Читать книгу Блуждающие в ночи - Константин Кривчиков - Страница 2

Посвящается Анюте

Давным-давно, когда по речным долинам бродили мудрые мохнатые мамонты, а в заповедных лесах скалили острые клыки саблезубые тигры, жила-была первобытная девочка. Мама девочки вела домашнее хозяйство, а папа добывал пропитание: выкапывал из земли сладкие корни, удил рыбу и ловил на пригорке зазевавшихся сусликов. Добычу папа приносил домой в пещеру, а мама готовила на костре вкусные супы и жаркое.

А девочка… Будучи совсем маленькой, она почти ничем не занималась. Только играла с куклой, которую папа смастерил из обломка сучковатой ветки и кусочка шкуры неизвестного животного – возможно, тираннозавра1. Как не играть с такой куклой?

А еще девочка любила раскладывать на песке камушки. Положит один камушек, потом добавит к нему второй, а затем и третий…

– Вау! – восклицала мама. – Папа, посмотри, какой у нас умный ребенок. Наша дочка точно знает, сколько в нашей семье человек.

– А сколько? – спрашивал папа. Он всегда трудился в поте лица, даже по вечерам, помня о том, что человеком из глупой и ленивой обезьяны его сделал труд. И пересчитывать членов первобытной семьи папе было некогда.

– А вот столько, – отвечала мама. – И раз, и еще «и раз», и снова «и раз».

У мамы получалось считать только до одного, потому что в детстве она не очень хорошо училась в первобытной школе. И даже иногда сбегала с уроков, когда на поляне давали благотворительный концерт бродячие артисты-неандертальцы2.

– И сколько же нас всего? – не понимал папа.

– А ты как думаешь? – хитро улыбалась мама, раскрашивая ногти желтой охрой.

– Я предполагаю, что много, – с умным видом говорил папа. – Не удивлюсь, если тьма, елки-палки.

Сам он научился считать до двух и больше не заморачивал голову подобными пустяками. Даже стишок сочинил на эту тему: «Уха два и глаза два. Кто не верит: ква и ква».

– Вау! – восхищалась мама. – Наш папа – настоящий поэт, ну просто супер-пупер. Чего это лягушки расквакались? К дождю, что ли?

Девочка же только грустно вздыхала про себя. Ведь она еще не умела говорить, и ее никто ни о чем не спрашивал. А ей так хотелось поучаствовать в разговорах папы и мамы и выразить свои мысли! Их в голове у девочки бегало очень много. Почти столько же, сколько бегает муравьев на старом пне в солнечный день.

Чтобы как-то сохранить и передать свои мысли, девочка брала прутик и чертила на песке палочки и кружочки. Ей казалось – в рисунках заключен важный смысл. Но никто, кроме самой малышки, не обращал на них внимания. Папа и мама ходили по пещере взад-вперед и нечаянно затаптывали рисунки босыми ногами в цыпках. А мама еще и сердилась.

– Вау! – пугалась она, наткнувшись на дочку в темном углу пещеры. – Опять ты сидишь на земле голой попой. Хочешь простыть? А ты знаешь, сколько просит за лечение наш колдун? Так много, что папе и за месяц столько сусликов не наловить. А я давно мечтаю о новой лисьей шубе. И тебе не мешало бы к зиме шубку сшить. Хотя бы из сусликов.

Чтобы не расстраивать маму, девочка брала куклу и садилась у костра на корточки. В отличие от современных избалованных детей она имела лишь одну куклу – но зато настоящую! И самое главное, что та всегда понимала девочку без слов.

Малышка смотрела на огонь и думала о том, что огонь похож на рыжую лису. И если его поймать, то можно сшить красивую шубку. Или даже две. Как папа и мама об этом не догадываются?

А еще ей казалось: огонь ворчит, как старая бабушка, которую никто не слушает; и вода, капающая с потолка, о чем-то хочет рассказать; и ветер, залетающий в открытый проход пещеры, шепчет о том, что он видел в лесу…

Однажды, когда мама ушла к ручью за водой, девочка подобрала около костра остывший черный уголек и присела у стены пещеры. Она спешила выразить обуревавшие ее мысли, пока мама не видит, – а то ведь опять скажет: «Вау!» И добавит какое-нибудь «бла-бла-бла». Зачем взрослые произносят столько непонятных звуков? Словно эти самые… ага, лягуши.

На земляном полу от сырости образовалась лужица. Поблизости валялись сикось-накось сучья разной длины, из которых папа собирался смастерить что-нибудь полезное для общества. Например, стрелы, чтобы охотиться на шустрого зайца, или капкан – на жирного суслика. Папа даже разложил сучья в определенном порядке – в соответствии со своими замыслами.

Однако девочку чужие замыслы не интересовали, ведь она сама намеревалась творить. Посмотрев внимательно на землю, малышка осторожно начертила угольком на стене пещеры несколько линий, и получился следующий рисунок:

А

«А ведь похоже, елки-палки, – подумала девочка, – хотя… как-то немного косовато». И уже уверенней добавила еще несколько черточек, копируя то, что видит на земле. Получилось вот это:

А Н

«Ну просто тютелька в тютельку, – решила малышка. – Мама наверняка воскликнет „Вау!“ – а папа заявит: „Прямо в точку, елки-палки“. Он ведь у нас „известный юморист“, как выражается мама».

Девочка продолжила увлекательный процесс творчества, попытавшись изобразить лужу и валяющиеся рядышком палочки. Но с лужей возникла загвоздка. Оказалось, что рисовать овал куда труднее, чем проводить прямые линии. Девочка так старалась, что едва не прикусила высунутый язычок, а на лбу у нее выступили бисеринки пота. В итоге вышло вполне художественно, почти «супер-пупер», говоря словами продвинутой мамы. А папа в таких случаях изрекал с умным видом, что терпение и труд все перетрут. Ну и дальше про обезьяну…

Вот так получилось:

А Н Ю

Малышка была очень довольна своим творением и хотела рисовать дальше. Однако в этот момент вернулась мама и сказала:

– Вау! Опять ты занимаешься ерундой. И вся вымазалась в угле. Пошли мыть руки, пора обедать. Папа поймал большую рыбу, а я запекла ее в золе.

И они пошли мыть руки. А картина на стене так и осталась незавершенной…

К сожалению, мы не знаем, что дальше случилось с этой семьей. Но минуло много-много лет, и пещеру, где когда-то жила первобытная девочка, нашли ученые-археологи. Они обрадовались так, что прыгали до потолка пещеры: ведь в ней обнаружились следы пребывания древних людей. Экспедицию возглавлял знаменитый, почтенного возраста профессор, ему помогал молодой помощник Паша, а раскопки вели студенты, которые учились у профессора.

Каждый день студенты что-то находили: то наконечник для копья, то каменный ножичек, то иголку из кости оленя… И даже отпечатки ног древних людей. Паша собирал находки и приносил их в большую палатку, где жил профессор. Тот записывал информацию в толстую тетрадь, а потом обзванивал по сотовому телефону популярные газеты. На следующий день они большими буквами сообщали о том, как знаменитым ученым в результате долгих поисков обнаружен новый важный артефакт3. Разумеется, находка в очередной раз подтверждала теорию4 ученого о создании письменности.

Однажды помощник прибежал дико взволнованный. Он даже не дал профессору допить послеобеденный кофе и потащил в пещеру, как бедный старичок ни отбивался.

– Смотрите, п-профессор, – заикаясь от волнения, произнес Паша, подсвечивая фонарем на стену пещеры. – Смотрите, здесь написано «АНЮ». Вы п-понимаете?

Ученый в спешке забыл захватить очки. Поэтому, прищурив один глаз, он внимательно рассмотрел надпись и с недоумением отозвался:

– Чего я должен понимать? Что еще за «Аню»?

– Это имя, п-профессор. След древней цивилизации!

– Какой еще след? Впервые слышу подобное имя. Вот Аня – слышал. И Ани слышал. И даже Арно. Бабаджанян, был такой композитор. – И профессор, задумавшись на пару секунд, вдруг замурлыкал под нос: – Твои следы тара-та у реки… Ведь нет следов, что исчезают без следа.

– Ну п-при чем тут композитор Арно? – чуть не плача от расстройства, жалобно протянул помощник. – Уверяю вас – это п-первобытное имя. И это – мировая сенсация, п-профессор, п-послание современному человечеству из минувших веков. Это кардинально меняет п-представления о времени изобретения п-письменности. П-понимаете?

Профессор покосился на надпись и ехидно рассмеялся:

– Какой вы наивный, Паша, и совсем зеленый! – говоря так, знаменитый ученый намекал на то, что аспирант слишком молод и мало чего понимает в серьезной науке. – Везде вам чудятся великие открытия. Буквы не могли быть придуманы так рано примитивными первобытными людьми. Это совершенно точно установлено.

– Кем? – опрометчиво спросил Паша.

– Как кем? Мной!

Профессор взглянул на помощника с укоризной и продолжил:

– Даже без лупы видно – надпись сделана туристами. Вечно они стены пачкают: «Здесь была Катя», «Здесь сидел Витя»… Лучше я пойду, допью кофе.

– П-подождите, п-профессор, – попробовал спорить настырный аспирант. – Обратите внимание на п-признаки окаменелости. Я п-почти уверен – надпись нанесли на стену в каменном веке.

Увы! Убеленный сединами и умудренный знаниями профессор так и не поверил «зеленому» помощнику и даже обругал его за то, что кофе остыл. А еще, на обратном пути в палатку, невезучий старичок наткнулся на дерево и набил на лбу большую шишку – ведь он без очков почти ничего не видел.

Что касается аспиранта, то тот, подумав как следует, осознал свою ошибку и стер, на всякий случай, подозрительную надпись в пещере. Вскоре Паша стал зятем профессора, кандидатом археологических наук и важным ученым. И теперь сам преподает в институте студентам теорию о происхождении письменности, выдуманную профессором. Поэтому до сих пор считается, что письменность изобрели древние шумеры примерно пять тысяч лет тому назад.

Впрочем, смысл нашей истории в ином. Ведь девочка Вау и не собиралась изобретать письменность. Она лишь хотела, чтобы ее услышали и поняли. Вот что важно!

Каждый из нас приходит в чужой и неведомый мир с криком страха и отчаянья. И вся жизнь человека, это поиск хотя бы одной души, способной понять его чувства, утешить и подарить надежду. Поиск бесконечный, мучительный и не всегда успешный.

Вот почему я зол на хитрого профессора и угодливого аспиранта. Так бы и послал их в меловый период, чтобы скормить саблезубым тиграм – если бы те не вымерли. Зол не только потому, что эти «типа ученые» уничтожили рисунок девочки Вау. Уникального рисунка очень жаль! Однако основная моя претензия вызвана тем, что аспирант и профессор занимаются чепухой, подменяя смыслы. Неужели их в детстве ставили в угол?

Кто бы мне объяснил – зачем нужна письменность, если с ее помощью люди строчат доносы, изощряются в оскорблениях и объявляют войны? Да и люди ли они вовсе или всего лишь местами подбритые обезьяны с гаджетами?

Неужели смысл бытия состоит в бесконечном, как лента Мёбиуса, прогрессе, в том, чтобы делать карьеру или сочинять теорию, которую потом все равно опровергнут или просто забудут? Какой смысл в открытиях того, что ни на йоту не делает человекоподобное существо человечнее? Разве это не мартышкин труд?

Что бы там не утверждали некоторые умники, но вовсе не труд превратил обезьяну в человека, а способность понять сородича и проявить к нему сочувствие. А если тебя не понимают, то кому они нужны, эти буковки, циферки и прочие теории?

Суть нашей истории не в том, кто первым придумал буквы, а в том, что рядом с каждым человеком должен находиться кто-то, способный его услышать и понять. Ведь можно сочинить кучу умных теорий, якобы объясняющих мир, но не понять собственного ребенка. И кому он будет нужен, подобный мир?

Ведь в таком мире никого не останется. Совсем никого. Ни мохнатых мамонтов. Ни саблезубых тигров. Ни девочки Вау. Ни ее мамы, так мечтавшей о новой шубе… И даже хитрых профессоров не останется.

Останутся одни суслики. Но разве с ними поговоришь?