Читать книгу Плоды древа моего. Рассказки и размышления - Константин Крюгер - Страница 8

В 1990-м двоюродный Братец Коля отправился в Штаты по приглашению американских друзей-музыкантов выступить на концерте кантри музыки. И так его приманила местная жизнь, что сделался он невозвращенцем. Местные приятели быстренько подыскали Братцу фиктивную жену: натуральнейшую американку, наполовину индианку племени чероки. Брак оказался не совсем фиктивным, но это совершенно другая история.

Осели молодые в небольшом, по московским меркам, городишке Карлосвилль в штате Кентукки, причем в одноэтажной его части. Братец приноравливался к жизни, искал, как говорится, себя там, и первое время письма и посылки от Николая поступали нерегулярно, но со временем процесс оповещения о новостях его американского бытия наладился. Года через четыре любимая Тетя последовала за единственным сыном, попросив в США убежища. Ей немедленно присвоили статус беженца со всеми сопутствующими привилегиями и материальным содержанием в твердой валюте. С присущей ей активностью натурализовавшаяся американка сразу же поступила в местный Университет и на получаемую стипендию объехала сначала большую часть штатов нового места жительства, а затем и ближайшие страны Латинской Америки.

Тетя регулярно приезжала в прежнее Отечество повидаться с родными и друзьями и всегда настойчиво приглашала навестить ее в «деревне Карлосвилловке». Я выбрался в Америку только в 2000-м году, прирастив пятидневный заезд на празднование Тетиного 75-тилетия к недельной командировке на машиностроительный завод в Квинсе.

После насыщенного производственными вопросами пребывания в Нью-Йорке, разбавленного полуторасуточной экскурсией в Вашингтон, Карлосвилль показался глухим захолустьем по сравнению со столицами. Вправо и влево от небольшого центра, то бишь, даун-тауна с несколькими высотками, город раскинулся и растянулся вдоль большой реки кварталами одно- или двухэтажных домиков различного достатка: от выдающихся каменных колониальных особняков с колоннами до незатейливых вытянутых деревянных построек типа «шот-ган»25.

Холмисто-гористый район проживания Братца изобиловал зелеными насаждениями и ландшафтом слегка напомнил любимый Гурзуф. Пересекающие под острым углом центральную улицу железнодорожные пути сначала привели меня в некоторое недоумение, напомнив московские узкоколейки, во множестве ведущие на заводы, переполнявшие Пролетарский район моего проживания. Но, если в Белокаменной бегущие по рельсам поезда попадались «раз в год по обещанию», то в Карлосвилле иногда я по три раза на день терпеливо ожидал на переезде, пока товарняк черепашьим ходом пересекал основную автомобильную магистраль округа. На крыльцо ближайшего домика обычно выскакивали детишки и хором громко считали вагоны. Я невольно присоединялся: наш рекорд – сто с лишним цистерн.

Неторопливая жизнь одноэтажной Америки завораживала и подчиняла. Казалось, время едва шевелилось на ухоженных, зеленых улочках с однотипными старыми домишками с качелями на фасадном крыльце. Даже небольшие грузовички, непривычно ярких расцветок и неизвестных в России моделей, резво колесившие по кварталу моего временного обитания, не создавали впечатления стремительности.

Чистота улиц привела меня в восторг. Специальный автомобиль-пылесборник и пешие уборщики, с никогда не виданными дотоле заплечными ранцами-пылесосами, наводили на улочках и на придомовых территориях «марафет», тяготеющий к стерильности.

* * *

В первую же среду Братец поволок меня в бар «Backdoor26», где по давно сложившейся традиции еженедельно встречался со своим лучшим другом. Майкл – американец, потомок стародавних переселенцев, основавших немецкую колонию, позже ставшую исторической частью города. С юности он музицировал в составе различных коллективов и много лет писал книгу о гармоничной организации мирового сообщества. Впервые я увидел Майкла еще в Москве, куда он приезжал с кантри-группой на фестиваль «Фермер – 89».

Начитавшись книг и насмотревшись американских фильмов, я представлял себе типичное питейное заведение мрачным местом со сборищем маргиналов различной направленности: от упакованных в кожу с головы до ног байкеров до не менее живописных ковбоев. К моему удивлению оба зала, оформленные местными художниками, заполняла совершенно разномастная публика: от всевозможных пролетариев умственного и ручного труда до персонажей вполне академического вида. При этом все посетители вели себя совершенно прилично, серьезно набравшихся я не наблюдал, даже гул в зале на пару тонов уступал звукам привычной автозаводской пивной.

Мне устроили ознакомительный тур вдоль расписных стен, на которых нескончаемым потоком красовались портреты большинства regulars27, включая Братца, Майкла и прочих, регулярно заседающих в зале персонажей. Работа местного умельца сражала «соцреализмом» и яркостью восприятия окружающего мира. Пока я любовался «фресками зала славы», к нам решительно приблизилась ухоженная блондинка среднего возраста. Плюхнув увесистую дамскую сумку на стол передо мной, низким контральто она обратилась одновременно к Братцу и Майклу: «Говорят, вы оба владеете немецким?! Как сказать вон тому типу, чтобы он от меня отвял?!», – и указала рукой на сидящего через несколько столов очень прилично и неожиданно строго одетого «знайку» в очках. «Get lost!», – одновременно откликнулись оба знатока. «Да по-немецки!», – раздосадованная их непонятливостью рявкнула барышня. «Verschwinde!», – наконец выдал Майкл, и довольная дама бодро рванула в направлении улыбающегося в ожидании «знайки», оставив сумку при нас.

Мирная атмосфера и доброжелательность всех без исключения посетителей резко контрастировала с тревожной обстановкой памятных с молодости питейных заведений родной Белокаменной.

Сначала меня удивила реакция рядовых незнакомых американцев на место моего проживания. Услышав непонятный акцент, они сразу интересовались откуда я приехал. Ответ «Из Москвы» не вызывал ни удивления, ни интереса. Когда я выяснил, что в Соединенных Штатах имеется восемь городов с таким же названием, стала понятна их индифферентность. И я стал отвечать «Из России», что сразу вызывало бурный ажиотаж.

* * *

Неоднократные посещения друзей Братца в местах их привычного обитания оставили неизгладимые воспоминания. Первым мы навестили владельца художественной галереи Роберта, который и сам оказался совсем неплохим художником. Поборник сложившихся традиций, Братец также, как и с остальными приятелями регулярно, раз в неделю, устраивал с Бобом товарищеские посиделки на крыльце напоминающего музей здания, коротая вечер за умственными беседами под бодрящие напитки.

Владелец книжного бизнеса Харольд, проживающий на втором этаже над собственным магазином, очень понравился широтой кругозора и нестандартностью мышления. Его исключительно радушное отношение к гостю из далекой России сразу подкупило, а уж продолжительное общение на высокие литературные темы заставило меня пересмотреть устоявшееся расхожее мнение об однобоком и узконаправленном развитии американцев.

Киношный негр (он же афроамериканец), бывший морпех, а ныне звукорежиссер и хозяин музыкальной студии и магазина, где Братец записывал свои CD-диски, отнесся ко мне очень тепло и немедленно предложил выбрать в подарок две любых пластинки, очередной раз подтвердив, что не для всех янки деньги представляют главную ценность в жизни.

На неприметной улочке, где притулился скромный домик родителей Кассиуса Клея, позже ставшего знаменитым Мухаммедом Али, возвышался двухэтажный особняк красного кирпича. В нём проживал известный американский фотограф, получивший все возможные премии за освещение легендарного марша Мартина Лютера Кинга. Он пригласил нас с Братцем на празднование Дня Благодарения. Во время застолья я впервые попробовал «black folks soul food greens28» из зелени, произрастающей на маленьком огородике позади дома, приятно поразившее вкусовые рецепторы.

* * *

Начинающий улицу Братца супермаркет «Kroger» ошеломил запредельно широким ассортиментом: различных видов одной марки кофе я насчитал более пятнадцати. В том же одноэтажном здании к магазину примыкал малюсенький китайский ресторанчик еды навынос с двумя столиками.

На другой стороне улицы напротив «Kroger» на холме возвышалась сетевая аптека «CVS/pharmacy», где меня удивили непривычностью две вещи: во-первых, закрываемая специальным коробом на запрещенное время торговли немаленькая стойка с алкогольными напитками, расположенная посередине торгового зала. А во-вторых, совершенно одинаковые по внешнему виду, объему и бренду бутылки знаменитого кентуккийского бурбона, но различающиеся стоимостью в полтора раза. Выяснилось, что одна фигурная емкость выполнена из стекла, а вторая из пластика, но это становилось понятно только при пальпации.

Больше всего меня, уже изрядно навидавшегося чудес забугорья, поразило то, что пресловутая американская одноэтажная глубинка почти ничем не отличается от огромных мегаполисов с небоскребами в разрезе удовлетворения насущных потребностей граждан. Те же товары в магазинах, те же бренды и те же цены. Мало того, в каждой торговой точке отдельный стенд посвящен местным «феноменам»: в Карлосвилле их представляли двенадцать видов бурбона, более, чем двадцать сортов соуса «Барбекью» и разнообразные бейсбольные биты производства городской фабрики.

* * *

Эта Рассказка ни по форме, ни по содержанию не претендует на сравнение с энциклопедическим произведением Ильфа и Петрова29, где «критикуется стандартная жизнь американцев, их интеллектуальная пассивность, особенно молодежи, и их легковерие. В то же время авторы восхищались американскими дорогами и отличным сервисом, трудовой этикой, чистотой и четкой организацией в повседневной жизни и на работе. Из „Одноэтажной Америки“ советский читатель впервые узнал о публичности, жизни в кредит и идеологии потребления30».

Я постарался правдиво и без какого-либо идеологического акцента положить на бумагу личные впечатления от первого визита в Соединенные Штаты Америки, о которых так много читал и слышал, что увиденное воочию не особо удивило. Но порадовало!