Читать книгу Капли граненой боли. Сборник - Константин Хайт - Страница 4

Кругом бурлила жизнь: хлопали петарды, открывали банки со шпротами, крошили в оливье колбасу. Город сосредоточенно гудел, готовясь взорваться боем курантов, пробками шампанского, тостами и песней о главном. Все это было не для них. Им не полагалось ни петард, ни шпрот, ни вина. Им полагалось ждать.

Они страдали. Изнывали от тоски, вселенской муки непричастности к готовящемуся вокруг празднику. Мучались бездельем – дежурная смена в новогоднюю ночь. Несчастные страдальцы, узники жребия и произвола начальства, назначившего для тоскливого ночного бдения именно их и никого другого.

Больше всего угнетала бессмысленность. Сережа, водитель, к праздникам ушел в запой, забрав с собой ключи, талоны на бензин и, как водится, кое-что из запчастей. Все это, даже ключи, при желании можно было восполнить, но Сережа, как назло, был не простым алкоголиком, а материально ответственным лицом. Ни один сотрудник, если он не идиот, не тронется с места без материально ответственного лица, а идиоты в конторе давно перевелись.

Снаружи моросил занудный питерский дождь, задувало, потому они сидели втроем в тесной дежурке и ждали, пока позвонит какой-нибудь бедняга, у которого так невовремя потекло горячее водоснабжение или прорвало фановую трубу. Ждали, чтобы задорно и от души поздравить его с Новым годом, надавать тысячу полезных советов, всласть посочувствовать и посокрушаться. Но никто не звонил.

– Тоска-то какая… – протянула Анечка, в сотый раз подкрашивая губы.

Старый слесарь пожал плечами. За тридцать лет работы он знал много разновидностей тоски.

– Не, ну надо что-то делать…

Леонид Кузьмич нахмурился. Анечка ему нравилась. Она вообще нравилась пожилым мужчинам, а начальник управления был готов жениться на ней хоть послезавтра: на завтра у него было назначено совещание.

Самой Анечке Леонид Кузьмич не нравился. Ее интересовал Виктор: молодой, плечистый, с кудряшками. Увы, ни губная помада, ни тушь, ни лак для ногтей на Витю не действовали: он был целиком поглощен новым айпадом, привезенным по спецзаказу из Мюнхена, и потому сыпавшим непонятностями типа Zuruck и Schnelle. Временами Анечке казалось, что если бы не этот айпад, ее жизнь сложилась бы совсем по-другому, и тогда ей страстно хотелось утопить ненавистный гаджет поближе к станции аэрации.

– Дурацкая работа. На предыдущей хоть корпоративы устраивали, – она облизнулась.

– Да, так себе, – привычно делясь житейской мудростью подтвердил Леонид Кузьмич.– Но она же везде такая. И никуда от нее не денешься, разве только на пенсию выйти, или профессию поменять.

– И поменяю! Вот прямо после праздников. В бухгалтеры пойду, или в повара…

Фраза эта назначалась Витечке и призвана была доказать, что, случись у него, паче чаяния, размолвка с айпадом… Леонид Кузьмич понял, что надо что-то предпринимать.

– Как насчет сафари? – спросил он.

Анечка вздрогнула.

– Тут недалеко. Немного утомительно, но развлекает.

– Звучит интересно…

– А как же телефон? – поинтересовался Витя. Он был молод и со скепсисом смотрел на стариковские развлечения.

Решительным движением Леонид Кузьмич потянул на себя штепсель:

– Сломался.

* * *

За третьим поворотом Леонид Кузьмич остановился, подцепил пешней неприметный люк и галантным жестом предложил Анечке руку.

– Вниз?

Анечка вздрогнула, но отступать было поздно.

Колодец оказался необычно длинным, они и не думали, что здесь может быть так глубоко. За ним тянулся широкий коллектор, затем несколько переходов с железными створками и наклонный ход, удивительно чистый и сухой. Внизу было гораздо теплее, снизу вырывался горячий воздух, и в целом здесь было куда приятнее, чем снаружи.

– Это что, метро? – подал голос Витечка. Он был слегка озадачен: прогулка оказалась долгой, Интернет не ловился, впереди скорбно маячила перспектива остаться на Новый Год без скайпа, фейсбука и электронной почты.

– Это гардероб.

Леонид Кузьмич быстро разделся до плавок, обнажив седеющий торс. Витя, с сомнением, последовал его примеру. Анечка, поморщившись, предпочла спортивный костюм:

– Надеюсь, мы не в бассейн?

Она не очень жаловала купальники.

– Конечно нет. Я же обещал вам сафари.

– Тогда где же штуцеры?

Как все немецкое, слово «штуцер» приятно ласкало витечкин слух. Леонид Кузьмич потянулся за угол и извлек оттуда здоровенную дворницкую метлу, начищенный до блеска ухват и красный углекислотный огнетушитель. Затем вскинул метлу наперевес и энергично зашлепал вниз.

* * *

Внизу оказалось красиво: в самом деле то ли бассейн, то ли метро. Подкачал только запашок – пованивало. Дело, впрочем, оказалось поправимым, благо у Анечки хватало туалетной воды на любые запахи. Кругом, однако, царила пустота, а красота без действия, сами понимаете, приедается.

– Музей какой-то, – сокрушенно покачивал головой Виктор.– Ой!

Леонид Кузьмич метнул в него вопросительный взгляд.

– Ничего-ничего. Показалось.

Показывалось, однако, все чаще. То слева, то справа из боковых галерей нет-нет, да высунется нечто. Темненькое, непонятное, но все же что-то смутно напоминающее. Один раз, затем еще, еще… Вот за углом отчетливо мелькнул длинный хвост с кисточкой и разнесся в тишине приглушенный, и все же вполне явственный цокоток.

– Ну, ребята, теперь не зевай, – старый слесарь повел руками по сторонам, – сейчас потемнее станет – тогда попрут.

Он с удовольствием заметил, что глазки у Анечки заблестели. Витя поиграл бицепсами и перебросил из руки в руку огнетушитель. Неизвестность приятно щекотала нервы.

– Ты, парень, попусту заряд не трать. Пригодится еще.

Нефы и колоннады плавно стекали вниз, света становилось все меньше, цокоток усиливался. Леонид Кузьмич свернул вправо, влево, снова вправо и вдруг остановился, да так резко, что Анечка с ухватом уткнулась ему между лопаток.

– Вот тебе! Вот! Вот!

Раздались глухие рубящие удары, треск прутьев и протяжный визг. Что-то затопотало.

– Берегись, братва! – прозвучал в темноте воинственный клич, и понеслось.

Они лезли отовсюду: прыгали с боков, катились сверху, выскакивали снизу, накатывали буквально из каждой щелочки. Старые, здоровенные, иссиня черные, борода лопатой, и молодые, коричневые, с едва начавшими отрастать рожками. Кто-то – с привычными трехзубыми вилами, некоторые – с плетками-семихвостками, а иные, особенно молодняк – со штакетником, понадерганным из деревенских заборов.

– У-ух, у-ух, – в раже сыпал ударами Леонид Кузьмич, пот струился по его седой мохнатой груди, хрустели от напряжения связанные узлом ивовые прутья.

– Йа-у! – восторжено верещала Анечка, виртуозно засаживая ухватом промеж рогов, – йа-а-у!

Затем все переменилось. Где-то загудело, замелькали хвосты и пятки, развиднелось.

– Да это ж черти! – выдохнул Витя, тяжело переводя дух.

Леонид Кузьмич одобрительно закивал.

Никогда еще им не было так весело. Поначалу Витя и Анечка немного нервничали: рогатые, с их рогатинами, плетками и мисками кипятка выглядели, на неопытный глаз, страшновато. Но лиха беда – начало: приноровились. Кипяток, как выяснилось, поостыл, плескать его черти толком не умели, супротив ухвата трезубец слабоват, а от метлы у супостатов делались колики.

Сперва развлекались, с визгом и гиканьем гоняясь по закоулкам. Как все копытные, чертенята оказались проворны, догнать их было непросто, но дело того стоило. Сколько писка и верещания разносилось по коридорам, когда Вите удавалось в темноте ухватить кого-нибудь богатырской рукой! Затем выяснилось, что Леонид Кузьмич прихватил с собой шампанского: пить его пришлось теплым, зато пробки так и летали вдоль коридоров, догоняя самых проворных вражин. Когда же и это прискучило, Анечка придумала засады. Прятаться в темноте и внезапно выскакивать из-за угла на сбитых с толку, вконец обалдевших тварей, гонять их из одного конца комнаты в другой, виртуозно заталкивать в заранее намеченный тупичок, где уже поджидает железная витечкина длань – с этим, поверьте, не сравнится никакой пейнтбол.

Так они бегали, потеряв счет времени, пока не почувствовали, что в буквальном смысле валятся с ног.

– Все, – выдохнул тогда Леонид Кузьмич, – амба. Сворачиваемся.

Анечка глядела на него с нескрываемым восхищением, и он был полностью, комплектно, безоговорочно счастлив.

Другое дело Витя. Он сохранил в неприкосновенности весь боезапас, и ни в какую не хотел уходить, напоследок не пустив его в дело. Старый слесарь относился к такому ребячеству с неодобрением, но разгоряченный Витя не желал уступать, а ссориться в эту замечательную ночь не посмел бы даже самый отпетый циник.

– Ладно, – сдался Леонид Кузьмич, – пошли. И как бы невзначай обхватил анечкину талию, чего во всякий другой день она бы ему, разумеется, не спустила.

Снова проходы спускались вниз, расширяясь и сужаясь, ветвясь бесчисленными закутками и перетекая между громадными, уходящими во мрак, залами. Как и прежде, мелькали иногда одинокие черти: ученые горьким опытом они избегали подходить близко, и немедленно исчезали, стоило только погрозить издалека шваброй. Затем стали попадаться души: полупрозрачные, бестелесные, они лениво шатались из угла в угол безо всякого очевидного занятия.

– Очереди ждут, – пояснил Леонид Кузьмич, не замедляя шага.

– Куда это?

– На пытки, разумеется. Видать либо кварцевание, либо пересменок.

– Скучно им, – сочувственно заметила Анечка.

– Грешить не надо было, – без раздумий парировал Леонид Кузьмич и чуть сильнее сжал обтянутый лыжной курткой упругий животик.

Наконец впереди показалась слегка приоткрытая, обитая железными полосами дверь с тяжелым засовом, вроде тех, на которые запирают бомбоубежища. За ней мерцал красноватый огонек и доносился приглушенный звон металлической посуды.

* * *

– Аппараты – товсь!

Ловким движением Виктор выдернул чеку и поставил огнетушитель на боевой взвод.

– Пошли!

Дверь с треском отворилась, открывая огромный, залитый светом множества костров, зал.

«Вроде тренажерного, но размером со стадион», – делился потом впечатлениями Витя.

«Ресторан», – поправляла его Анечка, мечтательно облизываясь.

Пожалуй, оно в самом деле напоминало ресторан – повсюду деловито суетились черти: одни подкладывали поленья, другие доливали воду в котлы, третьи вертели железные шампуры. Вопреки распространенным заблуждениям, все они были в белых халатах, большинство – в шапочках, с бейджами и нарукавными повязками. Души тоже вели себя благопристойно. Нет, разумеется, они корчились, вырывались, некоторые даже пытались убежать, но никто не дрался и не вопил. На высокотехнологичное производство обстановка, конечно, не тянула, но и на вытрезвитель не смахивала.

Когда распахнулась дверь, ближайшие к ней обернулись и замерли.

– Ну же!

Витя треснул баллоном об пол и нажал гашетку. Мощная струя ударила в ближайший костер, раздался треск, шипение, взвился фонтан обжигающих искр.

– Дава-а-ай!

Черти, наконец похватали свои вилы, но Витя уже приноровился и бил, как немец, от пояса, по всему, что движется. Ухват и швабра прикрывали с флангов.

– Так вам! Так вам! Так вам!

Из котлов выпрыгивали и кидались врассыпную обрадованные души. Черти метались туда-сюда, не соображая, что делать и куда бежать. Халаты цеплялись за шампуры, сковороды переворачивались, дрова рассыпались по полу, образуя сущее вавилонское столпотворение.