Читать книгу До смерти живы будем - Константин Крюгер - Страница 6
Из цикла: Моя Москва и ее обитатели
Больничные опыты
Оглавление* * *
Серьёзные занятия боксом уже на первом курсе института закономерно привели меня на больничную койку. Замечательный врач – невропатолог «Маевской» 44-ой поликлиники, прослушав мои жалобы на нарушение сна и легкие головные боли и, быстро осмотрев, немедленно отправила меня на машине Скорой Помощи в ближайший стационар. Угодил я в отделение нейрохирургии 67-ой Горбольницы, занимавшее целиком четвертый этаж одного из корпусов на улице Саляма Адиля.
У больницы имелась занимательная особенность: в полуподвале располагался один из трёх столичных СпецВытрезвителей, куда попадали изрядно перебравшие граждане с бросающимися в глаза травмами головы: переломом носа, кровоподтеками и ссадинами на черепе и т. п. После предварительной обработки ран и постановки диагноза большинство лёгко пострадавших утром отбывало по своим делам, оплатив пятнадцать рублей за оказанные услуги. А «средне и тяжелораненых» переводили в стационар на полноценное лечение. Правда, при выписке они получали не бюллетень, а неоплачиваемую по месту работы справку на белом бланке и, опять же, квитанцию на всё те же пятнадцать рублей.
Как следствие, контингент больных сильно разнился. В моей палате из семи коек четыре занимали пациенты, предварительно посетившие нижний этаж. Поведанные ими эпопеи вызывали у меня приступы неудержимого хохота.
Дядя Паша – «гонщик» занимал койку слева у стены. Из-за частого и затяжного употребления веселящих напитков знатного водителя – «персональщика» сначала перевели в шоферы – разгонщики, а потом и вовсе – в автослесари. В один из выходных дней истосковавшийся по рулю Павел Иванович, с утра вдоволь угостившись любимым портвейном, углядел из окна кухни автобус «плюшевого десанта2», стоящий на приколе около магазина «Продукты». «Взыграло ретивое»! И отставленный «ас шоссе и магистралей», воспользовавшись ротозейством «плюшевого» коллеги, забывшего ключи в замке зажигания, «втопил в пол» и «взял своё»! Ринувшиеся в погоню сотрудники ГАИ настигли его только за окружной и только благодаря аварии. На полном ходу отчаянный гонщик врезался в неторопливо пересекавший трассу трактор, чудом избежав печальной участи Айртона Сенны. Как образно комментировал он свою травму: «Выбил кусок черепа четыре на пять – стаканом не закроешь!».
Справа тянул больничную лямку Толик – таксист. Свою историю с последующим анамнезом он излагал бодро и несколько удивленно: «После смены зарулил к Клавке – сожительнице. Сели с её отцом разговоры разговаривать. После третьей начал я их жизни учить! А они заперлись в Клавкиной комнате и не открывают! Я с разбегу головой пару раз попробовал дверь выбить – не получилось! Ну и лёг спать – устал. С утра голова раскалывается – сели похмеляться! Выпил стакан – не помогает! Второй – не помогает. Когда Клавку за добавкой послали – тёща Скорую вызвала!». Диагноз: перелом основания свода черепа совершенно не расстроил жизнелюбивого «педагога жизни», весельчака и говоруна.
Колян, гордо фланировавший по коридорам в ярком, совсем не больничного покроя махровом костюмчике с пятью кольцами на груди, устроился напротив меня у другой стены большой светлой палаты. Неделей ранее «Олимпиец», будучи сильно не в себе, стремительно, невзирая на оживленное движение транспорта, пересекал Калининский проспект3, имея целью телефонную будку напротив кафе «Печора», где часа полтора с нетерпением ожидал приглашенную девушку. Нежданная встреча его черепа с фонарем экскурсионного автобуса привела к полному разрушению стекла фары и легкому сотрясению мозга потерпевшего. «Ядовитый» на язык Дядя Паша стращал Коляна «агромадным» иском от автобусного парка за нанесенный госимуществу серьезный ущерб.
Обычные, как я, госпитализированные, не могли похвастаться столь интересными историями попадания в стационар. Замечательный врач, Николай Аркадьевич, не делил подопечных на «чистых» и «нечистых». Но, обладая хорошим чувством юмора, регулярно проходился насчёт «маленькой слабости» злоупотреблявших. Особенно он пикировался с Дядей Пашей, не прекращавшего даже после тяжелейшей трепанации черепа, злостных попыток «утолить жажду».
Шел февраль 1974 года. Из стоявшей на подоконнике радиоточки, с раннего утра до позднего вечера вовсю развенчивали и бичевали Александра Солженицина4, но больничная публика на это не реагировала, интересуясь более прозаичными материями.
У окна в моем ряду поместили Алика, студента авиационного института 4-го курса, перенесшего сложнейшую многочасовую операцию на головном мозге, вследствие полученной в драке проникающей раны черепа. Ситуация осложнялась тем, что травма приключилась накануне свадьбы, и Алик серьезно тревожился насчет опасных для либидо последствий, что было вполне объяснимо. Во время визитов его невесты, исключительно сексуальной внешности, все более-менее здоровые пациенты переворачивались на живот, дабы не выдать наглядного «мужского интереса».
Я страстно желал поскорее выписаться, опасаясь пропустить значительное число лабораторных работ и семинаров; просиживать вечера на отработках не хотелось. Доктор был настроен вполне оптимистично, но: «Положенные две недели тебе, Константин, придется отлежать!».
Ещё один «Госпитальер» – сосед «Олимпийца, старший преподаватель Военной Кафедры МАИ, выходя из Главного Корпуса, поскользнулся на опасном тонком льду и шарахнулся головой о ступени парадной лестницы. Диагноз «Contusio cerebri», существенно превосходящий по тяжести рядовое сотрясение мозга, предполагал продолжительное лечение. И подполковник прилагал максимум усилий, чтобы убедить врачей хотя бы выпустить его на Праздник 23 февраля, рассчитывая отгулять его в кругу семьи и армейских друзей.
2
«Плюшевый десант» – прозвище, присвоенное москвичами жителям ближнего и дальнего Подмосковья, регулярно приезжавших в столицу на закупку продуктов. Как правило, униформа каждой «десантницы» включала стёганую плюшевую жилетку-душегрейку.
3
Новый Арбат
4
Именно тогда я впервые узнал о существовании незаурядного писателя. Выписавшись, дома в подшивке «Нового Мира» за 60-ые годы отыскал повесть «Один день Ивана Денисовича», не особого меня впечатлившую. Прочитанные в конце 80-х «Колымские рассказы» Варлама Шаламова потрясли существенно сильнее.