Читать книгу Нора Вебстер - Колм Тойбин - Страница 4

Тетушка Джози без предупреждения явилась в последнюю субботу января. Нора развела в дальней комнате огонь, мальчики там увлеченно смотрели телевизор, а она мыла в кухне посуду. Услышав стук, Нора подумала, что надо бы снять фартук и глянуть в зеркало, а уж потом открывать, но вместо этого небрежно вытерла о фартук руки и быстро пересекла небольшую прихожую. Припав к заиндевевшему снаружи глазку, она заранее знала, что это Джози; в тетушке, стоявшей на крыльце, даже сквозь дерево и стекло двери угадывались и твердость, и неотвратимость, и нетерпение.

– Я ездила в город, Нора, – объявила Джози, как только та открыла дверь. – И Джон меня подбросил. У него какие-то дела, но он меня заберет попозже. Так что я решила проведать тебя.

Нора увидела, как Джон, сын Джози, удаляется по дорожке. Она придержала дверь, пропуская тетушку в прихожую.

– А мальчики где?

– Смотрят телевизор, Джози.

– Они здоровы?

Нора сообразила, что не может отвести тетушку в гостиную. Электрокамин выключен, так что там слишком холодно. А если проводить ее в дальнюю комнату, то Джози тут же затеет болтать, и мальчикам придется либо выключить телевизор, либо усесться к нему вплотную. Нора не помнила, какую передачу они смотрят и когда она закончится. В последнее время мальчики редко сидели вот так, вместе; ей стало жаль покоя, что царил в доме до появления Джози.

– Что ж, натоплено у тебя изрядно, – оценила тетушка.

Она поздоровалась с мальчиками, и те настороженно привстали.

– О, да они с каждым разом все выше, полюбуйтесь-ка на этих человечков! Донал уже ростом с меня.

Нора заметила, как Донал с Конором покосились в ее сторону, и чуть не попросила Джози помолчать, пока не закончится передача.

– А девочки? – осведомилась Джози. – Как они поживают?

– О, вполне неплохо, – тихо ответила Нора.

– Фиона не приехала на выходные?

– Нет, решила остаться в Дублине.

– А как Айна?

– Постепенно осваивается, Джози.

– Банклоди – очень хорошая школа. Я рада, что она там.

Нора подложила в огонь несколько поленьев.

– Я принесла тебе книги, – сообщила Джози, ставя на пол хозяйственную сумку. – Не знаю, как ты к ним отнесешься; тут несколько романов, а остальное можно назвать теологией, хотя они не такие скучные, как кажется. Сверху – книга Томаса Мертона[10], я тебе уже о нем говорила, сразу после похорон, а еще есть Тейяр де Шарден[11]. Я рассказывала про него Морису в больнице. Но ты сама все прочтешь.

Нора посмотрела на Конора и Донала. Они уставились в телевизор. Она была готова предложить им прибавить звук.

– Но хорошо, что все так замечательно устроились, – продолжала говорить Джози. – Айне нужно прилежно учиться. Времена нынче трудные, везде конкуренция.

Нора вежливо кивнула.

– Передача скоро закончится. Мальчики редко смотрят телевизор, но эта программа им нравится.

Донал и Конор не отрывали глаз от экрана.

– О, ну у меня-то они быстро превратятся в завзятых книгочеев, на пару. Телевизор у нас только для новостей. А не ради этих дрянных американских программ. Бог знает, о чем только не балаболят в этих передачах.

Донал обернулся, желая что-то сказать, и Нора поняла, что заикание усилилось, он не смог выговорить даже первое слово. Ни разу прежде она не видела, чтобы он так тужился, чтобы терпел фиаско еще до того, как звуки сорвутся с губ. Младший брат потянулся к нему, словно желая помочь. Она попыталась угадать, что Донал хочет сказать, ощутила желание прервать сдавленное стаккато, которое он издавал, морща от напряжения лоб. Вместо этого она отвернулась, надеясь, что он успокоится и совладает со словами. Но Донал, осознав, что ничего у него не выходит, оставил попытки и, чуть не плача, снова уткнулся в экран.

Нора погадала, а есть ли на свете место, куда они могли бы сбежать; найдется ли городок или район Дублина с похожим домом, скромным одноквартирным домиком у обсаженной деревьями дороги, куда к ним никто не придет и где они будут только втроем, одни. А после поймала себя на следующей мысли: бегство в такое место подразумевает забвение случившегося, означает, что ей удастся сбросить бремя, что прошлое будет принято и переведено в безмятежное настоящее.

– Нора, ты разве со мной не согласна? – вопросила Джози, пристально на нее глядя.

– Господи, Джози, не знаю я, – ответила Нора, вставая и силясь понять, не сменила ли та тему. И сочла за лучшее предложить тетушке чаю с сэндвичем или печеньем.

– Не хлопочи, мне только чашечку, – сказала Джози.

На кухне Нора с облегчением улыбнулась. Она знала, что мальчики не оторвутся от телевизора, пока Джози не потребует этого прямо и категорично, а по тишине в комнате было ясно, что Джози все еще обдумывает, с помощью какого вопроса сумеет завладеть их вниманием. Вскипятив воду и собрав поднос с чашками и блюдцами, Нора прислушалась, но различила лишь приглушенные голоса из телевизора. Пока мальчики побеждали.

Наконец передача закончилась, и сыновья вскочили, готовые удрать. Нора вдруг поняла, что не видела их прежде такими – не просто дичками, но резкими, почти грубыми. Лицо у Донала пылало, он отводил взгляд.

Джози пустилась рассказывать о намеченных огородных трудах, о большой грядке под овощи, которую затеяла разбить за гумном, затем переключилась на соседей. Когда мальчики ушли, а телевизор умолк, Джози заговорила о минувшем Рождестве:

– По мне, так здорово, что Рождество прошло. Весь январь об этом твержу. И дни уж подлиннее стали.

– Мы отпраздновали тихо, – сказала Нора. – И я тоже рада, что все позади.

– Но ведь девочки приезжали – разве не радость?

– Да, это было приятно. Но каждый думал о своем, и временами мы не знали, о чем говорить. Все старались как могли.

Восхитившись вязаной кофтой Норы, Джози принялась рассуждать об одежде и моде, которые, подумала Нора, ее обычно не интересовали.

– В Уэксфорде есть магазин, “Фитцджералд” называется, я углядела его, когда мимо шла, а беда была в том, что мне оказалось нечем занять два часа, пока Джон не покончит с делами. И вот я вхожу, а там очень милая служащая, сама любезность. И я стала мерить костюмы, а потом она принесла все аксессуары. Ты бы видела цены! Представь, она нарядила меня раз десять и пошла смотреть, что найдется еще, получше. А я-то просто убивала время. Заняла себя на добрый час. А она знай свое: и такой цвет, и сякой, и этот оттенок, и такого покроя, и вот вам, пожалуйста, последняя мода, и это вам идет, а это не идет. А когда я оделась в старое и собралась уходить, она разоралась – мол, зря потратила на меня время. И до дверей за мной пошла, и сказала, чтобы ноги моей больше не было в ее магазине.

У Норы чуть не закололо в боку от смеха. Джози осталась серьезной, и только в глазах плясали чертики.

– Так что за весенним гардеробом я в “Фитцджералд” не пойду, – печально произнесла она и покачала головой. – Ну и нахальная баба! Просто отпетая дрянь.

Джози замолчала, порылась в сумочке и вынула большой конверт.

– Вот, Нора, я малость прибирала в старом доме, а это со мной бывает не часто, или я начинаю и потом бросаю, и получается такой разгром, что покойный муженек на том свете, наверно, когда-нибудь разведется со мной из-за свинства. Быть мне разведенной вдовой. Так или иначе, я наткнулась на это. Они, должно быть, так и лежали у меня, и я решила тебе показать.

В конверте была старая, цвета сепии папка с черно-белыми фотографиями в одном отделении и негативами в другом; корешок папки был безнадежно истрепан. Вынув снимки, Нора мгновенно узнала отца и мать, а потом поняла, что ребенок у них на руках – это она сама; на следующей фотографии родители стояли рядом и горделиво позировали – она решила, что им, наверно, еще нет тридцати; оба нарядно одеты. На остальных снимках тоже были они – либо вдвоем, либо порознь, а кое-где встречалась и она, младенец.

– Я и не подозревала об их существовании, – призналась Нора. – Никогда раньше не видела.

– Наверно, снимала я, но не уверена, – сказала Джози. – Я знаю, что камера у меня была, а больше в то время – ни у кого, и я, должно быть, напечатала их и забыла.

– Правда, он был красавец?

– Твой-то отец?

– Да.

– О, еще какой. Мы, помнится, твердили ей, что если за него не выйдет она, то его приберет к рукам другая, и скоро.

– И ты думаешь, что мама с папой тоже ни разу не видели этих снимков?

– Если это не дубликаты, – ответила Джози. – Я просто не знаю. Странно, что не помню. Снимать мог кто-то другой, но в этом случае откуда они у меня.

– Забавно, как мало они тогда знали, – сказала Нора. – Как мало знали мы все. Обо всем. Я была с ним, когда он умер.

– Вы все были с ним.

– Нет, не все, только я. Мне было четырнадцать.

– Твоя мама постоянно говорила, что у его постели находились вы все, когда он умер. Нора, это ее слова.

– Я знаю, но она все выдумала. Это неправда. Она говорила мне это даже в лицо. Но я была с ним одна и выждала минуту или две, а уж потом сбежала по лестнице. Он умер, а я молча сидела рядом. А после, когда сообщила маме, она с криком выскочила на улицу; я так и не поняла зачем, и после этого к нам явился чуть ли не весь город, а тело еще не остыло.

– Наверно, пришли вознести молитву Пресвятой Богоматери.

– А, ну да, Богоматери. Надеюсь, я больше не услышу молитв Богоматери.

– Нора!

– Так и есть. Бог свидетель, это правда. Я тоже могла помолиться с тем же успехом.

– Бывает, что молитвы даруют немалое утешение.

– Что ж, меня они не утешают, Джози. Во всяком случае, молитвы Пресвятой Богоматери.

Джози взяла фотографии и начала их просматривать.

– Ты всегда была папиной любимицей, даже после рождения остальных.

Она протянула Норе фото, где та сидела у матери на колене. Нора отметила, что мать позирует перед камерой в напряженной позе, а ребенок вроде и не совсем ее.

– По-моему, она не понимала, как с тобой обращаться, – сказала Джози. – А ты с пеленок знала, чего хочешь.

– Двоим другим было проще, – заметила Нора.

Джози разобрал смех.

– Помнишь, что она про тебя сказала? Я сама виновата: спросила, кого из двоих зятьев она любит больше, а она ответила, что чем больше думает, тем сильнее убеждается, что оба зятя и обе младшие дочери ей нравятся больше, чем Нора. Я даже не спросила почему. Не знаю, чем ты тогда провинилась.

– Я тоже. Но что-нибудь наверняка натворила. А может, и нет. Может, ничего и не сделала.

Джози опять рассмеялась.

– Ты мне чуть голову не оторвала, когда я тебе тогда рассказала.

– А по-моему, мне это показалось смешным. Но, может, это я позже так решила.

– Короче, я нашла эти снимки и уверена, что Пэт Крейн может напечатать с негативов еще, если кому-то захочется.

– Они огорчатся, что их нет на фото.

– А мне кажется, напротив, обрадуются неизвестным карточкам с вашей мамой в молодости. Она тогда вряд ли много снималась. Они с удовольствием посмотрят, какой она была.

Нора уловила подтекст, предполагавший, что она-то явно удовольствия не испытывает. Она посмотрела на Джози и улыбнулась:

– Да, в самом деле.

* * *

Перед уходом Джози мальчики спустились пожелать спокойной ночи. Позднее Нора поднялась взглянуть на них, они спали. Заперев двери и погасив внизу свет, она прошла в спальню и приготовилась ко сну. В постели она почитала предисловие к книге Томаса Мертона, которую принесла тетушка. Обнаружив, что не может сосредоточиться, Нора выключила свет и какое-то время лежала в темноте, медленно погружаясь в сон.

Проснувшись, она не поняла, сколько времени, но решила, что глубокая ночь. Кто-то из мальчиков закричал. Так громко и пронзительно, что Нора подумала: не иначе, кто-то вломился в дом. Она прикинула, не открыть ли окно, чтобы кликнуть соседей – может, кто-то проснется и вызовет полицию.

Новый вскрик, и она поняла, что это Донал. Но еще больше ее напугало молчание Конора, и она снова подумала, что лучше, наверно, выбежать и позвать на помощь, а не мчаться к мальчикам. Открыв дверь своей спальни, она вышла на площадку и услышала голос Донала – он что-то бормотал, затем снова раздался крик. Всего лишь кошмар. Она вошла к мальчикам и зажгла свет. Донал открыл глаза, увидел ее и закричал еще пронзительней, будто именно матери и боялся. Она шагнула к нему, и он съежился, выставил руки, словно защищаясь.

– Донал, это сон, просто сон, – сказала она.

Он уже не кричал, а плакал, раздирая ногтями плечи.

– Милый, это всего-навсего сон. Всем иногда снятся страшные сны.

Она повернулась к Конору. Тот невозмутимо смотрел на нее.

– Все хорошо? – спросила она.

Он кивнул.

– Надо дать ему молока. Хочешь молока, Донал?

Тот раскачивался взад и вперед, не отвечая, всхлипывая.

– Ничего не случилось, – ласково сказала Нора. – Честное слово, ничего.

– Случилось, – тихо возразил Конор.

– Что? – спросила Нора.

Конор не ответил.

– Конор, ты знаешь, что с ним стряслось?

– Он каждую ночь во сне стонет.

– Но не как сегодня.

Конор пожал плечами.

– Донал, что тебе приснилось?

Донал продолжал раскачиваться, но уже притих.

– Давай я тебе налью молока, а ты расскажешь. Хочешь печенье?

Он помотал головой.

Она спустилась и налила два стакана молока. Взглянула на кухонные на часы: без четверти четыре. За окном стояла кромешная тьма. Когда она вернулась в спальню сыновей, мальчики смотрели друг на друга, но при ее появлении отвернулись.

– В чем дело? – спросила она. – Страшный сон, и все?

Донал кивнул.

– Ты помнишь, что тебе приснилось?

Он снова заплакал.

– Хочешь, я оставлю включенным свет? И дверь открытой. Так ведь лучше?

Он кивнул.

– Что он говорил во сне? – спросила Нора у Конора.

Она заметила, что Конор мнется.

– Не знаю, – проговорил он наконец.

– Это из-за Джози? – Нора снова посмотрела на Донала. – Ты из-за тетушки Джози расстроился? Не особо ее любишь?

Нора переводила взгляд с одного на другого.

– Вы оба не любите, да?

Мальчики не ответили. Конор уже собирался свернуться под одеялом. К молоку он не притронулся. Донал пил медленно, стараясь на нее не смотреть.

– Тогда поговорим утром?

Донал кивнул.

– Как следует выспимся и пойдем на одиннадцатичасовую мессу, – сказала она.

Мальчики снова переглянулись.

– Что-то не так?

Донал смотрел ей через плечо, будто увидел что-то в коридоре. Она оглянулась, но ничего примечательного не обнаружила.

– Свою дверь я тоже оставлю открытой. Годится?

Донал еще раз кивнул.

– Заснуть сумеешь? – спросила Нора.

Донал допил молоко и поставил стакан на пол.

– И зови меня, если снова приснится страшное.

Он выдавил улыбку.

– Может, оставить свет и в комнате, и в коридоре?

– Хорошо, – прошептал он.

– Если уж ты проснулся, то кошмар больше не вернется, – сказала Нора уже в дверях. – Думаю, что теперь все будет в порядке.

* * *

Утром, когда она подала завтрак, стало ясно, что Донал не расскажет сон, даже если вспомнил, и Нора решила не заговаривать о нем, пока он или Конор сами не заведут речь: если зацикливаться на ночном происшествии, то страхи Донала только усилятся. Она сходит к доктору Кадигену и спросит, как быть с заиканием, но Донала с собой не возьмет. Нора считала, что если заострять на этом внимание, то станет лишь хуже. Может быть, пройдет само собой. Из школы на сей счет ничего слышно не было, и она задалась вопросом, не заикается ли Донал исключительно дома. Мысль о том, что мальчик останется заикой на всю жизнь, да хотя бы до юности, так ее напугала, что она постаралась больше об этом не думать.

Когда она завтракала с мальчиками, шла с ними по Бэк-роуд в собор, а затем во время мессы, перед ее глазами вновь и вновь возникала картинка из вчерашнего вечера: как мальчики вскидываются при виде Джози. В глазах Конора, да и в глазах Донала металось странное беспокойство, почти ужас. Тогда она решила, что это из-за телевизора, который могли выключить. Но и ночью, когда Донал очнулся от своего кошмара и она помянула Джози, оба притихли. Нора решила, что попозже, как только выдастся случай, снова заговорит о Джози и посмотрит, что будет, но тут же подумала, что лучше до поры не ворошить эту тему, пусть сначала Донала перестанут мучить кошмары, мальчики привыкнут к новой жизни и постепенно осознают, что отец умер, но жизнь продолжается, что все меняется, и кое-что, может, даже и в лучшую сторону.

* * *

И хотя о Джози никто из них не заговаривал, реакция мальчиков на нее наполняла дом напряжением до конца недели, и Нора задумалась, уж не явилась ли Джози с какой-то проверкой, не захотела ли выяснить, как отнесутся к ее появлению мальчики, не рассказали ли они что-нибудь про нее Норе. Она восстанавливала в памяти визит Джози – как та с порога принялась без умолку трещать, будто нервничала. Мальчики провели с Джози два месяца, пока умирал Морис, но после похорон они не виделись. И, когда та вошла, они, конечно, должны были скорее обрадоваться, поболтать с ней, повспоминать совместное житье-бытье, может, и пошутить или говорить об общих делах. Нора подумала, что Джози внезапно отдалилась от них, как и они от нее, словно она вдруг стала посторонней, а то и похуже.

В пятницу на выходные приехала Фиона. На следующий день Нора сообщила ей и мальчикам, что едет в Уэксфорд за покупками и вернется к чаю. Фиона оторвалась от книги, но ничего не сказала. А мальчики, по мнению Норы, были слишком малы, чтобы представить, будто мама способна обмануть насчет того, куда едет.

Она направилась к Банклоди, но у реки свернула к дому Джози. Подумала, что может не повезти – Джози вполне могла уйти или у нее гости, но Норе казалось, что лучше пожаловать именно так, без предупреждения, и сделать это нынче же, иначе придется терзаться догадками о том, что могло случиться, когда мальчики жили у Джози во время болезни Мориса.

Она умышленно не загадывала, что скажет и даже с чего начнет. Она просто поехала к Джози, решив, что поймет, о чем говорить, как только ее увидит. Тетушка Джози построила себе отдельный домик рядом со старым, деревенским еще, домом, когда Джон женился, а она перестала преподавать. Тетушка гордилась проектом, ибо дом выглядел как часть основного – с такими же окнами и такой же черепичной крышей. Она соорудила летнюю террасу, гостиную наверху с видами на горы и маленькую спальню, а рядом – ванную комнату. Внизу устроила еще одну спальню, смежную с ванной, и уютную общую комнату с открытым камином и примыкающей кухонькой. Джози любила объяснять гостям, что дверные проемы и ванные комнаты специально сделаны, чтобы проходила коляска, но она пока не решила, на каком этаже будет жить, когда тело ей откажет. Ее веселила сама мысль об этом. Свои дни она проводила, работая в огороде, читая, слушая радио и болтая по телефону.

Нора попыталась вспомнить, как вышло, что мальчики прожили у нее целых два месяца, – попросила ли она об этом или предложила Джози. Она перенеслась в прошлое, но некоторые картины были столь подробны, а отдельные часы вмещали столько совсем еще свежих в памяти моментов, что прочее время виделось как бы сквозь залитое дождем стекло. Вот они с Морисом в приемном покое, вот она понимает, что он может не вернуться из больницы. Минута, когда он сказал, что хочет еще раз взглянуть на небо, а она пусть побудет внутри, он один выйдет. А затем – его слезы, когда он остановился у двери. Все эти мгновения были слишком живы и отчетливы, они заслоняли такие детали, как договоренность с Джози о мальчиках.

Ей следовало помнить произошедшее, она это знала. Нет, дело не выглядело так, будто она была безучастна и словно отсутствовала. Но о чем бы они с Джози ни условились, она не сомневалась, что в тот момент это представлялось естественным, очевидным решением. Она была благодарна Джози за то, что та взяла мальчиков; она и сейчас ощущала облегчение – от того, что дети находились в надежном месте, что не видели, как Морис вернулся домой, как он угасал, не видели всего того, что сопровождало это угасание.

Конечно, он умер не дома. Ей пришлось перевезти его за город в Браунсвуд, старую туберкулезную лечебницу, которую переделали в больницу общего профиля; у него слишком усилились боли, он ходил под себя, а у нее почти не осталось сил. С закрытыми глазами он лежал на носилках, уже несколько дней он не мог выговорить ничего внятного, но она знала – он понимает, что покидает дом навсегда. Она держала его за руку, но всякий раз, когда он пытался сжать ее ладонь, пальцы его не слушались и обращались в клешню. По крайней мере, мальчиков избавили от этого зрелища.

По длинной разбитой дорожке она подъехала к дому Джози, открыв по пути и захлопнув пару железных ворот, стараясь не наступить в грязь, отмечая неприкрытые канавы с обеих сторон и какие-то ярко-красные цветы, названий которых не знала. Небо темнело, над горами Блэкстэйрс нависали низкие тучи. Стоя на гравиевой тропке, она обнаружила, что дрожит. Нора не знала, как лучше, постучаться сперва в старый дом или обойти его и стукнуть в дверь кухни – единственный вход в крыло Джози. Поскольку старый дом не подавал признаков жизни, она пошла в обход, утопая в высокой траве. Она подумала, что недавно, видимо, прошел дождь – посильнее, чем в городе. Заглянув в окно, Нора увидела кресло со столиком, на котором лежали очки и газета, а на другом столе – ваза с яркими лилиями и теми самыми красными цветами, которые она заметила в канаве. В следующем окне она увидела неприбранную двуспальную кровать; на полу валялись книги, будто упавшие с постели. Нора с улыбкой подумала, что Джози хорошо на покое.

Она побарабанила в дверь кухни, но никто не ответил. Стояла мертвая тишина, внезапно поразившая ее, – полное безмолвие, которое нарушалось лишь далеким мычанием коров и слабым рокотом трактора, поначалу вроде бы приближавшимся, но потом удалявшимся. Нора оглянулась на березы и лиственницы, за которыми еле виднелись оцинкованные навесы на гумне. В траве пролегала тропинка к месту, где, как она знала, когда-то находилась фруктовая роща. Она помнила годы с небывалым урожаем яблок и груш, которых созревало столько, что ухаживать за деревьями становилось незачем, никто их не обрезал, – или, может, так рассказывала ей Джози; а позже, после сказочных урожаев, деревья погибли – то ли все, то ли часть, а уцелевшие перестали плодоносить, разве что уцелели яблони, дававшие никчемные райские яблочки. Джози заявила, что куда проще и удобнее покупать яблоки в супермаркете, а жесткие груши из сада никто никогда не любил – они не становились вкуснее, даже если им давали вылежаться.

Но Джози решила разбить новый сад – за старой фруктовой рощей возле гумна. Джон вскопал землю, а она накупила книг и справочников по садоводству и огородничеству. Ей нравилось рассказывать, что на склоне лет она мало-помалу научилась ценить прелести загородной жизни и впервые постигла смысл не только удобрений, но и самой почвы, да и времен года. Подныривая под ветви и сторонясь колючих кустов, Нора углублялась в сад, разыскивая тетушку, и буквально слышала, как она это говорит.

Нора перешагнула через невысокий забор, отделявший огород. Джози выращивала что-то, для чего требовалось натягивать проволоку. Может быть, ежевику – Нора толком не знала. Сбоку тянулись аккуратные картофельные грядки. За ними – цветочные, но без цветов. Похоже, дел тут было невпроворот, и Нора подивилась: как только у Джози выдерживает поясница? Тут она увидела тетушку и поняла, что Джози уже какое-то время тайком за ней наблюдает.

– Нора, ты погубишь туфли, – сказала Джози. Она держала грабельки, в волосах застряли былинки. На руках были большие, не по размеру, перчатки.

– Я тебя не заметила.

– А я решила дать тебе полюбоваться моими трудами.

В тоне Джози проступал вызов, как будто на ее территорию вторглись. Наверно, подумала Нора, ей непонятно, зачем она пожаловала, и все же ведет беседу так, будто все в порядке.

– По-моему, на сегодня достаточно, – сказала Джози. – Я часто впрягаюсь спозаранку, надо ведь заранее подготовить все, чтобы высадить однолетники, когда погода улучшится. А потом иду читать газету, завтракаю, а после снова прихожу взглянуть на сделанное. К этому часу я уже обычно закругляюсь. Вот и сейчас пришла просто полюбоваться и немного прибрать.

Сжав губы, она с озабоченным видом направилась к Норе – размеренно, неспешно.

– Вот доживешь до старости, Нора, тогда поймешь. Странное такое чувство – радость от всякой мелочи ничтожной пополам с недовольством всем на свете. Не знаю, что это такое. Не так уж я устаю, но только проснулась, и уже полумертвая.

Она оперлась на руку Норы, перебираясь через оградку, стянула перчатки, когда они двинулись через рощу.

– Идем наверх, – пригласила она уже в доме. – Там прибранней, есть новая чайная машина, а на площадке плитка и всякое прочее. Дай только сполосну руки, умоюсь, и через минутку я тут как тут.

Нора забыла, какие в верхних комнатах высокие потолки. Серый, давящий, какой-то водянистый свет лился на серый же ковер, на белые стены, на темно-синие абажуры, синие подушки на тахте, синие шторы, узорчатый коврик и высокий, забитый под завязку стеллаж, этот свет придавал комнате своеобразный, неожиданный шик, о котором и не догадаешься, глядя на дом снаружи, с гравиевой дорожки или из мертвой фруктовой рощи.

Нора встала у окна, посмотрела на улицу, и до нее впервые дошло, какой сумбур внесли ее сыновья в эти комнаты, обставленные с такой заботой. Даже здешний хаос был частью существования Джози, ее жизни, в которой не предусматривались помехи. Тогда Нора думала, что разумнее оставить их с тетушкой, а не с сестрами. Она не повезла их в Килкенни к Кэтрин, хотя та предлагала, поскольку своих у нее нет. А Уна, младшая сестра, переехала к ним, присматривать за Айной и Фионой, когда та приезжала на выходные. Уны просто не хватило бы еще и на двух мальчишек; не по силам это было и Маргарет, сестре Мориса, хотя она и ворковала над ними. Нора не могла оставить их и на попечение соседей или кузенов. А у Джози были и место, и время, и жила она достаточно близко к городу; мальчики знали и ее, и Джона, и его жену; они знали и старый сельский дом, и даже сооруженную Джози пристройку. В то время подобный выход представлялся разумным. Но почему-то не теперь, когда Нора, глянув в окно, повернулась и обвела глазами пространство, которое Джози устроила себе для покойной старости, – напрасно она так надолго оставила здесь мальчиков.

Джози причесалась и надела кашемировый свитер. Она вкатила столик на колесиках с чайником, двумя чашками, блюдцами, сахарницей и кувшином молока.

– Пусть чай настоится, – сказала она и подошла к окну. – Здесь замечательно, когда погода хорошая и работает отопление, тепло и зимой. Меня беспокоили обогреватели. Я боялась пересушить воздух, но все работает…

– Джози, я хотела спросить о мальчиках, – перебила ее Нора.

– Они в порядке? – Джози направилась к столику.

– Я ни разу не спросила, каково с ними было.

– Каково было мне? – уточнила Джози.

Нора не ответила.

– Нора, я же сама предложила и не кривила душой.

– Каково было им? – тихо сказала Нора.

– Ты меня в чем-то обвиняешь?

– Нет, просто спрашиваю.

– Ну так сядь и не смотри на меня так.

Нора села на тахту, а Джози устроилась рядом в кресле.

– Донал стал заикаться.

– Да, Нора, это здесь началось.

– И с Конором я тоже не понимаю, что творится. А у Донала был в субботу кошмар. Не описать словами, какая жуть.

Джози подтянула столик поближе и принялась разливать чай.

– Молоко и сахар добавь сама. У меня не получается рассчитать.

– Что с ними здесь произошло? – спросила Нора.

Джози положил в чай кубик сахара и долила молока. Отпив, поставила чашку на столик.

– По-моему, им досаждала тишина, – сказала она.

– Тишина? И все?

– Да. Они же городские. И надо было, наверно, свести их с местными ребятами, пусть бы играли, но они не захотели. Так что засели здесь. А тут тихо. И они все ждали тебя, но ты так и не приехала. Они вскидывались, побросав все дела, как только слышали вдали шум мотора. А время шло. Не знаю, о чем ты думала – оставила их здесь и ни разу не навестила.

– Морис умирал.

– Конор писался чуть не каждую ночь. Не понимаю, о чем ты думала, бросая их здесь так надолго, – повторила Джози.

– У меня не было выхода.

– Что ж, ничего не поделать. Ты надеялась, что они вернутся, не изменившись?

– Не знаю, на что я надеялась. Решила приехать и спросить.

– Ну вот и спросила, Нора.

Обе надолго замолчали. Нора несколько раз порывалась что-то сказать, но каждый раз осекалась.

– Я ухаживала за Морисом, – выговорила она наконец.

– Объясняй, как хочешь, я вовсе не в претензии. Когда Конор пригорюнился, я попробовала поговорить с ним и успокоить, но не знала, скоро ли ты появишься. О чем думал Донал, я понятия не имела. Он из тех, за кем приходится следить, а может быть, нужно и за обоими глаз да глаз. Я звонила тебе в гостиницу, но ты не перезванивала.

– Ситуация ухудшалась с каждым днем.

– Я звонила, а ты не перезванивала.

– Телефон разрывался, все хотели узнать.

– Я – “все”, что ли?

– Я не знала, как надолго…

– И мальчики не знали. Так что мы тут все лезли из кожи вон. К концу им стало получше. Под конец Конор лишь иногда писался в постель.

– Я не знала про постель. Спасибо тебе за все.

– Тогда возвращайся к ним.

– Так и сделаю, Джози.

Она не допила чай, поднялась. Немного выждала на случай, если и Джози встанет, но та осталась на месте. Тетушка сидела в кресле, подавшись вперед, глядя в пол и ссутулившись.

– Может, мы скоро тебя проведаем, – сказала Нора.

– Я зайду, когда снова буду в городе.

Нора спустилась по лестнице и обошла дом, направляясь к машине. Был еще день. Взглянув на часы, она обнаружила, что визит не продлился и получаса. У нее оставалось время заехать при желании в Уэксфорд и пройтись по магазинам.