, организован, имел новейшее вооружение, а сербы, легко поддаваясь панике, отступали при первом же натиске. 17 октября турки перешли в наступление и совершенно разгромили сербскую армию.

Стало ясно, что Сербия больше не может да и не хочет продолжать войну, и часть русских отправилась на родину. Из оставшихся добровольцев была сформирована дивизия, начальником штаба которой и стал Ф.Э. Келлер. Он со свойственной ему энергией принялся наводить порядок в дивизии, в первую очередь по вопросам укрепления дисциплины, но видя тщетность своих усилий по укреплению дисциплины и не находя поддержки со стороны начальника дивизии, вернулся на родину.

В декабре он вновь поступил на службу в русскую армию в чине подполковника и был зачислен в распоряжение Генерального штаба. В начале следующего 1877 года его назначили офицером для поручений при штабе XI армейского корпуса.

Тем временем Турция, поддерживаемая западными державами, потребовала демобилизации русской армии и невмешательства России во «внутренние дела» Оттоманской империи. Разрыв России с Турцией стал неизбежен. Румыния, перестав быть вассалом Турции, подписала конвенцию с Россией и стала ее союзником. 12 апреля 1877 г. последовал Высочайший манифест о войне с Турцией.

В тот же день Ф.Э. Келлер в составе XI армейского корпуса форсировал р. Прут и участвовал во взятии г. Галаца. В составе отряда полковника Реута, в качестве начальника штаба, во главе сотни 40-го Донского казачьего полка, под огнем турецких кораблей он 10 мая занял с. Гуру Яломницу, где в течение нескольких дней руководил возведением укреплений. В числе разведчиков на пароходе «Фульдженеро» в июне он участвовал в рекогносцировке у Гирсова и установке заграждений в главном русле Дуная. За храбрость и отвагу был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

Поистине славной станицей биографии Ф.Э. Келлера стал героический поход с 4 октября 1877 г. по 2 января 1878 г. в составе Шипкинского отряда. 24 декабря он назначается начальником штаба Иметлийского отряда вместо раненого подполковника А.Н. Куропаткина. Командовал отрядом генерал-лейтенант М.Д. Скобелев. Об их взаимоотношениях можно судить со слов известного писателя-баталиста В.И. Немировича-Данченко, передававшего в своем дневнике слова знаменитого генерала: «Если меня убьют… – то слушаться графа Келлера. Я ему сообщил все».

После рекогносцировки с 24 по 27 декабря Ф.Э. Келлер провел через Иметлийский перевал колонну русских войск. Этот переход уже сам по себе был подвигом. Немирович-Данченко описал его в книге, посвященной генералу Скобелеву: «Рыхлые снега приходились по грудь, шли в какой-то каше… Поворачивали направо, налево; уходили опять назад, огибая отвесы диких скал; вспалзывали по лестницам, образуемым выступами их, падали с этих лестниц, когда вместо камня под ногами оказывался лед. Наконец показался песок. Тут тропинка оказалась до того узка, что солдаты шли гуськом. До того был убийственно тяжел этот путь, что без преувеличения должен сказать: отдыхали через каждые двадцать пять – тридцать шагов. И какие это шаги были! Солдаты с натугой выхватывали ногу из снеговой глыбы, потом ступали вперед, опять погружаясь в вязкую массу. Под ногами снег расползался, ноги расходились – приходилось падать и, скрипя зубами, подниматься опять… Полковник Ласковский далеко впереди. Он разрабатывает дорогу. С ним начальник штаба граф Келлер, они бросили своих лошадей и идут так. Это еще только начало пути, а уже можно прийти в отчаяние!»

Однако вскоре полковник Ласковский был ранен, и Ф.Э. Келлеру пришлось одному вести колонну отряда через перевал. 26 декабря он участвовал в бою под Иметли, 27 декабря – в сражении Иметлийского отряда против Шейновского лагеря турок и 28 декабря под Шейновом – в пленении всей турецкой армии Весселя-паши. За отличие при переходе через Балканы и в боях под Шейновом Ф.Э. Келлер награждается орденом Св. Георгия 4-й ст., за отличие в сражении под Плевной – Золотой саблей с надписью «За храбрость», за участие в сражении 9 сентября под Церковной – орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами.

В первые дни 1878 г. Ф.Э. Келлера назначили начальником штаба болгарского ополчения, а спустя два дня – начальником штаба авангарда действующей армии под командованием генерал-лейтенанта М.Д. Скобелева. В составе этого авангарда он участвует в походе от Казанлыка к Андрианополю и взятии г. Хаскиная. 23 января по заключении перемирия граф участвовал совместно с турецкими офицерами в определении нейтральной полосы между двумя армиями – от Черного до Мраморного моря. По исполнении этого поручения он направляется в штаб болгарского ополчения, откуда дважды под его командованием отправляются отряды для усмирения турецкого населения. В мае 1878 г. последовало переформирование болгарского ополчения в болгарское земское войско, начальником штаба которого назначается Ф.Э. Келлер. С 6 мая он временно исполнял должность начальника штаба всех войск, вверенных генералу князю А.М. Дондукову-Корсакову с оставлением исполнять занимаемую должность.

4 апреля 1879 г. Ф.Э. Келлера произвели в полковники, и в том же году – во флигель-адъютанты. В мае 1879 г. он направляется в Константинополь и на Балканский полуостров для участия в работе международной комиссии по определению границ Болгарии. За службу в рядах болгарского ополчения болгарским князем Александром I ему был пожалован рескрипт, а за участие в сражениях при Эски-Загре, Шипке и Шейново – медаль.

В январе 1880 г. Ф.Э. Келлер возвращается в Россию. Через два года он был зачислен в свиту Его Императорского величества и награжден орденом Св. Анны 2-й степени.

30 декабря 1882 г. состоялось назначение графа командиром лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии батальона с оставлением в звании флигель-адъютанта. Это было очень почетное назначение.

За успешное выполнение проверки порядка призыва в Полтавской губернии графу Ф.Э. Келлеру было объявлено «монаршее благоволение». В 1884 г. по высочайшему повелению – командировка во Францию для присутствия на маневрах войск. В 1886 г. ему пожалован орден Св. Владимира 3-й степени и французский Командорский крест ордена Почетного легиона, а в 1889 г. – персидский орден Льва и Солнца I степени.

Честному войсковому офицеру, более привыкшему к боевым испытаниям, чем к дворцовым интригам, нахождение при царском дворе принесло немало неприятностей. Он был незаслуженно оболган в глазах императора Александра III, что всю его дальнейшую жизнь причиняло ему массу неприятностей, так как в этой истории фигурировал близкий к императорскому двору князь В.П. Мещерский, пользовавшийся большим влиянием. Однажды князю Мещерскому, известному и как автор романов так называемого «салонного жанра», в которых описывалась жизнь великосветского Петербурга («Женщины петербургского большого света», «Мужчины петербургского большого света» и др.), и не скрывавшему свое влечение к юношам, приглянулся трубач из батальона Ф.Э. Келлера. Тогда Ф.Э. Келлер, узнав о связи князя с трубачом, возмутился. Он наказал подчиненного и решительно пресек его «отношения» с князем. Разгневанный Мещерский решил отомстить графу, начав, по своему обыкновению, доносить на него, распространять грязные слухи, в том числе в газете-журнале «Гражданин», основателем и издателем которого он являлся. Интриги князя принесли «плоды» – в 1890 г. Ф.Э. Келлеру пришлось оставить командование батальоном.

Тем не менее за ратные заслуги его вскоре произвели в генерал-майоры с назначением заведующим мобилизационной частью Главного управления казачьих войск и переводом в Генеральный штаб. В этой должности он несколько раз выезжал для наблюдения за ходом проверочной мобилизации в казачьих войсках: Донском, Кубанском, Оренбургском и Астраханском. Ему прочили скорое повышение по службе и в 1892 г. представили к ордену Св. Станислава 1-й степени, наградили сербским орденом Такова 2-й степени, но уже через год усилиями князя Мещерского молодой генерал был зачислен в запас Генерального штаба. Между тем расследование доказало невиновность Ф.Э. Келлера и всю низость В.П. Мещерского в отношении к нему. Справедливость восторжествовала, и Ф.Э. Келлер был реабилитирован, а 4 ноября 1893 г. назначен директором Пажеского корпуса.

Он близко к сердцу принимал интересы каждого из своих подчиненных, всегда был рад сделать что-нибудь хорошее, оказать нравственную или материальную поддержку. Каждый раз, когда ему это удавалось сделать, он чувствовал себя поистине счастливым. Шесть лет директорства Ф.Э. Келлера были воистину самой яркой эпохой всей истории этого элитного учебного заведения. Многие его воспитанники впоследствии с теплотой вспоминали добрые дела графа. И воспитанники, и сослуживцы искренне сожалели, когда в 1899 г. граф Ф.Э. Келлер был произведен в генерал-лейтенанты и назначен екатеринославским губернатором.

В управление губернией он вступил в тот момент, когда она начала уже переживать промышленный кризис, создавший общее тревожное настроение и более частые, чем когда-либо, конфликты между властью и обывателем. Кроме того, его предшественник, князь Н.И. Святополк-Мирский, пользовался в крае большой популярностью и оставил о себе самые лучшие воспоминания. Все это, казалось, говорило о том, что новое лицо должны были бы встретить недоверчиво, настороженно, даже с предубеждением. Однако благодаря своему тонкому уму и обаянию новый губернатор сумел поставить дело так, что между ним и большей частью населения установились добрые отношения. Он часто общался с жителями, появляясь один в различных местах города, совершал частые поездки в уезды.

По своим убеждениям Ф.Э. Келлер был человеком прогрессивным. Особенно горячо он ратовал за просвещение, считая его делом первостепенной важности, а безграмотность – позором страны. И на этом посту он оставил после себя значительный след в истории страны.

С началом Русско-японской войны как истинный патриот он решает принять непосредственное участие в боевых действиях. Шлет прошения и письма государю и командующему Маньчжурской армией генерал-адъютанту А.Н. Куропаткину, с которым вместе воевал на Балканах, с просьбой о переводе его в действующую армию. 7 марта 1904 г. он наконец был освобожден от занимаемой должности и назначен в распоряжение военного министра, а затем – командующего Маньчжурской армией. По прибытии на Дальний Восток Ф.Э. Келлеру было поручено командование II Сибирским корпусом, и вскоре он становится начальником всего Восточного отряда, в который входил корпус.

В это время ситуация на фронте складывалась неудачно для русской армии, она терпела одно поражение за другим. Ф.Э. Келлер неоднократно направлял донесения А.Н. Куропаткину с предложением активных действий, на которые тот или совсем не отвечал, или отвечал отказом. В конце концов, графу приходилось постоянно личным примером поднимать боевой дух своих подчиненных. И несмотря на отступление, действия Восточного отряда можно считать успешными, так как малейшее продвижение противнику стоило дорого, хотя силы у того были превосходящими.

Конец мая и весь июнь прошли в Восточном отряде в усиленных рекогносцировках, не дававших никаких положительных результатов и зря утомлявших войска. В июне прибыл в Маньчжурию и был двинут в Восточный отряд X армейский корпус генерала Случевского. Следом за ним подошел и XVII армейский корпус барона А.А. Бильдерлинга, в составе которого находился и сын Ф.Э. Келлера – Александр, корнет гвардии, который для участия в боевых действиях по собственной просьбе был переведен из Кавалергардского полка в 5-й драгунский Нежинский полк.

Восточный отряд получил приказ наступать на Модулинский перевал. Скрепя сердце и подчиняясь дисциплине и субординации, Ф.Э. Келлер вынужден был отдавать деморализующие и отбивающие всякую охоту к действиям приказания. Только благодаря неуемной энергии начальника отряда, его железной воле и непоколебимому желанию во что бы то ни стало поддерживать на должном уровне воинскую дисциплину в отряде войска оставались серьезной помехой для японцев. Бой 4–6 июля на Модулинском перевале закончился существенными потерями для русской армии: были убиты и ранены 46 офицеров и 1507 нижних чинов.

Готовившаяся в этот период наступательная операция русских войск так и не состоялась. В июле началось наступление японской армии генерала Оку против нашего Южного отряда.

Тяжелое известие быстро разнеслось по всей армии: в бою на Янзелинском перевале потерпел поражение Восточный отряд, смертельно ранен «храбрый граф Келлер». Смерть всегда выбирает лучших. В донесениях сообщалось, что, проводя рекогносцировку с офицерами штаба отряда, Ф.Э. Келлер, как всегда, избрал пунктом наблюдения за боем наиболее обстреливаемую батарею. Предупрежденный об опасности, он тем не менее направился открыто вдоль бруствера. Находившийся в числе сопровождавших его граф Комаровский писал: «Поравнявшись с батареей, мы услышали страшный взрыв и сквозь дым и облако пыли увидели любимого начальника в крови, неподвижно лежавшим в нескольких шагах от нас. Из шести лиц, сопровождавших его, никто не был задет, весь снаряд попал в графа». Это произошло в 3 часа дня. Через 20 минут он скончался.

Сообщая о смерти Ф.Э. Келлера сестре покойного графине М.Э. Клейнмихель, генерал Куропаткин писал: «Брат Ваш умер героем… Федор Эдуардович, выбравший по обыкновению самое опасное место по руководству боем, поражен был шрапнелью, разорвавшейся вблизи него 36 пулями. Без сознания пробыл несколько минут».

В своих мемуарах М.Э. Клейнмихель с любовью и нежностью пишет о Федоре Эдуардовиче: «Мы с братом были в очень близких отношениях… Хорошо образованный, он владел несколькими языками; по внешности он походил на аристократа времен Людовика XIV. Он был отмечен в книге Гордона Стори: «With the Russians in Mandchuria». Капитан Kaмпериo в своем описании Русско-японской войны также посвящает брату восторженные строки… Когда брат мой пал от шрапнельной пули в 1904 году, в то время как он командовал корпусом против генерала Куроки, смерть его вызвала большое сочувствие в Петербурге, где он был очень любим».

В 1871 г. М.Э. Келлер в 27-летнем возрасте вышла замуж за генерал-майора графа Николая Петровича Клейнмихеля, который был старше ее на десять лет. Супруг графини сам был мало известен и почти не оставил следа в отечественной истории. Зато его отец являлся известным деятелем при императоре Николае I и достоин подробного описания.

Петр Андреевич Клейнмихель родился в 1793 г. и прожил до 1869 г. Получив домашнее образование, воспитывался во 2-м Санкт-Петербургском кадетском корпусе. Поступил на военную службу в 1808 г.: сначала подпоручиком в лейб-гвардии Гренадерский полк, но вскоре был переведен в Преображенский полк (по другим данным – в Конный полк). Во время Отечественной войны П.А. Клейнмихель состоял при командире V корпуса генерал-лейтенанте Лаврове, также участвовал в заграничной кампании 1813–1814 гг. Он был зачислен адъютантом к всесильному в те годы графу А.А. Аракчееву, и с этого времени началось чрезвычайно быстрое его продвижение по службе: 16 мая 1814 г. назначен флигель-адъютантом императора, а по возвращении в Россию, 30 августа того же года, – плац-майором, в начале 1816 г. произведен в полковники и в марте 1819 г. стал начальником штаба управления военными поселениями с произведением в генерал-майоры в 1820 г. Исполняя эту должность, П.А. Клейнмихель пользовался расположением сначала Аракчеева и Александра I, а затем и Николая I, неоднократно получая выражение высочайшей благодарности.

Достаточно красноречиво характеризует П.А. Клейнмихеля описанный чиновником Военного министерства и композитором Н.А. Титовым небольшой эпизод. Однажды на балу у графа А.А. Аракчеева, устроенном им в декабре 1820 г. в честь пользовавшейся «особым расположением» всесильного фаворита младшей сестры П.А. Клейнмихеля, присутствовали многие представители элиты тогдашнего общества. На таких балах одни делали себе карьеру, другие решали серьезные государственные и политические дела. Н. Титов, будучи воспитанником кадетского корпуса – портупей-юнкером, также был приглашен на бал и маскарад как родственник жены П.А. Клейнмихеля. Юноша достаточно легкомысленно относился к будущей карьере, что он сам отмечал впоследствии. Он вспоминает: «Как шалун и проказник… я вошел в первую комнату в кивере, что увидав, Клейнмихель подошел ко мне. “Ты, мальчишка, и здесь думаешь шутить, как и везде, – сказал он мне, – сними сейчас же кивер, и пойдем, я представляю тебя графу”. Я вошел в зал, в коем граф принимал гостей, и Клейнмихель представил меня графу, сказав, что я двоюродный брат жены его. Аракчеев мне поклонился, пожал мне руку, сказав: “Очень рад”. Предложив мне снять амуницию, просил без церемонии и танцевать. Повесив на вешалку кивер и тесак, я вошел в зал, надев вместо перчаток рукавицы. Заметив это, Клейнмихель снова подошел ко мне: «Ты забыл, мальчишка, у кого ты? – сказал он мне, выйдя из себя. – Пошел сейчас же ко мне и возьми мои перчатки…” На другой день, когда я пришел к Клейнмихелю, он меня сильно журил за мои проделки, а когда сказал мне, что я приглашен на обед к графу, я ему отвечал, что я приду, но принесу с собою деревянную ложку, так как нижним чинам серебряных ложек не полагается. “От тебя всего можно ожидать, а потому лучше не приходи, а я скажу, что ты дежурный”».

Через шесть лет нахождения в должности П.А. Клейнмихель становится генерал-адъютантом. Произведенный в 1829 г. в генерал-лейтенанты, во время Польского восстания 1831 г. он исполнял должность дежурного генерала резервной армии в Северо-Западном крае, а 1 мая 1832 г. был назначен дежурным генералом Главного штаба. С переформированием управления военными поселениями в департамент (1835) становится его директором, одновременно заведуя инспекторским департаментом Военного министерства. 16 апреля 1841 г. он был произведен в генералы от инфантерии.

В годы царствования Николая I П.А. Клейнмихель участвовал в работах многих комиссий, созданных для изучения или для реформирования частей армии и флота, по сооружению разных построек в Петербурге. Так, в 1828–1829 гг. он руководил строительством Дома трудолюбия и Патриотического института, в 1835 г. – зданий Чесменской богадельни, но особое благоволение монарха заслужил, работая в комиссии по воссозданию сгоревшего в 1837 г. Зимнего дворца. По этому случаю специально для него была выбита золотая медаль с надписью: «Усердие все превозмогает». По окончании работ в марте 1839 г. ему был пожалован титул графа. Клейнмихелю поручали исполнение ответственных проектов: сооружение зданий военного госпиталя, моста через Неву (открыт 21 ноября 1850 г. и назывался сначала Благовещенским, затем Николаевским). Тогда же он работал в комиссии по сооружению новых зданий Эрмитажа. Короткое время даже исполнял должность военного министра. 1 февраля 1842 г. П.А. Клейнмихель вошел в состав комитета и строительной комиссии, учрежденной для прокладки Николаевской железной дороги, соединившей С.-Петербург с Москвой. 11 августа 1842 г. он был назначен главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями и оставался в этой должности до октября 1855 г.

Главным же делом П.А. Клейнмихеля в период 1940-х – начала 1950-х гг. является строительство Николаевской железной дороги. Паровозное движение по ней началось в 1846 г. сначала на участке от Петербурга до Колпина, к этому же времени был устроен и Александровский завод; затем в 1849 г. было открыто движение между Петербургом и Чудовым и между Тверью и Вышним Волочком. Вся линия начала действовать 1 ноября 1851 г. Государь живо интересовался ходом постройки и деятельностью Клейнмихеля был очень доволен. Однако стоила она казне массы денег, а народу – человеческих жертв: постройка магистрали обошлась свыше 64 млн рублей, по 107 тыс. pублей на версту. П.А. Клейнмихель также руководил и строительством новых шоссейных дорог.

По восшествии на престол Александра II любимец Николая I одним из первых был уволен от должности министра путей сообщения в возрасте 62 лет с оставлением в звании члена Государственного совета, в делах которого почти не принимал участия.

Заметим, что в середине XIX в. имя П.А. Клейнмихеля воспринималось в российском обществе весьма негативно, а его падение произвело весьма отрадное впечатление. Его низвержению радовались, словно неожиданному семейному празднику, о чем красноречиво рассказал популярный в те годы прозаик и драматург Нестор Кукольник: «Я узнал об этом вожделенном событии на Московской железной дороге, на станции, где сменяются поезда. Радости, шуткам, толкам не было конца, но пуще других честил его какой-то ражий и рыжий купец в лисьей шубе.

– Да за что Вы его так ругаете? – спросил я. – Видно, он Вам насолил.

– Никак нет! Мы с ним, благодарение Господу, никаких дел не имели. Мы его, Бог миловал, никогда и в глаза не видали.

– Так как же Вы его браните, а сами-то и не видали.

– Да и черта никто не видел, однако ж поделом ему достается. А тут-с разницы никакой».

Известный историк и общественный деятель профессор М.И. Семевский дает следующую характеристику: «Клейнмихель – это Аракчеев в более позднем и несколько исправленном издании».

Супруга П.А. Клейнмихеля и мать Николая Петровича – Клеопатра Петровна (1811–1865) была статс-дамой императрицы Александры Федоровны, супруги Николая I, кавалерственной дамой ордена Св. Екатерины и председателем патриотического общества и также «имела вес» в высшем свете.

Ни свекра, ни свекрови Мария Эдуардовна уже не застала в живых. В своих мемуарах она отмечает, что для нее они всегда были «историческими личностями».

У супруга графини – Н.П. Клейнмихеля было три брата, которые все состояли на воинской службе. Таким образом, отец благодаря своему высокому положению дал сыновьям военное образование и хороший старт для дальнейшего карьерного роста, пытался составить им возможную протекцию. Младший из братьев М.П. Клейнмихеля был военным атташе в Париже, но рано умер.

Замужество М.Э. Клейнмихель продлилось около семи лет. Ее супруг, назначенный командиром бригады, не смог по состоянию здоровья занять этот пост и скончался в 1878 г. в Ментоне, где проходил лечение от туберкулеза легких. Овдовев, Мария Эдуардовна, чтобы развеяться от горя, отправляется вместе с братом Федором в Константинополь, куда после Русско-турецкой войны он был назначенным на некоторое время военным атташе. Это недолгое путешествие произвело на графиню сильное впечатление и нашло отражение в ее мемуарах.

Еще до своего замужества она находилась в центре светской жизни, вращалась среди лиц, приближенных к царскому Двору, и была в курсе личной жизни монарха и взаимоотношений в императорской семье. Во времена Александра II к царской семье относились кроме императорской четы и наследника с супругой тетка государя – великая княгиня Елена Павловна (ей в мемуарах посвящена целая глава), великий князь Константин Николаевич (брат императора) и его супруга, а также великий князь Николай Николаевич (старший) с супругой, «которая совершенно отрешилась от общества, предалась религии». Марии Эдуардовне не раз приходилось выполнять поручения, нанося визиты членам императорской фамилии.

Покинув двор великой княгини Александры Иосифовны в 1872 г. в связи с замужеством, М.Э. Клейнмихель передала свой «пост» младшей сестре. Ей она впоследствии поведала о своей встрече с Александром II незадолго до его гибели.

После смерти императрицы Марии Александровны в 1880 г. состоялось бракосочетание Александра II с княжной Екатериной Долгорукой (которой после брака был присвоен титул светлейшей княгини Юрьевской). Император пожелал представить свою новую супругу всем членам императорской семьи, однако великая княгиня Александра Иосифовна не хотела участвовать в этой церемонии. Чтобы смягчить императора, она послала свою фрейлину графиню Келлер (она же М.Э. Клейнмихель) к княгине Юрьевской «справиться о состоянии здоровья» ее больной дочери. Передав благодарность великой княгине за сочувствие к его горю, он тут же заявил: «Я желаю, чтобы моя невестка как можно скорее сюда переехала. Понимаете, графиня, Вы ей передайте этот приказ тотчас же. В Стрельну я ехать не могу, – я хочу ей представить мою жену». Вернувшись из столицы в тот же вечер, графиня передала великой княгине слова императора, на которые та гневно воскликнула: «Он не имеет права требовать этого от меня. Я с места не тронусь». Но тем не менее на следующее утро в 10 час. переехала в город, а в 1 час дня император прибыл в Мраморный дворец, чтобы представить своей невестке княгиню Юрьевскую. Ее примеру последовали и другие великие княгини.

Время царствования Александра II совпало с молодостью графини, и не случайно эти годы, по ее мнению, были лучшими в ее жизни. Наверное, поэтому и отношение к царю отличается от его преемников, Александра III и Николая II. В ее глазах он был не только «царем-освободителем», но и мудрым политиком. Возможно, в этой оценке есть доля истины. Многие современники давали императору совершенно противоположные оценки. Каким на самом деле был Александр II и его заслуги, вероятно, следует судить по тому, в каком состоянии он передал державу своему преемнику.

После смерти в 1855 г. императора Николая I его старший сын – 37-летний наследник престола великий князь Александр Николаевич – становится всероссийским самодержцем Александром II. Главным его воспитателем был генерал П.П. Ушаков, наставником – поэт В.А. Жуковский. По свидетельству фрейлины А.Ф. Тютчевой, «император – лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране, и в мирное время… ему недостает темперамента преобразователя».

Проигранная Россией Крымская война показала невозможность прежних методов управления в стране; во всех слоях общества понимали необходимость перемен. Основным вопросом внутренней политики оставался крестьянский. В 1856 г. был организован секретный комитет «для обсуждения мер по устройству быта помещичьих крестьян».

Александр II, выступая перед представителями дворян Московской губернии, впервые озвучил свое намерение отменить крепостное право: «Существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно начнет само собой уничтожаться снизу». Противники реформы составляли в то время довольно сильный лагерь. Им требовалось противопоставить твердую волю и решительность в реализации намеченных реформ. Однако царь был непоследователен и противоречив в своих действиях. Лишь начавшиеся в 1860 г. «беспорядки», охватившие сначала центральные губернии России, затем распространившиеся на южные и западные, ускорили начало реформ. Редакционным комиссиям удалось разработать основу «Положения 19 февраля 1861 г.».

В годы правления Александра II был проведен ряд крупных реформ: университетская (1863), судебная (1864), печати (1865), военная (1874); введено самоуправление в земствах (1864) и городах (1870). «Революция сверху», имевшая буржуазный характер, не только не была последовательной, но и не могла прийти к своему логическому завершению – конституции.

В области внешней политики царь стремился к расширению империи и усилению влияния России. Он содействовал освобождению Болгарии от османского ига (1877–1878), выезжал в действующую армию и покинул ее только после падения Плевны, предрешившего исход войны. Но одержав военную победу, Россия потерпела дипломатическое поражение на Берлинском конгрессе в 1878 г. Эта война, сыгравшая благодетельную роль для южных славян и поднявшая военный престиж России, сорвала проведение необходимой денежно-валютной реформы и тем самым усилила конфронтацию в обществе.

Успешно прошло завоевание, а затем мирное освоение обширных территорий в Средней Азии. По заключенным договорам с Китаем Уссурийский край был признан территорией России. В европейских делах Александр II твердо занимал германофильскую позицию.

Но постепенно император потерял интерес к государственным делам. На это повлияли и события личной жизни. Умер от туберкулеза его 22-летний сын, вскоре серьезно заболела супруга. Александр II вступил в любовную связь с княгиней Е.М. Долгорукой, о которой знали не только во дворце, но и далеко за его пределами, и завершившуюся после смерти императрицы морганатическим браком.

В годы Александра II в России получают распространение достижения технического прогресса: в Санкт-Петербурге и Москве на улицах зажглись электрические фонари, в домах состоятельных горожан появилось электрическое освещение, начала развиваться телефонная и телеграфная связь. Так, первая большая телеграфная линия протяженностью 655 км соединила в 1852 г. Петербург и Москву, а к концу 1855 г. протяженность телеграфных линий в России составила более 5 тыс. км. Первые испытания телефонов в армии, давшие положительные результаты, были произведены летом 1878 г. в Выборге между островами Транзундского пролива на расстоянии 6–12 км по телеграфному кабелю и между Выборгом и Уран-Саарской правительственной станцией по линии военного телеграфа на расстоянии 30 км.

Но царская власть вступила в конфликт с силами, которые сама вызвала к жизни. Именно при Александре II растет революционное движение, поднялась волна террора. Главной же мишенью для революционеров становится сам царь. На него был совершен ряд покушений.

4 апреля 1866 г., когда Александр II направлялся от ворот Летнего сада к своей карете, раздался выстрел. Пуля пролетела над головой императора. Стрелявшего толкнул стоявший возле него какой-то мужик. Толпа едва не разорвала молодого человека. Жандармы, насилу отбившие дворянина Д.В. Каракозова, подвели его к царю. «Ты поляк?» – спросил его царь. «Нет, чистый русский». Верховным уголовным судом Дмитрий Каракозов был приговорен к смертной казни через повешение и казнен на Смоленском поле в Петербурге.

Второе покушение произошло уже через год – 25 мая 1867 г. в Париже. В этот год здесь должна была состояться Всемирная выставка, на которую приехал Александр II. В пять часов вечера польский эмигрант А. Березовский у ипподрома Лонгшамп в Булонском лесу стрелял в царя, возвращавшегося с военного смотра. Вместе с царем в экипаже находились два его сына, Владимир и Александр (будущий император), и французский император Наполеон III. Пистолет разорвало от слишком сильного заряда, в результате пуля отклонилась и попала в лошадь сопровождавшего экипаж шталмейстера. Березовский, которому взрывом сильно повредило руку, был немедленно схвачен толпой.

2 апреля 1879 г. очередное покушение совершено в Санкт-Петербурге. Террорист А.К. Соловьев пять раз выстрелил в императора из револьвера, но промахнулся.

Тем не менее исполком революционной организации «Народная воля» осенью 1879 г. вынес смертный приговор императору и целенаправленно стремился привести его в действие. Вначале было решено взорвать царский поезд. Для этого два члена «Народной воли» внедрились в штаты железнодорожников. Была составлена схема минирования и подготовлено все необходимое для закладки взрывного устройства. Однако в связи с изменением маршрута следования царского поезда покушение не состоялось.

5 февраля 1880 г. в Зимнем дворце прогремел взрыв, который должен был унести жизнь царя. Сюда под видом плотника внедрился член «Народной воли» С. Халтурин. Он, получив возможность свободного доступа во дворец, пронес в помещение большое количество взрывчатки. Взрывное устройство было заложено в комнате отдыха столяров, находившейся под царской столовой. В результате взрыва пострадали более 50 человек солдат охраны и обслуживающего персонала, император остался невредим.

У террористов был хорошо налажен сбор информации. Они получили сведения, что летом царь выедет в Крым через Одессу, и знали даже, что с вокзала поедет в порт по Итальянской улице. Сняли частный дом, вырыли подвал и начали вести подкоп под проезжую часть, чтобы заложить взрывчатку. Но подкоп не был доведен до конца в связи с нехваткой времени.

Зная маршрут передвижения царя с вокзала в Зимний дворец через Каменный мост по Гороховой улице, готовившие очередное покушение опустили в воду четыре резиновых мешка с динамитом, общий вес которого достигал 106 кг. По плану операции в момент проезда императорской кареты через мост включался электродетонатор. Подводным взрывом мост вместе с каретой должен был взлететь на воздух. Террорист, который нес аккумулятор, опоздал ко времени проезда императора.

Террористы арендовали подвальное помещение дома графа Менгдена в Санкт-Петербурге. Здесь они открыли магазин торговли сыром. Из подвала прорыли подкоп под проезжую часть и заложили большое количество взрывчатки. Взрыв не состоялся, так как царь изменил маршрут движения.

Жизнь Александра II трагически оборвалась 1 марта 1881 г. Он был смертельно ранен на набережной Екатерининского канала в Петербурге бомбами, брошенными народовольцами: вначале Рысаковым, а затем И. Гриневицким. Вместе с ним погибли и получили ранения 20 посторонних лиц. Гибель императора подробно описана в мемуарах М.Э. Клейнмихель.

Царь погиб как раз в тот день, когда решился дать ход конституционному проекту М.Т. Лорис-Меликова, сказав своим сыновьям Александру и Владимиру: «Я не скрываю от себя, что мы идем по пути конституции».

Графиня М.Э. Клейнмихель, рассказывая о встречах с приближенными ко двору чиновниками, крупными государственными деятелями, охотно делившимися воспоминаниями о прошлом и своей деятельности, приводит их, дополняя собственными заключениями, причем многим из них дает весьма нелестную оценку. Так, образ пользовавшегося доверием Александра II М.Т. Лорис-Меликова примитизирован, он показан «человеком без эрудиции», тщеславным и беспринципным. Явно не симпатизируя ему, графиня основывается прежде всего на личных наблюдениях. «Начиная разговор на политическую или литературную тему, – читаем в мемуарах М.Э. Клейнмихель, – он вдруг сразу умолкал, предоставляя говорить другим, а сам лишь зло усмехался, чтобы казалось, что в нем заключен целый мир познаний… С графом Адлербергом и с министром внутренних дел Тимашевым он был консерватором, с великим князем Константином – славянофилом, с немецким послом, генералом Бердером – германофилом, ярым приверженцем английской политики – с лордом Дуссерином, а с генералом Шанси восторгался французской apмией; таким образом, он каждому нравился… Будучи по натуре своей либералом, он тем не менее не имел никаких убеждений». А ведь Лорис-Меликов в последние годы правления Александра II занимал второй по значимости пост в государстве – был начальником Верховной распорядительной комиссии по охране порядка и общественного спокойствия, министром внутренних дел с августа 1880 по май 1881 г. и шефом жандармов. Ничего не сказано в мемуарах о том, что он выступил за ликвидацию печально известного III отделения с.е.и.в. канцелярии и добился своего, предложил императору реформировать государственное управление, стал разрабатывать собственную программу либеральных преобразований.

Председатель Кабинета министров С.Ю. Витте также не вызывал особой симпатии у мемуаристки. Это видно из ее рассказа о Священной Лиге, тайной организации, призванной бороться с террором и революционным движением. По словам графини, «изобретателем» и создателем ее являлся не кто иной, как С.Ю. Витте, что послужило стартом к его головокружительной карьере. Истинность сообщенных автору мемуаров самим Витте подробностей этой истории и пересказанных ею спустя полтора десятилетия вполне заслуженно может вызвать у читателя некоторое сомнение, хотя подобная организация (Священная дружина) действительно существовала в России на рубеже 1870-х и 1880-х гг.

После ряда покушений на Александра II в России возникла необходимость принятия серьезных мер для безопасности самодержца, чем были озабочены многие высокопоставленные чиновники. Трагическая гибель царя поставила вопрос об этом с новой силой, и высказанная Витте идея о создании тайной организации для охраны престола и борьбы с инакомыслием попала на благодатную почву. Для этой цели С.Ю. Витте, тогда «маленького чиновника» – начальника станции Фастов, вызвали из Киева в столицу, где он оказался в обществе влиятельных персон, вершивших в ту пору внутреннюю политику страны.

Созданная тайная организация в реальности стала прибежищем авантюристов и различного рода политических проходимцев, использовавших государственные средства для личного обогащения. Подтверждением служит описанная в мемуарах история, якобы рассказанная находящемуся в отставке С.Ю. Витте флигель-адъютантом полковником А.М. Рейтерном о том, как для поездки в Италию вместе с приятелем придумали историю о заговоре, для разоблачения которого ими была совершена командировка в Рим за казенный счет.

В рассказе о юношеских годах императора Александра III, в пору, когда он еще не был наследником престола, нельзя не заметить явную антипатию к нему со стороны М.Э. Клейнмихель. «Черты лица его, – читаем в мемуарах, – напоминали калмыка, и у него не было и следа красоты его братьев… Его считали добрым, откровенным и справедливым, но он был неприятен – застенчив и шумлив в одно время, всегда с кем-нибудь боролся, был очень неловок, переворачивал столы и стулья, и вообще все, что ему попадалось на пути… Великий князь Константин, человек большого ума и глубоких знаний, был чрезвычайно резок и обращался со своим племянником, как с ничего не знающим ребенком. Он называл его “косолапым Сашкой”… и когда однажды последний за столом со своей медвежьей неповоротливостью перевернул графин с вином, так что вся скатерть стала красной, он воскликнул: “Ишь ты, какого нам поросенка из Петербурга прислали!”… Когда же в 1881 г. он вступил на трон, в одном из первых своих приказов он лишил своего дядю звания генерал-адмирала и передал его своему брату великому князю Алексею».

Портрет Александра III, изображенный в мемуарах, на наш взгляд, нуждается в некоторой корректировке и дополнении. То, что внешностью, характером, привычками и самим складом ума Александр III мало походил на отца и отличался огромным ростом, отмечали многие современники. Он совершенно был лишен аристократизма. Даже в манере одеваться было что-то нарочито непритязательное. В домашней обстановке надевал русскую рубаху с вышитым на рукавах цветным узором. Отличаясь бережливостью, часто появлялся в поношенных брюках, тужурке, пальто или полушубке, сапогах.

Его находили излишне прямолинейным и даже простоватым. Так, С.Ю. Витте писал о нем: «Император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования; по наружности походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошел бы костюм: полушубок, поддевка и лапти; и тем не менее он своей наружностью, в которой отражались его природный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно, импонировал окружающим, и если бы не знали, что он император, и он бы вошел в комнату в каком угодно костюме – несомненно все бы обратили на него внимание».

Увлечения царя также были простыми и безыскусными. Он страстно увлекался охотой и рыбалкой. Часто летом царская семья уезжала в финские шхеры. Здесь, среди живописной полудикой природы, в лабиринтах многочисленных островов и каналов, освобожденная от дворцового этикета августейшая фамилия ощущала себя обыкновенной и счастливой семьей, посвящая большую часть времени длительным прогулкам, рыбалке и катанию на лодках. Любимым местом охоты императора была Беловежская Пуща. Иногда императорская семья вместо отдыха в шхерах уезжала в Польшу в Ловическое княжество и там с азартом предавалась охотничьим забавам, особенно охоте на оленей, а завершала отпуск чаще всего поездкой в Данию, в замок Бернсторф – родовой замок Дагмары, где часто собирались со всей Европы ее коронованные сородичи.

Во время летнего отдыха министры могли отвлекать императора лишь в экстренных случаях. Правда, в течение всего остального года он всецело отдавался делам. Каждое утро поднимался в 7 часов, умывался холодной водой, заваривал сам себе чашку кофе и садился за письменный стол. Нередко рабочий день заканчивался глубокой ночью.

Александр Александрович был в императорской семье вторым сыном. Наследовать престол готовился его старший брат Николай. Весной 1864 г. цесаревич отправился за границу, сделал предложение датской принцессе Дагмаре, и 20 сентября совершилась официальная помолвка. Во время шутливой борьбы во дворце цесаревич сильно ударился спиной о стол, но этому удару никто не придал серьезного значения. Перед свадьбой Николай отправился в путешествие по Италии, во время которого у него начались сильные боли в спине. Когда состояние здоровья старшего брата стало угрожающим, Александр поспешил к нему в Ниццу. По пути к великому князю присоединились принцесса Дагмара с матерью. Они застали Николая уже при смерти. Он скончался в ночь на 13 апреля от воспаления спинного мозга.

Вскоре Александр был провозглашен цесаревичем и наследником престола, хотя были люди, пытавшиеся отговорить императора Александра II от этой кандидатуры. В то время Александру Александровичу исполнилось 20 лет, и он сильно уступал способностями и прилежанием старшему брату, но был чрезвычайно добрым и сердечным человеком. Несмотря на то что педагогами у него были люди известные и даже выдающиеся (например, историю ему преподавал известный историк С.М. Соловьев), он, кажется, весьма мало сумел усвоить их лекции. Основным интересом Александра была армия, столь любимая всеми Романовыми.

17 июня 1866 г. в Копенгагене состоялась помолвка Александра с принцессой Дагмарой, которая три месяца спустя прибыла в Кронштадт для обручения, миропомазания и наречения новым именем – великой княгиней Марией Федоровной. Через полгода прошло венчание Александра Александровича и Марии Федоровны.

Столичное общество приняло супругу наследника тепло и благожелательно. Хотя их отношения складывались при скорбных обстоятельствах, брак оказался удачным. В продолжение почти тридцатилетней совместной жизни супруги сохранили друг к другу искреннюю привязанность. Коронация Александра III и императрицы Марии Федоровны была совершена 15 мая 1883 г.: задержка была вызвана трауром по отцу.

В государственной деятельности Александр III стал проводить курс на сворачивание реформ, проведенных его отцом. 29 апреля 1881 г. был опубликован манифест о «незыблемости» самодержавия», подготовленный обер-прокурором Синода К.П. Победоносцевым и публицистом издателем и критиком М.Н. Катковым и провозгласивший «веру в силу и истину самодержавной власти», которую император будет «утверждать и охранять от всяких на нее поползновений». Манифест призывал «всех верных подданных служить верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, – к утверждению веры и нравственности, – к доброму воспитанию детей, – к истреблению неправды и хищения, – к водворению порядка и правды в действии всех учреждений». Вскоре после опубликования манифеста либерально настроенные министры (Лорис-Меликов, Милютин, великий князь Константин Николаевич) вынуждены были подать в отставку.

В 1889 г. для усиления надзора за крестьянами были введены должности земских начальников с широкими правами. Они назначались из местных дворян-землевладельцев. Избирательного права лишились приказчики и мелкие торговцы, другие малоимущие слои города. Изменению подверглась судебная реформа. В новом Положении о земствах 1890 г. было усилено сословно-дворянское представительство. В 1882–1884 гг. закрылись многие издания, была упразднена автономия университетов. Начальные школы передавались церковному ведомству. Просвещение при Александре III вновь было взято в шоры, от которых оно освободилось после отмены крепостного права. Недвусмысленна в этом отношении помета царя на докладе, в котором сообщалось, что в Тобольской губернии очень низка грамотность. «И слава Богу!» – было начертано рукой императора.

Первые годы правления Александра III ознаменовались рядом важных мероприятий, отчасти уже подготовленных в предшествующее царствование. Понижение выкупных платежей, узаконивание обязательности выкупа крестьянских наделов, учреждение крестьянского банка для выдачи ссуд крестьянам на покупку земель (1881–1884) имели целью сгладить неблагоприятные для крестьян стороны реформы 1861 г. Отмена подушной подати (18 мая 1886 г.), введение налога на наследства и процентные бумаги, повышение промыслового обложения (1882–1884) обнаруживали желание приступить к коренному переустройству податной системы в смысле облегчения беднейших классов; ограничение фабричной работы малолетних (1882) и ночной работы подростков и женщин (1885) было направлено на защиту труда; учреждение комиссий по составлению уложений уголовного и гражданского (1881–1882) отвечало несомненно назревшей потребности; учрежденная в 1881 г. комиссия статс-секретаря Каханова приступила к подробному изучению нужд местного управления, с целью усовершенствования областной администрации применительно к началам крестьянской и земской реформы.

К концу его царствования преобразования еще больше сворачивают в сторону консерватизма. Городовое положение 1892 г. заменило прежнюю систему трехклассных выборов выборами по территориальным избирательным участкам, ограничило количество гласных и усилило зависимость городского самоуправления от администрации. В области суда закон 1885 г. поколебал принцип несменяемости судей, закон 1887 г. ограничил судебную гласность, а закон 1889 г. сузил круг действий суда присяжных. В сфере народного просвещения проведена новая университетская реформа (устав 1884), уничтожившая университетское самоуправление; состоялась передача школ грамоты в руки духовенства. Произошло уменьшение льгот по образованию для отбывания воинской повинности, а также совершено преобразование военных гимназий в кадетские корпуса. Был выпущен печально знаменитый циркуляр о кухаркиных детях, ограничивший получение образования детьми из низших слоев общества.

Падение уровня народного благосостояния выразилось как в безостановочном росте недоимок, так и в ужасающих бедствиях крестьянского населения в годы неурожая. Финансовая стабилизация была достигнута во многом благодаря тому, что пост министра финансов занимали при Александре III, сменяя друг друга, умные и честные чиновники: Н.Х. Бунге (1881–1886), И.А. Вышнеградский (1887–1892), С.Ю. Витте (с 1892 г.).

Александр III также поощрял в 1880–1890-е гг. гонения на евреев, которых выселяли в черту оседлости (только из Москвы были выселены 20 тыс. евреев), установили для них процентную норму в средних, а затем и в высших учебных заведениях (в черте оседлости – 10 %, вне черты – 5, в столицах – 3 %).

Внешняя политика в годы правления Александра III в отличие от внутренней, наоборот, способствовала росту авторитета России на международной арене и выражалась прежде всего в дальнейшем укреплении влияния на Балканах, поиском надежных союзников главным образом среди европейских держав, стремлением поддерживать мирные отношения со всеми странами, установлением границ на юге Средней Азии, укреплением России на Дальнем Востоке.

Стали широко известны два выражения императора Александра III, которые во многом характеризуют его отношение к внешней и внутренней политике: «У России есть только два союзника – ее Армия и Флот!» и «Россия должна принадлежать русским, и всякий, кто живет на этой земле, обязан уважать и ценить этот народ».

Несмотря на сравнительно здоровый образ жизни, Александр III скончался достаточно молодым, не дожив до 50 лет, совершенно неожиданно для близких и подданных. Причины его болезни и скоропостижной кончины многие склонны видеть в следующем. В октябре 1888 г. царский поезд, идущий с юга, потерпел крушение у станции Борки, в 50 км от Харькова. Семь вагонов оказались разбитыми вдребезги, было много жертв, но царская семья осталась цела. В этот момент они ели пудинг в вагоне-ресторане. При крушении обвалилась крыша вагона, и могучего сложения, обладавший недюжинной силой император (он мог руками согнуть подкову или разорвать колоду игральных карт) некоторое время на плечах удерживал рухнувшую крышу вагона, пока из него не вышли члены его семьи и прислуга. Однако вскоре после этого происшествия царь стал жаловаться на боли в пояснице. Профессор Трубе, осмотревший Александра III, пришел к выводу, что страшное сотрясение при падении положило начало болезни почек, которая неуклонно развивалась. Государь все чаще чувствовал себя нездоровым. Цвет лица его стал землистым, пропал аппетит, плохо работало сердце. Зимой 1894 г. он вдобавок сильно простудился, а в сентябре, во время охоты в Беловежье, почувствовал себя совсем скверно. Берлинский профессор Лейден, срочно приехавший по вызову в Россию, нашел у императора острое воспаление почек. По его настоянию царя направили на лечение и отдых в Крым, в Ливадию, но было уже поздно. Болезнь быстро прогрессировала. Вскоре положение сделалось безнадежным. Александр III скончался 20 октября 1894 г. в Крыму от острого воспаления почек.

Для графини М.Э. Клейнмихель, отметившей в 1896 г. 50-летие, конец XIX и начало XX в. было временем, которое в природе принято называть «золотая осень». В эти годы она получила широкую известность не только в высших кругах Петербурга, но и за пределами России как владелица одного из политических салонов, посещаемого высшими чиновниками, известными политиками, русскими и зарубежными дипломатами.

В это время в России значительно позже, чем в Западной Европе, стали появляться салоны различной направленности. Многие из них вышли из литературных кружков. Как правило, на таких вечерах обсуждались проблемы литературы и вопросы внутренней и внешней политики России. Одни салоны имели либеральную, другие право-монархическую ориентацию. Среди наиболее известных владельцев политических салонов Санкт-Петербурга можно назвать уже ранее упомянутого нами князя В.П. Мещерского, а также генерала Е.В. Богдановича, графиню С.С. Игнатьеву и графиню М.Э. Клейнмихель.

Салон князя В.П. Мещерского появился в начале 1870-х гг. и первоначально существовал как литературный. Его посещали Ф.М. Достоевский, А.Н. Островский, Н.С. Лесков, Ф.И. Тютчев, М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, Н.Н. Страхов, А.Н. Майков, А.К. Толстой и др. Однако с течением времени литераторов постепенно стали вытеснять представители чиновничества и военные, что объясняется тем, что князь постепенно стал отходить от литературной деятельности, и активно занялся организацией политических интриг. С изменением состава кружка появились и новые, преимущественно политические темы для обсуждения, которые постепенно вытеснили вопросы литературы. Таким образом, уже с 1880-х гг. кружок стал сугубо политическим. В разные годы там бывали С.Ю. Витте, А.А. Половцов, Н.А. Маклаков и другие высшие чиновники и государственные деятели.

Д.А. Оболенский в своем дневнике дал весьма интересную характеристику княжеского салона: «У Владимира Мещерского… по понедельникам бывает наследник цесаревич, и для него приглашаются разные собеседники. Я уже несколько раз был на подобных беседах. Для юного цесаревича это может быть не без пользы, когда разговоры бывают очень оживлены и откровенны. Наследник принимает в них живое участие…» О том, кто посещал кружок у В.П. Мещерского, рассказывает и граф С.Д. Шереметев: «Случайно один раз получил приглашение на это собрание. Тут встретил я князя М.Н. Урусова, графа А.К. Толстого, К.П. Победоносцева, барона Фредерикса (дипломата) и др. Разговор был живой, непринужденный, не стесняемый присутствием цесаревича, который, видимо, был доволен».

Вопросы, рассматривавшиеся на вечерах В.П. Мещерского, в основном касались внутренней и внешней политики Российской империи. Среди них можно назвать проекты реформы в структуре Департамента полиции, разработку закона о земских начальниках, проблему русско-французского сближения, «финляндский» и «польский» вопросы. Активно обсуждались слухи, циркулировавшие в правительственных кругах. В основном они были связаны с назначениями тех или иных лиц на высшие государственные должности. Однако скандальная известность В.П. Мещерского не способствовала его влиянию в придворных кругах, поскольку было известно, что он не чуждался политических интриг и с переменным успехом боролся со своими противниками (А.М. Безобразовым и С.Ю. Витте).

Салон генерала Е.В. Богдановича также являлся одним из крупнейших и влиятельнейших в столице. Политические взгляды Е.В. Богдановича и его супруги А.В. Богданович (оставившей дневники, выдержавшие не одно издание за рубежом и в России) мало чем отличались от воззрений В.П. Мещерского. Как и В.П. Мещерский, Е.В. Богданович проявил себя в качестве незаурядного публициста. Ему удалось наладить выпуск изданий для народа под общим названием «Кафедра Исаакиевского собора», которые, по мысли издателя, должны были поддерживать монархические идеи в обществе. Салон Е.В. Богдановича, появившийся еще в 1870-х гг., почти ежедневно посещался его постоянными членами (около двадцати человек). Его заседания («завтраки» и «обеды») проходили буквально каждый день (а не раз в неделю, как у В.П. Мещерского). Общее число лиц, когда-либо посещавших салон, составляло несколько сотен. Организация была поставлена на широкую ногу. Здесь могли одновременно присутствовать несколько десятков приглашенных. Среди наиболее известных можно назвать П.Н. Дурново, А.А. Будберга, В.К. Саблера, В.А. Дедюлина, А.И. Дубровина, Л.А. Тихомирова и других государственных и общественных деятелей. Проблемы, рассматривавшиеся на «завтраках» и «обедах», касались главным образом внутренней (аграрный, рабочий, национальный вопросы) и внешней политики России (проблемы русско-германских отношений, а также русско-французского и русско-английского сближения). Участники салона на своих собраниях резко критиковали деятельность I и II Государственной Думы и считали, что их работа «ведет к анархии». Не всегда они приходили к какой-то единой точке зрения по отдельным вопросам. Так, далеко не все положительно воспринимали реформы П.А. Столыпина, политику которого сам генерал в основном поддерживал.

Царь прислушивался к предложениям Е.В. Богдановича, читал его письма, но тем не менее принимал самостоятельные решения, которые лишь иногда могли совпадать с мнением генерала. Так, несмотря на его настойчивые просьбы удалить Г.Е. Распутина из Петербурга, Николай II этого не сделал. Интриги Е.В. Богдановича против А.В. Кривошеина, а также желание генерала в 1914 г. видеть в качестве председателя Совета министров И.Г. Щегловитова не привели к практическим результатам.

Салон графини С.С. Игнатьевой сформировался в кружке ее мужа, товарища министра внутренних дел, члена Государственного совета графа А.П. Игнатьева, еще в конце XIX в. Император часто принимал у себя графа; так, за период с января 1902 по 1906 г. он был принят Николаем II не менее 12 раз. Встречи были продолжительными по времени и могли продолжаться целый час. После трагической гибели А.П. Игнатьева – 9 декабря 1906 г. он был убит в Твери членом террористической организации – салон возглавила его вдова, С.С. Игнатьева. Постепенно из сугубо политического салон превратился в религиозно-политический. На вечера к графине приглашались в первую очередь священнослужители, а также юродивые, «старцы», среди которых, в частности, был Г.Е. Распутин. Салон также посещали епископы Алексий, Андрей, Гавриил, Евлогий, Никодим, Серафим, Гермоген, архимандрит Ювеналий, протоиерей Иоанн Восторгов, приват-доцент Б.В. Никольский, публицисты Л.А. Тихомиров, В.М. Скворцов. Общее количество участников составляло несколько десятков человек и было значительно меньшим, чем у В.П. Мещерского и Е.В. Богдановича. Его политическая роль вопреки утвердившимся в годы Первой мировой войны слухам, активно распространявшимся «общественным мнением» и либеральной прессой, была ничтожной.

М.Э. Клейнмихель организовала собственный политический салон, который действовал с начала ХХ в. по 1917 г. Сама же графиня в своих мемуарах всячески отрицала, что ее салон был политическим. Этому она посвятила целую главу. На ее приемах собирались, по ее словам, гости, послы, министры. «Они считали, – пишет она, – эти чисто светские приемы политическими. Летом совершалось много поездок на острова. Mногиe на обратном пути заезжали ко мне на чашку чая и на партию бриджа. Призываю в свидетели всех бывавших у меня государственных деятелей – я уверена, что они при чтении этих строк вспомнят, что они у меня чрезвычайно редко слышали разговоры на политические темы. Во всяком случае, они могут засвидетельствовать, что я никогда не старалась повлиять на кого-либо, навязывать ему мое мнение, разузнавать о ком-либо».

Салон графини Клейнмихель одновременно посещали десятки гостей, среди которых преобладали министры, русские и зарубежные дипломаты А.П. Извольский, Н.П. Игнатьев, П.А. Черевин, Э. Скавениус, М.Ф. Шиллинг, Р. Карлотти и др. Многие из них были здесь «завсегдатаями». Графиня принимала их у себя в особняке на Каменном острове. Посетители ее салона активно обсуждали проблемы внешней политики Российской империи. Так, из поденной записи Министерства иностранных дел известно, что 3 (16) июля 1914 г. посетители салона графини обсуждали вопрос о возможном посягательстве Австро-Венгрии на целостность Сербии. Этот любопытный документ заслуживает, чтобы его процитировать.

«На вечере у графини Клейнмихель итальянский посол спросил барона Шиллинга, как отнесется Россия к выступлению Австрии, если бы последняя решилась предпринять что-нибудь против Сербии. Барон Шиллинг не колеблясь ответил, что Россия не потерпит посягательства со стороны Австрии на целостность и независимость Сербии. Маркиз Карлотти заметил, что если действительно таково твердое решение России, было бы полезно об этом недвусмысленно заявить в Вене, так как, по его впечатлению, Австрия способна сделать в отношении Сербии непоправимый шаг в расчете на то, что Россия хотя и будет возражать на словах, все же не решится силой оградить Сербию от посягательств Австро-Венгрии. Между тем, если бы в Вене отдали себе отчет в неизбежности столкновения с Россией, там, по всем вероятиям, призадумались бы над последствиями решительной противосербской политики.

Барон Шиллинг сказал послу, что может самым решительным образом подтвердить ему только что им сказанное о твердом намерении России не допустить ослабления или унижения Сербии, а потому, если настроение в Вене действительно таково, каким посол его только что описал, то барону Шиллингу кажется, что было бы долгом прежде всего союзниц Австро-Венгрии предупредить ее об опасности, к которой ведет ее политика, ввиду несомненной решимости России встать на защиту Сербии.

Посол обещал телеграфировать в этом смысле в Рим и попросить итальянское правительство обратить на вышесказанное внимание венского кабинета, но заметил, что, по его мнению, в Вене произвело бы большее впечатление подобное заявление со стороны самой России, нежели со стороны союзной Италии.

Барон Шиллинг сказал послу, что, напротив того, если с таким заявлением в Вене выступит Россия, это может быть сочтено ультиматумом обострить положение, тогда как настойчивый совет, преподанный Италией и Германией, т. е. союзницами, был бы, конечно, более приемлем для Австро-Венгрии».

Кроме того, на вечерах у М.Э. Клейнмихель часто собирались и представители петербургской богемы. Многие известные литераторы начала века побывали здесь. В великолепном особняке графини М.Э. Клейнмихель С. Есенин читал на одном из вечеров свои стихи на Сергиевской улице (ныне дом № 33).

Впоследствии, после Февральской революции, эти званые вечера, завтраки и ужины в особняке графини были ей вменены в обвинение в связях с иностранными спецслужбами, «врагами России» внутри страны. Однако документы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства не подтверждают факт якобы имевшей место шпионской деятельности графини в пользу Германии. Известно, что М.Э. Клейнмихель контактировала с императором, который 30 ноября 1916 г. отправил ей письмо из Ставки, однако текст документа не найден, так что о характере взаимоотношений графини и Николая II ничего определенного сказать нельзя. Судя по мемуарам М.Э. Клейнмихель, политическое влияние ее салона, носившего германофильскую направленность, сводилось к нулю.

Бо2льшую часть своих воспоминаний графиня посвятила времени правления Николая II. Это была эпоха величайших противоречий. С одной стороны, небывалый экономический подъем России вывел ее в пятерку наиболее развитых мировых держав. Менее чем за четверть века население России увеличилось на 62 млн человек. Быстрыми темпами росла промышленность. За 1885–1913 гг. ее продукция выросла в пять раз, превысив темпы промышленного роста наиболее развитых стран мира. Была построена Великая Сибирская магистраль, и кроме того, ежегодно строилось 2 тыс. км железных дорог. Народный доход России, по самым преуменьшенным расчетам, вырос с 8 млрд руб. в 1894 г. до 22–24 млрд в 1914 г., т. е. почти втрое. Среднедушевой доход удвоился. Особенно высокими темпами росли доходы рабочих в промышленности: за четверть века не менее чем в три раза. Общие расходы на долю народного образования и культуры выросли в восемь раз, более чем в два раза опережая затраты на образование во Франции и в полтора раза – в Англии.

С другой стороны, правление Николая II, начавшееся трагедией на Ходынском поле, во время которой в бессмысленной давке погибли, по официальным данным, 1389 человек и 1500 получили увечья, по неофициальным – около 4 тыс. человек, принесло народу России немало горя и страданий. Позорное поражение в Русско-японской войне показало некомпетентность военного руководства, неподготовленность к войне даже с более слабым противником; Первая русская революция показала наличие серьезных социальных противоречий, способных взорвать страну изнутри; Первая мировая война способствовала резкому падению жизненного уровня и промышленному спаду, нарастанию всеобщего общественного недовольства управлением в стране, что привело к падению самодержавия в марте 1917 г. и через несколько месяцев – к кардинальной перемене общественных и экономических отношений в процессе Октябрьской революции, братоубийственной Гражданской войне, дальнейшей массовой гибели народа.

Но в начале своего правления Николай II не мог всего этого предвидеть и делал все для того, чтобы передать наследнику Российскую империю сильной и процветающей, так же, как некогда сам получил ее от отца.

В январе 1895 г. только взошедший на престол Николай II на первой своей встрече с представителями дворян, земств, городов и казачьих войск заявил о готовности «охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял» их Александр III. Следует заметить, что в управление государством уже в первые годы правления Николая II активно вмешивались представители царской фамилии, которая к началу ХХ в. насчитывала до 60 членов. Большинство великих князей занимали важные административные и военные посты. Особенно большое влияние на политику оказывали старшие члены императорского Дома, родные братья Александра III – великие князья Владимир, Алексей, Сергей Александровичи и двоюродные – великие князья Николай Николаевич (старший) и Александр Михайлович.

О личности последнего российского императора до сих пор в отечественной историографии нет единого мнения. Советские историки однозначно оценивали его как человека безвольного, полностью подчиненного воле властной жены и плохо разбиравшегося в государственных делах. Другая крайность – изображать Николая II в образе святого – выполнявшего священную миссию своей мученической смертью и гибелью любимых супруги и детей искупить «грехи» подданных, совершенные во время его правления. В наши дни, все чаще обращаясь к образу последнего русского царя, многие стремятся создать вокруг него ореол таинственности. В современной литературе и средствах массовой информации нередко его имя называют среди выдающихся россиян. Чтобы лучше представить себе Николая II как императора и обычного человека, следует сопоставить все известные источники, характеризующие его личность. При этом учитывать и анализировать необходимо любые новые или ранее известные, но уже забытые сведения о жизни и деятельности Николая Александровича Романова. В этом плане и мемуары М.Э. Клейнмихель представляют определенную ценность, даже с учетом субъективного характера данного источника.

Попытаемся дать о последнем русском императоре краткое представление, основываясь на мнении его современников.

Цесаревич Николай Александрович получил домашнее образование: к нему приходили специально подобранные преподаватели, в частности, историк В.О. Ключевский, экономист, министр финансов, а позже председатель Комитета министров Н.Х. Бунге; основы фортификации ему преподавал генерал Ц.А. Кюи. Занятия с наследником проводили генералы из Академии Генерального штаба, министр иностранных дел Н.К. Гирс и др. Все они, как правило, только читали лекции. Среди воспитателей и преподавателей был и обер-прокурор Святейшего синода К.П. Победоносцев, внушавший будущему императору, что самодержавие дано от Бога и это единственная возможная для России форма правления, все должны беспрекословно повиноваться царю, а парламентаризм – великая ложь.

28 апреля 1890 г. Николай Александрович записал в своем дневнике: «Сегодня окончательно и навсегда прекратил свои занятия». Завершилось образование наследника его участием в военных учениях летом 1890 г. в качестве командира экскадрона Преображенского полка. Военная служба пришлась ему по сердцу. Однако из дневниковых записей и писем Николая II следует, что самообразованием ему все же приходилось заниматься на протяжении всей жизни.

Еще до вступления на престол цесаревич Николай Александрович с большой свитой «золотой молодежи», в которую среди других входили конногвардейский офицер князь Н.Д. Оболенский, кавалергардский офицер B.C. Кочубей, князь Э.Э. Ухтомский, позже к ним присоединился наследник греческого престола Георг по прозвищу Атлет; «дядькой» у них был генерал князь В.А. Барятинский, отправился 23 октября 1890 г. в длительное путешествие в Египет, Индию, Японию. Путешествие должно было завершиться ознакомлением с Дальним Востоком России и Сибирью. Но 29 апреля 1891 г. в Японии произошел «инцидент Оцу» (местечко на берегу озера Бива, рядом с г. Киото), когда японец Ва-цу ранил саблей Николая в голову. После этого наследник по требованию отца прервал свое путешествие и через Дальний Восток и Сибирь возвратился в Санкт-Петербург.

Причина покушения на наследника российского престола в Японии до сих пор неясна. Местные газеты в то время писали, что во время пребывания в их стране цесаревич и его свита проводили ночи в местах, где обычно собирались матросы с заходивших в порты Японии кораблей. По словам посла Японии в Петербурге Нисси, наследник посетил 29 апреля 1891 г. в Оцу культовое учреждение с баядерками, имевшими охрану. Возможно, поведение русских и дало повод японцу пустить в ход саблю. Поэтому однозначно говорить о «покушении» со стороны якобы какого-то экзальтированного фанатика-националиста не следует. А именно эта версия упорно распространялась царским двором и до сих пор имеет хождение.

Общеизвестно увлечение Николая Александровича балериной Матильдой Кшесинской, связь с которой продолжалась около трех лет. Их отношения прекратились после помолвки наследника с принцессой Алисой Гессенской, о чем сама балерина пишет в своих мемуарах. Однако связь с Кшесинской неоднократно поминали императору и в дальнейшем, она становилась причиной различных слухов и сплетен. Так, ранее упомянутая генеральша А.В. Богданович 2 ноября 1896 г. записала в своем дневнике: «Молодой царице после рождения дочери запрещено было быть женой царя… Дядюшки устроили ему снова сожительство с Кшесинской». Однако из дневников и писем царской четы видно, что их семейная жизнь в течение всего времени была основана на взаимной любви и супружеской верности.

Внешностью император Николай II не походил на своего богатырского сложения отца; был среднего роста, выделялся пропорциональностью телосложения и стройной спортивной фигурой. Его лицо особенно украшали очаровательная улыбка и голубые глаза.

Следователь по особо важным делам Н.А. Соколов в своей известной книге «Убийство царской семьи», характеризуя императора, отметил: «Николай получил воспитание, какое обычно давала среда, в которой он родился и жил. Она привила ему привычку быть всегда ровным, сдержанным, не проявлять никаких чувств. Он любил книгу и много читал по общественным наукам и по истории. Был прост и скромен в своих личных привычках, любил природу и охоту, был весьма религиозен. Самой типичной чертой его натуры, поглощавшей все другое, была доброта его сердца, его душевная мягкость, утонченная деликатность. По своей природе он был совсем не способен причинить лично кому-нибудь зло».

Общественное мнение, вначале встретившее доброжелательно восхождение на трон нового царя, постепенно менялось в своих оценках. Сразу же возникло отчуждение между императрицей Александрой Федоровной и российским обществом. Это отмечает и М.Э. Клейнмихель. «Вместо того чтобы искать сближения и привлечь к себе сердца, царица избегала разговоров и встреч, и стена, отделявшая ее от общества, все росла… пользуясь своим влиянием на Николая II, советовала ему пресечь со всей строгостью злоупотребления своим положением некоторых членов семьи. Советы ее принимались, но за ее спиной царь давал свое согласие на все требования великих князей, требования, часто оскорбляющие достоинство императорского Дома. Все это привело к тому, что царица имела много врагов среди родственников своего мужа, врагов, ненавидящих ее и делавших все, что могло бы ей повредить и сделать ее нелюбимой».

В мемуарах влиянию императрицы на мужа придается решающее значение в преследовавших царскую семью неудачах. Самой Александре Федоровне в книге посвящено несколько глав. М.Э Клейнмихель, сообщая о своих редких встречах с царской четой (лишь трижды она была удостоена аудиенции у царицы), могла часто наблюдать за ней со стороны (царица часто приходила на репетиции спектакля с участием великих князей, где присутствовала и графиня) и характеризует царскую чету следующим образом. Императрица «всегда холодная и равнодушная… казалось, была только тем занята, чтобы в шекспировском тексте не было ничего, могущего показаться ей оскорбительным. Ни к кому не обращалась она с приветливым словом. Как лед, распространяла она вокруг себя холод. Император, наоборот, был очень приветлив и очень интересовался игрой артистов, всех ему известных гвардейских офицеров».

В обществе того времени бытовало устойчивое мнение относительно слабоволия Николая II. Однако это было общее заблуждение, создававшееся первым впечатлением от уступчивости императора. Он не любил спорить и редко в полемике отстаивал свое мнение, но часто делал так, как считал должным. Об этом есть многочисленные свидетельства графа С.Ю. Витте, других министров и политических лидеров. В частности, своеобразие характера царя отмечал президент Франции в 1899–1906 гг. Эмиль Лубе: «Обычно видят в императоре Николае II человека доброго, великодушного, но немного слабого, беззащитного против влияний и давлений. Это глубокая ошибка. Он предан своим идеям, он защищает их с терпением и упорством, он имеет задолго продуманные планы, осуществления которых медленно достигает. Под видом робости, немного женственной, царь имеет сильную душу и мужественное сердце. Непоколебимое и верное. Он знает, куда идет и чего хочет». Документы, переписка, дневники императора в целом свидетельствуют о том, что Николай II принимал независимые политические решения, руководствуясь собственными представлениями о власти, политике, морали и нравственности.

Современники считали царя сильно зависевшим от влияния своенравной и властолюбивой супруги Александры Федоровны. Но его личные письма и дневники свидетельствуют, что ее настойчивые просьбы далеко не всегда исполнялись императором, хотя императрица часто требовала от мужа быть настойчивее, тверже в проявлении своей царской воли, особенно с теми, кто пытался ограничить царскую власть.

Общепризнано, что Николай II был примерным семьянином. После рождения дочерей Ольги, Татьяны Марии и Анастасии 30 июля 1904 г. «Бог даровал России цесаревича». Государыня звала сына Солнечным лучом, Крошкой, Беби. Император Николай II в своем дневнике называет его «наше маленькое сокровище». Однако рядом с долгожданным семейным счастьем соседствовало несчастье. Цесаревич Алексей унаследовал гемофилию (несвертываемость крови) – болезнь Гессенского дома, передававшуюся по женской линии их сыновьям. Жизнь мальчика ежечасно была под смертельной угрозой. Лучшие медики России бессильны были излечить наследника престола. Слухи о серьезной болезни наследника быстро распространялись в обществе, в котором уже зрели семена недовольства императорским семейством. Отчаяние и горькие чувства у многих вызывали публичные появления семьи императора, когда дюжий казак нес на руках больного цесаревича. И это будущий российский император?

Отчаяние родителей породило у них надежду на чудесную силу исцеления сына Г.Е. Распутиным, который известным лишь ему способом мог останавливать кровь у царевича. Однако своим порочным поведением вне стен дворца и циничным хвастовством о близости к царской семье, использованием его в корыстных интересах он дискредитировал Романовых.

Феномен Распутина и «распутинщины» породил целый поток бульварной литературы, особенно в годы революции. Часто, критикуя эзоповым языком Распутина, журналисты и многие политические деятели метили в устои самодержавного строя и в определенный круг властей предержащих. Однако стоит быть объективными. По свидетельству бывшей фрейлины императрицы А.А. Вырубовой: «Судебное расследование Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства доказало, что политикой Распутин не занимался, и у их величеств разговоры с ним были всегда на отвлеченные темы и о здоровье маленького наследника». Тем не менее скандальную фигуру Г.Е. Распутина общественное мнение тесно связывало с именем императрицы Александры Федоровны, что бросало мрачную тень на весь царский двор.

Первая мировая война стала тяжелым испытанием для России – ее народа, векового уклада жизни и прежде всего формы управления, окончившегося, как известно, крахом самодержавия в 1917 г., двумя революциями и Гражданской войной.

Первые месяцы войны не предвещали страшных последствий для страны. Наоборот, везде наблюдался небывалый с начала века патриотический подъем. Весьма ярко он описан кузеном Николая II великим князем Андреем Владимировичем. «В России война была встречена с большим подъемом, но без лишнего хвастовства. Все трезво смотрели на грядущие события и ясно сознавали, что война будет тяжелой, упорной.

Торжественный молебен и чтение манифеста в Николаевском зале Зимнего дворца оставили на всех глубокое впечатление… Речь Государя еще больше подняла настроение. В его простых словах звучали, как у Апостола, силы с неба, казалось, что Господь всемогущий через него говорил с нами, и когда он сказал: «Благословляю вас на ратный бой», все встали на колени. Особенно сильно было сказано: «Я здесь перед вами торжественно заявляю: доколе хоть один неприятель останется на земле русской, я не заключу мира». Эти слова были покрыты таким «Ура!», которого никто никогда не слышал. В этом несмолкаемом звуке как будто звучал ответ Создателю на Его призыв стать всем на защиту Родины, Царя и попранных прав нашей великой Родины.

Из Николаевского зала Государь прошел на балкон, выходящий на Александровскую площадь. Вся она была заполнена сплошь народом, от дворца вплоть до зданий штабов. При появлении Государя все встали на колени. В эти короткие минуты Россия переродилась. Самосознание воскресло у всех, чувство долга стало на первое место, и вся мобилизация прошла при таком блестящем порядке, которого никто не ожидал… Все шло с такой аккуратностью. Ни одной задержки. Наплыв запасных у воинских начальников превышал предполагаемую норму. Число охотников росло с каждым днем. Железные дороги работали выше всякой похвалы. Ни одного пьяного. Все трезвые».

Но постепенно эйфория первых месяцев войны в связи с чередой военных поражений в Восточной Пруссии сменилась разочарованием российского общества, а наметившийся ее затяжной характер, большие людские потери и падение экономического уровня страны – сначала депрессией, а затем все нарастающим недовольством всех сословий.

Причины неудач на фронте пытались связать с предательством в высшем руководстве армией и страной. Небывалых размеров достигла шпиономания. Широкую скандальную известность получило дело жандармского полковника Мясоедова, обвиненного в шпионаже и казненного. Причастным к этому делу считали военного министра Сухомлинова, который в июне 1915 г. был уволен от должности министра, а затем обвинен в ряде должностных преступлений, вплоть до государственной измены, арестован, содержался в Петропавловской крепости. Явные намеки в предательстве национальных интересов России делались даже в адрес императрицы Александры Федоровны.

С первых дней войны испытала на себе подобные подозрения и незаслуженные обвинения М.Э. Клейнмихель. Она с иронией описывает ситуацию, когда многие газеты опубликовали нелепое сообщение о том, что «графиня Клейнмихель послала императору Вильгельму в коробке от шоколада план мобилизации».

Патриотический порыв, выражавшийся с начала войны в верноподданнических демонстрациях, весной 1915 г. приобрел иную форму. В Москве и ряде других городов в мае прошли погромы магазинов, лавок, различных мелких предприятий, владельцы которых подозревались в принадлежности к немецкой национальности. На главных улицах Первопрестольной: Тверской, Петровке, Кузнецком Мосту, Мясницкой и многих других были разгромлены все торговые помещения, имевшие иностранные вывески. Погромы сопровождались избиением владельцев помещений, а пятеро человек с немецкими фамилиями были убиты. По поводу погрома протоиерей И. Восторгов писал 19 мая из Москвы А.А. Вырубовой в Царское Село: «Вчера тысячные толпы громили и, увы, грабили немецкие магазины в лучших частях города, а ночью все жгли. Газеты умолчат о многом. Но то, что действительно было, поразило меня сознанием позора и скорбью за народ… Толпа имела вчера определенный план в погромах: бить немцев, потом недобросовестных торговцев, потом евреев».

Во все усложнявшейся обстановке войны, возраставшем революционном движении, непрекращавшейся министерской чехарде многие видели кризис власти и растущую неспособность Николая II справиться с создавшейся ситуацией. Предпринятые перестановки в составе командования армии и принятии 23 августа 1915 г. Николаем II «предводительствования всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий», не смогли переломить ход войны в пользу России. Страна постепенно «сползала в пропасть».

В верхних эшелонах власти вызревали традиционные варианты дворцового переворота. Так, французский посол в России М. Палеолог в своем дневнике (запись от 13 августа 1915 г.) рассмотрел один из возможных вариантов развития событий: Николая II оставить на троне как декорацию, царицу сослать в монастырь, «распутинскую клику» отправить в Сибирь.

Убийство ненавидимого в обществе и дискредитировавшего царя и его семью Распутина, совершенное в ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. представителями высшей аристократии и черносотенных кругов Государственной Думы, только усилило раскол в Доме Романовых. Еще накануне ряд великих князей, обеспокоенных грядущей революцией, возросшим влиянием Распутина и императрицы на государственные дела Российской империи, предприняли несколько попыток воздействовать на Николая II. Предлагали пойти хотя бы на частичные реформы, претворяемые в жизнь через «ответственное министерство». Многие из них помнили слова Александра II: «Лучше начать сверху, чтобы не началось снизу». Их позиция была поддержана матерью Николая II – вдовствующей императрицей Марией Федоровной. Однако все попытки повлиять на царя оказались тщетными. Смерть «старца» заставила императора спешно покинуть Ставку в Могилеве и вернуться в Царское Село. Она потрясла императрицу, которая уверовала в предсказание Распутина, что с его смертью «для семьи начнутся все беды – муж ее потеряет трон, сын умрет и т. д.».

Участники убийства Распутина великий князь Дмитрий Павлович и князь Ф.Ф. Юсупов по приказу царицы сначала были взяты под домашний арест, а затем по распоряжению Николая II высланы из столицы: первый на Персидский фронт, второй – в собственное имение. Попал в опалу и великий князь Николай Михайлович, который вынужден был в канун Нового года отправиться из столицы в свое имение Грушевка Херсонской губернии. Поводом послужили не только заступничество за участников убийства «старца», но также вольные разговоры в яхт-клубе и чрезмерные поучения царя. Попытка великих князей заступиться за одного из своих родственников не увенчалась успехом и только вызвала раздражение царя.

В начале 1917 г. известный столичный фабрикант Путилов прямо предложил одному из членов императорского Дома князю Гавриилу Константиновичу собрать нечто вроде Земского собора (всю царскую фамилию, лидеров партийных фракций Государственной Думы, представителей дворян, командующих армиями и т. д.), «торжественно объявить императора слабоумным, непригодным для лежащей на нем задачи, неспособным дальше царствовать и объявить царем наследника под регентством одного из великих князей».

Однако еще большую угрозу для Николая II и его семьи представляли неумолимо надвигавшиеся революционные события. В памяти царя еще свежи были воспоминания о 1905 г., когда им был нарушен наказ отца о сохранении в неприкосновенности устоев самодержавия. И в те дни было много противоречивых советов, как спасти «больную» Россию, – от рецепта великого князя Владимира Александровича: «Лучшее лекарство от народных бедствий – это повесить сотню бунтовщиков», до уступок оппозиции и провозглашения конституции. Кстати, ответственность за печально известное Кровавое воскресенье 9 января 1905 г., ознаменовавшееся расстрелом мирной демонстрации рабочих на Дворцовой площади, была возложена Николаем II именно на великого князя Владимира Александровича, в то время главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Тогда пришлось пойти на компромисс и таким образом спасти положение, но в душе Николая II все протестовало, когда решения навязывались помимо его воли. Недаром граф С.Ю. Витте, отмечая особенность характера императора, а именно упрямство, сердито говорил писателю А.С. Суворину: «Он не самоволец, а своеволец».

Дальнейшие неудачи на фронте обострили политическое положение в стране. Требуя реформ, активизировалась оппозиция в лице либеральной буржуазии и общественности. Представители оппозиции все настойчивее требовали политических уступок от самодержавия.

Непримиримую точку зрения в борьбе с политической оппозицией заняла супруга Николая II императрица Александра Федоровна. В своих письмах царю в Ставку она требовала от мужа решительности и несгибаемости. Тон ее писем к декабрю 1916 г. становится еще более категоричным: «Я бы сослала Львова в Сибирь… отняла бы чин у Самарина… Милюкова, Гучкова и Поливанова тоже в Сибирь…»

Начало Февральской революции 1917 г. для Николая II и его семьи было сопряжено с рядом обстоятельств, когда мысли императорской четы были заняты не столько положением дел в государстве, сколько заботами о родных и близких. Вызванный накануне неожиданно в Ставку Николай II в течение всех дней, когда свершился переход власти к Временному правительству, получал запоздавшие и не совсем достоверные сообщения о происходивших в столице событиях. В это же время в Александровском дворце Царского Села один за другим заболели тяжелой формой кори его дети. Царю передавали телеграммы о состоянии их здоровья одновременно с сообщениями о положении в столице.

С первых дней Февральской революции в общественном сознании России превалировало мнение о беспечности и легкости, с которой Николай II якобы без борьбы отрекся от российского престола (по крылатому выражению генерал-майора Д.Н. Дубенского), как будто «эскадрон сдал».

Так ли было на самом деле? Чтобы понять ход событий конца февраля – начала марта 1917 г. и поведение в это время императора, необходимо четко представлять расстановку политических сил в стране.

В связи с обострением политического положения царь принял решение прервать заседания Государственной Думы. Первые сообщения из Петрограда о стачках и беспорядках были расценены им как вспышки бунта голодного населения и проявление недовольства в связи с перерывом заседаний Думы. Когда в Ставку пришла тревожная телеграмма председателя Думы М.В. Родзянко о начале революции, Николай II (по некоторым свидетельствам) расценил ее как «вздорную» и не стал даже на нее отвечать.

Тем не менее вечером 26 февраля командующий войсками Петроградского военного округа генерал С.С. Хабалов и министр внутренних дел А.Д. Протопопов получили от царя из Ставки телеграфное предписание: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».

Революционные выступления в Петрограде начались 23 февраля, но только 27-го власти сообщили в Ставку о своей неспособности контролировать ситуацию и запросили помощи с фронта. По распоряжению Николая II в ночь с 27 на 28 февраля в столицу были направлены Георгиевский батальон и другие воинские части под командованием генерала Н.И. Иванова; с фронта сняли несколько кавалерийских и пехотных полков. В Царское Село выехал и Николай II, но восставшие горожане и мятежные воинские части перекрыли путь на Петроград, и он вынужден был повернуть на Псков. Оппозиционно настроенные генералы в лице воинского командования фактически предъявили Николаю II ультиматум, по сути, посоветовали ему принять то решение, о котором он в последствии не раз жалел. Оказавшись в штабе Северного фронта у генерала Н.В. Рузского, император пытался найти политический компромисс и долго не мог принять решение. «Основная мысль Государя, – рассказывал позднее Н.В. Рузский, – была, что он… не вправе передать все дело управления Россией в руки людей, которые сегодня, будучи у власти, могут нанести величайший вред родине, а завтра умоют руки, “подав с кабинетом в отставку”. Государь перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров, и высказывал свое убеждение, что общественные деятели, которые, несомненно, составят первый же кабинет, – все люди совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться со своей задачей».

Отречение Николая II от престола за себя и несовершеннолетнего цесаревича Алексея в пользу великого князя Михаила Александровича явилось для всех полной неожиданностью. Это решение было непростым и для него самого. Вместе с тем отречение царя за себя и за сына было очевидным нарушением закона о престолонаследии, так как он не имел права отрекаться за прямого наследника. Многие видели в этом шаге тайный смысл, намерение в дальнейшем отказаться от этого акта как не имеющего законной силы. Так, один из лидеров кадетской партии П.Н. Милюков прямо писал: «Отказ в пользу брата недействителен, и это есть трюк, который задуман был и осуществлен в отсутствие царицы… При условии передачи власти Михаилу легче было впоследствии истолковать весь акт как недействительный».

Отрекшись от трона, Николай II вернулся к семье в Царское Село, где вместе с супругой и детьми находился под домашним арестом в Александровском дворце с 9 марта по 14 августа. Этому периоду жизни теперь уже бывшего императора Николая II графиня М.Э. Клейнмихель посвятила отдельную главу своих мемуаров. Более подробно о нем повествует в своем дневнике гофмейстерина императрицы Александры Федоровны, княгиня Е.А. Нарышкина, находившаяся тогда подле царской семьи (см. приложение).

В обстановке нарастания революции по решению Временного правительства царская семья была переведена в глубь России, где отношение к недавнему монарху было несколько иное, чем в революционном Петрограде и других крупных промышленных центрах страны. После долгих дебатов определили городом их поселения г. Тобольск. Им разрешили взять из дворца необходимую мебель, личные вещи, а также предложить обслуживающему персоналу по желанию добровольно сопровождать их к месту нового размещения и дальнейшей службы.

В Тобольск семья Романовых прибыла 6 августа и спустя неделю разместилась в специально отремонтированном к их приезду доме губернатора. Режим проживания арестованных здесь был менее строгий, чем в Царском Селе. Семья вела спокойную, размеренную жизнь. По вечерам члены семьи собирались вместе, царь читал вслух отечественную и зарубежную классику.

Еще в первые дни революции царская семья могла покинуть Россию, но судьба изгнанника, живущего за рубежом, не прельщала бывшего царя. Он твердо решил остаться на родине. В своих мечтах царь, царица и их дети лелеяли надежду, что судьба будет к ним благосклонна и им разрешат уехать в Крым, в их Ливадийский дворец. Однако все сложилось иначе.

После Октябрьской революции судьба Николая II была предрешена. С первых дней после прихода к власти большевики стали говорить об открытом суде над бывшим императором. В апреле 1918 г. было получено разрешение Президиума ВЦИК о переводе Романовых в Москву с целью проведения суда над ними. Решено было отправить сначала царскую чету, а затем – детей. 22 апреля 1918 г. колонна из 150 человек с пулеметами выступила из Тобольска в Тюмень. 30 апреля поезд из Тюмени прибыл в Екатеринбург, где временно должны были находиться узники. Для их размещения заняли дом, принадлежавший горному инженеру Н.Н. Ипатьеву, который накануне приезда поднадзорных был выселен, дом обнесен высоким наскоро сколоченным двойным дощатым забором. Условия содержания в этом «доме особого назначения» оказались значительно хуже, чем в Тобольске. Здесь с семьей Романовых проживали пять человек обслуживающего персонала: доктор Боткин, лакей Трупп, комнатная девушка Демидова, повар Харитонов и поваренок Седнев. Хуже всего для Романовых была атмосфера неизвестности, усугубленная напряженной политической обстановкой в стране.

Комендантом дома был назначен уральский рабочий А.Д. Авдеев, но за воровство и другие проступки его вскоре сняли, а вместо него комендантом поставили большевика Якова Юровского. «Этот тип нам все меньше нравится…» – записал Николай в своем дневнике.

Гражданская война отодвинула план судебного процесса над царем, который первоначально вынашивали большевики. Накануне падения советской власти на Урале и угрозы освобождения царской семьи исполкомом Уральского областного Совета было принято решение казнить царя и его родных. Убийство было поручено Я.М. Юровскому и его заместителю Г.П. Никулину, для чего выделили солдат, среди которых были латыши и венгры.

Ночью 17 июля 1918 г. бывшего императора и его семью разбудили и попросили спуститься в подвал. «В городе неспокойно», – объяснил арестантам Юровский. Романовы вместе с прислугой спустились по лестнице. Николай нес на руках царевича Алексея. Затем в помещение вошли 11 чекистов, и комендант объявил пленникам о том, что они приговорены к смерти. Самого царя Я.М. Юровский застрелил из пистолета в упор. Когда отгремели залпы, оказалось, что Алексей, три великие княжны и царский врач Боткин еще живы – их добили штыками. Трупы убитых вывезли за город, облили керосином, пытались сжечь, а затем закопали.

О трагической смерти последнего российского императора и его семьи в мемуарах графини М.Э. Клейнмихель сообщается лишь косвенно. Рассказывать об этом она, очевидно, не посчитала необходимым, так как в эмигрантской литературе акт цареубийства в Екатеринбурге подробно описан. Завершает свои воспоминания она сообщением о гибели от рук комиссара фрейлины Александры Федоровны графини А.В. Гендриковой и гоф-лектрисы бывшей императрицы Е.А. Шнейдер. Перед смертью А. Гендриковой была якобы обещана свобода, «если она покинет императрицу», но та ответила: «Моя последняя мысль будет о ней». На самом же деле обе женщины из Екатеринбургской тюрьмы после расстрела царской семьи были переведены в Пермь и 4 сентября вместе с группой заложников расстреляны чекистами.

М.Э. Клейнмихель удалось избежать печальной участи многих ее знакомых. Однако и она едва не стала очередной жертвой революции, когда была арестована в первые ее месяцы. Свой арест, освобождение и страх перед новыми репрессиями она описала в мемуарах. В апреле 1919 г. она покинула Петроград и эмигрировала, сначала в Стокгольм, а затем в Берлин.

Последние годы графиня М.Э. Клейнмихель прожила в Париже и скончалась в возрасте 85 лет. В парижской эмигрантской газете «Возрождение» 21 ноября 1931 г. было напечатано следующее сообщение: «19 ноября в 3 часа дня скончалась графиня Мария Эдуардовна Клейнмихель, урожденная графиня Келлер, о чем сообщает семья покойной. Заупокойная литургия и отпевание состоятся в субботу, 21 ноября, в Александро-Невской церкви на ул. Дарю после обедни». Автор мемуаров прожила долгую и богатую событиями, которых с лихвой хватило бы на несколько поколений, жизнь.

В.М. Осин, член Союза журналистов Москвы, секретарь Правления Московского областного отделения Российского общества историков-архивистов