Читать книгу Павильон у реки - Константин Абольников - Страница 9

Я лег на кровать и задремал, если точно, я просто лежал, с закрытыми глазами – я вспоминал. Та…

…После памятного вечера 24 января 2000-го года мы с Димой, с остатками стипендиальных денег в карманах (после покупки студенческих проездных осталось еще на десять бутылок пива), отправились на Татьянин день.

Его самая главная часть, дискотека, бушевала в холле на первом этаже Главного здания МГУ, ближе к выходу на смотровую. Вахтерши продавали пиво и сигареты.

Я вдруг увидел Иру, которую встречал в университете в очереди в столовой, когда учился на первом и втором курсах.

В моих глазах тогда, и не только в моих, Ира была недосягаемой и непонятной красавицей, общепризнанной, в отличие от поздней ее реинкарнации.

Она была так же высока. Прекрасная фигура, высокие ноги – все это можно встретить на любой окраинной дискотеке, и все это привлекает внимание на минуту-другую и забывается.

Высокие скулы, прямой нос, с тонкой высокой острой горбинкой, который придавал ей сходство с хищной птицей.

Мы встречаем в юности немало удивительных женщин и мужчин, но ее я запомнил надолго.

Однажды в столовой Ира спрашивала о чем-то повара, и я увидел, что здоровяк пытается ей ответить, но теряется и краснеет, как школьник.

Меня это заинтересовало, я сел за стол напротив. Ира быстро обедала. Я смотрел на нее, она не обращала внимания. Да, вероятно, очень легкое косоглазие… особенность взгляда? Она смотрела перед собой – на стакан с кофе, который она подносила к губам, и в то же время, куда-то вдаль по столовой.

«Это же два разных взгляда одновременно», – понял я, решив, что надо, чтобы она попросила меня о чем-то.

Я сходил за супом, и, когда шел мимо ее стола, пошатнулся и аккуратно пролил часть прямо на ее поднос.

– Ах, извини, пожалуйста! Давай я вытру! – все были на «ты».

Ирина первый раз в жизни взглянула мне в глаза. Она теперь не косила. Оба взгляда слились в один, смотрящий одновременно и вдаль, и на меня.

– Вытрешь? – ее взгляд теперь выражал просьбу, страстную просьбу. Взгляд женщины в один, совершенно определенный момент. Он был не «томный» или кокетливый, нет, это были глаза женщины на пике любви. Она смотрела ними на всех, не будучи, разумеется, влюбленной, а наоборот, целиком погруженной в учебу.

Такого не увидеть в обычной жизни, но в объятьях, в момент, когда там, внизу, нет сопротивления и это уже не игра, я ловил чуть косящий, страдающий и ждущий чего-то взгляд – сквозь, вдаль, но и в мои глаза…

Она была большая умница, и если бы она закончила МГУ в 1980 году, то была бы на своем месте, – молодая ученая, часть академической среды.

Она была физически крепкой, умела ездить на лошади, а управлять моторной лодкой учили на геологическом факультете. Красивая геолог из советского фильма, нет, из книги, – Катя Татаринова, дочь одного из «Двух капитанов».

Ира была старше на три года, она всегда приходила на Татьянин день. Окончив МГУ, полгода сидела без работы и, наконец, устроилась секретаршей в пейджинговую компанию. Ее туда взяли, когда, она, переломив предубеждения, надела мини-юбку и пришла на собеседование, красуясь перед мужичьем безупречными ногами.

Это было началом конца скромного человека со внушенной родителями ненужной идеей добиваться всего самой, трудом и головой.

В пейджинговой компании она долго не могла привыкнуть к обстановке, и знакомиться с молодыми людьми ездила исключительно в МГУ.

Она окончила учебу – а я ее продолжал еще три года, а сейчас мы встретились, на Татьянином дне и вспомнили эпизод с тарелкой: оба его не забыли! Посмеялись и обменялись номерами.

…Ира доехала до метро «Баррикадная», мы дошли до Шота Руставели на Большой Грузинской. Был уже февраль, когда я решился ей позвонить. Стояло минус 20 градусов. Вечер, народу никого, хруст перемороженного снега под ногами.

Я не решался ее поцеловать, несмотря на выпитую банку джин-тоника. Она грела мою руку на груди, под серой «облитой» дубленкой, и поцеловала первая.

Простота, вкупе с неординарной внешностью, – отличный повод влюбиться.

Мороз был лютый, словом, не самый лучший вечер для первого свидания бедного студента. Но Ира не рисовалась.

– В метро, греться?

Мы изъездили на метро всю пустынную окаменевшую Москву, пока не добрались до скверика у дома Колина. Позвонили. И остались на ночь…

– А у тебя есть презервативы?

– Да, пачка целая, черные даже, – разочарованно сказал я.

…Ира поразила. Она работала над моим членом ртом, глубоко заглатывая, теребила его языком. Затем достала презерватив, другой, третий, – мне было больно и приятно. Я опустил глаза и не поверил себе. Она натягивала третий или четвертый презерватив, делая туго натянутый черный ствол. Яйца она вытягивала вверх, и презервативы набрасывала прямо на них. Получилось нечто вроде собачьего эрегированного члена, с раздувшимся шаром в основании.

Презервативы обхватывали плотно и не позволяли конструкции разрушиться в движении. Дальше она отрезала верх презервативов пилкой для ногтей – реверанс.

– Только не кончай в меня, – сказала она, задыхаясь, и повернулась, и низко прогнулась на ковре. Она стала вводить в мокрую себя мокрый, плотно обхваченный презервативами член. Мне было очень, очень больно. Вдруг вошли яйца, и что-то резко и страшно крепко сжалось. Она обхватила, мертво, надолго, на сколько? На свое усмотрение… Я вдруг понял, что испытывает «склещенный» кобель, это чувство невероятного, непреодолимого единства. Я постарался двинуться наружу, – я не освобожусь, – можно было только внутрь, сильно внутрь.

Она кричала, не скрывая страсти, или боли? – и не стесняясь перед невидимыми соседями. Пару раз она теряла на десять секунд сознание.

В эти мгновения я целовал ее. У нее крупно дрожали ноги, но я не мог освободиться, глядя в закатившиеся глаза. И понимал, что ее призвание – это звезда эротических фильмов. Нет, звезда кино о любви. Главное, чтобы камера выхватывала лицо, глаза и взгляд. Если это можно было бы назвать взглядом. Это были дурные, окосевшие, смотревшие одновременно в никуда и в душу глаза. «Я кончу», – я стал выдергивать раздутый член, через боль, через ее кольцо, а оно вдруг резко разжалось, я был свободен, и опустошен через секунды…

Она сидела – «Не трогай меня», – прислонившись к стене, запахнувшись простыней. И я опять смотрел в ее глаза.

Она уже ничего не просила взглядом, он был безумен.

А я любовался – со страхом.

Ира не превратилась в крепкую женщину-геолога, с фотками «из поля», в ковбойской шляпе.

Она жила стандартной, придуманной для современной российской женщины телевизором нормой: работой по конторам, отпусками в Турции. Она пару раз там влюблялась и переносила курортные романы в долгие разговоры по скайпу с далеким аниматором из отеля. А тот терпеливо дожидался мрачной московской осенней глухомани. Ноябрь, и влюбленная бывшая курортница откликнется на просьбу перевести триста долларов, на лечение сестры.

Лет в тридцать она родила от одного из своих экзотических друзей, и сразу после родов развелась с мужем-футболистом. «Он слишком много пьет».

Словом, она не стала дочерью капитана Татаринова. Людям с хорошим образованием нельзя ни разу включать ток-шоу, с резкими суждениями уродливых ведущих.

«Надо ограничивать любопытство, – подумал я, открывая глаза, – зачем плевать в свое прошлое, зачем знать, что было после. Есть право знать, а есть право не знать. „Все обос..утся?“. Нет. Хорошее всегда хорошо».

Я стал одеваться, – никаких соцсетей, удалюсь отовсюду. Через месяц-другой.