Читать книгу Марш идиота, или Как убить время - Константин Д. - Страница 3

Раньше было очень ценное и мудрое, как с экономической точки зрения, так и в плане социальной адаптации, мероприятие, под названием "колхоз". То есть, перед началом учебного процесса, осенью, будь то школа, техникум, ВУЗ, да и армия с рядом предприятий, тоже, привлекались оказывать, за долю малую, помощь государству в сборе урожая. Это была уникальная возможность, длиною в месяц-полтора, познакомиться, понять кто чего стоит и что из себя представляет, сплотиться, подружиться и даже заработать каких-никаких денег – за это ещё и платили. Вдобавок, тем самым, человек советский, эдак лет с 13-14 имел представление как растёт турнепс, как вязать пучки морковки, сколько килограммов картошки выдержит его хребет, умел шинковать капусту и тп, независимо от среды его обитания: городских везли в область, деревенские помогали " на местах ".

Эфиоп Киля получил рабочую одежду что называется "из того, что было в бараке", в который нас определили жить: с родины обмундирования для помощи сельскому хозяйству он, к сожалению, не привез, и в колхозе ходил в выцвевшем, цвета хаки, в двух местах прожженном, ватнике с вытравленной справа на груди хлоркой надписью "Быков 3 рота". Красная шапка-петушок с лейблом Toyota на голове и в два левых резиновых сапога разной высоты и цветовой гаммы на ногах завершали его наряд. С застывшей ещё в раздолбанном и провонявшем бензином Пазике улыбкой, который тряс нас почти четыре часа по Волосовскому району Ленинградской области, он не верил, что всё это происходит на яву, что это происходит с ним и что такое вообще может происходить. У нас была версия, что психика иностранца на ухабах огромной страны, в которую он прибыл обучаться, не выдержала и что парень просто свихнулся, но потом он по-тихоньку начал приходить в себя, издавать звуки, откликаться и разговаривать. Хотя, улыбка так и осталась. Последующие два года моего общения с Килей, она была всегда на нём. Может это результат паров бензина в автобусе, может 100 граммов Сибирской водки из термоса, заботливо влитые нами африканцу по дороге, а может совокупный эффект, но это – факт: Киля теперь всегда улыбался. Его назначили нормировщиком: едва ли в его состоянии на другой должности он принёс бы больше пользы обществу. Ему расчертили тетрадь в 96 листов, куда он ставил буквы Х напротив фамилий явившихся на работу, насобиравших в ящики турнепс, закинувших их в прицеп трактора и тп. Да, и он стал "Быков", так как надпись на его ватнике, а он его вообще никогда не снимал – было, особенно для него, прохладно, гласила именно это… И Быков был действительно "наш": он не кучковался с приезжими студентами, как делали это большинство обучающихся у нас иностранцев. Поляки, кубинцы, венгры, чехи, сирийцы – сбивались в кучки-сообщества, а он всегда был с нами, курил "Беломор" и улыбался. Потом многие, в том числе и преподаватели, задавали вопрос почему это он вдруг Быков, на что Быков резонно отвечал, что надо не косить, а ездить в поля, работать, дабы не задавать глупых вопросов. Ему нравилось его новое имя. И вообще его новая жизнь… И нам всем она нравилась. Мы ещё не понимали, во что ввязались, что шутки кончились, что тут никто тебя " тянуть" и бороться за твою успеваемость, как в школе, не будет… Статистика и показатели тут были другие – чем больше отчислили, тем лучше учили… Но пока всё было весело и круто.

Вообще, сложно переоценить советскую систему организации труда и отдыха учащихся: все эти колхозы, ЛТО, стройотряды… Сколько впечатлений, эмоций, воспоминаний. Все эти детские и юношеские организации, спортивные школы (бесплатные), турниры, соревнования… Всё это не преследовало никакой коммерческой или рекламной цели. Цель была увлечь, организовать, научить. И не поверит теперь ведь тот, кто не варился в этом, что на голом энтузиазме и скудной господдержке было возможно такое. А ведь это было… и здорово было.

Когда урожай турнепса был собран и за скотину можно было не переживать, пришло время сбора урожая наших знаний. И тут у меня вылезло два серьёзных недочёта, в дальнейшем переросшие в настоящую проблему.

Первая неприятность была химия. Я был не то что слаб в ней, я был в ней просто немощен. Если лабораторную работу с группой поддержки я ещё мог осилить, то все коллоквиумы и зачёты были для меня неподъёмны. Товарищ Пульцин, преподаватель химии, явно старающийся выглядеть, как его, видимо, кумир и идейный вдохновитель, Дмитрий Иванович, тряся своей бородой, цепляющейся за депутатский значок на ужасно выленявшем джемпере, регулярно указывал мне на то, что я ничего не соображаю. Это-то я как раз соображал и без него… Но поделать с собой ничего не мог. Благо, была у него чудная напарница Ольга Колесникова, взявшая меня под своё крыло, и только с её подачи химию я хоть как-то разруливал.

А вот вторая проблема была неразрешима ни коим образом…

Начертательная геометрия. Лилия Павловна. Два словосочетания- проклятия. Она была выше меня, как минимум, на голову, рыжая, как апельсин, лет пятидесяти от роду, вся в веснушках и очень худая. Голосом несмазанной телеги она скрипела , перегибаясь через кульман, и своими циркулями-пальцами тыкала в мои чертежи, утверждая что это полная чушь. А мне оставалось только робко соглашаться: во-первых, с моей точки зрения вообще вся эта начертательная геометрия чепуха, а во-вторых, я просто её, эту женщину, жутко боялся. У неё была невероятной длины жилистая шея в сети вен и артерий, временами мне даже казалось, что она телескопическая, как удочка, но хорошо замаскированная под засохшую краковскую колбасу . Она обматывала её шарфом на манер какого-нибудь франта-художника, плюс очень длинные тонкие и конопатые руки. Посредством этих двух удлинённых компонентов, она могла позволить себе, особо не приближаясь своим завяленным тощим телом, нависнуть с совершенно неожиданной стороны и тыкать, хватать карандаши, чиркать и скрипеть, пускать из глаз молнии и опять тыкать, чиркать, скрипеть… это был мой кошмар… К концу второй сессии я еле-еле закрыл первую… У меня, вероятно, переставал работать один из сердечных желудочков, вследствие чего отказывало одно, а временами, возможно, и оба полушария мозга при её виде или услышав скрежет её голоса. Вдобавок, всё это сопровождалось нарушением дыхания, координации движений и аритмией. Я впадал в ступор от одного её присутствия, как кролик перед удавом. Я был раздавлен и абсолютно беспомощен, когда она была рядом…