Читать книгу Эффект плацебо. Фантастика и детективы - Константин Кривчиков - Страница 3

Пролог

«Строгов? – Я! – Стоять! Лицом к стене!»…

О-о-о… Почему?.. Что такое?!

Я проснулся от звериного ощущения неизвестной опасности. Мозг продолжал барахтаться в вязкой тине кошмара – испуганный, растерянный, беспомощный. Но импульс тревоги, посланный подсознанием, рвал висок болью. И побуждал к действию.

Не спать… Не спать. Не спать!

Я судорожно вздохнул и открыл глаза. В ушах звенело, как при резком подъеме с глубины. Где я? И почему так темно? Неловко двинул рукой и ударился локтем о стенку.

– Прошу вас, не трогайте ночник, – произнес низкий воркующий голос. – Лежите так. Ну и спать же вы. А уж пить…

Голос исходил от темной фигуры, сидевшей наискось от меня. Боковым зрением я отметил контур столешницы с торчащим над ним силуэтом бутылки. Черт! Я же в каюте. Но кто здесь? Засыпал вроде один…

– Кто вы? – губы разлепились еле-еле. Язык едва ворочался.

– Я Натали. Вам привет от Ефима.

Натали? От Ефима? Эти имена сейчас мне ничего не говорили. Холодной водички бы… Попытался оторвать голову от подушки, но тут же прервал мучительную попытку. Да, разучился ты пить водку, братан.

– Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю, – просипел я после паузы, слабовольно выбирая путь наименьшего сопротивления.

– Прелестно… Вы почему иллюминатор не приоткрыли? Мы же договаривались.

Договаривались? Знать бы, с кем и о чем.

– Забыл.

– Однако. И часто с вами такое?.. Ладно, пора о деле. Вот деньги, аванс.

Рука на мгновение повисла над столиком и опустилась с мягким шлепком.

– Остальное – после выполнения первого этапа, как договаривались. Клиенты в семьдесят шестой каюте. Присмотритесь, но работать только по сигналу.

Фигура резко поднялась. Несмотря на темноту, я рассмотрел, что у нее непропорционально крупная голова. Кудрявая, что ли?

– Прошу вас, не увлекайтесь спиртным. Это часто приводит к проблемам.

Промурлыкала, отдалилась, приоткрыла дверь и выскользнула в образовавшуюся щель. Все, что я успел заметить благодаря коридорному полумраку: невысокий рост, синий джинсовый костюм и пышные светлые волосы. Ушла – и хрен с ней. В моей ситуации каждое лишнее слово таило смертельную опасность. О такой ли свободе я грезил в течение стольких лет?..

Воздух свободы

Я вышел из ворот колонии около трех часов дня. В кино часто показывают, как арестант, едва покинув территорию места заключения, тут же начинает вертеть головой по сторонам и «вдыхать полной грудью воздух свободы». Но если чего и вдыхать, то только не в Норильске. Воздух здесь почти все время пахнет различным дерьмом, типа сероводорода. И пейзаж в окрестностях я изучил досконально. Поэтому сразу поднялся по тропинке к жилым домам на улице Ветеранов и лишь там, на тротуаре, позволил себе остановиться и оглянуться.

Сво-о-бо-оден!! Чтоб я сдох, если снова окажусь здесь!

В «пятнашку», исправительную колонию строгого и общего режима, я угодил за непредумышленное убийство. Мог бы отделаться совсем легко, но не повезло. Одним из двух ублюдков, приставших на улице к девчонке, оказался сынок депутата Таймырского окружного совета. Пьяные уроды решили, что могут развлечься на халяву. А тут я, как назло, пилил мимо. Заметив подозрительную возню в подворотне, решил сыграть в Робин Гуда. Увещеваний уроды не восприняли, а «сынок» и вовсе попер на меня с выкидушкой. Ну я ему и врезал, как и положено КМС по боксу. Ушлепок отлетел в сторону, подскочил второй, его я тоже отоварил. Он при падении стукнулся о бордюр головой, а через несколько часов дал дуба в реанимации. Вот меня и закрыли.

Спасенная от насильников девица незаметно смылась, пока я защищал ее честь. Если бы дала показания и рассказала правду, я соскочил бы на условный. Но девицу так и не нашли. А, может, и не искали. Папаша-депутат давил на следствие, и оно приняло версию «пострадавших». В итоге «тщательного расследования» из дела исчезли и нож, и девица. Зато появился злостный хулиган Егор Строгов, затеявший, ни с того ни с сего, драку с мирными гражданами. И мне впаяли восемь лет. Вот и помогай после такого незнакомым бабам.

Мой защитник так и сказал – мол, не повезло тебе, парень. Надо знать за кого заступаться, а, особенно, кого бить. Тем более если нет ни денег, ни папаши с мохнатой лапой. Адвокаты жизнь знают, чего уж тут спорить.

Так я очутился за колючей проволокой на окраине Норильска. Хотя жил в Красноярске, а в Дудинку попал во время навигации, устроившись матросом на речной толкач. В мае демобилизовался, чуток погулял и устроился – надо же на что-то жить? Рассчитывал поработать в Заполярье три месяца, да судьба распорядилась по-иному…

В ИТУ на меня сразу же наехали. Одному из блатных не понравилось, что я учился заочно на юрфаке, а мой отец когда-то служил участковым. Хотя батя к тому времени уже умер от инфаркта, но на зоне всегда найдут к чему придраться. Просто так – чтобы не расслаблялся и жизнь медом не казалась. Туго бы мне пришлось, если бы не Витька Прохорчук. Уж не знаю, почему он тогда решил за меня вступиться. Но вступился. Сам он тянул срок за умышленное убийство. Так мы и корешились, пока Прохор нынешней весной не освободился и не вернулся в Дудинку, где жил до отсидки.

Достав из кармана мобильник, купленный у вертухая за триста тугриков, я, не удержавшись, послал в сторону зоны воздушный поцелуй. И набрал номер своего кореша.

– Привет, – отозвался Прохор. – Чего звонишь, никак случилось чего?

– Случилось. Откинулся я сегодня.

– Чего?.. Еж твою тудыт! Как же я забыл? Замотался тут… Ты чего раньше не позвонил, я бы тебя на «мерине» встретил.

– Не надо «мерина». Я и на обычном автобусе прокачусь вдоль по тундре.

– Ну смотри, Егор, тебе виднее. – Прохор помолчал. – Надо же, а я завтра отчаливаю по делам. Хотя… Короче, разберемся. Запоминай адрес, я тебя к вечеру жду.

И я попылил на автовокзал. Даже имея деньги на авиабилет до Красноярска, я все равно заскочил бы на денек-другой к Витьку. Ну а когда в кармане вошь на аркане – тем более.

В Дудинке был через три часа. Пообщался – для ориентации на местности – с аборигеном и решил, что дальше доберусь пешком. Прохор обитал в старом районе города на улице Советской. Когда я вынырнул на нее из проулка, то увидел, как навстречу неторопливо катит «Нива». Как раз рядом со мной дорожное полотно рассекала большущая колдобина. Огибая ее, машина свернула на обочину, проехав от меня буквально в метре. Я заметил на переднем сидении коротко стриженого бугая с мобильником около уха. Лицо показалось смутно знакомым, но я не стал ломать голову. Перевидав за годы заключения уйму мужиков с бульдожьими рожами и короткими стрижками, я мог бы составить из них картинную галерею. Возможно, похлеще, чем в Русском музее. Ходил я туда однажды на экскурсию, когда служил на Балтике.

Искомый номер я обнаружил на железных воротах с врезанной внутрь калиткой. За невысоким забором из оцинкованного профнастила прятался деревянный домик с верандой. Хата досталась Прохору от стариков, которые померли, пока он тянул на зоне свою дюжину. Не хоромы, конечно, но после колонии о таком приюте можно лишь мечтать.

Я невольно подумал о том, что ждет меня в Красноярске. Пока отбывал срок, мать пригрела в нашей двушке какого-то бездомного мужичка. А там ведь еще моя младшая сестра. М-да… Ладно, не парься. Главное, что на воле.

Не найдя кнопки звонка, несколько раз стукнул кулаком в ворота. Но никто не отозвался. Тогда я повернул ручку, и калитка распахнулась. Зайдя во двор, сделал по инерции несколько шагов и замер. Около крылечка валялась здоровенная собака, смахивающая на «кавказца». Подумав, что овчарка задремала на вечернем солнышке, я в растерянности оглянулся. Сколько там до ворот? Если такая псина набросится…

Но собака продолжала лежать без движения, даже лапой не шевельнула. И я почуял недоброе: это как же надо дрыхнуть, чтобы не услышать стук в ворота? Приглядевшись, заметил, что глаза у пса приоткрыты, но пасть будто застыла в оскале. Черт!

Все еще соблюдая предосторожность, приблизился вплотную и наклонился над трупом. На боку отчетливо выделялись два бурых пятна. В овчарку стреляли и не менее двух раз.

Несколько секунд я стоял на месте. Внутренний голос подсказывал, что надо немедленно убираться, если не хочу получить на свою зэковскую задницу кучу неприятностей. Чего уж врать, я даже малость растерялся. Другой мне представлялась вольная жизнь по ту сторону колючей проволоки. Не то чтобы в розовых тонах, но более предсказуемой и приятной, что ли. Без трупов и крови.

С другой стороны, это всего лишь мертвая псина. Да, примета не из приятных. Но не могу же я трусливо смыться, не увидев Витьку и не разобравшись в том, что здесь приключилось? Уж такой я человек. Одни, столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами, предпочитают включить задний ход. А я наоборот пру вперед. Потому иногда на ринге и получал встречный прямой в челюсть.

Приняв решение, я поднялся на крыльцо и открыл входную дверь… Прохора нашел в гостиной. На экране большого плазменного телевизора громко разговаривали, перебивая друг друга, участники какого-то ток-шоу. Но Витька его видеть не мог. Потому что сидел спиной к телевизору, привязанный к стулу. Голова откинута назад, вместо лица кровавая каша. Перед тем как убить, Прохора то ли пытали, то ли просто жестоко и методично избивали, вымещая злость. А потом выстрелили в рот. Я бы не узнал кореша, если бы не знакомые татуировки на руках.

В потрясенном сознании почему-то всплыла дурацкая реклама шоколадного батончика из девяностых «Шок, это по-нашему». Да уж, это по… К горлу подкатил мутный комок, и я отвернулся.

Прошел на кухню. На столе закупоренная бутылка водки, два пустых стакана, тарелка с пластиками вареной колбасы и большой кусок сыра. И еще пара пустых тарелок. Хозяин готовился принять дорогого гостя. Но явился вовсе не тот, кого он ждал.

Я вдруг подумал о том, как некстати убили Прохора. Уж так устроен человек, что почти всегда заботится о себе. В комнате сидел на стуле замученный до смерти друган, а я переживал из-за своих шкурных интересов. Ведь я очень рассчитывал на то, что Витек поможет с деньгами на первое время. Теперь надеяться не на кого.

Хорошо, что есть около десяти тысяч рублей. Должно хватить на билет и сухой паек до Красноярска. В крайнем случае, пристроюсь на палубе. Интересно, когда ближайший теплоход? Если попал между рейсами, то придется несколько дней бичевать на речном вокзале.

Потом возникла мысль поискать в доме деньги. Но я ее забраковал. Судя по разгрому в гостиной, здесь уже до меня все обшарили. Собственно, из-за бабла Прохора и могли убить. Надо валить, пока не застукали – попробуй потом доказать, что не верблюд. Разве что…

В желудке сосало от голода. В последний раз я хавал на зоне утром. Жрать сильно захотелось еще в автобусе. Пялился на унылый пейзаж за окном и предвкушал: вот сейчас завалюсь к Витьку, поляну он, наверняка, накроет от и до. Картоха – само собой, рыбка малосольная, грибки, огурчики, а уж хлеба-то вволю… Торжественный ужин не состоялся, но не пропадать же добру? В конце концов, для кого Витька старался? Не для тараканов же?

Я быстро, почти не прожевывая, съел пару бутербродов с колбасой и сыром. Благодарный желудок тут же отреагировал приятным теплом. «Может, еще чего глянуть? – возникла заманчивая мысль. – Вите уже все равно. Думаю, он бы со мной всегда поделился».

Бегло осмотрел дом, не забывая уминать колбасу. На полу в спальне увидел шерстяной свитер. Сняв штормовку, натянул его на футболку. Прости, друг, свитерок тебе больше не понадобится. Зато мне в самый раз, ночи в Заполярье холоднющие.

В углу стояла спортивная сумка с раскрытым замком, внутри – майка, пара носков и моток бельевой веревки. Хм… Поставив сумку на кухонный стол, сгреб в нее почти все, что надыбал в холодильнике, кроме яиц и распечатанной бутылки молока. Литровая бутылка водки со стола и складной нож тоже последовали в сумку. В настенном шкафчике нашел чай… Что еще? Жадность фраера погубит. Надо уматывать, пока кто-нибудь не нагрянул.

В коридоре заметил на вешалке коричневую кожаную куртку. Взять? С одеждой у меня небогато. Можно сказать, почти ни хрена. Но клифт уж слишком приметный. Если менты задержат в нем, то срок гарантирован. Навешают тогда и убийство, и разбойное нападение. Нет, обойдусь.

Обшарил наружные карманы куртки – пусто, как у вертухая в голове. Хоть бы какая мелочь завалялась! Забрался во внутренний карман и нащупал твердую обложку. Неужели Витькина ксива? А чья же еще?

В паспорте лежал сложенный вдвое билет на теплоход. Отметил дату – двадцать четвертое августа. Значит, теплоход уходит завтра… Чего там Прохор говорил по телефону? «Я завтра на недельку отчаливаю»? Кажется, так.

Почти напротив меня, рядом с вешалкой, стояло трюмо. В зеркале отражался высокий худой мужик, широкоскулый, с впалыми щеками. Неужели этому человеку всего тридцать лет? Постарел ты, брат…

Листнув паспорт, наткнулся на фотографию Прохора. Короткая стрижка, грубоватое лицо с приплюснутым носом, прищуренные глаза… Пытаясь ухватить невнятную мысль, снова глянул в зеркало. А ведь навскидку и не отличишь. Разве что волосы чуток темнее. Но при короткой стрижке и черно-белой фотографии… Сколько сейчас стоит билет на теплоход? Несколько тысяч наверняка.

Я засунул паспорт и билет в карман ветровки, еще толком не представляя, что делать дальше. Подошел к порогу гостиной и притормозил. Пора прощаться. Эх, не так все вышло, не так… Я с трудом заставил себя поднять взгляд на изуродованное лицо приятеля и еле сдержал рвотный позыв. На разбитой брови Витьки – над самым глазом – копошилась жирная зеленая муха. И когда успела учуять, тварь?!

Лишь сейчас я подумал о том, что произойдет с телом. Сколько он так здесь просидит, привязанным к стулу? Родители умерли, сестра, кажется, в Новосибирске. Судя по отсутствию женской одежды и обуви, подругой жизни Витя обзавестись не успел. Разве что, какая приходящая… Какие-то родственники в Дудинке могут иметься, да вот только когда они его хватятся? Через пару дней? Или через неделю, а то и больше?..

Не по-людски получается. Но не закапывать же его во дворе, рискуя привлечь внимание соседей? Да и, что толку от такой могилы? Может, уйти, а потом сообщить в милицию? По паленому сотовому менты меня не вычислят. Только вот ведь какая незадача: если я хочу воспользоваться чужой ксивой и билетом, то поднимать раньше времени кипеж мне невыгодно. Надо хотя бы от Дудинки отчалить подальше. Уж такие обстоятельства сложились…

«Пусть тело лучшего кореша жрут мухи? – съехидничал внутренний голос. – Не по-людски, Егор. Прохор тебе, конечно, не родня и не друг детства, и все же имей совесть».

Да имею я ее. Наверное. Однако и времени нет рассусоливать. Уже и без того здесь битый час торчу.

Так и не найдя решения, вышел на веранду. У стены на куске брезента лежал разобранный лодочный мотор, пахло машинным маслом и бензином. Рядом пластиковая бутыль. Что в ней?..

Возвратившись в гостиную, облил бензином диван и пол вокруг стула. На экране продолжали галдеть расфуфыренные участники ток-шоу. Пластическая хирургия, говорите? Мне бы ваши заботы, гламурные шалашовки. Мать вашу!.. Приоткрыв на кухне газ, вышел в коридор и, скомкав кусок оберточной бумаги, щелкнул зажигалкой.

Прощай, Витя! Может, так оно и лучше будет для тебя? Кто сгорит, тот не сгниет. И от меня следов не останется.

В здание вокзала даже не стал заходить – зачем лишний раз светиться перед ментами? Спустился к причалу. У трапа теплохода лениво курил вахтенный матрос в оранжевом жилете.

– Вечер добрый. Переночевать пустите?

– Билет есть?

– Вот.

Раскрыв паспорт, матрос подвис на странице с пропиской.

– Местный? А чего дома не спите?

Я с раздражением махнул рукой:

– С бабой поругался. Все нервы вымотала.

– Это бывает. За ночевку придется триста рублей заплатить.

– Нервы дороже.

Он хмыкнул.

– Что, так достала? У меня тоже подруга стервозная. В первый день, как из рейса вернусь – шелковая. Ну а потом начинается зудеж…

Я демонстративно скривил физиономию, выражая мужскую солидарность. Но диалог со скучающим матросом поддерживать не стал. Я бы сейчас на любую подругу согласился, хоть стерву в квадрате. Лишь бы пустила под теплый бочок в уютной спаленке. Только где ее найти, эту спаленку?

К моей тихой радости каюта оказалась одноместной. Шконка, столик, рундук, туалетная комната с раковиной и душем. Ух, ты! Даже маленький телек на стене. Все, как у белых людей. Может, пора накатить от души? Нет, пока рано. Вот завтра отчалим, тогда устрою сразу и поминки, и праздник.

Заварил чай, съел пару бутербродов и завалился спать. Но спалось плохо. Беспокоило все: и тишина в каюте, и плеск воды за бортом… Ночь протянулась в муторной полудреме. А под утро будто провалился в колодец… Проснулся от резкого покачивания – теплоход отходил от причала. Раздвинул шторки и застыл у иллюминатора. Да уж, Енисей-батюшка…

Вскоре в дверь постучали. Открыл с опаской, стараясь не выдать напряжения. В коридоре – невысокая смазливая блондинка лет двадцати пяти, в униформе.

– Добрый день! Как у вас дела?

– А чего случилось?

– Ничего страшного, знакомлюсь с пассажирами, – улыбнулась, приоткрыв пухлые губы. – Я ваша проводница. Зовут Наташей, имейте в виду.

Светло-русые кудряшки придавали ей легкомысленный вид. Даже на метровом расстоянии я уловил запах духов и чистого женского тела.

«Не фантазируй! Держи себя в руках. Для тебя сейчас и олениха в тундре сойдет за Мерлин Монро. И вообще – от этих баб один геморрой».

– Моя проводница? Очень приятно. – Я тоже попытался изобразить улыбку.

– Ваша, ваша.

«Заигрывает, что ли?»

– Советую приоткрыть иллюминатор – на улице чудесная погода. Обращайтесь, если чего.

Повернулась и пошла по коридору, покачивая бедрами. Сделав несколько шагов, обернулась, словно почувствовав мой голодный взгляд.

– А… – вырвалось у меня.

– Что?

– Я хотел спросить – куда обращаться-то?

– Вон там каюта, в конце, – махнула рукой.

В воздухе продолжало пахнуть духами… Наваждение и только. Пора распечатать бутылку.

Сначала выпил полстакана за упокой души раба Божьего Виктора. Потом добавил еще «сотку» за свою новую свободную жизнь. Затем долго смотрел в иллюминатор. Почувствовав, что засыпаю, лег на койку и включил телевизор. Нашел красноярский канал, под него и задремал.

Проснувшись после обеда, решил, что не помешает принять душ. Для пробы открыл над раковиной горячую воду. Тепловатая, но сойдет. Сервис, блин. Из каюты донеслось:

– …в доме проживал Виктор Прохорчук, известный в криминальных кругах под кличкой «Прохор». Тело, обнаруженное на месте пожара, сильно обгорело, в настоящее время проводится его идентификация. По предварительным данным погибший скончался в результате огнестрельного ранения…

Словно ошпаренный, я выскочил из туалетной комнаты и уставился на экран телевизора. Нежелательная информация распространялась куда быстрей, чем предполагалось мной. Отстал я от технических веяний, чего уж там.

– С помощью свидетелей удалось составить фоторобот одного из предполагаемых преступников. Посмотрите внимательно на этого человека.

На экране – он заметно рябил – появился рисунок. Короткая стрижка, лицо неопределенной формы – ни широкое, ни узкое, средних размеров глаза… В общем, похож, как и положено фотороботу, на каждого четвертого жителя Российской Федерации одновременно. И немного на меня, в том числе. Да еще и качество трансляции оставляло желать лучшего. Так что, если какой-то свидетель срисовал около дома именно меня, то особо опасаться нечего. На таком изображении я бы и сам себя не опознал. Ежели, конечно, речь идет обо мне… Стоп!

Внезапно я вспомнил мужика, сидевшего на переднем сиденье «Нивы». На кого же он так смахивал? Мужик прижимал трубку к уху левой рукой, а правой периодически почесывал лоб. Левша? И у кого я видел эту суетливую манеру постоянно почесывать угреватый лоб? Нет, угрей я, разумеется, не разглядел, но…

Господи, да это же Сыч! Тот самый Сыч, который наехал на меня в «пятнашке», и от которого меня защитил Прохор. Сыч уже давно откинулся. По разговорам, числился в группировке «авторитетного бизнесмена» Игоря Боброва по прозвищу Бобер, державшего под контролем Дудинский грузовой порт. Боброва застрелили в июне, всего пару месяцев назад. На зоне об этом много базарили. Неужто Витьку убили люди Бобра? За что?

– Одним убийством минувшие сутки в Дудинке не ограничились, – продолжил диктор. Замелькали кадры: подъезд многоэтажного дома, несколько машин, люди в милицейской форме… – Поздно вечером, ориентировочно в районе двадцати двух часов, был застрелен в своей квартире известный на Таймыре юрист, адвокат Ефим Гойхман. Его труп обнаружила жена, вернувшаяся домой из гостей…

Гойхман? Вот те на… Хорошо знакомая фамилия. На норильской зоне в основном отбывали срок местные таймырские ребята, и Гойхман защищал в суде многих из них. В том числе и Прохора. Витька несколько раз упоминал при мне Гойхмана и даже поддерживал с ним контакты. Подробностями я не интересовался – на зоне за излишнее любопытство запросто язык отрежут. Неужели смерти Гойхмана и Прохора как-то связаны? Час от часу не легче…

Подумав, я решил выпить еще. Потом еще. И в результате прикончил литровую бутылку. Как отрубился – не помню. А потом появилась мадам с воркующим голосом…

Чужой заказ

Сполоснув голову под краном, я сел на койку и попытался привести мысли в порядок. Майн Гот, куда же я влип? И что за дива посетила меня ночью? Уж очень все походит на дурной сон. Но лишь отчасти.

На столе пачка тысячерублевок. Судя по толщине, сто тысяч. Не хило для бедного зэка. Не было ни гроша, да вдруг алтын. Только, чему ты радуешься, идиот? Бабло придется отрабатывать. Ночная гостья говорила о клиентах. Что бы это значило?..

Я гнал из головы пугающее объяснение, но мысль продолжала болтаться в мозгу, как веревка над приговоренным к повешению. Похоже, что мне заказали убийство. Вернее, не мне, а Прохору. Но в моей ситуации это ничего не меняет. Есть ли другие варианты? За что еще могут заплатить сто тысяч рублей в виде аванса? Не за стриптиз же. Плюс клиенты. Клиенты… Двое, что ли?

Рядом с деньгами лежал школьный мелок красного цвета. Зачем он мне? Прохор наверняка знал ответ, но покойника не спросишь.

В голову с похмелюги ничего не лезло. Ну всё к черту! Надо выспаться. Да и утро вечера мудренее. Я на свободе, и это – главное…

Утром принял душ. Потом выпил чефира – так, что прошибло до пота – и устроил променад на палубе, чтобы продышаться. Может все-таки речь идет не об убийстве? Тогда о чем? Предположим, клиентов надо похитить. Хм… С теплохода? На нем человек двести. На пристани похищенных людей не выведешь. Перекидывать с палубы на катер?.. Нет, эта версия для безбашенного боевика.

Тогда что? Кража? К примеру, надо выкрасть из каюты важные документы или драгоценности. Но ведь Витька – не домушник и вообще не вор. Что я о нем знал? Служил в ВДВ, воевал контрактником в первой чеченской. После ранения вернулся в Дудинку. Потом кого-то грохнул и схлопотал срок. Случайно грохнул или «попросили»? С таким послужным списком браться за кражу западло. Прохор тертый зэк, а не пацан, чтобы на что попало подписываться. Вот убийство – его профиль…

Еще вот – в сумке Прохора лежала веревка. Случайность? Для кражи веревка не нужна, если только на балкон спускаться. А вот связать жертву… Или ему требовалось упаковать труп? Но зачем?..

Связать, а потом убить, или убить, а затем связать – для меня, что в лоб, что по лбу. Я им не киллер. И вообще – зачем мне этот геморрой? Даже если предположить, что речь все-таки идет не об убийстве, а о чем-то другом, я все равно влип. Я ведь не знаю, что именно делать. В любой момент мне могут дать сигнал, и что тогда? Если заказчик просечет, что я не тот, за кого себя выдаю, мне кранты.

Сто тысяч авансом за ерунду не платят, на кону что-то серьезное. Меня или ликвидируют, как опасного свидетеля, или, в лучшем случае, заставят выполнить этот чертов заказ. А пахнет он при неудачном раскладе явно не отдыхом в Сочи. Ты о такой свободе мечтал, восемь лет парясь на нарах? Украл, выпил и снова в тюрьму? Хочешь обратно туда?

Нет!

Я сидел на шлюпочной палубе. В торце, около ограждения, возились двое мелких пацанов. Рядом с ними, разомлев на солнышке, дремала на стуле молодая светловолосая женщина. Короткое платье поддернуто к верху, обнажая белые, незагорелые бедра. Северянка. Интересно, что она делала в Дудинке? Гостила у родственников? Или наоборот живет на севере и сейчас отправилась в отпуск с детьми? Кстати, бедра у нее аппетитные…

– Витя, осторожней! Не веси на перилах.

Блондинка грозила пацанам указательным пальцем. Я непроизвольно вздрогнул. Материнский окрик разрушил идиллию. Витя? Нет больше Вити. А я вот пока жив и здоров. И принимаю воздушные ванны, свободный, как птица.

Свободный ли? Похоже, что меня уже охомутали и вот-вот возьмут на короткий поводок.

Как же поступить? Я понимал, что лучший выход – быстрее сделать ноги. Сойти незаметно на ближайшей стоянке, нанять моторку и на перекладных добраться до Енисейска. Оттуда уже можно на машине. Денег на первое время хватит. Заказчик вряд ли меня найдет.

Что же, так и сделаем. К капитану соваться бесполезно. Он сдаст ментам, а те повесят на меня убийство Прохора. Не исключено, что и Гойхмана добавят. За этими ребятами не заржавеет, да и алиби у меня отсутствует. Так что, надо смываться, пока заказчик не просек подставу, и зачищать следы. Паспорт Прохорчука, наверное, лучше выбросить – зачем лишнее подтверждение того, что я находился в доме убитого?

Достав паспорт из ветровки, я в задумчивости пролистал его. Что это? Из-под задника обложки торчала визитная карточка. Так… Ефим Леонидович Гойхман, заместитель председателя коллегии адвокатов… Эти телефоны уже никому не понадобятся. Но зачем Прохору визитка адвоката? – они и без того старые знакомые.

Я перевернул карточку. А это что еще? На обороте кто-то написал шариковой ручкой: «Натали. Привет от Ефима». Стоп! Фраза почти один к одному совпадала с той, что произнесла ночная гостья. Типа пароля?

Кажется, я начал улавливать взаимосвязи. А что если адвокат выступал посредником? Сначала договорился с заказчиком, а потом встретился с Прохором. На обороте визитки написал кодовую фразу и отдал ее Витьке. Заказчик не знал в лицо наемного убийцу, как и тот – его – иначе бы меня сразу раскусили. Но он мог знать – через Гойхмана – номер каюты киллера. Вполне возможно, что знал и его фамилию. Хотя и не факт. Но что мне это дает? Я почти топчусь на месте, а времени, похоже, в обрез. Не я один смотрю криминальные новости…

Кстати, не Витька ли в июне Бобра завалил? По срокам сходится. Черт! Если существует связь между убийством, за которое сидел Прохор, и Гойхманом, то выстраивается малоприятная для меня последовательность. Десять с лишним лет назад адвокат подряжает Прохора, и тот кого-то валит. Но его вычисляют и задерживают. Прохор не сдает Гойхмана. Тот его в свою очередь отмазывает от заказухи, а потом «греет» на зоне. Выйдя на свободу, Прохор получает через адвоката заказ на Бобра и мочит «авторитета». А потом Гойхман передает Витьке новый заказ – на клиентов, плывущих на теплоходе… Что же, складно. Но не ладно.

Все дела между Прохором и Гойхманом мне, по большому счету, по барабану. Тем более что обоих уже нет в живых. Но подобная взаимосвязь однозначно указывает на то, что Витьке заказали убийство. Никакие кражи здесь уже не канают, для такой работы Гойхман без труда нашел бы вора. Разбой или грабеж? Но на ограниченном пространстве теплохода преступника быстро вычислят – это тебе не в темном подъезде гопстопить. Даже если шустро смыться, все равно потянется след. Нет, чтобы грабить во время рейса, надо совсем мозги потерять. Тут даже тупой фраер сообразит, что расклад гнилой, а Витька не фраер и с головой дружил. Не мог он на паленый заказ подписаться после дюжины лет отсидки.

А коли речь идет о мокрухе, то вариантов у меня нет. Разве что, выполнить заказ. Но это не вариант, а пожизненное заключение. Да и не убийца я. Так что, надо делать ноги…

Жалко, конечно, клиентов. Но если их собрались замочить, то замочат – киллеров в наше время найти не так уж и сложно. «Ты ведь в этом не виноват, верно? – спросил я себя. – К тому же, может, они и заслужили. Наверняка весь сыр-бор из-за разборок между бизнесменами криминальной масти. А они все шагают к своим миллионам если и не по трупам, то по головам. Чего из-за них подставляться?»

Как тогда мой защитник говорил? Надо знать, за кого заступаться? Кажется, так. Подлая, конечно, логика, но ведь жизнь именно ей и учит…

Я все-таки решил узнать, кто едет в семьдесят шестой каюте. Так, на всякий случай. Можно сказать, из любопытства и для очистки совести. Спустившись в коридор главной палубы, нашел нужный номер и постучался.

– Войдите!

Приоткрыл дверь. На шконке, около иллюминатора, сидела женщина средних лет. Что интересно – тоже блондинка. И довольно-таки лохматая. На второй койке, закинув ногу на ногу, лежала худенькая светловолосая девочка и с любопытством смотрела на меня.

– Извините. – В горле отчего-то запершило, и я кашлянул. – Вас Элеонорой Патрикеевной зовут?

– Нет, – откликнулась с удивлением женщина. – Я Татьяна.

– Извините. Я, видимо, перепутал каюту.

Чуть ли не бегом выскочил на палубу. Меня подташнивало и, похоже, не только вследствие похмелья. Стоял, ухватившись руками за перила, хватал ртом свежий холодный воздух и матерился про себя. Неужели эти уроды заказали женщину и ребенка? Девчонке лет десять, максимум – двенадцать. Скорее всего, мать и дочь. У Татьяны, кстати, льняные волосы. Не теплоход, а сборище блондинок. Неважно. Чего же они такого натворили? Девочка уж точно ни в чем не виновата. Хотят убрать заодно с матерью? Месть? Или? Или что? Или не убийство?

«Не юли! – возмутился внутренний голос. – Ты знаешь, что это – убийство. Гойхман не мог поручить Прохору чего-то иного. И сейчас ты ищешь лазейки для того, чтобы…»

Подожди. А если я перепутал? Номер каюты, например? Ну да, точно. Я ведь был спросонья и с бодуна. Может быть, она сказала «шестьдесят шестая»? Или – «пятьдесят шестая»? Да, кажется, так – пятьдесят шестая. Мне просто послышалось…

А если не послышалось? И из-за моей трусости убьют женщину и ребенка? Мд-а, ну и влип… Как уточнить номер? Если бы знать наверняка, что заказали мужиков, то можно плюнуть и растереть. Мужики – иной коленкор, их не жалко, а вот женщина с ребенком. Так что, если уточнить… А еще лучше – вычислить заказчика. После чего дать клиентам наводку на заказчика и свалить, пусть сами разбираются. Только как его вычислить, нечисть ночную?..

Дилемма

Почти полдня я слонялся по коридорам и палубам, выглядывая светловолосых женщин с пышными прическами. Попалось около десятка. Некоторые даже улыбались мне. Да уж… В какой-то момент вспомнил о проводнице Наташе. Роста среднего, волосы русые, кудряшки. Да еще имя… Но не многовато ли очевидных совпадений? Уж слишком примитивно. В то же время – таинственная незнакомка явно не хотела, чтобы ее узнали, даже запретила мне включать свет. Следует ли из этого, что она не может быть проводницей? Хм…

– Нашли вашу знакомую?

В метре от меня, держась рукой за боковую стойку, заняла позицию блондинка из семьдесят шестой каюты. Когда же она появилась? Вот уж задумался, так задумался.

– Что, простите?

– Я про Элеонору Патрикеевну. Так, кажется?

– А-а…

Она застала меня врасплох. Татьяна, значит. Случай завести знакомство подворачивался сам собой. Только вот, как его правильно использовать?

– Что-то вы задумались. – Татьяна улыбнулась кончиками губ. – Впрочем, отвечать необязательно. Если здесь замешаны сердечные тайны…

Повисла выразительная пауза. Она скучает – дошло до меня, вот в чем причина. Ситуация проста: одинокая женщина на теплоходе – не шибко привлекательная, но не прочь развлечься. А я – одинокий мужчина. Однако неожиданно… Неужели я могу нравиться приличным дамам? И еще небритый, как бобик, для маскировки. Но у женщин свои критерии.

– Да какие там тайны?

Что же ей ответить? Потерял навыки. Пусть и не отличался никогда болтливостью, но поддержать разговор мог без труда. Сейчас же растерялся, как пацан. Да еще базар надо фильтровать, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.

– Собственно…

Она смотрела выжидающе, слегка прищурив один глаз.

– Собственно, и нет Элеоноры.

– Это как?

– Да так. Это я таким способом знакомства завожу. Заглядываю в каюту, делаю вид, что ошибся…

– Шутите?

– Я похож на шутника?

Теперь уже откровенно оценивающий взгляд.

– Кто вас знает… А потом?

– Что «потом»?

– Заглянули в каюту, сделали вид, а дальше?

– А дальше – знакомлюсь.

– И что же тогда не познакомились со мной?

– Ну-у, я просто не успел…

– Да ладно вам. Так бы и сказали – не приглянулась.

Взмахнув рукой, она отпустила стойку и вдруг резко покачнулась. Странно, теплоход вроде бы идет ровно.

– Как вы могли такое подумать? Вы очень симпатичная и… милая. А где ваша дочка?

– А что о муже не спрашиваете?

– А он – ревнивый?

– Был, да сплыл.

А это уже толстый намек. Надо бы отреагировать соответствующим образом. Только каким? Я никак не мог определиться с линией поведения. С одной стороны – более тесное знакомство не помешало бы. С другой…

Татьяна снова покачнулась и, переступив ногами, очутилась от меня на расстоянии полуметра. И я уловил запах алкоголя. Вот оно что! Одинокая женщина иногда выпивает, чтобы развеять скуку. Теперь понятно, откуда такая игривость.

– Мама! Я тебя везде ищу.

Девочка появилась на палубе внезапно, из открытых дверей, ведущих в холл средней палубы. Покосившись на меня, недовольно сморщила конопатый носик.

– Пошли отсюда. Ты мне нужна.

Татьяна развела руками:

– Извините, договорим в следующий раз.

– Конечно, конечно. А как зовут вашу прелестную дочку?

– Дочку зовут Марина, – сердито сказала девочка, ухватывая мать за рукав летнего плаща. – Чао.

Они ушли. Теперь я точно знал, что это мать и дочь, а муж-папаша куда-то сплыл. Очень информативно, чего уж тут… Хотя и такая информация может сгодиться на крайний случай.

Между тем небо затянули тучи и как-то незаметно похолодало. Я решил вернуться в каюту. Да еще аппетит разыгрался – с утра-то не жрамши. Достав из сумки сало (спасибо Витьку), присел к столику и вдруг увидел свернутый вдвое листок бумаги. Малява? Черные, жирные буквы угрожали и требовали: «Почему не открыли иллюминатор?! Не вздумайте закрывать!! Ждите сигнала! Напоминаю – клиенты в семьдесят шестой».

Поднял голову – кто-то в мое отсутствие на треть приоткрыл иллюминатор. Моя ловушка сработала, но почти вхолостую. Я ведь специально не открыл иллюминатор. Хотел спровоцировать заказчика на действия, которые могут его выдать. Однако он поступил просто, проникнув в каюту в мое отсутствие. Похоже, со мной ведет игру один из членов экипажа.

Неужели все-таки Наташа? У проводниц свободный доступ к ключам. Но не только у них. Наверняка есть отдельный комплект. Кроме того, если знать заранее номер каюты, можно еще и свой дубликат изготовить. Сейчас это пара пустяков. Поэтому версия с Наташей лишь шаткое предположение. А вот то, что клиенты действительно находятся в семьдесят шестой каюте, теперь сомнению не подлежит. Вот и выбирай…

Перекусив, я вернулся на палубу. В каюте не думалось, тянуло на простор и свежий воздух. Что же делать? Если я смоюсь, их убьют. Если пойду к капитану – посадят меня за убийство Прохора. Как пить дать – посадят!

И не факт, что мое заступничество спасет Татьяну и девочку. Может, переговорить с Татьяной и рассказать о готовящемся покушении? Но что это даст? О заказчике я все равно почти ничего не знаю, кроме того, что это женщина среднего роста, светловолосая и, возможно, кудрявая. А еще одета в джинсовый костюм. С такими приметами на теплоходе наберется несколько десятков. А толку-то? Тем более что эта кудрявая блондинка может быть лишь посредником.

Предположим, Татьяна обратится к капитану и попросит о защите. Но от кого? Заказчик неизвестен. А меня наверняка задержат и влепят срок за убийство Прохора. Один раз я уже пытался помочь женщине, и что из этого вышло?.. Зачем мне эта любительница клюкнуть в одиночестве? Но вот девочка…

Лучше всего написать письмо, а самому слинять с деньгами. Да вот письмо без конкретики мало поможет жертвам. Не убьют сегодня – расправятся позже. Если бы в письме указать предполагаемого заказчика, то это его засветит, и жертвы получат шанс на спасение. Только как я найду эту чертову Натали? И времени остается все меньше и меньше. Если мне дадут отмашку, а я замешкаюсь, может случиться все, что угодно. Кто знает, на что способны эти люди? Уж на убийство они точно способны…

Так я размышлял часа два. Еще сильнее похолодало, и начал накрапывать дождь. Ничего путного в голову не лезло. И я подумал: «Да, ты можешь смотаться. Более того, тебе уже пора сматываться. Но если убьют эту забавную конопатую девчушку, то… То лучше уж сразу утопиться в Енисее».

Жребий брошен

Татьяна сидела в каюте одна. Увидев меня, удивленно вскинула брови.

– Извините, это снова я. А где ваша чудесная девочка?

– В музыкальном салоне. А вы, собственно…

Бутылки на столе нет. Это хорошо. Если она не выпивала с обеда, то уже должна протрезветь. С пьяной бабой каши не сваришь. Тем более такой каши, которую я заварил, сев на теплоход по чужому билету.

– Татьяна, мне необходимо с вами переговорить. Только прошу вас, не пугайтесь. Вас хотят убить.

Она смотрела на меня так, будто встретила голого Карлсона, спустившегося с крыши.

– Я знаю, что у вас оригинальный метод заводить знакомства, однако…

– Я не псих. Уверяю, я говорю правду.

– Не понимаю. За что меня хотят убить?

– Причины не знаю. Но должен предупредить – вас хотят убить вместе с дочерью.

– Ну это уж слишком! – Татьяна аж привскочила.

Я выставил перед собой растопыренные ладони, словно гипнотизер, но не помогло. Похоже, я слишком резво начал разговор и получил отпор.

– Выйдите немедленно из каюты, пока я не позвала проводницу. Пожалуйста.

– Хорошо. – Я демонстративно взялся за дверную ручку. – Если вы настаиваете, то я уйду. Только попрошу. Если вам дорога ваша жизнь и жизнь дочери, не обращайтесь к проводнице и вообще к членам экипажа.

– Это еще почему?

– Сдается мне, что человек, желающий вашей смерти, находится как раз среди членов экипажа. Так я пойду?

Она молчала. И я пустил в ход психологическую заготовку:

– У вас, кстати, красивые волосы. И стрижка – модная.

– При чем тут мои волосы?

– При том, что этого нельзя не заметить. Так я пошел?

– У меня вовсе не модная стрижка. Я сто лет не была в парикмахерской… – взгляд Татьяны обрел осмысленность. Уже неплохо. А всего-то надо было сфокусировать внимание на ее неотразимой внешности. – Чего вы от меня хотите?

– Прежде всего, чтобы вы сели на место и постарались не нервничать. Договорились?

– Ну села. Чего дальше?

Я отпустил ручку и сложил ладони перед грудью.

– Извините, если я вас напугал. В настоящий момент ни вам, ни вашей дочери ничего не угрожает.

– Так все-таки угрожает или нет? Вы специально хотите меня запутать, да?

– Вы меня неправильно поняли. Вас действительно хотят убить. Но в ближайшие часы этого не произойдет.

– Откуда вы знаете?

– Знаю. Поверьте мне, я ваш друг.

– А почему я должна вам верить? Вы не похожи на Иисуса Христа.

Тонкое наблюдение. Вообще-то хорошо, что она начала размышлять. Значит, немного успокоилась. И протрезвела. Но самый сложный момент еще впереди.

– Согласен. Ходить по воде, аки по суху, я не умею.

– А я такого от вас и не требую. Расскажите правду – этого достаточно.

Вот она – знаменитая женская логика. Я вам не верю, но поверю, если расскажете правду.

– А как вы поймете, что я говорю правду?

– Пойму.

Хм… Женщины, как утверждают некоторые психологи, склонны преувеличивать свою проницательность. Попробуем на этом сыграть. Впрочем, я не оставил себе выбора, решившись на разговор с Татьяной. Теперь уж надо идти до конца.

– А вы уверены, что хотите знать правду?

– Намекаете на то, что правда бывает страшной? Я, может, и не хочу, да деваться некуда. Вы ведь сами ко мне пришли. Так что, рассказывайте.

Она облокотилась на столик и подперла ладонью щеку. Ни дать, ни взять – ребенок, собравшийся слушать сказку. Да уж, сказочка будет еще та…

Свет в тоннеле

– И тогда я решил переговорить с вами, – закончил я и осторожно покосился на Татьяну. Но она смотрела прямо перед собой, на противоположную стенку. – Уж хотите – верьте, хотите – нет.

Она долго молчала, нервно водя указательным пальцем по столешнице.

– Значит, вам заказали наше убийство?

– Не мне, а Виктору Прохорчуку, Прохору.

– Ну да. Да, я поняла… Знаете, а я вам верю. Такое невозможно придумать. Да и зачем? Ведь так?

– Так, – согласился я.

– Если вы, разумеется, не сумасшедший.

Я благоразумно помолчал, пока она изображала взглядом рентгеновские лучи.

– И вы решили нас спасти?

– Именно так. Решил.

– Совестливый?

Не люблю я подобных разговоров после восьми лет, проведенных в специфической компании. Потому слегка завелся:

– Скорее, жалостливый. А еще жадный и трусливый.

– Не поняла… Что вы имеете в виду?

– Сто тысяч они мне уже заплатили? Вот я их прикарманю и смоюсь. Получается, жадный. А на убийство не пойду, потому что боюсь схлопотать пожизненный срок. Теперь понятно?

Она посмотрела на меня с испугом.

– Вы не злитесь, пожалуйста. Это все так неожиданно… Что я должна делать?

– Постарайтесь мне помочь.

– Чем?

– Подумайте о том, кому может быть выгодна ваша смерть.

– Но… Ума не приложу.

– Не исключено, что это связано с какой-то информацией. Где вы работаете?

– В детской городской больнице. Я экономист.

– Может, какие-то хищения? Главврач ворует, вы что-то прознали, сказали ему. Могло такое быть?

– Ерунда. Я только смету составляю. Да и какие там хищения при таком бюджетном финансировании?

Это верно. Не годится. Я покачал головой.

– А месть?

– Месть? Не понимаю. Я никогда и никому не делала плохого. И вообще очень редко ссорюсь с людьми.

– Я тоже не понимаю. Какие еще могут быть мотивы?

Посмотрел на нее. На пальце золотое колечко с камушком, в ушах – маленькие сережки. Я не разбираюсь в драгоценностях, но не похоже, чтобы это тянуло на много миллионов.

– Почему вы на меня так смотрите?

– Может быть, вы богаты? Точнее, я хотел сказать, не связано ли это с наследством?

– Наследство? После меня? Разве что двухкомнатная квартира. На зарплату экономиста особенно не разбежишься.

И это верно. В чем же крючок?

– Простите, а кто ваш бывший муж? Вы сказали… Я так понял, что вы были замужем.

– Да, это так… Мы развелись еще лет десять назад. Вот бывший муж – очень богатый человек. Занимается лесозаготовками, мебель производит и прочее.

Я пытался поймать ускользающую мысль. Что меня больше всего поразило, когда я узнал о заказе? То, что женщину хотели убить вместе с ребенком. Я еще подумал: чем он провинился?

– А девочка? Она…

– Марина… наша дочь.

– У вашего бывшего мужа есть другие дети?

– Мы не общаемся после развода. Но, кажется, что нет.

– Совсем не общаетесь?

– Да. Знаете, я просто вычеркнула его из памяти.

– А как же дочка?

Она долго не отвечала. В итоге ответила не по существу:

– А какое вам дело? Это наши личные дела.

– Может, и так. А, может, и нет. Мне непонятно, неужели он совсем не видится с дочерью? В конце концов, он же должен давать деньги на ее содержание.

– Это долгая история. – Щеки ее внезапно порозовели. – Даже не знаю, зачем я вам это говорю… Видите ли, он считал, что Марина – не его дочь. Из-за этого мы и развелись. И я вычеркнула его из памяти.

– Даже на алименты не подали?

– Нет.

Так. Что-то тут не вяжется. Не подоить папашу-миллионера для блага родной дочери? Не похоже это на женщин.

– Значит, вы не знаете точно, есть ли у него другие дети?

– Думаю, что нет.

– Но если вы не общаетесь, откуда…

– Ну… есть тут один нюанс. В общем, он бесплоден. Это выяснилось, когда… В общем, это не так важно.

Вот оно что. То-то она покраснела и упирается, как Зоя Космодемьянская на допросе. Изменила мужу, забеременела от любовника. А потом муж, видимо, что-то прознал или почувствовал неладное и собрал соответствующую информацию. В результате – развод. На алименты она не стала подавать, потому что при генетической экспертизе все всплывет, а суд она, естественно, проиграет. Возможно, что существуют еще какие-то обстоятельства, но для меня сейчас не это важно. Важно, что де-юре Марина продолжает считаться дочерью этого богатея-лесозаводчика. И если у него нет других детей…

– Как его зовут?

– Матвей Галушко… Я так устала от нашего разговора. Скажите, почему бы нам не обратиться к капитану?

– Пока не надо. Поверьте, это преждевременно и… И даже опасно.

– Почему? Боитесь, что вас арестуют?

– И это тоже. Но, видите ли… Я не могу исключать того, что капитан в сговоре с убийцами, – соврал я. А что делать? Если она побежит к капитану, то я пропал. Да и она, возможно, тоже. – Но на данный момент опасаться нечего. Ведите себя спокойно, только не стоит сегодня гулять по палубе. И дверь закрывайте на ключ.

– Хорошо, – она послушно кивнула.

Я умею убеждать и уговаривать. Недаром психология когда-то была моим любимым предметом после тактики допроса. Разве что на зоне несколько утратил навыки общения с дамами.

– Я схожу за дочкой, ладно? – неуверенно произнесла Татьяна. – А то как-то…

– Сходите. Но не говорите ей ничего. Зачем лишний раз нервировать ребенка?

– Я понимаю. А вы, вы что будете делать?

– Мне нужно кое-что выяснить. Я буду держать вас в курсе.

Разговор с Татьяной навел на след, который требовалось немедленно отработать. Я зашел в библиотеку и попросил подшивки красноярских газет. Задумчивая шатенка лет сорока (уф, хоть эта вне подозрений), с увлечением разгадывавшая японский кроссворд, недоуменно хлопнула ресницами:

– Подшивки?

– Ну да.

– Вы смеетесь? Библиотека здесь всего три месяца работает, пока навигация идет. – Реагируя на мое расстроенное лицо, добавила: – Почитать хотите? У нас журналы имеются.

– Да нет. Мне бы чего-нибудь новостное. Понимаете, я два месяца в тайге сидел, геолог. От жизни отстал, хотел в курс местных событий войти.

– А, если так… К сожалению, есть только пара свежих номеров «Городских новостей». Относительно свежих, купили перед выходом из Красноярска. Устроит?

– Уже хлеб. Дайте глянуть.

В номере за пятнадцатое августа ничего подходящего я не нашел. Шатенка, с любопытством наблюдавшая за тем, как я шустро просматриваю текст и переворачиваю страницы, спросила:

– Что, ничего интересного?

– Почему? Кое-что попадается. Вот, новый асфальт на улице Республики положили. Просто я умею читать по диагонали. Есть такая методика быстрого чтения.

Искомое обнаружилось в номере от семнадцатого. Небольшой некролог на последней странице городской газеты сообщал о скоропостижной смерти известного бизнесмена и мецената Матвея Галушко. Вот и мотив – дочь покойного может стать владелицей огромного состояния.

Миллионер скончался пятнадцатого августа, а из этого вытекало, что заказчик имел примерно неделю на то, чтобы организовать убийство наследницы. До того, как она очутится на теплоходе. Срок очень сжатый, но реальный при наличии контактов в криминальной среде. Татьяна, в свою очередь, могла и не знать о кончине бывшего мужа, которого, по ее словам, давно вычеркнула из жизни. Да еще и находилась в момент смерти в Дудинке. А вот заказчик, понятно, в курсе и при таком раскладе имеет явные притязания на наследство олигарха. Могут ли быть другие мотивы для убийства ребенка? Трансплантация органов? Если только на уровне бреда.

– Уже все? – с разочарованием спросила шатенка, когда я положил газету на стол.

– Была бы подшивка, я бы у вас до утра задержался.

– Да? – Она машинально, словно перед зеркалом, поправила прическу. – Вообще-то мы по ночам не работаем. По ночам надо отдыхать.

– Вы так считаете? Интересное предложение.

Кажется, скоро я научусь улыбаться, как Антонио Бандерас. Или кто там у них сейчас в моде? Бред Пит?

Момент истины

Я отправился к себе, чтобы обдумать все в тишине и без посторонних. Тем более шел дождь. Доставая из кармана ключ, приблизился к каюте и остановился, словно вкопанный. Вот те на! А дверь-то приоткрыта. Я осторожно, пальцами, надавил на нее.

Около столика, спиной ко мне, стояла проводница Наташа. Резко шагнув вперед, я захлопнул дверь. Наташа вздрогнула и обернулась.

– Ой! Как вы меня напугали.

В руке она держала бумажный самолетик.

– Что вы делаете в моей каюте?

– Прибираюсь, – проводница кивнула на пылесос у стены. Хм, маскировочка для идиотов. Таких совпадений не бывает. Зато иногда бывает так, что долго ищешь то, что находится под самым носом.

Я перевел взгляд. На этот раз Наташа была одета не в униформу, а в короткий синий халатик. Коленки у нее выглядели обалденно, но я старался не отвлекаться. Посмотрел на сумку под столиком. Замок открыт. А ведь я, вроде бы, его задергивал. Рылась в вещах? На дно, под картонную подкладку, я засунул справку об освобождении. Неужели нашла?

Я вырвал самолетик из пальцев проводницы.

– А это что?

– Не знаю. Валялся на полу, – она растеряно улыбнулась.

Я развернул самолетик, сделанный из обычного тетрадного листа. На нем чернела надпись, выполненная фломастером: «Сегодня после ужина. Не забудьте про мел». Все стало ясно. Или почти все. Я не мог дальше рисковать, тратя время на детали. Поэтому рявкнул:

– Сядь на койку, Натали! И рассказывай!

– Что рассказывать?

– Все, что знаешь о плане убийства.

– Какого убийства?

Под дурочку косишь? Ладно. Ногой вытащил из-под столика сумку. Где там моток веревки? Прохор знал, что делал, когда запасался этим добром.

– Ты… вы… Что ты хочешь?

– Для начала свяжу руки. А потом ты мне все расскажешь. Мне терять нечего.

Я демонстративно взял со стола открытый складной нож и сунул клинок под нос кудрявой красотке.

– Пикнешь – убью. Нервы у меня слабые. Поняла?

Она кивнула. Сообразительная. Ей же лучше. Я захлопнул иллюминатор, потом пихнул проводницу в угол и начал связывать ей руки. На ходу рождался план. «Если эта подруга не захочет говорить, упакую ее как следует и оставлю в каюте. Пока найдут – полдня пролетит, а то и больше. За это время выберусь с теплохода и уйду по Енисею на моторке. Татьяна же обратится к капитану. А дальше подключится милиция».

Внезапно хлопнула дверь. Я резко обернулся, но все равно опоздал. У входа нарисовался коренастый мужик со шкиперской бородой под морского волка. В правой руке – пистолет с глушителем. Однако!

– Не вздумай дергаться, – просипел «шкипер». – И подыми руки. Медленно.

– Будь сделано, – послушно отозвался я.

– Ты кто?

– Кто положено. Ты сам-то кто?

Я пытался тянуть время. Похоже, влип капитально, как гроб в вечную мерзлоту. Кто еще мог ввалиться в мою каюту с пистолетом в руке, кроме сообщника Натали? Скорее всего, он знал, что проводница пошла в каюту и караулил где-то на стреме.

– Дед Пихто. Что это за баба?

Вот те раз! Я на сто процентов успел увериться в том, что вижу сообщника, но бородатый мужик проводницу явно не знал. Так кто же он? Третья сила? Или… или я перепутал, и Наташа не имеет отношения к убийству?

– Ты что, тупой? – я дерзил, лихорадочно соображая, как выкрутиться из критической ситуации.

– Вот сейчас засуну тебе ствол в задницу, тогда и узнаем, кто из нас тупой.

– Не кипятись. Я тебя в первый раз вижу. Ты, надеюсь, не прокурор, чтобы тебе докладывать?.. Ты… с Натали, да?

Он посопел, сверля меня колючим взглядом. И буркнул:

– Ну?

– Значит… ты в курсе заказа?

Мужик нервно почесал левой рукой щеку.

– А ты еще не врубился?

– Врубишься тут, когда тебе пистолетом в рыло тычут, – нервно отозвался я, судорожно анализируя факты. «Та-ак. Он все-таки сообщник. Тогда он знает, что я – киллер. И знает о моем задании. Учтем». Вслух обтекаемо пояснил:

– Если ты с Натали… Ты же понимаешь, я работаю.

Он переступил с ноги на ногу, покосился на проводницу.

– Хочешь сказать, что это – она?

– Она, – осторожно согласился я, чтобы не ляпнуть лишнего.

Пазл почти сложился. Этот тип подумал, что на койке сидит Татьяна. Из этого вытекало, что он не знает жертву в лицо. Странно. Если он сообщник и ехал на теплоходе, он обязательно должен знать Татьяну. Неужели он появился на теплоходе недавно?

Похоже на то. Но как он сюда попал? Последняя остановка была около часа назад возле какой-то деревушки. Кажется, Верещагино. Сел там? Но что он делал в глухой деревне?

– Можно, я опущу руки?

– Нет!.. Хочешь сказать, что ты – Прохор?

– А кто же еще? – на голубом глазу поинтересовался я.

– Не свисти. Прохора убили.

– С чего ты взял?

Он снова посопел.

– В криминальной хронике видел.

Вот оно что. Кажется, у меня появлялся шанс, пусть и слабенький. Самое главное, я примерно представлял, как смогу запудрить «шкиперу» мозги.

– Кого ты видел, Прохора?

– Ну-у, не его самого. Сюжет видел об убийстве.

– Вот именно, что сюжет. Прохор – это я.

Он прищурил и без того маленькие, как у борова, глаза.

– А кого тогда завалили в Дудинке?

– Друга моего убили, кореша, с которым мы вместе на зоне чалились. Хотели убить меня, а грохнули Егора.

– Это как? – свинячьи глазки расширились.

– По ошибке. Он только что с зоны откинулся и пригреб ко мне домой. – Я продолжил осторожно лепить горбатого, понимая, что моя версия может в любой момент рассыпаться в труху. – Я его оставил и поехал в лавку за жратвой. По дороге пацанов встретил, остановился с ними перетереть. А когда вернулся – он уже готовый.

– В смысле?

– В смысле, что какая-то падла пришла без меня и грохнула моего другана. Вместо меня, наверное.

– За что?

– Вот и мне хотелось бы знать.

Повисла пауза. Соображал он, видимо, туговато.

– Документы есть?

– Конечно. В ветровке.

– Доставай. Только без фокусов.

Я выполнил распоряжение.

«Шкипер» долго и внимательно рассматривал фотографию в паспорте, косясь на меня.

– Так ты что – дом сжег вместе с трупом? Решил по ходу следы замести?

– Именно. Пока не разберусь в том, кто меня подставил.

– Понятно… А я уж подумал, что самозванец объявился.

– Какой я самозванец? Мне бы вычислить, кто меня заказал. Потому и с Татьяной решил по душам потолковать.

Я мотнул головой в сторону Наташи.

– И чего?

– Ничего она не знает. Правда, теперь я знаю, из-за чего вы решили их убрать.

– Из-за чего?

– Из-за наследства, естественно.

Упоминая о наследстве, я пытался спровоцировать бородача на откровенность, но он промолчал. И тогда я рискнул проявить любопытство:

– Слушай, как тебя зовут?

– Какая тебе разница?

Мне не понравилось, как он напрягся. И палец лег на спусковой крючок. Что-то его насторожило. Или он просто решил, что я слишком много знаю? Размышлять было некогда.

– Кстати, если ты мне не веришь, у меня есть интересный документ.

– О чем ты?

– Посмотри в боковом кармане.

Я изобразил самую миролюбивую улыбку, которую только мог, и лениво помахал правой рукой.

Он вздохнул и, наклонив ствол пистолета, озадаченно уставился на мой боковой карман. Секундной расслабленности противника мне хватило, чтобы сгруппироваться и провести свою коронную двойку: левой в солнечное сплетение и правой в челюсть. Бородатый всхлипнул и завалился вбок, выронив пистолет на пол.

Я обернулся. Проводница сидела с округлившимися глазами. Но, что поразительно, молчала. Впрочем, подобное бывает, когда с перепугу пропадает голос.

– Наташа, ты в порядке?.. Кивни мне – ты в порядке?

Она пожала плечами. Вот, глупая. Сказал же – кивни.

– Я тебе все объясню. Главное, ты меня не бойся и не кричи. Я тебе плохого не сделаю. Понимаешь?

На этот раз она кивнула.

– Сейчас я тебя развяжу.

Я подсел к проводнице и взялся за веревочный узел, который сам же успел затянуть. За время службы на флоте я хорошо освоил науку вязания узлов, а мастерство, как известно, не пропьешь. Если пить в меру.

– Понимаешь, этот мужик вместе с сообщницей решил убить одну вашу пассажирку с ребенком. Татьяной ее зовут. Из-за наследства. Представляешь, какие козлы?

– Они козлы, а ты кто?

От неожиданности я даже перестал разматывать веревку. Она еще и с черным юмором?

– Я? Я не убийца, честное слово… Вот. Не больно?

Девушка ожесточенно потерла запястья, потом проворчала:

– Терпимо. Так кто ты? Тебя Прохором зовут?

– Нет, я не Прохор. Прохора и на самом деле убили. А я только забрал его паспорт и билет на теплоход. Хотел быстрей смотаться из Дудинки. И деньги сэкономить заодно. Вот и сэкономил на свою голову.

– Я догадалась. Значит, ты Егор, который сидел вместе с Прохором?

Надо же, какая сообразительная! За легкомысленной внешностью пухлогубой блондинки скрывалась смышленая особа с крепкими нервами.

– Да, я сидел. Но я не бандит.

– Ага. Просто мимо проходил.

Внезапно, совсем не по ситуации, мне стало смешно. А я ведь действительно «просто проходил мимо», когда отморозки тащили ту девчонку в подворотню. Мог бы и не вмешиваться, и считался бы до сих пор добропорядочным гражданином. А теперь – уголовник.

Ладно, Наташа, не до того сейчас. Может быть, объясню при случае, какой я бандит.

– Ты мне не веришь?

– А документы у тебя есть? Собственные?

Я полез под стол в сумку и извлек оттуда свою справку. Слава богу, лежала на месте.

– На, читай.

Она подозрительно долго изучала документ, даже губами шевелила.

– Так ты, значит, Егор Строгов?

– Ну да. Теперь веришь?

Она смотрела в сторону.

– Можно мне уйти?

Я колебался три-четыре секунды.

– Можно. Если не хочешь спасти женщину и ребенка.

Теперь уже заколебалась она.

– А… ну… я-то тут при чем?

– Я могу помочь Татьяне. Но идти к капитану нельзя, сразу арестуют. Мне бы теперь найти сообщника. Тогда все прояснится. Понимаешь?

– Не совсем.

– У этого урода, – я показал пальцем на бородача, – на судне сообщница. Думаю, среди экипажа. Я тебя как раз с ней и перепутал. Скажи, у вас есть в экипаже светловолосая женщина с пышной прической, возможно, что кудрявая?

– Даже не знаю. Блондинки-то есть, но вот пышные волосы… А почему ты ищешь именно женщину?

– Потому что у этого человека такой голос… низкий, но воркующий. Мне почему-то показалось, что женщина говорит. И прическа вроде бы женская.

– Подожди… У нас электрик работает, патлы у него – дай бог!

– Блондин?

– В том-то и дело, что до вчерашнего дня был блондином. А сегодня смотрю – уже шатен.

– Я чего-то не соображу. Перекрасился, что ли?

– Ну да. Но он это периодически делает. Так что, никто не удивляется – товарищ специфический. Голосок у него, кстати, тоже специфический.

Не успел я осмыслить последние слова, как в дверь постучали. Я показал Наташе на туалетную комнату – мол, быстро давай туда. Уже находясь внутри тихо спросил:

– Как зовут электрика?

– Артем Галушко, – прошептала Наташа, прижавшись ко мне грудью и едва не касаясь уха губами. Меня чуть не заклинило, но тут в каюту кто-то вошел.

– Сергей, что с тобой? Ты жив? – голос был тот самый: низкий, с легкой хрипотцой и… ну очень похож на женский.

Я выскочил из туалета, прикрыв за собой дверь. Кудрявый шатен повернулся ко мне и в долю секунды посерел, словно весенний снег.

– Привет, Артемчик!

– Э-э…

– Падай на койку и не рыпайся. Решил меня обдурить, сучонок? Колись, падла!

Я направил на него пистолет.

– Я вас не понимаю.

– Сейчас поймешь. Твой подельник мне кое-что рассказал. Я знаю, что вы решили грохнуть Татьяну и ее дочку из-за наследства. Ведь так?

– Ну-у…

– А ты, как я понимаю, родственник покойного Галушко? Видимо, наследник второй очереди?

– Ну-у…

– Не нукай, а рассказывай.

– А вы, простите, кто?

– Прохор, естественно.

Он покосился на бородатого, но тот валялся без движения. «Ну рожай, пупсик! Вариантов у тебя немного».

– Прохор? Э-э…

– Слушай, Натали! Может тебе для полного счастья привет от Ефима передать?

– Э-э… в каком смысле?

– В том смысле, что Гойхмана уже замочили, а вот я еще живой. И если ты, козел, не перестанешь лепить горбатого, я тебя урою вместе с твоим гнилым дружком. Сдается мне, что это из-за вас, говнюков, меня в Дудинке чуть не грохнули. Так?

Я демонстративно переложил пистолет в левую руку, а ударную правую сжал в кулак.

– Считаю до двух – больше не умею.

– Вы это, не нервничайте. Так вы – Прохор?

Очко! Теперь я тебя расколю.

– Нет, Сидор!

– Прошу вас, не надо на меня кричать. Это так нервирует. Чего вы хотите?

– Я хочу участвовать в дележе наследства. Ясно? Или мы сейчас договариваемся, или я иду к Татьяне. Думаю, она оценит мое благородство.

– Хотите договориться с ней?

– Ну да. У тебя есть другие предложения?

– Э-э… не думаю, что у вас получится. Вряд ли Татьяна вам поверит. Да и зачем ей с вами связываться?

– Затем, что она не дура, и хочет знать, от кого конкретно исходит угроза. И это знание стоит того, чтобы пожертвовать частью наследства.

Он недоверчиво сузил глаза.

– Сомневаюсь, что у вас выгорит. Я-то вам плачу наличными. А чего там Татьяна решит – бабушка надвое сказала.

– Дурак ты, вместе со своей бабушкой. Татьяна уже решила.

Артем непроизвольно сглотнул слюну и закашлялся. Потом, бегая глазами, спросил:

– Простите, я не понял.

– Не дошло еще? А я-то считал тебя смышленым. Думаешь, я случайно иллюминатор не открывал? Я же тебя специально заманивал, чтобы вычислить. Мы с Татьяной так договорились: я вычисляю заказчиков и отправляю их к праотцам. Это называется – окончательно решить проблему. Нет человека, нет проблемы – слышал такую фразу?

Он опустился на шконку. Ноги, что ли, ослабли? Ладно, пусть посидит. В ногах правды нет. Деваться ему некуда. Скорее всего, он понимает, что я могу блефовать. Да вот только в его ситуации проверять меня – себе дороже.

– Если вы с ней уже договорились, то я вам зачем нужен?

– Видишь ли, денег никогда не бывает достаточно. Вот я и прикинул, что могу дать тебе последний шанс. Ежели, конечно, сторгуемся.

– А сколько она вам предложила?

Ишь ты, глазки снова заблестели. Ожил, крысеныш.

– Хочешь поторговаться? Может, еще аукцион объявим или, как там, тендер? Рожай короче, урод. А то я в последнее время нервный стал.

Артем помолчал, размеренно моргая белесыми ресницами. Потом промурлыкал:

– Вы такой брутальный… Берите двадцать процентов.

– Сорок. И от всех активов.

– Но… Ведь еще доля Сережи…

Бородач, словно отзываясь на имя, тихо застонал. Недолго думая, я пнул ему по челюсти. Пусть еще отдохнет.

– Не будет у него никакой доли…

– В смысле?

– В смысле, что нахлебники мне не нужны.

– Вы хотите сказать…

– Хочу. Считай, что твой Сережа уже выбыл из игры. Так мы партнеры?

– Ну-у…

– Ну?!

– Если вы настаиваете…

– Очень настаиваю. Так, что спать не могу. Излагай ваш план. И не вздумай врать – пойдешь на корм рыбам.

Для убедительности я ткнул ему пистолетом прямо в нос. И блондинчик запел.

Чистосердечные признания

Все началось с внезапной смерти от инфаркта Матвея Галушко. Завещания лесозаводчик составить не догадался, видимо, рассчитывал жить еще долго. У него была только одна прямая наследница – дочь Марина, с которой он практически не общался после развода с женой. Артем, как племянник Галушко, являлся единственным наследником второй очереди. Отец Артема, старший брат Матвея, умер несколько лет назад, а других близких родственников у миллионера не осталось. Однако племянника он при жизни не привечал из-за его специфических наклонностей и ничем не помогал. Тот работал электриком в речном пароходстве, а в навигацию ходил на пассажирских теплоходах.

О смерти дяди Артему сообщил Сергей Сазонов, начальник службы безопасности в концерне Галушко. Сазонов, знакомый с Артемом, заявился прямо на теплоход и огорошил:

– Дядя твой позавчера умер, завещания нет. Теперь все деньги и активы достанутся Маринке и ее мамаше, а не тебе. Не жалко?

– И что ты предлагаешь?

– Я тут справки навел. Ваш теплоход завтра уходит в Дудинку, ведь так?.. Ты знаешь, что Татьяна с дочкой гостит там у матери?.. По глазам вижу, что не знаешь. Так вот, обратно они возвращаются на вашем теплоходе. Есть у меня в Дудинке один человечек, который может подсобить. Если сделаем все быстро и чисто, наследство отойдет тебе. Ну а ты уже со мной поделишься, по-братски. Идет?

Отморозки разработали следующий план. Знакомый Сазонова, адвокат Гойхман, дал ему наводку на киллера по кличке Прохор. Тот должен был купить билет на рейс Дудинка-Красноярск и расправиться там с Татьяной и ее дочкой. Чтобы не светиться перед киллером, планировалось, что Артем будет все указания передавать в письменном виде, а письма и деньги подбрасывать через открытый иллюминатор. Сначала сообщается номер каюты, в которой находятся жертвы, и передается аванс. Затем Артем указывает конкретное время, когда надо совершить убийство. Убив, киллер оставляет на двери пометку красным мелком. Артем заходит в каюту жертв, убеждается в том, что работа сделана, и закидывает киллеру через иллюминатор вторую часть гонорара. После этого, глубокой ночью, в удобное время киллер выбрасывает тела за борт и получает окончательный расчет.

Так они спланировали. Но я не открыл иллюминатор, да еще и весь день безвылазно сидел в каюте. Поэтому Артему пришлось ночью проникнуть в каюту для выяснения обстоятельств.

– Интересный план, – сказал я. – Хитрый. Даже чересчур, Агата Кристи отдыхает. К чему эти заморочки с иллюминаторами и крестиками мелом? Не проще было бы общаться с киллером напрямую?

– Для кого-то, может, и проще. Для отморозков каких-нибудь. Но я не хотел, чтобы наемный убийца знал меня в лицо. Зачем мне такая известность? А если бы этого киллера затем милиция захомутала? Он ведь сдал бы меня, верно?

– Может быть. Слушай, а почему вы хотели совершить убийства обязательно на теплоходе?

– Видите ли, решить вопрос в Дудинке мы просто не успевали. – Галушко развел руками. – А до Красноярска откладывать было нельзя. Там ведь уже конкуренты ждут.

– Какие конкуренты?

– Так мы не одни такие сообразительные. Есть люди, готовые Маринку с матерью облизать, чтобы к деньгам подобраться. Юристы там всякие… А мы их – р-р-раз! И кончики в воду… А наследство – мне.

Он самодовольно усмехнулся. А меня аж передернуло.

«Ушлые, твари, – подумал с отвращением. – С их живодерской точки зрения всё логично. Теперь понятно, почему Прохор подписался на мокруху, не боясь засветиться на теплоходе. Руки-ноги связываются у трупов, чтобы не болтались, тела ночью вытаскиваются через иллюминатор на главную палубу и сбрасываются в воду. От главной палубы до воды недалеко, и снизу никто не ходит. Лучше не придумаешь. Факта убийства без трупов нет. А где их найдешь? Енисей – не Москва-река».

– Ладно, предположим. А почему такое имя – Натали?

– Натали? Для отвода глаз. Кроме того… – Артем кокетливо поправил завиток у виска. – В общем, так романтичней.

«Романтик, значит? Ну-ну…»

– Ладно. В общих чертах понятно. Теперь возьми веревку и свяжи своему дружку руки.

– А-а…

– Ты делай, что велено.

Пока Галушко затягивал веревки, я посматривал на Сазонова – не оклемался ли? Ага. Кажется, дыхание изменилось.

– Все? – Блондинчик аж вспотел.

– Нет, не все. Сейчас ты его прирежешь.

– Чего-о??

– Того! А как ты хотел, чистеньким остаться? Татьяну с дочкой, так и быть, я пришью сам. Потом ночью выбросим тела в воду, и дело в шляпе. Думаю, так будет по-честному.

Артем некоторое время молчал, подергивая, словно крыса, вздернутым носом.

– Решайся. Это как клятва на крови. – Я кивком подбородка указал на стол. – Бери этот нож и бей в сердце.

– Может, все-таки…

– Надо, Федя, надо. Ведь мы же партнеры?

Я провоцировал Артема, надеясь вызвать ответную реакцию Сазонова. Тот, по моим прикидкам, уже очухался и вслушивался в разговор.

– Ладно, я согласен.

– Молодец, – произнес я громко и отчетливо. – Кончишь Серегу – и будешь в доле.

– Только я… я это, крови боюсь.

– А ты сразу отвернись, как пырнешь его.

Галушко тяжело вздохнул и приблизился к столику.

– Погоди, Прохор, послушай, – просипел Сазонов, открывая глаза. – Не верь этой падле. Артем хотел тебя убить после того, как ты избавишься от трупов.

– Вот как?

– Да врет он все, – тут же среагировал Артем. – Это он хотел вас убить. И адвоката заодно, чтобы следы убрать.

– Это как? – меня трудно удивить, но тут я удивился.

– Понимаете, мы уже обо всем договорились, но тут Гойхман решил поднять расценки. Он узнал о смерти моего дяди и сообразил, зачем мы хотим убрать Татьяну с девчонкой. Ну и стал требовать, чтобы мы увеличили оплату. Мол, заказ сложный и срочный, а вы потом хорошее лавэ срубите…

– Чего ты распелся тут перед ним? – произнес зло, будто выплюнул, Сазонов. – Молчал бы, дурак.

– Сам ты дурак, – огрызнулся Галушко. – Мы с Прохором партнеры.

– Верно, Артем, – поддержал я. – Между партнерами тайн быть не должно. Валяй дальше.

– Так вот. Это случилось буквально накануне, двадцать третьего августа. Сережа прилетел в Дудинку, чтобы отдать адвокату его долю за посредничество. А тот и говорит: мол, условия изменились, надо повысить ставку. Сережа пришел ко мне на теплоход, мы посоветовались и решили, что адвоката необходимо убрать. Мы боялись, что он потом будет нас шантажировать и еще требовать деньги.

– Правду он говорит, гражданин Сазонов? – Я слегка пнул бородача по ноге. Тот поморщился, но промолчал. – Значит, правду. Давай дальше, Артем.

– Мы спланировали, что Сережа уберет адвоката сразу, как отчалит теплоход. Потом бы он на рейсовом самолете прилетел в Туруханск, дождался теплохода и сел на него. Затем мы даем вам сигнал, вы убиваете… Ну, кого надо. Ставите на двери крестик, получаете деньги. Затем избавляетесь от трупов и ждете расчета. Но тут появляется Сережа и, пардон, мочит вас. Труп за борт – и все.

– А меня-то вы за что решили убить? Денег пожалели?

– Нет. Бог с ними, с деньгами, раз уже договорились. Мы опасались, что узнав об убийстве Гойхмана, вы догадаетесь, кто его убрал. Ну и будете искать заказчика. Нас, то есть. Вот и решили, что свидетелей лучше не оставлять. Но это Сережин план был, клянусь мамой! Не мой.

– Не клянись матерью, урод, – сказал я. – Так что именно у вас не срослось?

– Зачем вы грубите? Вы и без того сильный мужчина.

Несмотря на специфические обстоятельства этот неисправимый урод продолжал строить мне глазки.

– Видите ли, Сережа договорился о встрече с адвокатом, но тот исчез. Пока пытался выяснить, что случилось, опоздал на рейс.

– Подожди. Так это не он убил адвоката?

– Нет, не он. Мы не знаем, кто это сделал. В гостинице Сережа увидел сюжеты об убийстве Прохора и адвоката и понял, что ситуация изменилась. Связаться со мной по сотовому он не мог, потому что на теплоходе сети нет. А я… я занервничал, когда он не подсел к нам в Туруханске. Ждал, ждал, а потом решил дать вам отмашку. Думаю, бог с ним, с Сережей, без него справлюсь. С вашей помощью, разумеется. А вас убрать, извините, можно и позже. В Красноярске, например.

– И что дальше?

– А тут Сережа появился. Он заплатил экипажу и прилетел в Туруханск на грузовом вертолете. Потом на катере обогнал теплоход и на стоянке у Верещагино сел на борт. Мы посоветовались, и он пошел к вам. Разбираться. Как-то так.

– А, разобравшись, собрался меня убить?

Я покосился на Сазонова. Тот хмуро пялился в потолок. Потом пробурчал:

– Нет. Я хотел, чтобы ты сначала Татьяну и девчонку замочил. При мне. А уже потом я бы тебя пришил. Тем более что ты о наследстве пронюхал и меня видел. Трупы мы бы с Артемом потом выбросили.

– Спасибо за честность. Так вы, ребята, при таких талантах могли и без меня справиться.

– Не могли. Думаешь, легко женщину и ребенка убить? А затем стало поздно план менять. Когда Гойхман потребовал дополнительные деньги, я, было, подумал, не дать ли отбой Прохору? В смысле, попробовать самим все сделать. Но понял, что Гойхман не отвяжется – узнает об убийстве и начнет шантажировать. Он об этом чуть ли не открытым текстом сказал: мол, без меня у вас теперь все равно не получится. Поэтому я решил, пусть все идет по намеченному плану. То есть ты убираешь девок, а я уже затем подчищаю.

– Решили на меня самую грязную работу свалить?

– А что? Тебе не привыкать. Не сравнивай с собой. Бабу грохнуть куда ни шло. А ребенка – западло.

Я чуть не поперхнулся – гуманист хренов!

– Сам-то, небось, жить хочешь?

– Хочу. А чего?

А того – собрался я сказать перед тем, как врезать муд… по ребрам, да не успел. Все-таки недооценил я сучонка. Отвлекся на Сазонова, а Артем схватил со столика нож и метнул в меня. Сработали рефлексы: моя левая рука вскинулась вверх, отбивая клинок в сторону, а указательный палец правой нажал на спуск. Через секунду Галушко заскулил, ухватившись за простреленное ухо.

– Вот и приплыли, – пробормотал я, осматривая окровавленный локоть. – Наташа! Выходи и зови капитана. Мы сдаемся.

Эпилог

В Енисейске всю нашу теплую компанию «приняли» менты. Сазонова и Галушко оставили в Красноярске, а меня этапировали в Дудинку.

Я ожидал, что мне будут шить убийство Прохора. Но к моему огромному удивлению ситуация в итоге повернулась по-иному. Еще до моего ареста следствие вышло на настоящих убийц. Свидетели запомнили машину, которая подъезжала к дому Прохорчука. А дальше братки сами наследили.

Когда они зашли в ограду, на одного из них накинулась овчарка и вцепилась в ногу. Бандит растерялся и с испугу застрелил собаку из пистолета с глушителем. Но в пасти собаки криминалисты потом нашли кусочек штанины со следами крови. А мнительный браток еще и обратился в больницу, чтобы поставить укол от бешенства. Менты пробили медпункты и захомутали покусанного бандита. Дальше сопоставили группу крови плюс потожировые следы на штанине, провели экспертизу пуль… Короче, дело техники. В тот момент, когда меня арестовали, опера уже вовсю кололи преступников.

За что убрали Прохора и Гойхмана? Как я и предполагал, за то, что адвокат организовал заказ на Боброва, а Прохор его выполнил. Люди из «бригады» Бобра сумели вычислить Прохора, а затем и Гойхмана – о нем Прохор рассказал под пыткой.

Меня запросто могли посадить. Хотя бы за то, что я поджег дом. Но следак предложил сделку. У следствия не хватало доказательств на бобровских братков, и мне «посоветовали» чуток подправить показания. Мол, скажи, будто бы видел, как «Нива» с бандитами отъезжала от дома Прохорчука, и даже опознал одного из них – Сыча, разумеется. И я пошел на сделку, став чуть ли не главным свидетелем обвинения. В конце концов, Сыч всегда был дерьмом. Да и за Витьку хотелось отомстить. Каждый должен платить по своим счетам.

Почему следствие так старалось расправиться с «бригадой» Бобра? Уже после, когда меня выпустили из ИВС, знающие люди растолковали откуда ноги росли. Оказывается, Боброва заказал мэр города, который боролся с ним за контроль над Дудинским портом. Так что, братки были обречены. А я просто попал в переплет. Однако в конечном итоге мне подфартило. Срок я все равно схлопотал, но условный.

«Счастливый билет ты вытащил, парень», – так и сказал мой защитник. По иронии судьбы им оказался тот же самый адвокат, который вел мое первое дело. Адвокаты жизнь знают, чего уж тут спорить. Но какая-то трусливая и кривая у них правда.

В общем, почти год, до самого суда, я провел в следственном изоляторе. Следак сказал: мол, так даже надежнее, чтобы бобровские не замочили. Да и жить в Дудинке тебе негде. Что мы тебе – гостиницу будем оплачивать?

Тоже верно.

Когда я, наконец, добрался до Красноярска, Маринка уже вступила в наследство, и Татьяна получила контроль над концерном бывшего мужа. Я зашел к ней, попросил помочь с работой. Она не отказала, устроила на лесобазу охранником. Правда, сказала, чтобы я ее больше не беспокоил. Мол, неприятные воспоминания и прочее.

Но, думаю, заковыка не в этом. Я ведь, возможно, единственный, кто знает о том, что Марина не является дочерью Матвея Галушко. Вот Татьяна и побаивается, что я захочу из этого знания выгоду извлечь. Однако подобный финт ушами не для меня. Мне чужих денег не надо. Хватит. Чуть не обжегся один раз.

Так или иначе, на Татьяну я не в обиде. Помогла работу найти – и на том спасибо. С моей биографией о подобном месте можно лишь мечтать.

А на днях я случайно встретил на улице Наташу-проводницу. Пообщались, то, да се. Я, конечно, начал извиняться. Мол, напугал я тебя тогда. А она смеется – зато мне понравилось, как ты на меня смотрел. Подшучивает, короче. И как-то у меня само собой с губ сорвалось:

– Вопрос, конечно, личный. Извини, если что. Ты замужем?

– Нет.

– Тогда, может, как-нибудь в ресторане посидим?

Наташа вдруг улыбаться перестала, нахмурилась. Ну, думаю, облом. Зря губы раскатал. Зачем такой красотке бывший уголовник? А вслух говорю – небрежно так, чтобы лицо сохранить:

– Я это в общей перспективе. С меня вроде как причитается за доставленные неудобства. Да и помогла ты мне тогда здорово. В общем, будет желание – звони. А нет – так нет.

Она молчит и мнется. Потом вдруг спрашивает:

– Я тебе, что – нравлюсь?

Я аж опешил. Растерялся как-то. Уж слишком в лоб. Хотя от Натальи всего можно ожидать. За словом в карман не лезет.

– Ну-у, – мямлю. – В некотором роде. А что, это важно?

– Для меня – важно. Даже очень.

Ну, думаю, влип. Так и в ЗАГС потащит. С другой стороны – даже приятно как-то стало. Женщина-то она хорошая. Нутром чувствую – хорошая. Только странная немного.

– Мне, – говорю, – надо с мыслями собраться. А почему для тебя это так важно?

– Видишь ли… Я не хотела тебе говорить. Догадываюсь, что ты меня не узнал…

Молчит и смотрит на меня исподлобья. Будто ждет от меня чего-то. А я сообразить не могу – о чем тема? Непонятное что-то. Что значит «не узнал»? Я ее в первый раз на теплоходе увидел. Где я ее раньше мог встречать, если восемь лет на зоне чалился? Только если еще до отсидки. Так это сколько времени прошло? Загадки сплошные у этих женщин. Отвечаю осторожно:

– Не узнал. А что, должен был?

Она плечами пожимает. А глаза – то подымет, то опустит. Будто боится мне о чем-то сказать.

– Ладно, – говорит. – Проехали. Я поняла. Если надумаю, – то позвоню. И ты – подумай.

Рукой помахала – и пошла, закачала бедрами. Это-то она умеет. Мне осталось только вслед смотреть.

Вот такой странный у нас состоялся разговор. С тех пор думаю – на что она намекала? Появилась у меня одна версия. Но если она верна, то тогда даже и не знаю, как быть. И так вертел, и этак, а решить не могу. Видимо, мало я еще в этой жизни понимаю.

<2009>