Читать книгу Иван, Кощеев сын - Константин Арбенин - Страница 10

Поскольку легли рано, то и проснулись соответственно – с первыми пеночками да зябликами.

– Не замерз, Ваня? – спрашивает Горшеня.

– Не то слово, – отвечает Иван. – Зуб на зуб не попадает.

– Айда кости греть! – кричит Горшеня командным сержантским голосом и давай бегать по поляне, голыми пятками ужей пугать. Побегал, попрыгал, за другие упражнения принялся, песни горлопанит – птицам вступить не даёт.

Иван смотрит на него из своей зябкой дремоты, а примкнуть не решается. Наконец встал, поприседал с ленцой, наклоны вправо-влево сделал.

– Эх, мать моя природа, мачеха погода! – вопит Горшеня на всю поляну, тело своё в разные фигуры скручивает.

До пота согрелся, присел обратно на ельник. Дышит-шумит, больную ногу растирает, на Ивана с усмешкой посматривает.

– Ну что, – говорит, – одолела тебя кошачья учёность, до сих пор, гляжу, проснуться не можешь?

Иван присел, лицом в росу обмакивается – такие у него водные процедуры.

– Вот какова книга! – гордится Горшеня. – Незаменимая вещь. На войне мы под неё при самой злой канонаде засыпали, а хороший сон для солдата – основа крепости духа. Так что я этой книге многим обязан.

– А ты, Горшеня, где грамоте выучился? – спрашивает Иван.

– Меня, Ваня, сама жизнь выучила, – отвечает Горшеня, а сам портянки с веточек снимает, на сырость щупает. – Сначала согласным звукам обучила, потом уже и гласные преподала. И уж совсем недавно объяснила, где надо точку ставить, а где и запятая сгодится. А вот насчёт всяких там двоеточиев и многоточиев – это я до сих пор не уразумел. Может, ты мне, Вань, объяснишь?

– Объясню, – неуверенно кивает Иван. – Только как-нибудь в другой раз, сидючи.

И то верно – уже в путь пора, дорога не ждёт.

После отдыха ночного да по утреннему росному воздуху так бойко зашагалось, что сначала и не заметили друзья, как переступили нерукотворную границу. Потом присмотрелись, а деревья пошли вроде как более крупные, трава зеленее стала, мокрости на земле меньше, мусора никакого не накидано, на камнях, опять же, ничего не понаписано – всё как-то не по-людски. Чувствуется полное между лесом и его обитателями взаимопонимание. Даже погода вроде как более мягкая, совсем почти лето. Тогда и поняли Иван с Горшеней, что очутились в Лесном царстве – Зверином, стало быть, государстве.

Вышли молодцы на большую лесную тропу, стали вдаль заглядывать, животину попутную высматривать.

– Вон и зверь на ловца бежит, – говорит Горшеня.

Так и есть: бежит в их сторону матёрый волк-волчище – крупный, серый с подпалинами. Горшеня руку вперёд вытянул, машет пятернёй. Волк бег свой замедлил, остановился возле путешественников, язык высунул, дышит, осматривает людей с ног до головы. Вблизи-то зверь ещё крупнее оказался: запросто три человека на его спине разместиться могут – знатный волчище! Горшеня вперёд выступил.

– Уважаемый, – говорит волку, – мы, стало быть, к Человечьему царству путь держим, в вашей расчудесной стране мы, так сказать, транзитом. Не подбросите ли в сторону пути следования?

Волк не отвечает ничего, с лапы на лапу переминается, Ивана и Горшеню обнюхивает. Те переглянулись, разговор сызнова начинают.

– Уважаемый волк-волчище, – повторяет Горшеня, – я говорю: путешественники мы. Можем пешком дойти, да нога у меня разболелась шибко, к непогоде, видать. Не подбросишь ли нас докуда не жалко?

Опять со стороны волка никакой реакции, одно бестактное обнюхивание.

– Да, пахнет неважнецки, – соглашается Горшеня, – погребом пахнет. Дело, понимаешь, походное.

– Погоди, Горшеня, – на этот раз Иван друга одёргивает, – он же по-человечески не понимает. Видишь?

– Быть такого не может, – Горшеня свои рукава от волчьего носа убирает, сторонится. – Раз царство сие волшебное, то здесь все животные по-человечьи не только понимать, но и разговаривать должны! Порядок такой, не нами установленный!

Волк красным глазом на Ивана зырканул, слюну уголками пасти выпустил.

– Э, э! – отшагнул слегка Иван. – Ты чего слюнявишься?

А тот вдруг спрашивает нормальным человеческим языком, с небольшим только волчьим акцентом:

– Разбойники?

– Да нет, уважаемый, – радуется Горшеня. – Я ж говорю тебе: путешественники. В Человечье царство пробираемся. То есть, это, – идём.

– Семионы? – спрашивает волк.

– Чего? – не понимает Горшеня. – Какие такие Семионы? Никакие не Семионы, – я Горшеня, а это друг мой Иван. А больше среди нас никого не наблюдается, хоть ты унюхайся!

Волк ещё раз попутчиков обсмотрел, потом молча развернулся и подставил свою широкую спину. Горшеня тут же волка оседлал, поудобнее ногу свою подбитую устроил. А Иван – тот не спешит садиться, у него какие-то сомнения на волчий счёт имеются. Но поддался всё же на Горшенины жесты – уселся на мохнатую спину, дружка своего за талию обхватил.

Волк слюну скопившуюся в землю сплюнул, тронул плавно, как пароход, а потом такую нечеловеческую скорость развил – не горюй, волчица-мать!