Читать книгу Давай поедем на трамвае - Константин Белых - Страница 2

Трёшка
Повесть
Глава первая

Оглавление

Новый вагон был подарен городу Высогорску местным олигархом Красильниковым, который с детства питал к трамваю нежные чувства. По молодости он даже поступил на курсы по подготовке водителей трамвая и успешно их окончил. Но как только в руках его отца начали шуршать деньги, получаемые от продажи муниципальных земель, он понял никчёмность своего выбора и продолжил дела родителя, погибшего вскоре в автомобильной катастрофе.

В своём новом бизнесе Красильников-младший особо не напрягался, в отличие от покойного старшего, и в основном довольствовался откатами, которых у него было как грибов после дождя. Но, даже несмотря на свой высокий статус и не менее высокие суммы на наличных счетах, интерес к трамваю у него сохранился, и ровно год назад 31 мая он сделал властям города Высогорска безвозмездный подарок в виде нового трамвайного вагона с бортовым номером 300. Власти с большой радостью приняли этот щедрый дар, и неудивительно, поскольку, во-первых, появилась шикарная возможность списать на законных основаниях кругленькую сумму, зависшую в воздухе, и закрыть наконец-то рот налоговой полиции и прокуратуре, а во-вторых, данный вагон среди оставшейся в депо рухляди, работающей на последнем вздохе, выглядел как Мессия среди юродивых. Появилась надежда, что пассажиры вернутся с маршруток обратно в трамвай и финансовое положение городского электрического транспорта пойдёт ввысь. Красильников, словно зная заранее об этом желании властей, пообещал, что в случае, если вагон без проблем и трудностей наберёт пробег сто тысяч километров, то подвижной состав трамвайного депо обновится полностью.

Трёхсотый вагон, сказать по правде, был действительно как сказочный принц, сделанный по последнему слову техники. Оборудован был мягкими сиденьями, кондиционером как в кабине, так и в салоне, на пульте управления красовался встроенный бортовой компьютер, который, мало того, что выдавал водителю полный обзор происходящего вокруг, в том числе вид сзади в радиусе ста метров, так ещё мог в две секунды определить возникшую неисправность, отобразить её на экране и по команде водителя, заключавшейся в нажатии сенсорной клавиши «ремонт», приступить к её устранению. Таскание водителем на своём горбу жёсткой сцепки и башмака тоже ушло в прошлое. Эти вещи одним нажатием кнопки выдвигались из специальных поддонов и занимали нужную позицию. Во время ливня все важные подвагонные органы автоматически закрывались специальным ударопрочным и водонепроницаемым стеклом. Компьютер мог отобразить рельсы, находящиеся под водой, показать наличие посторонних предметов на них и состояние стрелок. Ещё одним талантом компьютера было то, что при сходе вагона с рельс он мог автоматически при помощи встроенных домкратов поставить вагон обратно на рельсы без вызова скорой технической помощи. Ну а неисправность пути или контактной сети он, ясное дело, определял гораздо быстрее и точнее любого путейца или «контактника». Поэтому неспроста первое время среди водителей началась самая настоящая грызня и бойня за право управлять трёхсотым вагоном на постоянной основе.

Ревизорской службе, которая считалась охотниками за нарушениями, новый трамвай сделал не менее щедрые подарки. Компьютер фиксировал абсолютно каждое действие водителя, как правильное, так и неправильное, и в конце смены выдавал специальный отчёт, записанный на USB-носитель. В отчёте этом отображалось, сколько раз за смену вагоновожатый нажимал на ходовую и тормозную педали, придерживался ли скоростного режима и дистанции, соблюдал ли правила дорожного движения и установленное расписание. Останавливался ли по дороге в депо на остановочных пунктах или проезжал мимо. Выдавалась информация о разговорах по мобильному телефону и в каком месте этот разговор происходил. Великое счастье для водителя, если это был остановочный пункт и трамвай не находился в движении.

Но ещё одно чудо бортового компьютера крылось в его новейших нейронных процессорах, которые были способны улавливать различные запахи. Помимо запахов дыма, пороха и других взрывчатых веществ, он умел определять запахи еды и табака. И в отчёте также указывалось, где, когда и во сколько происходил приём пищи водителем, и опять же, великое счастье, если это было не во время движения, а также количество выкуренных в кабине сигарет. Но тут уже на поблажки рассчитывать не приходилось, курение в общественных местах, а трамвай как раз является таковым, было запрещено Федеральным законом. В первые полгода работы на новом вагоне предупредительные талоны водителей летали, словно птицы, на стол начальству. Из такого их количества можно было соорудить приличный карточный домик. Но потом желание работать в удобстве и комфорте взяло верх, и дисциплина пошла на улучшение.

Был случай, когда «трёхсотый» даже спас жизнь водителю, почуяв предынфарктное состояние в его учащённом пульсе, и прекратил движение, выдав надпись «Тревога» на экране. Пассажиры, видя начавшего терять сознание водителя, вызвали скорую помощь, предотвратив тем самым беду. Если у читателя возникнет вопрос, каким образом медицинские работники попали в кабину, запертую изнутри, и как вагон мог поставить диагноз, я с удовольствием поясню, что на дверях кабины не было никаких щеколд, задвижек и замков. Вернее, замок был, но открывался и закрывался он при помощи пластиковой карты, находящейся у водителя. А в экстремальных ситуациях – таких, как пожар или, не дай Бог, несчастный случай или смерть водителя во время работы, – программа давала команду на автоматическое открывание дверей. А что касается пульса, то всем работникам, которым выпадала смена на новом вагоне, на запястье левой руки надевался специальный браслет до конца рабочего дня. И всё было хорошо и замечательно, но, как гласит известная русская поговорка, не всё коту масленица.

Во втором полугодии чувство блаженства, счастья и эйфории от работы на новом вагоне стало потихоньку пропадать. Некогда любившие его водители начали опасаться своего кумира. Боялись не самого вагона, а его чрезмерного ума, пусть даже и электронного. Стало казаться, что трамвай живёт своей собственной жизнью и принимает самостоятельные решения, не всегда совпадающие с мнением вожатого. Началось всё с банальных мелочей. Мог упорно включаться дальний свет фар вместо ближнего, несмотря на то, что положение выключателя говорило об обратном, мог сам по себе раздаться звуковой сигнал во время движения, хотя водитель точно знал и готов был поклясться, что не нажимал на него. Самовольно мог посыпаться песок на рельсы, когда в нём не было никакой необходимости, и наоборот, могло не упасть ни одной песчинки во время юза, а только раздавался звук, свидетельствующий о том, что этот песок якобы поступает. Поначалу все эти мелочи всерьёз не воспринимались, но, когда трамвай вошёл во вкус и начал творить более немыслимые вещи, беспокойство охватило практически весь штат водителей.

Случай, произошедший десятого сентября, заставил вагоновожатую Изольду Михайловну Корнееву, отработавшую тридцать два года за управлением, с сердечным приступом лечь на больничную койку. Ничто не предвещало беды, смена протекала легко и непринуждённо. Трамвай плавно катил по рельсам, кондиционер дарил приятную прохладу, до конца работы осталось два часа. Дома ждал любящий муж, обещавший приготовить ужин, через неделю возвращался из армии сын, одним словом – благодать. Внезапно между остановками «Рынок» и «Садовая улица» лихой молодец на синем кабриолете без крыши резко выехал на рельсы перед самым носом вагона. И только отличные тормоза трамвая смогли предотвратить дорожно-транспортное происшествие. Лихач, улыбнувшись в тридцать два зуба и показав средний палец правой руки Изольде Михайловне, дал по газам и двинулся вперёд.

– Козёл недоношенный! Чтоб тебя геморрой прошиб до конца жизни, и ты пешком ходил, придурок, и сесть не мог даже на корточки! – излила душу Изольда.

Далее перед прохожими предстала жуткая картина. Они увидели, как набравший бешеную скорость трамвай с такой силой ударил синий кабриолет, что тот влетел прямо в стеклянную витрину магазина. Звон разбитого стекла внёс в однообразную музыку суетливого города свои ноты, а осколки, словно праздничный салют, разлетелись в разные стороны. Один из них, особо крупный, вонзился в горло водителю кабриолета, чудом не повредив гортанную артерию и сухожилие. Алая кровь словно знамя красовалась на белоснежной рубашке жертвы. И хотя хирургам удалось спасти его молодую жизнь, следствие признало стопроцентную вину водителя трамвая. Следователь Андрей Коробов, работающий с данным уголовным делом, возбуждённым по статье сто одиннадцатой, долго не мог понять, что побудило порядочную женщину предпенсионного возраста пойти на такое циничное преступление. Естественно, что в объяснение гражданки Корнеевой о взбесившемся вагоне никто не поверил – ни следствие, ни суд, который и приговорил Корнееву Изольду Михайловну к пяти годам лишения свободы и выплате ущерба потерпевшей стороне. И только благодаря усилиям хорошего адвоката удалось добиться условного срока наказания.

Долгое время эта история не выходила из головы у работников предприятия и неоднократно обсуждалась, смаковалась и додумывалась. Ровесники Корнеевой были полностью на её стороне, но недавно прибывшие на работу новички, уже считавшие себя грамотными специалистами, напротив, жалели водителя кабриолета и осуждали руководство предприятия за то, что оно до последнего держит на работе старых дур, страдающих маразмом, и не открывает дороги молодым.

Но ничто не вечно в нашей жизни, не вечны и разговоры. Вскорости эта история стала забываться и обрастать быльём. Да и трамвай, казалось, предпочёл стереть это из своей памяти и продолжить работу в правильном русле. Наступило затишье, а оно, как известно, бывает перед большой бурей. Недаром же говорят, что тот, кто однажды попробует вкус крови, через какое-то время непременно захочет ещё.

Прошло чуть больше двух месяцев, на дворе стоял конец ноября. Практически все деревья сбросили листву и вознесли свои голые ветви к небесам, словно прося у них помощи и защиты от надвигающейся лютой зимы. А может быть, и не помощи просили они, а просто, как обнажённые модели, терпеливо ждали, когда невидимый глазу модельер оденет их в другой, не менее красивый, наряд белого цвета. Однако снег не спешил застилать коврами поверхность земли. Судя по прогнозу, как минимум до середины декабря должны были господствовать солнце и дождь, поочерёдно сменяя друг друга. И вот в один из таких дней, когда солнце щедро дарило свои лучи, в городе отмечался праздник Высогорского трамвая. Имениннику исполнилось сто двадцать лет. На календаре было воскресенье, и власти города решили с размахом устроить празднование этого события. На главной городской площади, украшенной разноцветными воздушными шарами, соорудили большую сцену для выступающих. Были приглашены местные вокальные и танцевальные ансамбли, акробаты, поэты и почётные граждане города. По сценарию все они в обязательном порядке должны были выразить свою любовь и восхищение данному виду транспорта, который уже больше века верно служит городу. На огромном плазменном экране транслировался фотоколлаж, рассказывающий об истории городского электрического транспорта и дальнейших перспективах. Участники концерта тоже постарались на славу, многие фразы из их песен и стихотворений буквально сразу же разошлись на цитаты. К примеру, местный рэпер в наколках и широких джинсах, которыми можно было накрыть «Белаз», спел следующее:

Люблю я наш родной трамвай,

Ведь в нём кататься просто кайф,

И, хоть бензин всё дорожает,

Трамвайчик наш не умирает.


Зритель аплодировал, а один пожилой дедушка, прослезившись, даже обрушился с критикой на родное государство:

– Твари, ладно для автомобилистов, но для трамвая могли бы цены на бензин снизить! – прокричал он.

Затем другая певица, в длинном платье и кокошнике, спела следующий шедевр:

Пассажиркою в трамвае я была,

И любовь свою в трамвае я нашла,

Свадьбу тоже я в трамвае провела


И в трамвае даже чуть не родила.

– А что помешало? – крикнул один из зрителей.

– Высадили, – подхватил второй.

– Да как же могли беременную женщину высадить? – вытаращив глаза, спросил тот самый дедушка, который только что возмущался ценами на бензин.

– А ты что, дед, не слыхал? – спросил рыжий парень в очках, от которого исходил водочный аромат.

– Чего не слыхал? – спросил тот.

– Дума закон приняла, что с этого года все беременные женщины должны в общественном транспорте оплачивать проезд за двоих.

– Распустить на хрен думу! – снова заорал пожилой ненавистник власти.

– Вот старый кретин, вообще хохмы не понимает, – вздохнул рыжий очкарик.

А концерт тем временем набирал обороты, но зрителям, которые уже давно были навеселе, не было до него уже никакого дела. Единственный, кто более-менее привлёк общее внимание, был акробат, который держал в руках конструкцию, внешне напоминающую трамвайный пантограф. На ней он скатился по стальному тросу, натянутому над головами зрителей. Ну а завершением красочного шоу стало сладкое угощение. Оно представляло собой двухсоткилограммовый торт в виде трамвайного вагона в половину человеческого роста. На нём горели сто двадцать свечей, задуть которые вышли руководители города и трамвайного управления. Сто граммов этой красивой вкуснятины стоили две тысячи рублей. Такая сумма складывалась из-за того, что внутри бисквитного трамвая находились необычные пассажиры, представляющие собой кусочки редчайших экзотических фруктов, которые в России днём с огнём не сыщешь. Джекфрут, жаботикаба, красный банан, бириба, саподилла, акебия – одним словом, был испечён настоящий трамвай-интурист, спонсором которого являлся всем известный господин Красильников. Цена не стала преградой ни для кого – ни для гурманов, ни для простых людей. Даже тот самый дед, о котором говорилось выше, выложил нужную сумму и стоял в сторонке, уплетая за обе щеки необычную выпечку. Через двадцать минут от трамвая остались только крошки на огромном блюде.

Ну и по традиции в двадцать два часа концерт завершил красивый праздничный салют. После него горожане начали расходиться по домам, а высшей касте города, состоявшей из мэра и его подчинённых, трамвайное управление предложило прокатиться по ночному городу на новом трёхсотом вагоне с целью испытать на себе всю прелесть и удобство данной модели. Водитель-наставник Елена Андреевна Спиридонова, которой часом ранее сообщили о предстоящей экскурсии и дали команду задержаться на работе, едва сдерживала в себе бурлящие эмоции далеко не положительного оттенка и в мыслях желала доброго здравия тем, кто всё это придумал. Подойдя к вагону, она со злостью стукнула кулаком по лобовому стеклу и произнесла:

– Навязался ты на нашу голову, придурок заморский. После этих слов она, вздохнув, пошла занимать место в кабине, при этом краем глаза заметив, что перед вагоном стало очень светло. На рельсы отчётливо падал яркий пучок света. Сомнений не было, что горели фары, но кто их мог включить в пустой кабине, оставалось загадкой. Вернувшись на исходную позицию, Елена увидела, что никакого света уже нет и в помине и фары выключены. Ещё раз проявив злость и пнув ногой по отбойнику, наставник добралась до кабины и, сев в кресло водителя, принялась ждать гостей. Вскоре гости пожаловали и, восхищаясь красотами вагона, разместились в салоне. Всего было девятнадцать человек. Елена включила вагон и плавно тронулась с места. Экскурсия началась.

С первой же минуты поездки гости начали бурно обсуждать разные социально-экономические вопросы, не обращая никакого внимания ни на вагон, ни на виды за окном.

– В кабинетах у себя невозможно было об этом поговорить, надо было именно в трамвае это делать, и именно ночью, – произнесла с очередной порцией злости Елена и продолжила движение, внимательно глядя на дорогу.

За окном мелькали фонари, проезжали автомобили и шагали редкие прохожие. Атмосфера праздника постепенно улетучивалась, и рутина обыденной жизни спешила вновь занять своё законное место. Завтра всё вернётся на круги своя, народ пойдёт на работу и всё забудется. Люди, певшие сегодня дифирамбы трамваю, уже на следующий день, сидя за рулём своих автомобилей, будут без угрызения совести ездить по путям, подрезать, становиться в габариты вагона, а во время дождя брать разгон перед лужами. Людям сейчас важен сам факт праздника, а не то, кому или чему этот праздник посвящён. Да и праздновать-то давным-давно все разучились. Теперь нынешний девиз таков:

Праздник без коньяка —

что корова без молока,

застолье без водки —

что студент без зачётки, а

веселье без пьянки —

как алмаз без огранки,

ну а пьянка без мордобоя – словно

конь без ковбоя.


Мысли Елены оборвал апельсиновый запах, проникший в кабину. Она посмотрела в зеркало и увидела, что пассажиры угощаются соком, наливая его в винные бокалы.

– Надо же, какие культурные, – тихо произнесла она. – А какую жидкость, интересно, вы после поездки наливать будете?

В салоне послышался смех, звон бокалов и голос директора трампарка. Вскоре апельсиновый запах начал перебивать запах дыма – точнее сказать, неприятной гари. Елена вначале подумала, что кто-то закурил, и хотела возмутиться, но потом поняла, что запах далеко не табачный. Его источник находился непосредственно в кабине. Вагон начал плавно останавливаться и наконец остановился совсем. На экране компьютера возникла надпись: «Выход из строя высоковольтного предохранителя «пилот-мотор». Приступить к исправлению неисправности? ДА. НЕТ».

К кабине подошёл директор и прошипел, словно злобный удав:

– Елена Андреевна, что происходит?

– Предохранитель сгорел, Пал Палыч, сейчас всё исправим.

– Быстрее, Леночка, нам ещё только такого позора не хватало в такой день, да ещё перед самим мэром.

Он вернулся к гостям и, улыбаясь, начал что-то говорить им, указывая руками на улицу.

А Елена тем временем нажала на экране команду «ДА». Вагон отключился, затем медленно опустился пантограф, на пульте управления погасла сигнализация с надписью «напряжение сети». В высоковольтном щитке что-то громко щёлкнуло и упало вниз, издав звук удара по железу. В самой нижней части щитка выдвинулась небольшая планка, внешне напоминающая дисковод в системном блоке компьютера. На ней лежал неисправный предохранитель. Обмотав руку полотенцем, Елена взяла его в руки и отложила в сторону. Планка задвинулась, раздался небольшой гул, а на экране компьютера высветилась новая надпись: «Устранение неисправности запущено».

– Ну, давай, родной, давай, – нервным голосом произнесла Елена, видя в зеркало, как в её сторону смотрят девятнадцать лиц в салоне. Через минуту вышла новая надпись, заставившая её содрогнуться: «Автоматическое устранение данной неисправности невозможно в связи с отсутствием запасного предохранителя. Рекомендуется произвести замену предохранителя вручную».

Далее высветилась подробная инструкция, как данную процедуру проводить.

– Этого ещё не хватало.

Слёзы ручьём покатились из глаз Елены, а в кабине вновь появилась фигура директора.

– Леночка, ну что такое? – шёпотом спросил он.

– В системе нет запасного предохранителя, надо вручную менять.

– Как нет? Куда они подевались? Я слесарям головы оторву за то, что не проверили. Леночка, милая, на меня уже мэр косится, меняй быстрее и поехали.

Вынув из экипировки сумку с предохранителями и диэлектрические перчатки, она принялась за дело, но перчатка во время надевания предательски выскользнула из рук и упала под сиденье. Держась из последних сил, чтобы не разрыдаться, Елена наклонилась, подняла перчатку и, поднимаясь, ударилась головой о поручень на пульте управления. В глазах медленно поплыли находящиеся рядом предметы, и она не увидела, что перчатка порвалась в области ладони о крепёжный болт кресла. Надев её, Елена на автопилоте взяла в руки новый предохранитель и открыла щиток. А вагон в это время незаметно для её глаз поднял пантограф, и сигнализация «напряжение сети» загорелась.

Крик водителя заставил вздрогнуть всех находящихся в салоне. Директор Павел Павлович ринулся к кабине, но не успел поймать Елену, которая, попятившись назад, споткнулась о порожек и упала возле первой входной двери. Красный ручей из рассечённого виска щедро окропил ступеньки. Суета и крики заполнили весь салон, а бортовой компьютер в этот момент перезагрузился, а затем выполнил команду по устранению неисправности.

Давай поедем на трамвае

Подняться наверх