Читать книгу Семь с половиной женихов Евангелины - Константин Фрес - Страница 4

Глава 4. Разрушительные последствия

Оглавление

Матушка, стеная, с холодным компрессом на лбу лежала в кресле и томно, долго стонала, делая вид, что она не виновата. Я пристыженно пряталась за камином.

В гостиной слуги сметали тысячи разбросанных карточек женихов – предложения сделали все без исключения.

Даже гном.

А папа, мой старый добрый папа, поправляя на носу очки и шаркая подошвами стоптанных туфель, подносил нам обеим чай – нормальный, без взрывоопасных добавок, – и сам размешивал в нем сахар.

– Ах, девочки мои, – говорил он бесконечно добрым голосом, заглядывая каждой из нас по очереди в глаза. Очки его съезжали ему на самый кончик носа, глаза, глядящие поверх них, были смеющимися, в уголках их собирались добрые морщинки, и от этого все понимающего взгляда становилось еще стыднее. – Как же вы додумались до этого?..

– Я всего лишь хотела помочь, – стонала матушка, приоткрывая один глаз. – Я знаю этих современных молодых людей!..

Я современных молодых людей не знала, и на молчаливый взгляд папы мне ответить было нечего. Поэтому я прогудела что-то невнятное, надув губы, утыкаясь лбом в теплые обои и колупая ногтем какую-то козявку, прилипшую к рисунку.

– Ну, ладно – Евангелина, – продолжал папа, поглаживая меня по плечу в знак поддержки и утешения, – невинное дитя. Но ты-то, ты-то как могла не поветь в силу настоящей любви?! Разве ты не помнишь?..

Мама с папой поженились именно поэтому – по большой, огромной, настоящей любви. И даже сейчас, когда папа стар и лыс и похож на черного сверчка, его спина согнута годами, а ноги скорее тощие, чем стройные, мама смотрит на него как на единственного в мире.

– Это совсем другое! – тут же вскакивает она. – Не смей даже думать, что они тебе ровня! Балованные глупые мальчишки! Разве на них можно положиться в трудный час?! Что они там понимают в настоящей любви?!

Папа тихонько смеется и мама чмокает его в лоб.

Милота.

– И у Евангелины, – тянет папа лукаво и радостно, – будет такое же. Теперь, конечно, немного попозже, чем должно было произойти, – он снова засмеялся, припоминая, что произошло на званом вечере с женихами, – но нужно только немного подождать. И все уладится. Ах, женщины… сколько в вас нетерпения и недоверия! Ну, ничего. Ничего! Все наладится.

А все из-за меня. Это я во всем виновата!

Я могла бы споткнуться и уронить злосчастный чайник. Я могла бы признаться матушке, что тоже подмешала туда зелье – да я уже готова была сделать это, вот честное слово, я не вру!

Но матушка втолкнула меня в гостиную, где чинно сидели мои женихи, и в кресле, где я ожидала увидеть своего вожделенного красавца, я увидела самое отвратительное существо, какое только можно себе представить!

Оборотень!

Мерзкий, воняющий псиной, самодовольный оборотень!

А тот красавчик, что вскружил мне голову – господи, да это его слуга! Видит небо, я готова была провалиться сквозь землю от стыда от собственной глупости, и выскочить замуж за красивого слугу я тоже была готова, лишь бы этого чертова оборотня тут не было!

А что, если это именно он в меня влюбился?!

На нем была надета самая яркая, самая модная одежда, да только сидела она на нем как штаны на собаке! И он все время чесался, магия превеликая! То шею поскребет с хрустом, то ляжку. А то запустит пальцы в пах, святые небеса, и там почешет, никого не стесняясь!

На его самодовольной морде выписывалось невероятное блаженство, когти его скребли во всеобщей тишине очень громко, прочие женихи смотрели на него с неодобрением.

Заклятья всемогущие! Да он же блохастый!.. и в таком виде пришел свататься!? Мозгов в его голове ни на грош!

От возмущения и стыда все мысли об опасном вареве в чайнике вылетели из моей головы напрочь. Я вихрем облетела всех женихов, щедро подливая всем кипятка, и все они, словно по команде, отхлебнули из своих чашек, испепеляя наглого оборотня взглядами.

Нет, вру, не все разом.

Дракон отпил заколдованного чая последним.

Возмущение возмущением, но и о приличиях забывать не стоит. Прежде, чем пить сам, он заставлял гнома пробовать – а не отравлено ли? И не то, чтобы дракон правда опасался, что его отравят в приличном доме, просто… это была часть драконового этикета.

Он потыкал гнома тросточкой, и тот, ухватив толстыми грубыми пальцами его фарфоровую чашечку, отплеснул добрую половину в свою глиняную корявую кружку и отхлебнул. Занюхал бородой, словно пил не чай, а крепчайший ром, или даже деревенский самогон, и осклабился во все свои сорок пять зубов – или сколько там зубов у гномов.

– Ы-ы-ы-ы, – сказал гном, улыбаясь мне страшно, как ощетинившийся переломанными досками забор. Он приподнял войлочные брови, обнаружив под ними необычайно голубые глаза, чистые, как у теленка. Что-то ненормальное, дикое, первобытное на моих глазах рождалось в душе гнома, он пыхтел и хрипел, как разводящий пары паровоз. И путешествие это не предвещало ничего хорошего…

– Рада, что вам понравилось, – пропищала я, мгновенно вспоминая о зельях. Кажется, гнома волшебство разбирало все больше; кто знает, что у него в голове роилось, но на мое счастье он не мог их высказать – разучился внятно излагать свои мысли за годы вынужденного безмолвия.

Но отсутствие словарного запаса он с лихвой компенсировал радостной улыбкой и непрекращающимся пугающим «ы-ы-ы-ы».

– Какой приятный аромат у этого чая, – сказал вежливый вампир, касаясь напитка губами. – Вы сами заваривали, Евангелина?

В его устах имя мое прозвучало музыкой, и я в ужасе увидела в его красных зрачках некое чувство, от которого по спине моей табуном и с криками «а-а-а-а!» промчались вниз мурашки. На голову мне словно обрушилось ведро воды, тяжелое, сбивающее с ног и напрочь выколачивающее из тела дыхание.

Вампир смотрел на меня с неприкрытым желанием. Этот взгляд был опаснее руки некроманта на заднице. Откровеннее усмешки дракона. Сильнее азарта охотников, добравшихся до нежити.

– Очень вкусно, – подтвердил дракон, допивая то, что осталось ему после дегустатора. – А еще можно… Евангелина?

Его голос повторил эту же самую штуку; дракон произнес мое имя так, что у меня трусики взмокли, я ахнула и шатнулась от него прочь, боясь, что он тотчас же исполнит все те угрозы, что я услышала в оттенках его голоса.

***

Меж тем гном, не теряя времени понапрасну, грубо впихнул в руки онемевшему от его нахальства дракону свою корявую кружку и выступил вперед, бряцая и лязгая, как рыцарь доспехами.

– Дор-рогая, пр-р-релестная Евангелина! – прорычал гном, обрушившись на колено с грохотом, как боевой слон. – С той минуты, как я увидел вас, жизнь моя потер-ряла смысл без вас в ней и без меня с вами! Я воспылал! Ар-р-р! И пока эти молокососы жмутся, как девицы в слишком узких панталонах, я р-р-решил: будьте моей женой!

Повисло гробовое молчание, в котором отчетливо было слышно, как с хрустом лопнула гномья глиняная кружка, раздавленная рукой изумленного дракона.

Да, оба зелья сработали как надо… Если бы сейчас Флятт принимал у меня экзамен, он поставил бы мне твердую пятерку.

Но… Магия пресвятая, как это понимать?! Почему именно гном кинулся делать мне предложение, самым первым?! Только на гномов действуют оба зелья разом?! На остальных нет!? Или он, что ли, был в меня влюблен?! И зелья усилили его чувства? Да ну, чепуха какая, я с ним не встречалась ни разу!

С другой стороны, а с кем из них я встречалась?! Не помню…

Тогда почему гном сделал мне предложение? Почему растолкал всех женихов? Потому что гномы невоспитанные и презирают наши обычаи?!

– Евангелина-а-а, – меж тем хрипел гном с претензией на сексуальность, – станьте же моею-ю-ю…

– Но, господин гном, – пролепетала я, – а как же ваш хозяин, господин дракон?.. Он не отпустит вас просто так жениться, вы же ему прислуживаете… А где мы будем жить?.. Да и как это возможно?..

– Хозяин? – с презрением повторил гном, обернувшись на остолбеневшего дракона, и цыкнул зубом. – Этот, что ли? Да делов-то. Хотите, я его молотом по башке тресну? Был дракон – и нет дракона. Если он стоит на пути к моему счастью, этот пень надо выкорчевать! За одним и жилплощадь освободится, Драконья гора!

– Ой, мама, – пискнула я, чувствуя, что падаю.

Впрочем, матушке было немногим лучше. Она походила на рыбу, вытащенную на сушу. Рот у нее то закрывался, то открывался, а глаза карабкались на лоб. Она не знала о Влюблярмусе и тоже подумала, что это именно гном в меня втрескался и попал в магическую ловушку.

Наверное, она сильно себя ругала.

Ничего себе, помогла, думала она.

Меж тем дракон пришел в себя.

Покраснев до самых корней волос, он подскочил на ноги, скинув на пол осколки кружки, и со всей дури треснул зарвавшегося гнома по маковке ручкой своей щегольской трости.

– Бам! – сказала гномья голова. Вероятно, где-то там, в рыжем войлоке его волос, потерялся небольшой металлический шлем.

– Гы-ы-ы, – расхохотался неуязвимый гном.

– Да ты совсем стыда лишился! – прокричал алый от праведного гнева дракон. – Ты в приличном доме! Мать твою! Ты соображаешь, кому ты предложение делаешь, мерзавец?! Каким еще молотком ты собрался меня огреть?!

И он снова злобно тюкнул гнома по маковке, высекая искру.

– Вот этим, – невозмутимо ответил гном, с кольчужным звоном поднимаясь с колен. За спинкой кресла дракона и в самом деле притаился его молот – огромная толстая дубина с нанизанным на нее огромным куском железа. – Прикажете бить, очар-ровательная Евангелина?

– Нет-нет-нет, господа! – заверещала я, нелепо маша руками, как тонущая обезьянка. – Я вам приказываю – никаких драк в моем доме! Я умоляю! Господин гном, я уважаю ваши чувства, но может, вы их как-то по-другому будете выказывать?! Я очень прошу вас, не надо никого бить своей дубиной!

– А зря, – веско произнес гном, однако, подчинившись мне беспрекословно. – Чик – и Драконья гора свободна. Там знаете, сколько богатств?!

– Ты давал клятву верности, мерзавец! – рычал дракон нервно.

– Как дал, так и обратно взял, – невозмутимо ответил гном. – Я бы немного пострадал, но быстро утешился в объятьях неср-р-равненной Евангелины.

– Что ты можешь ей предложить, мешок шерсти! – кипятился дракон.

Гном приосанился, ударил себя кулаков в грудь.

– Мальчишка! – презрительно выкрикнул он в лицо дракону. – Да мне трусы с тремя штанинами шьют!!!

– Зачем?! – искренне изумилась я, рассматривая две гномьих ноги.

Тут покраснели абсолютно все, ровно так же, как дракон. А еще раздался грохот – то упала в обморок матушка, потрясенная подробностями гномьего белья. Она точно поняла, зачем.

– Господа, давайте успокоимся, – предложил галантный вампир. – Прежде всего успокоимся.

Он ловко поднял матушку и усадил ее в свое кресло.

– Кровопускание – лучшее лекарство от обмороков, – с нахальной улыбкой сказал он и наколол запястье матушки острым блестящим зубом.

Матушка, которая, вероятнее всего, только притворялась упавшей в обморок, от укуса тотчас пришла в себя и взвизгнула.

– Каков нахал! – взвизгнула она, треснув вампира по плечу веером. Он, ухмыляясь, губами стер с ее запястья кровь и запечатлел слишком уж долгий для почтительного поцелуй.

– Весь вечер мечтал об этом, – промурлыкал он, щуря свои бесстыжие глаза. – Припасть к вашей прелестной ручке…

– Подхалим каков! – выкрикнула матушка, покраснев от комплимента, но уже не так сердито, ибо вампир, склоняясь над ней, снова поцеловал ее ручку.

– Думаю, я не оскорблю ничьих нежных чувств, – продолжил вампир, так же хитро и обаятельно улыбаясь, – если попрошу руки Евангелины, по всем правилам, у ее почтенной матушки. Господин гном – это, разумеется, не та партия, которая подходит нежной невинной девушке. Особенно с учетом его трусов.

Еще один! Снова предложение! Я почувствовала, что кровопускание скоро понадобится мне самой.

– Дор-р-рогая Евангелина, – снова подал голос ревнивый гном, – точно никого не надо прибить моим молотом?!

– В очередь, кровосос, – рыкнул один из магов-охотников, поднимаясь из своего кресла. – Или я нашпигую тебя серебром, как свинью-копилку! Прелестной Евангелине собирался сделать предложение я! А вы тут устроили цирк…

Вампир ехидно посмеивался.

– Ой, как стра-ашно, – протянул он с самой обворожительной улыбкой, на какую только был способен. – Ты и стреляешь-то как попало, три попадания из десяти.

– Тебе хватит и одного! – рыкнул неудержимый охотник, и вампир снова гаденько рассмеялся.

***

Второй охотник не сказал ни слова. Он выхватил арбалет и на взмахе выпустил стрелу с красивым серебряным наконечником в вампира.

Но, кажется, вампир был прав.

Охотники из этих болтунов были никудышные.

Стрела вонзилась прямо в подлокотник кресла, на котором сидела матушка, а вот вампирские когти, блестящие, как отполированный ветрами белый лед – прямо в брюхо незадачливому охотнику. Вампир в один миг незаметно преодолел разделяющее их с охотником расстояние и выпотрошил его одним ударом.

Матушка заинтересованно завизжала.

– Да что же вы творите, негодяи! – кричала она, топая ногами. – Хорошенькое дело! Ломаете мне мебель, убиваете друг друга! Как же я дочь выдам замуж, если половина из вас будет трупами, а вторая – истинные головорезы?!

– Один момент, мадам, – некромант тотчас же сорвался с места, засучивая рукава как мясник. – Это же такая мелочь!

Мелочь?!

Маг с выпущенными кишками, лежащий посередине гостиной – мелочь?!

– Он сам нарвался, честное слово, – сказал вампир, увидев мой яростный взгляд и пряча руки за спиной.

Меж тем некромант присел над охотником и мастерски сложил рассеченное тело как было. Бормоча какую-то жутковатую тарабащину, он посыпал охотника каким-то порошком, словно голодный людоед свежую добычу солью, и раны охотника прямо на глазах заживали.

Скоро он и сам ожил, захлопал изумленными глазами и уселся, потирая живот и болезненно морщась.

– Да ты просто сжульничал, – задиристо произнес он, увидев вампира, тщательно делающего невинный вид. – Если бы мы дрались сейчас, ты бы и пальцем не успел…

Вампирские когти безжалостно вонзились в маковку охотника, тот закатил глаза и снова рухнул. Некромант взвыл.

– Да вы что, издеваетесь, что ли!? – кричал он. – Оживляющий порошок не казенный! Вы знаете, как сложно его изготовить и как аккуратно его надо использовать!? А знаете, какие дорогие и редкие ингредиенты для его приготовления нужны?!

– Я извиняюсь, – сказал вежливый вампир. – Вон, на темечко ему гуще посыпьте.

– Держите себя в руках! – прорычал некромант, с остервенением тряся над поверженным магом своей солонкой.

Маг заворочался, приоткрыл мутные глаза. Солонка звенела у него над головой, некромант заботливо пристраивал у охотника на темени срезанный под корень клок волос. Охотник снова был как новенький, только левый глаз у него дрыгался

– Если бы мы дрались сейчас, – еле ворочая языком, снова начал неугомонный маг, и вампир многообещающе усмехнулся.

– Молча-а-ать! – проревели некромант и матушка в один голос.

– Некоторых жизнь ничему не учит, – философски заметил гном. – Обвор-р-рожительная Евангелина, позвольте, я пристукну его своим молотом? Там некроманту и собирать нечего будет, и одной проблемой будет меньше.

– Ну, уж нет! – со слезами закричала я. – Стукайте себя, если так хочется! Что же за помолвка такая… кому рассказать – засмеют! Женихи передрались, как бандиты какие-то! Перегрызлись как собаки! Как… как мальчишки на переменке в школе! Пошли вон сейчас же отсюда! Свадьбы не будет! Вам всем еще рано жениться!

– На собак прошу не грешить, – вступился чешущийся оборотень. – Они ведут себя намного разумнее.

– Мне все равно! Убирайтесь все! И прекратите чесать своих блох на наш ковер!

Тут побледнели все, и даже охотник с дрыгающимся глазом. И вампир тоже стал на пару тонов белее. Похоже, мой отказ казался им страшнее смерти. Вот что Влюблярмус ядреный делает с людьми…

– Евангелина! – одернула меня матушка, видя, какой оборот приобретает невинная затея с зельем. – Возьми себя в руки! Как ты себя ведешь?! А вам, господа, и в самом деле лучше удалиться. Мы сегодня все перенервничали… Вернемся к этому вопросу потом. И по очереди. Думаю, вам следует наносить визиты Евангелине по одному. Не встречаясь друг с другом. Так будет намного лучше и безопаснее. Так вы сможете проявить себя один на один… с самой лучшей стороны, не являя Евангелине своего… богатого внутреннего мира… И Евангелина, конечно, выберет одного из вас.

Предложение было хорошо.

Молча, вежливо раскланявшись с матушкой и со мной, женихи потянулись на выход, нее забыв, впрочем, в помолвочную вазу кинуть карточку. Кое-кто даже ссыпал целый десяток, да так небрежно, что старую, видавшую виды вазу затошнило, и она приседала под каждой новой карточкой, делаясь все ниже и все толще.

Когда дверь за женихами закрылась, ваза, державшаяся из приличий, не снесла и рыгнула их карточками, засыпав все, словно конфетти.

Семь с половиной женихов Евангелины

Подняться наверх