Читать книгу Осенняя ностальгия. Рассказки - Константин Крюгер - Страница 24

В юношеские годы ближний ареал моего времяпрепровождения простирался от парка Коломенское на юге до Таганской площади на севере. Но большая часть досуга приходилась на окружность существенно меньшего радиуса, ограниченную с одной стороны началом Автозаводской улицы и Новоспасским монастырем с другой. Все дворы и закоулки в этом пространстве были изучены до мелочей.

Праздновать начало лета мы начинали 1-го Мая, когда Вовка «Афанасий» сменял зимнее облачение типа «лишенец», надеваемое первого сентября, на летнюю униформу «хроник». Теплый прикид был искусно составлен из заношенного серого «интеллигентского» пальтеца, облезлой кроличьей шапки с опущенными ушами и дополнен дедовыми валяными ботами «финский партизан». Весенне – осенний гардеробчик представлял собой застиранную майку-алкоголичку неопределяемого цвета, синие треники с вытянутыми коленями и обшарпанные коричневые сандалеты.

В Вове через край била тяга к эпатажу и требовала реализации ярко выраженная актерская жилка. Остальные члены дворовой «могучей кучки» не могли похвастаться столь явным пренебрежением общепринятыми нормами и наряжались, как большинство наших сверстников той поры: щёголи – в единственные, добытые путем невероятных ухищрений джинсы и батник, остальные – в беспартийные брюки и рубаху.

* * *

Долгими летними днями мы нарезали круги по любимым местам района с эпизодическими посещениями общепитовских точек разлива, и время от времени выбирались пофордыбачить (по Вовкиной терминологии) в центр – на улицу Горького или Калининский проспект – себя показать и на других посмотреть. Внешний вид «Афанасия» вызывал «фурор» на Тверском бульваре, где он норовил завладеть вниманием прогуливающихся модных «центровых» барышень. Как правило, их кавалеры с недоумением, на грани тихого ужаса озирали веселую компанию, хотя нам самим казалось, что мы ничем им не уступаем. Ближе к вечеру мы возвращались в «родные пенаты» и направлялись праздновать жизнь за дружескими беседами и с юношескими восторгами в укромные, мало кому известные закутки Пролетарского ландшафта.

Практически напротив дома «Афанасия», вплотную к историческим «Алешинским казармам», где по слухам расстреляли товарища Берию, располагалось «Крутицкое подворье». В нем шел перманентный крупномасштабный ремонт. Глубокие котлованы вкупе с терриконами выкопанной глины, нагромождениями бетонных блоков и сложенными горой большого сечения трубами создавали идеальное местечко для товарищеского употребления бодрящих напитков, со всех сторон укрытое от бдительных милицейских взоров. «На трубах» стало излюбленной точкой дружеских посиделок в сухую теплую погоду.

Однажды в родительском книжном шкафу я наткнулся на изрядных размеров поблекший темно-красный фолиант «Краткий курс Истории ВКП (б)» 1938 года издания. Во-первых, в книге обнаружилось множество интересных и совершенно неизвестных фактов, а, во-вторых, мне очень понравилось использовать ее в качестве удобного сиденья во время товарищеских застолий в неприспособленном интерьере.

Особый статус этот книжный раритет приобрел после того, как чрезвычайно рьяный патруль стражей закона пробрался за предохранительное заграждение и застиг нас врасплох в процессе распития. На провокационный вопрос старшего сержанта: «А что это вы здесь делаете?», я уверенно ответил: «Готовимся к экзамену по истории КПСС!» и в подтверждение протянул «учебник». Зачитанный неподъемный том произвел на блюстителя порядка ошарашивающее впечатление. «Дуйте отсюда! И чтоб я вас больше здесь не видел!», – и обошлось без приводов и штрафов.

В дальнейшем те же бдительные стражи неоднократно вылавливали нас в самых различных «неподобающих» местах: на задах Московской офицерской гауптвахты с чудесным видом на Москву-реку, у Новоспасского заброшенного монастырского пруда во время нетрезвого катания на самодельном плоту, в роли которого выступала полуторная дверь от подъезда соседней «сталинской» девятиэтажки. И даже в районном Детском Парке в момент преодоления забора на территорию фабрики «Удочка», до этого принадлежавшей Симоновскому монастырю, но, едва завидев изрядно потрепанную «Красную книгу», хохотали в голос и отпускали «на все четыре стороны», правда, с не самыми приятными напутственными комментариями.

* * *

Несколько лет спустя, в день своего двадцатипятилетия я возвращался со службы домой, где меня ожидали за праздничным столом любимая жена и тесть с тещей. В трамвае 12-го маршрута я встретил Алку, бывшую одноклассницу младшего брата, совмещавшую тогда учебу на вечернем отделении истфака МГУ с работой на идеологически важном посту – экскурсоводом Музея Ленина. Плотная и спортивная девица проживала в соседнем доме и сызмальства отличалась веселой отчаянностью. В девятом классе с целью улучшения густоты волос она обрилась наголо к ужасу родителей и педагогов, но, поддавшись их уговорам, ходила на учебу в платочке. Алла очень нравилась нашему Отцу, ежедневно по дороге на службу встречавшему ее в любую погоду-непогоду в тонком физкультурном костюме на утренней тренировочной пробежке.

«Что такой грустный?», – звонкий девичий оклик вырвал из полудремы, овладевшей мной после обязательного спрыскивания юбилея в родной лаборатории. Узнав о круглой дате, Алка предложила обмыть это дело немедленно, не «откладывая в долгий ящик». На нашей остановке мы дружно проследовали в винный, где приобрели бутылочку «Столичной» и большой брикет «Пломбира» за 48 копеек в мороженом ларьке неподалеку. Яблоневый сад соседней 13-ой Горбольницы послужил логичным местом для дальнейшего употребления. В середине января в его дальнем уголке нетронутый снежный покров доходил до пояса, дворник, видимо, туда не забредал. Мы не стали углубляться в дебри, а немного отступив из прямой зоны видимости, приступили к празднованию.

Отец не зря одобрял Алкины закаливающие процедуры: на морозном воздухе водку из горлышка она пила играючи, с удовольствием закусывая мороженым, отгрызая от брикета. Под товарищеские беседы мы залихватски ополовинили бутылку, что отрицательно повлияло на бдительность. В момент очередного глотка меня чуть не за руку ухватил смутно знакомый персонаж в форме: «Распитие?! Придется проследовать!». На протестующий Алкин возглас: «Мы же День Рождения отмечаем! Круглую дату! Четвертак!», он нравоучительно отрезал: «Дома, за столом надо праздновать!», но, следующая девичья реплика «Так дома же жена!» поставила его в тупик. Нахмурившись, он внимательно в меня вгляделся и расплылся в улыбке: «Это ты что ли, любитель истории партии?! Давненько не встречались!». И, даже не потребовав исчезнуть из его поля зрения, махнул напарнику, и они скрылись в сгустившихся зимних сумерках.

* * *

Обещанный к 1980 году коммунизм так и не наступил, давно сменился строй, пролетели две декады нового тысячелетия. Нескончаемый ремонт на Подворье завершился в конце прошлого века, и теперь там ровными рядами бродят организованные туристы. Монастырь вернули церкви, а на облагороженном пруду летом можно увидеть белых лебедей.

К счастью, упомянутые в рассказке персонажи живы-здоровы и даже бодры́ и веселы́. А замечательная «Спасательная» Книга до сих пор занимает заслуженное место на книжной полке, ожидая очередного читателя и напоминая о былых юношеских проделках.

Сережка «Левис» обладал потрясающим даром. При непримечательной и совершенно не выдающейся внешности, он умудрялся знакомиться и убалтывать на продолжение и углубление отношений практически любую барышню. Редкий талант затмевал сладкоголосого и медоречивого героя рассказа О’Генри28. При этом Сережку нельзя было назвать всеядным – он выбирал только замечательные «экземпляры». Левис, второкурсник Института Связи, уже больше года проживал недалеко от Полежаевской, но много времени проводил на Калине29, районе своего детства и юношества. Его мама трудилась завучем иностранного языка во французской спецшколе в Арбатских переулках, которую Сергей и закончил. По межкультурному обмену в составе группы соучеников он неоднократно посещал Францию, что объясняло эксклюзивный прикид, наградивший его прозвищем. В изделия известной фирмы «Levi’s» Сережка был упакован с головы до ног.

* * *

Мой бывший одноклассник и дружок Вован со второй попытки поступил в МИСИС. На первых курсах учебой не перегружали, и два-три раза в неделю после занятий мы с ним встречались на станции Метро «Арбатская». А оттуда следовали в модный «Новоарбатский» Гастроном, где закупались вином «Рымникское», длинным батоном за 22 копейки и майонезной банкой соуса «Южный». Далее – переулками на Суворовский бульвар к дореволюционной доходной многоэтажке, в подъезде которой я случайно обнаружил30 огромные подоконники у высоких окон.

Удобно разместившись на прохладном граните тускло освещенной площадки между четвертым и пятым этажами, мы с Вованом с удовольствием употребляли сладковатый десертный напиток, закусывая макаемым в соус батоном, и взахлеб делились новыми институтскими впечатлениями, вспоминали школьные годы и обсуждали всевозможные интересующие темы. Однажды наши посиделки нарушила веселая троица – два мальчугана и девушка. Самый резвый предложил немедленно покинуть полюбившееся местечко, заявив, что этот «парадняк» – их вотчина, ибо проживают они по соседству. Я долго не раздумывал. В начале третьего семестра как раз выиграл факультетский турнир по боксу и чувствовал себя весьма уверенно. Обоих кавалеров девушка увела под руки с разбитыми в кровь носами и бурчащими о неотвратимом возмездии. В тот вечер мы не стали засиживаться во избежание возможного матча-реванша с превосходящими силами.