Читать книгу Далеко на квадратной Земле - Константин Костенко - Страница 3

Наступил конец сентября. Школьная жизнь была в самом разгаре. Аня заметила, что за время каникул она успела немного расслабиться и разлениться. Нужно вновь привыкать к школьным порядкам. Но это не беда: уроки Ане Кролик давались сравнительно легко, и даже если дома не удавалось раскрыть учебник, всё равно она умудрялась заработать четвёрку. Учителя называли её сообразительной девочкой.

Однажды на уроке кроличьего языка классная руководительница Марья Андреевна сказала:

– Ребята, сегодня мы посвятим урок отдельной теме. Кто из вас знает, что такое автобиография? Поднимите, пожалуйста, лапки.

Поднялось несколько рук, в том числе Анина.

– Дима Кирпичников, ты, – указала Марья Андреевна на ученика с задней парты. – Скажи нам, что ты знаешь об автобиографии?

– Автобиография, – громко, чтобы все слышали, протарабанил Дима, – это рассказ о том, как я родился.

– Не совсем, – поправила Марья Андреевна. – Мало сказать, как ты родился. Что ещё нужно добавить в автобиографию, ребята, кто знает? Аня Кролик, ответь нам.

– Во-первых, автобиография пишется на бумаге или в компьютерном файле… – начала Аня.

– Правильно, – подтвердила учительница.

– …а во-вторых, в ней нужно указать не то, как я родился, а где.

– Тоже верно, – согласилась Марья Андреевна. – Я думаю, Дима хотел сказать нам то же самое, только получилось у него своими словами. Верно, Дима?

– Да, – насупившись, ответил Кирпичников.

– Я совсем не хотела обидеть Диму, – поспешила оправдаться Аня. – Просто сказала то, что мне известно.

– Конечно, Аня, – успокоила её учительница. – Никто тебя не винит.

– Вот, например, я, – обрадованно затараторила Аня, – родилась в городе Кочерыжке. То есть здесь, у нас. Улица Снеговая, дом пять. В тот день, когда я родилась, мама говорит, на улице распустились ландыши. Потому что была весна. В мае ведь всегда всё распускается, верно, Марья Андреевна? А потом, когда мне исполнилось три годика…

Но Марья Андреевна её тактично прервала.

– Аня, постой, – сказала она. – Не надо рассказывать. Сейчас мы сядем и всё напишем. Считайте это таким школьным сочинением. На тему «Как и где я родился и что со мной было дальше». Договорились? Всё это вам пригодится. Когда вырастете, вам обязательно придётся писать автобиографию. Так что сегодняшний урок не пропадёт даром. Все знают, как начинается автобиография?

– «Я, имя, отчество и фамилия, родился такого года и такого числа», – не поднимаясь с места, ответила отличница Прыгунова.

– Правильно, Лариса. Ну что? Начали?

Класс склонился над тетрадями. Кое-кто не писал, продолжал думать. Словно можно забыть, где и когда ты появился на свет!

Аня раскрыла чистую страницу и написала сверху: «Жизнь Анны Антоновны Кролик, смешная и немного грустная. От момента рождения и до сегодняшнего дня». Откинувшись назад, она поглядела на то, что получилось. Было похоже на название какого-то литературного произведения: новеллы или рассказа. Аня подумала, что, раз уж так вышло, то, наверное, стоит продолжать примерно в том же духе. «Напишу-ка я не просто автобиографию, – подумала она, – а что-нибудь захватывающее. Автобиография пишется сухо и кратко, но что в этом интересного?». Она поднесла ручку к бумаге и начала.

Жизнь Анны Антоновны Кролик, смешная и немного грустная. От момента рождения и до сегодняшнего дня

Я, Анна Антоновна Кролик, родилась 15 мая 3144 года. Место моего рождения – планета Земля, Морковная Федерация, город Кочерыжка. Все знают, что, рождаясь, кролики сначала ничего не видят. В мамином брюшке их глазки зарастают, и только потом, спустя некоторое время, они могут их разлепить. То же самое произошло со мной. Сначала вокруг были только звуки и полная темнота. Я перепугалась, но затем услышала ласковый мамин голос и всё поняла.

– Не бойся, малыш, – сказала мне мама. – Ты сейчас ничего не видишь, поэтому мир кажется тебе тёмным и враждебным, но это не так. В нём множество красок и оттенков. Правда! Особенно это заметно, когда выглядывает солнышко.

– Солнышко? Что это? – спросила я. (Знаю, кролики начинают говорить не сразу, но я была вундеркиндом, поэтому со мной всё было по-другому.)

– Солнце… – ответила мама. – Как бы тебе объяснить. Это такая квадратная звезда, вокруг которой мы все вертимся. Когда оно выглядывает, нам тепло и приятно. Особенно летом на пляже после купания. Мы можем греть в его лучах шёрстку.

– Значит, этот мир добрый и светлый?

– Не всегда. Бывают сложные моменты. И солнце тоже иногда садится и наступает темнота. Но ты не бойся. Потому что я и папа всегда будем рядом.

Так прошла наша первая с мамой беседа в родильном отделении. Потом у меня прорезалось зрение, мама поднесла меня к окошку, и я чуть не выскочила у неё из лап. Я впервые видела солнце! А ещё я увидела на клумбах множество ярких цветов и кусты жимолости, и мне стало так хорошо, что я подумала: «Как же всё-таки здорово, что я родилась, и как замечательно, что моя фамилия Кролик!»

А потом, когда мне исполнилось пять, я поглядела на нашего дедушку Ивана Прокофьевича… Он был весь таким стареньким, шея у него была такая дряблая и облезлая, что я вдруг с грустью подумала: «А ведь когда-нибудь он умрёт. Мама говорит, что рано или поздно это происходит со всеми кроликами. Сначала они стареют, а потом уходят. Только вот куда – никто не знает».

– Деда, – спросила я, – куда ты отправишься после того, как состаришься и помрёшь?

– Хочешь поскорее меня спровадить?

– Зачем же. Просто хотела узнать, куда в конце жизни переселяются кролики.

– Не знаю, это никому не известно.

– То есть это почти то же самое, что подать на размен, а потом ждать, когда переедешь, сам не зная куда?

– Возможно. Бросить всё и уехать. В другой город или на другую планету. Которую никто никогда не видел.

– Почему её никто не видел?

– Потому что она далеко.

– Насколько далеко?

– Намного. Думаю, она круглая.

– Но таких планет не бывает.

– Почему же. Там живут другие существа. Сначала они все кролики, а затем переселяются туда и становятся другими.

– Тебе не страшно?

– Немножечко. Но чем старее становишься, Анюта, тем сильнее устаёшь от жизни. Хочется чего-нибудь свеженького.

– Не понимаю, как можно устать жить. Прыгай, веселись!.. Здесь же столько всего забавного!

– У меня ревматизм. Прыгать мне не рекомендовано врачом. Вот когда перемещусь туда, откуда никто не возвращался, возможно, там и поскачу. Обрету вторую молодость. Запомни на будущее, Аня: если прожил жизнь с добрым сердцем и никому не делал слишком больших пакостей, то уходить легко. Знаешь, что всё сделал правильно, и тебе не стыдно.

– А тебе стыдно?

– Немножко.

– Почему? Ты делал пакости?

– Жизнь слишком долгая и сложная, невозможно не делать ошибок. Но пока есть время, я могу кое-что исправить. С кем поругался – извинюсь, что поломал – починю. Ты ведь простишь меня, если я что-то сделал не так?

– Конечно, я не помню зла. Так учил меня папа.

– Твой папа, конечно, дурачок. Мне всегда хотелось, чтобы он вырос полицейским. Мужественная профессия. Но как человек он, несомненно, добр. Слушай его. И маму тоже слушай.

В том же году у меня родился братик Виталик. Я поглядела на его слепые глаза и сказала ему, как когда-то мама:

– Не бойся, – сказала я. – Жизнь – сложная, так говорит наш с тобой дедуля. Но ты не волнуйся. Твоя семья рядом.

А в 3150 году я впервые отправилась в школу. Там нас усадили за парты и стали рассказывать, какие знания мы приобретём. Но в середине урока ворвался директор Эдуард Моисеевич и, подняв от возмущения шерсть дыбом, потребовал ответить: кто принёс в школу ворону! Мы растерялись, потому что никто ворону не приносил. Во всяком случае, не наш класс. Но Эдуард Моисеевич не хотел слушать, сердился и всё время повторял, что ворона не могла влететь сама, все окна в школе заперты, он проверял. Значит, кто-то нарочно притащил её, чтобы она устроила здесь беспорядок. Тогда я поднялась и сказала:

– Господин директор, – как можно уверенней сказала я, – почему вы не верите ученикам? Пришли работать в школу, а сами не верите. Вам же сказали: ворону никто не приносил. А если и принёс, то, может быть, хотел поместить её в живой уголок, но вы сейчас так раскричались, что даже тот, кто принёс, боится в этом сознаться.

– В самом деле! – спохватилась Марья Андреевна. – Живой уголок! Он у нас в кабинете биологии. Ребята позавчера принесли туда ворону. Видимо, оттуда она и выпорхнула. Вот она, разгадка, Эдуард Моисеевич!

Послушав всё это, директор немного успокоился и сказал, что сейчас найдёт кого-нибудь из старшеклассников – пусть поймают птицу и отнесут обратно в клетку. Затем он поглядел на меня… Я сначала перепугалась и подумала: «Ну вот, начинаются сложности мира. Я с ним строго. А вдруг с директорами так нельзя?» Но всё обошлось. Эдуард Моисеевич пораздувал ноздри, а затем сказал, что ценит откровенность и справедливую критику, и ушёл. А мы продолжили урок.

Чуть позднее я узнала, что директор у нас действительно такой. Может гаркнуть в коридоре, если кто-то носится на перемене. Или схватить за ухо. Но это если кто-то нарушает дисциплину. Потому что насчёт этого он непримирим. Двоечников и лентяев тоже не любит. Но если вы всего этого не делаете, Эдуард Моисеевич – ваш друг.

Как-то я спросила у него:

– Эдуард Моисеевич, – подошла я к нему на переменке, – вы, наверное, в детстве любили побаловаться?

– С чего ты взяла? – посмотрел на меня директор.

– Потому что вы слишком строги к тем, кто нарушает дисциплину. Значит, вас самих когда-то драли за уши. Я права?

Но Эдуард Моисеевич ничего не ответил. Просто рассмеялся, а я поняла, что не ошиблась. Бедный Эдуард Моисеевич!

Думаю, на этом пора заканчивать. На дворе осень, 3154 год, мне 10 лет, и это конец моей автобиографии. Не знаю ещё, что меня ждёт дальше, но постараюсь жить так, как посоветовал дед: не делать никому гадостей. Эх, жалко Эдуард Моисеевич об этом не знает! Посоветовать ему, что ли?

На следующий день, в четверг, Аню вызвали в кабинет директора. Эдуард Моисеевич сидел за столом и что-то писал. Здесь же была Марья Андреевна. Стояла рядом и ждала.

– Входи, входи. Писательница, – увидев Аню, не прерывая своего занятия, сказал директор. Последнее слово, как показалось Ане, он намеренно выделил. Произнёс с какой-то насмешливой интонацией. Приглядевшись, Аня узнала на краю стола свою тетрадь по кроличьему языку. Именно там была написанная накануне автобиография. «Понятно, – обречённо подумала она. – Прочёл. Ну всё, я влипла! Неужели Марья Андреевна наябедничала? Нет, не верю». Директор продолжал заполнять какие-то бланки. Стояла томительная тишина. Не зная, что делать, Аня опустила голову и стала разглядывать концы блестящих туфель на своих лапах, но тут директор шумно высморкался в большой мятый платок и сунул его обратно в ящик стола. После этого он взял Анину тетрадь и, не раскрывая, начал вертеть её в руках.

– Ну так что, Анна Антоновна, – проговорил он, медленно сдвигая очки на лоб. – Значит, я, по-твоему, такой?

– Какой? – подняв и вновь опустив сконфуженный взгляд, спросила Аня.

– Такой, каким ты меня здесь изобразила. Где ты видела, чтобы я ругался из-за вороны?

– А вы разве не ругались? Неужели вы всё всегда помните?

– Конечно. Уж забыть такое!..

– Хорошо, я это выдумала. Признаюсь.

– Но зачем?!

– Мне показалось, так будет интереснее.

– Марья Андреевна.

– Да?

– Вы объяснили детям, как пишется автобиография, прежде чем к ней приступить?

– Разумеется. У нас был подробный разбор. Аня сама в нём участвовала. Анюта, скажи.

– Ага! – недоверчиво воскликнул директор. – И вместо того, чтобы написать кратко и доходчиво, влепила какие-то небылицы! Почему же она не написала про вас, Марья Андреевна? А? Вот что интересно!

– Я написала, – не согласилась Аня. – Правда, совсем немного. Но Марья Андреевна там тоже есть. Проверьте. Марья Андреевна, зачем вы показали мою тетрадь? Я думала, это останется между нами.

– Вот так новость! – не дав учительнице раскрыть рта, поднялся со стула директор. – Что значит «между нами»? Мы где, в школе или у бабушки на именинах? И потом, Марья Андреевна показала мне это совсем не для того, чтобы я тебя отругал. Ей показалось, что работа необычная. Такое могла написать либо очень одарённая ученица, либо… В общем, ей нужно было посоветоваться.

– Я не могла поставить тебе двойку, Анечка, – жалобно поглядела Марья Андреевна. – И пятёрку поставить – тоже рука не поднялась.

– Поставили бы четыре с минусом, и то спасибо, – буркнула Аня.

– Но за такое сочинение либо «отлично», либо «неуд»! – неожиданно вскрикнул Эдуард Моисеевич. – Здесь не может быть среднего балла. – Затем, немного постояв и успокоившись, он задумчиво произнёс: – Что же нам с вами делать, друзья мои? Ммм? Как поступим?

– Отдайте её мне, Эдуард Моисеевич, – показала Аня на тетрадь. – Я вырву страницу. Не мучьте, пожалуйста, себя и других.

– Ну нет, это было бы слишком просто. Вот как мы поступим. Внизу, в подвале, есть отдельное помещение. Что там находится, говорить не стану. Всё увидите сами. За мной! Не стоять!

И, основательно высморкавшись и не забыв прихватить с собой тетрадь, Эдуард Моисеевич покинул кабинет. Аня с Марьей Андреевной вышли следом.