Читать книгу СМЫСЛИ. Домашняя Настольная Книга. Том I - Группа авторов - Страница 174

Николай Александрович Бердяев (18 марта 1874 – 23 марта 1948) – русский религиозный и политический философ, представитель экзистенциализма.

Атеизм – это диалектический момент Богопознания.

Бездарность есть грех, неверное определение своего места и призвания в мире.

Борьба и труд могут заглушить в нас мучительный вопрос о смысле жизни, ослабить духовную жажду, но это постыдный и унизительный выход.

Борьба против упадочности и склонности к самоубийству есть прежде всего борьба против психологии безнадежности и отчаяния, борьба за духовный смысл жизни, который не может зависеть от преходящих внешних явлений.

Братство людей не может быть естественным, природным состоянием людей и людских обществ. В природном порядке человек человеку не брат, а волк, и люди ведут ожесточенную борьбу друг против друга.

Буддизм есть по-своему великое учение о спасении от мук и страдания без Спасителя.

В иерархии духовных ценностей первое место принадлежит личности, второе место обществу и лишь третье место государству. Но в мире социальной обыденности, в мире греховном ценность низшая приобретает наибольшую силу, ценность же высшая – наименьшую.

В истории действуют оккультные, иррациональные силы, как организованные, так и не организованные, и их действие вырабатывает совершенно рационалистическое сознание.

И те, которые находятся под властью этих сил, часто сами не знают об их существовании.

В истории обычно достигается и реализуется не то, что ставилось непосредственной целью.

В исторической судьбе человека, в сущности, все не удалось, и есть основания думать, что никогда и не будет удаваться.

Не удавался ни один замысел, поставленный внутри исторического процесса. Никогда не осуществлялось то, что ставилось задачей и целью какой-либо исторической эпохи.

В конце концов плодотворным в истории бывал лишь великий опыт исторических неудач, ибо в нем открывалось что-то новое для человечества, происходило осмысление человеческого опыта.

В мире вечно пребывает трагический конфликт и трагическое непонимание между меньшинством, живущим творчеством, духовными исканиями, поэзией жизни, и большинством, живущим интересами, аппетитами, прозой жизни.

В мире всегда правило, правит и будет править меньшинство.

И все попытки создать царство большинства в сущности являются жалким самообманом. Вопрос лишь в том, правит ли меньшинство лучшее или худшее.

В психологии масс сознание играет ничтожную роль, и управлять массами можно только через бессознательное, через вдохновляющую их символику. Именно в символах и символических образах, концентрирующих социальную энергию, выражают себя древние инстинкты, дремлющие в коллективном бессознательном.

В этом мире нет человеческой справедливости, но есть жестокая, бесчеловечная справедливость, справедливость рока.

Вежливость есть символически условное выражение уважения ко всякому человеку.

Вера в бессмертие есть не только утешительная вера, облегчающая жизнь, она есть также страшная, ужасная вера, отягчающая жизнь безмерной ответственностью. Можно было бы сказать, что неверующие больше облегчили себе жизнь, чем верующие.

Вечный трагизм семьи заключается в том, что мужчина и женщина представляют разные миры, и цели их никогда не совпадают.

Власть и повиновение – самые грязные, самые подлые слова, какие только существуют. Взяты эти слова из самой позорной области человеческой жизни и представлять учение о Боге, как власти, и о человеческом отношении к нему, как повиновении, является кощунством.

Власть техники требует от человека невероятной активности, от которой он становится пассивным. Он становится средством внечеловеческого процесса.

Вся значительность, смысл и ценность жизни определяется скрытой за ней тайной, бесконечностью, не подлежащей рационализации, о которой возможен лишь символ и миф.

Вся политическая и социальная история XIX века есть драма столкновения свободы и равенства, и мечта о их гармоническом сочетании есть утопия. Не может быть примирения между притязаниями личности и притязаниями общества, между волей к свободе и волей к равенству.

Гениальная жизнь знает минуты экстатического блаженства, но не знает покоя и счастья, всегда находится в трагическом разладе с окружающим миром.

Государство существует не для того, чтобы превращать земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад.

Демократическая мораль отрицает индивидуальность каждого во имя призрака индивидуальности всех других. Демократическая мораль неизбежно вырождается в самодовольное и властолюбивое мещанство, в хамство, не ведающее душевной чуткости и изящества, в ремесленную муштровку и нормировку.

Для того чтобы утвердилась человеческая индивидуальность, человеческая личность, для этого она должна сознавать свою связь с началом более высоким, чем она сама.

Добро появляется вместе со злом и исчезает также вместе с ним. В этом состоит основной парадокс этики.

Добрые Дела, которые совершаются не из любви к людям и не из заботы о них, а для спасения собственной души, совсем не добрые. Где нет любви, там нет и добра.

Догматизм есть цельность духа; творящий – всегда догматичен, всегда дерзновенно избирающий и творящий избранное.

Евангелие есть учение о Христе, а не учение Христа.

Если наука переходит в философию, то философия переходит в религию.

Есть одно мерило, которым можно измерить свободу, это веротерпимость.

Женщина – коренная, быть может единственная слабость мужчины, точка его рабского скрепления с природой, ставшей ему до жуткости чуждой.

Женщина необыкновенно склонна к рабству и вместе с тем склонна порабощать.

Жизнь пола – безликая, родовая. В ней человек является игралищем родовой стихии. Сексуальное влечение само по себе не утверждает личности, а раздавливает ее.

Жизнь продвигается в направлении утопий. И, пожалуй, начинается новый век, когда интеллектуалы и весь класс культурных людей будут мечтать о нахождении средств для избежания социальных утопий и возврата к неутопическому обществу, менее совершенному, но более свободному. Ибо, чтобы всех людей сделать совершенными, необходимо многих из них лишить свободы.

Злейший враг свободы – сытый и довольный раб.

Идея призвания по существу своему идея религиозная, а не «мирская», и исполнение призвания есть религиозный долг.

Искусство освобождает от рабства у обыденности.

Каждое поколение имеет цель в самом себе, несет оправдание и смысл в своей собственной жизни, в творимых им ценностях, а не в том, что оно является средством для поколений последующих.

Когда могущество государства и нации объявляется большей ценностью, чем человек, то в принципе война уже объявлена, все для нее уже подготовлено.

Когда не обладаешь мудростью, остается любить мудрость, т. е. быть философом.

Когда покаяние переходит в отчаяние, оно должно остановиться, оно не имеет уже оправдания, как не рождающее света.

Когда человек убивает себя, потому что его ждет пытка и он боится совершить предательство, то это в сущности не есть даже самоубийство.

Конфликт жалости и свободы… Жалость может привести к отказу от свободы, свобода может привести к безжалостности… Человек не может, не должен в своем восхождении улететь из мира, снять с себя ответственность за других. Каждый отвечает за всех… Свобода не должна стать снятием ответственности за ближних. Жалость, сострадание напоминают об этом свободе.

Культивировать в себе эстетические переживания – значит развивать в себе прекрасное, что-то высшее, чем я сам.

Любовь к сексуальному акту вместо любви к слиянию в плоть единую – в этом физиология разврата. В этой физиологии нет соединения ни с кем, нет и жажды соединения, это физиология природной вражды и отчужденности.

Люди будут в тысячу раз несчастнее, когда сознание их не будет отвлечено внешним гнетом и неустройством от самых страшных вопросов бытия.

Люди чаще, чем думают, живут в царстве абстракций, фикций, мифов. Самые рациональные люди живут мифами.

Самый рационализм есть один из мифов.

Мещане – те, которые по духовной своей бедности временное ставят выше вечного, абсолютные ценности предают за благоустроенное и удобное царство мира сего, злобствуют против благородной и великой культуры, против гениев и творцов, против религии, философии и эстетики, против абсолютных прав личности и беспокойства ее, мешающего им окончательно устроиться.

Мир не есть мысль. Мир есть страсть и страстная эмоция.

Могут по-своему спастись невежды, дураки и даже идиоты, но позволительно усомниться, чтобы в замысел Царства Божьего входило население его исключительно невеждами, дураками и идиотами. Апостол рекомендует нам быть младенцами по сердцу, а не по уму.

Можно встретить много довольных людей, есть мужья, довольные своими женами, есть жены, довольные мужьями, но это мещанское довольство находится по ту сторону любви в истинном смысле этого слова. Идеальная мечта, которую лелеет в себе человеческая душа, не может осуществиться.

Мы приходим к Богу совсем не потому что рациональное мышление требует бытия Божьего, а потому, что мир упирается в тайну и в ней рациональное мышление кончается.

На почве самодержавия не может быть никакой религиозной мысли и никакого религиозного движения; что санкционируется в качестве благочестивого, только холопство.

Нам должен быть одинаково ненавистен как утилитаризм земной, расценивающий права человека с точки зрения государственного благоденствия, так и утилитаризм небесный, посягающий на человеческое право и свободу во имя насильственного спасения людей на том свете.

Национализм малых народов есть проявление изоляции и самодовольства. Национализм больших народов есть империалистическая экспансия.

Не существует законов природы, которые, как тираны, господствуют над миром и человеком. Существует лишь направление действия сил, которые при данном соотношении действуют однообразно по результатам.

Нельзя называть великим именем свободы ту жалкую иллюзорную свободу, что является результатом приспособления людей к общежитию.

Необыкновенный и наделенный особыми дарами человек не есть человек, которому все дозволено. Это дуракам и ничтожествам все дозволено.

Неправда революции – во взгляде на всякое данное человеческое поколение, лишь как на средство для поколений будущих; на человеческую личность, как на средство для блага человеческого общества, для новой государственности.

Неравенство есть условие развития культуры, и всякое бытие связано с неравенством.

Нет более горькой и унизительной зависимости, чем зависимость от воли человеческой, от произвола равных себе.

Нетерпимость, смягченная форма фанатизма, есть всегда сужение сознания, непонимание множественности и индивидуальности жизни.

Ничто «общее» не может утешить «индивидуальное» существо в его несчастной судьбе. Самый прогресс приемлем в том лишь случае, если он совершается не только для грядущих поколений, но и для меня.

Отрицательная реакция на окружающую среду и склонность протестовать – это форма зависимости.

Отрицательная, формальная, пустая, бессодержательная свобода перерождается в необходимость, в ней бытие деградирует.

Подлинная любовь дает силы другому, любовь-похоть вампирически поглощает силу другого.

Познание не есть только интеллектуальный процесс, в нем действуют все силы человека, волевое избрание, притяжение и отталкивание от Истины.

По-настоящему любит свободу тот, кто утверждает ее для другого.

Преодолеть волю к самоубийству значит забыть о себе, преодолеть эгоцентризм, замкнутость в себе, подумать о других и другом, взглянуть на Божий мир, на звездное небо, на страдания других людей и на их радости. Победить волю к самоубийству значит перестать думать главным образом о себе и о своем.

Расизм относится к области мифологии, а не науки. Чистых рас не существует.

Революции делаются средним человеком и для среднего человека, который совсем не хочет изменения структуры сознания, не хочет нового духа, не хочет стать новым человеком, не хочет реальной победы над рабством. Дух революций оказывается враждебен революции духа.

Революцию нельзя свергать, ее нужно внутренне изживать, защищая дух, на который она всегда посягает.

Рост демократии в мире имеет роковой смысл. Демократическое равенство есть потеря способности различать качества духовной жизни. Демократическая идеология количеств не может не вести к царству худших.

С покаяния начинается борьба с тьмой греха. Грех не только должен быть осознан, но и сгореть в огне покаяния.

С полом связаны самые таинственные, загадочные глубины человеческого существования.

С точки зрения общественного благополучия можно оправдать любое бесправие.

Сама постановка дерзкой задачи познать Вселенную возможна лишь для того, кто сам есть вселенная, кто в силах противостоять Вселенной как равный, как способный включить ее в себя.

Самые страшные люди – это люди, одержимые страхом.

Свобода аристократична, а не демократична. Она обращена к личности, а не к массе. Ваша же общественная свобода может быть самой страшной тиранией, она может превратиться в порабощение всех.

Свобода и равенство несовместимы. Свобода есть прежде всего право на неравенство, на возможность увеличивать объем и ценность своей жизни. Равенство же есть прежде всего посягательство на свободу и направлено против всякого различия и права на возвышение.

Свобода не демократична, а аристократична. Свобода не интересна и не нужна восставшим массам, они не могут вынести бремени свободы.

Свобода расковывает безудержную волю к равенству и таит в себе семя самоотрицания и самоистребления.

Смысл смерти заключается в том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть бессмыслица.

Средний человек нашего времени идей не имеет, он имеет инстинкты и аффекты.

Средства, которыми пользуется человек, гораздо важнее «целей», которые он преследует, ибо они больше свидетельствуют о духе человека.

Стихия революции всегда была антиперсоналистической, неблагоприятной свободе духа, свободе личности.

Существование личности предполагает существование сверхличных ценностей. Личности человека нет, если нет бытия, выше его стоящего, если нет того горнего мира, к которому она должна восходить.

Считать себя страшным грешником такое же самомнение, как и считать себя святым.

Творческая мощь индивидуальности умаляется и распадается в деторождении. Личность распадается в плохой бесконечности рода.

Терпимость не есть равнодушие и безразличие к добру и злу, терпимость есть добродетель свободолюбия и человеколюбия, бережное отношение к человеческим душам и к их жизненному пути.

Только мещанская мораль понимает долг, как что-то внешнее человеку, навязанное со стороны, враждебное ему.

Тоталитарные государства, которые стремятся к могуществу и требуют военной храбрости, не допускают моральной и гражданской храбрости и воспитывают рабов-трусов.

Трагизм нравственной жизни совсем не в столкновении добра и зла, божественного и дьявольского, трагизм прежде всего в столкновении одного добра с другим добром, одной ценности с другой ценностью.

Трагична не только неразделенная любовь, трагична всякая любовь по самой своей сущности, так как она не знает удовлетворения и успокоения, так как та идеальная мечта, которую лелеет в себе человеческая душа, не может осуществиться в жизни.

Труден и трагичен путь свободы, потому что нет пути более ответственного и страдальческого. Всякий путь необходимости и принуждения – путь более легкий, менее трагический и героический. Вот почему человечество постоянно сбивается на соблазн подмены путей свободы путями принуждения.

Трудно понять и принять психологию благочестивых христиан, которые спокойно мирятся с тем, что окружающие их люди, иногда даже близкие им люди, будут в аду. Нельзя примириться с тем, что человек, с которым я пью чай, обречен на вечные адские муки.

Нравственное сознание началось с Божьего вопроса: Каин, где брат твой Авель? Оно кончится другим Божьим вопросом: Авель, где брат твой Каин?

У каждого свое предназначение в мире, и индивидуальные цели нельзя расценивать с точки зрения общеполезного.

Угнетенные никогда не могут господствовать, ибо в момент господства они становятся угнетателями.

Утопии осуществимы, но под обязательным условием их искажения.

Философия должна быть органической функцией религиозной жизни, а не прислужницей теологии.

Философия есть постижение смысла жизни, а религия – жизнь в этом смысле.

Храбрость – не столько отсутствие страха, сколько победа над страхом.

Человек есть существо эгоцентрическое и эгоистическое, но это не значит, что он любит себя. Люди нередко испытывают к себе отвращение и вымещают на других горькое чувство от себя.

Человек есть существо, недовольное самим собою и способное себя перестраивать.

Человек есть существо, призванное к борьбе и к обнаружению своей творческой силы, к завоеванию царственного места в мироздании, в природе, призванное к мистическому созерцанию Бога и духовных миров.

Человек раб потому, что свобода трудна, рабство же легко.

Человеческие интересы способны исказить и загрязнить самые высокие слова, выражающие идеи и связанные с жизнью религиозной.

Чтобы сохранить свободу и бороться за свободу, нужно уже в каком-то смысле быть свободным, иметь свободу в себе.

Тот, кто раб до глубины существа своего, не знает имени свободы и не может за нее бороться.

Эпоха просвещения есть такая эпоха в жизни каждого народа, когда ограниченный и самонадеянный человеческий разум ставит себя выше тайн бытия, тайн жизни, из которых исходит, как из своих источников, вся человеческая культура и жизнь всех народов земли.