Читать книгу Жернова времени - Константин Кураленя - Страница 5

Глава 4.

ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

– За победу!

– За Сталина!

– Ура!

Временное затишье собрало всех за нашим хлебосольным столом. Завтра бой. Егоза с Кретовым обсудили все нюансы и теперь, не отрываясь от народа, поддерживали победные тосты. Пить без здравиц русский человек не станет. Без тоста получается обыкновенная пьянка.

– Ирочка, французское ситро, специально для вас. – Сергей налил санинструктору в кружку шампанского.

– Для таких вещей фужеры полагаются, – грустно улыбнулась девушка.

Она подошла немного попозже. Почётным эскортом при ней были три молодых младших лейтенанта из свежего пополнения, уже знакомый нам старший политрук Усьянцев и командир гаубичной батареи старший лейтенант Горак Ваня. Здоровенный конопатый хохол родом из Винницы. Егоза решил ещё шире крепить содружество родов войск.

– Гаубица «М-30» – это першая артиллерийская разработка, – пьяным голосом пытался втолковать он мне, как коллеге-артиллеристу. – Дальнисть стрелянины с закрытых позицив двенадцать километров. Шо твои семьдесят шесть миллиметров против её ста двадцати двух?

– Нам хватает, – скромно заметил я.

– Эх ты! – протянул огорчённо артиллерист. – Во всех баталиях пушкари были наиголовнийшей силой. Не зря нас называют «Боги войны». А вас, вот вас, танкочей, як кличут?

– Нас не надо звать, мы сами приходим, – строптиво ответил я.

– Бог войны, ты чего на старшину нападаешь, – приобнял меня за плечи Егоза. – Этот парень герой. Он у меня ещё разведкой командовать будет.

Из-за спины Якова улыбалась пришедшая из штаба радистка Вера. Парень времени зря не терял и, сообразив, что у Кретова в отношении его медсестры серьёзные намерения, нашёл ей достойную замену.

– Думку я мати, шо тойный старшинка ни як ни раз- умиит в пушкарской справи, – скатился на родную мову окончательно окосевший старлей.

– А на хрена ему это надо? Он один немецкую разведгруппу под корень, – никак не мог забыть новогоднего происшествия бравый комроты.

– Ой, как интересно, давайте чокнемся, – жеманно подставила мне свою кружку Вера. – А вы действительно герой?

– Брешут люди, – галантно улыбнулся я.

– Чокнуться можно, но больше ни-ни, – присоединился к нам Егоза. – Эти ребята-танкисты очень ушлый народ, так и норовят от нас всех девчат умыкнуть.

– Дивчиноньки – то гарно, – поддакнул артиллерист, – и горилочка у вас дюже мицна5.

Перебивая всеобщий гомон, патефон заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Егоза, пригрозив мне пальцем, подхватил Веру под руки и ринулся в центр блиндажа.

«Опасается пехота, что и эту уведут,» – усмехнулся я про себя. Потом посмотрел на артиллерийского старлея:

– Пойдём, Ваня, проветримся.

Морозный воздух на здоровяка подействовал отрезвляюще.

– Веришь, нет, до войны ни курил, ни пил. А здесь начал. Я на фронте с декабря сорок первого. До этого в училище курсантов обучал. Уйму рапортов написал, всё отпускать не хотели. А перед наступлением отпустили. Видимо, люди на фронте очень нужны. Второй месяц воюю. Сорок процентов личного состава поменялось, а мне хоть бы хны, – разговорился парень, перейдя на чистый русский язык.

Я слушал украинского парубка и думал о том, что мало кто из начавших войну в сорок первом закончит её в сорок пятом. Статистика, мать её етит!

– Ну что, очухался? – перебил я словоизлияния старлея. – Пойдём в тепло.

У входа в блиндаж маячили две приникшие друг к другу тени. При нашем приближении они отпрянули в разные стороны. Я подтолкнул зазевавшегося Ваню и прошёл мимо влюблённых, словно ничего не заметил.

– Жора, вы там слишком не налегайте, завтра с утра бой, – услышал я за спиной голос Кретова.

– Не переживай, командир, всё будет в порядке. Сапоги дорогу знают, – ответил я, не задерживаясь.

Утро следующего дня выдалось хмурым и неприветливым. Низко над головой гуляли тяжёлые тучи. Свежий ветерок гонял по полю клубы белого снега.

– Пурга будет, – сплюнул под ноги Валера.

– Ну и хорошо, немец в такую погоду воевать не любит, – жизнерадостно прихлопнул руками в меховых рукавицах Серёга.

– Вон командир бежит, сейчас обрадует, – недовольно сообщил Валера.

Парень был явно не в духе. И отчего бы это?

– Будем брать Максимово, – переведя дух, выпалил подбежавший командир.

И вновь наша «тридцатьчетвёрка» мчится навстречу разрывам и пулемётной стрельбе. Вновь поднимаются со штыками наперевес солдатские цепи. Молоденькие лейтенанты сорванными на морозе голосами, подгоняя замешкавшихся бойцов, кричат свои первые в жизни матерные слова. А где-то недалеко в тылу приникли к прорезям пулемётных прицелов такие же молодые ребята. Но им дан другой приказ, стрелять не по фашистам, а по своим. Если, не дай бог, они не выдержат этого ада и побегут в тыл. Заградотряды войск НКВД претворяли в жизнь директиву Ставки «Ни шагу назад!».

Когда я сказал, что наша «тридцатьчетвёрка» мчится вперёд, то немного приукрасил. Густо падал снег. При такой видимости мчаться мы никак не могли. Мы ползли со скоростью, позволяющей нашим пехотинцам не отстать.

– «Коробочка-5», ты где? – раздался в наушниках голос комбата.

– Ответь ему, что скоро будем у околицы Максимова, – крикнул Саша стрелку-радисту.

– Командир батальона, к которому ты прикреплён, просит не ждать пехоту, а ударить по огневым точкам и обеспечить прорыв в село, – передал комбат.

– Понял! – крикнул Кретов. – Серёга, а ну-ка наддай!

Дома у околицы села неожиданно вынырнули из-за снежной стены.

– Жора, любишь из люка смотреть? – повернулся ко мне Саша. – Сейчас самое время. Давай, а то Серёга совсем ничего не видит. Как бы не прозевать чего.

Я выбрался наверх и уселся на краю люка. Сухой колючий снег нещадно сёк лицо. Прикрывая ладонью глаза, я вглядывался в проступающие сквозь снежную круговерть дома и строения. А это что?

– Командир, – крикнул я, нырнув в люк. – Впереди на полпервого в хлеву немецкий танк.

– Сергей, не попадись! – предупредил водителя политрук.

– Вижу!

– Бронебойный! – это уже ко мне.

Я ждал этой команды, и снаряд, звонко клацнув, упал на лоток казённика.

– Короткая!

На всякий случай я приготовил второй снаряд. В это время наш танк тряхнуло.

– Кусается! – закричал Валера. – Увильнул, гад!

– Бронебойный!

– Есть!

– Короткая!

– Получи, сволочь!

Я вынырнул из башни и увидел, как от овина в разные стороны разлетаются брёвна. Словно в замедленной съёмке, немецкий танк как бы вздулся, а затем громко лопнул. Башня сорвалась, и отлетела далеко в сторону. Я свалился назад в свою башню.

– Боеукладка сдетонировала, – осипшим голосом произнёс Кретов.

И каждый из нас в этот миг подумал: «Хорошо, что не мы». Ведь даже представить страшно, что происходит с человеческой плотью, оказавшейся в этом огненном аду.

Надо заметить, что наши танки детонировали гораздо чаще, чем немецкие. А почему, никто не знает. Может быть, всё дело в боеукладке?

В это время в село входили первые цепи нашей пехоты. Облепленные снегом, словно белые призраки, солдаты с трудом вытягивали из наста валенки. Такие же белые, словно снеговики, немцы, прямо на околице села схватились с нашими врукопашную.

Мы же продолжили свой путь вдоль немецких укреплений. Гусеницы вминали в снег всё, что не успело убраться с нашего пути. К обеду село было нашим.

– Спасибо тебе, политрук, ты со своими ребятами, как всегда, вовремя, – жал руку Кретову Егоза.

– Что медленно пылим, пехота? Так и Гитлера не догоните! – крикнул механик-водитель устало шагающим по дороге солдатам.

– Подвёз бы, чумазый! – задорно ответил молоденький парнишка. – Глядишь, и супостата вовместях бы споймали.

– «Вовместях», – передразнил солдатика Сергей. – Деревня, это ж техника, ей отдыхать полагается. Это тебе, семижильному, без разницы.

К вечеру поступила команда выдвигаться к селу Вы- ползово.

– К нам на помощь должны подойти ещё две машины из нашей роты, – говорил нам Кретов, ставя боевую задачу. – Разведка докладывает, что в селе много танков. Пехота не может зацепиться за окраины.

– Как много? – поинтересовался Валера.

– Около десятка.

– Как прогноз погоды, – усмехнулся механик- водитель. – Может, снег, а может, дождь.

– А в итоге – град с горох, – добавил я.

– И что мы тремя танками там будем делать? – продолжал выражать недовольство стрелок-радист.

– Фрицев бить! – вспылил политрук. – Отставить разговоры!

Было видно, что он сам недоволен неточными сведениями разведки. А мы с Серёгой переглянулись. Что-то не нравился нам в последнее время стрелок.

– Брюзжит и брюзжит, как перед смертью, – шепнул мне механик.

– Тьфу на тебя! – выругался я. – Ты чего болтаешь, в одном танке сидим. Если накроет, то всех.

– Ей-богу, примета такая! – выпучил глаза Серёга.

– Да пошёл ты! Может ещё перекрестишься, комсомолец, – не выдержал я и полез на башню.

Всю ночь жгли костёр и грели двигатель. Мороз давил такой, что трещали деревья. Вот тебе и средняя полоса России. Не зря немцы жаловались на русские морозы. Это, мол, они не дали им войну выиграть. Они ведь планировали нас до зимы на колени поставить и к морозам готовились спустя рукава. Но таких холодов не помнили даже местные старожилы.

Утром невыспавшиеся, усталые и злые, мы выруливали на исходные позиции. Ночью подошли два лёгких БТ-7. Увидев их, мы невольно переглянулись и разочарованно вздохнули. Танк был так себе и горел за милую душу. Пушка слабенькая. Единственный плюс, это два пулемёта – зенитный и крупнокалиберный. Мы поняли, что основной удар ляжет на нас.

– А ведь сегодня Новый год по старому стилю, – сообщил Серёга.

– Сейчас сами отпразднуем и фрицев поздравим! – усмехнулся Кретов.

Ночью, после прибытия наших танков, была разработана тактика боя.

– Держитесь немного сзади и по бокам, – объяснял политрук командирам «бэтэшек». – Если что, прячьтесь за меня.

Следуя этой тактике, мы устремились к селу.

– Командир, танки! – как всегда первым заметил врага Сергей.

– Точнее!

Но уточнять не потребовалось. Обрушивая стены изб, на простор выползали прятавшиеся там до поры до времени машины.

¹ Танк образца 35-го года с орудием 45 мм и бензиновым авиационным двигателем, экипаж три человека.

– Не сбрехали разведчики, ровно десять, – выругался Валера.

– Ну что, мужики, повоюем! – Казалось, что такое несоответствие в расстановке сил только радует нашего командира. Его облик преобразился. Глаза парня радостно блестели, а с языка сыпались шуточки-прибауточки. Это был настоящий воин. Я мимоходом удивился, почему он сразу не пошёл в военное училище, а стал учителем?

– Девять Т-2 и один Т-46, – уточнил расклад механик- водитель.

– Да хоть двадцать, Жора, бронебойный!

И началась танковая дуэль. Серёга вертелся словно уж. В голове стало как-то легко и свободно. Я лично убедился, каким становится человек в моменты длительного нахождения на границе между жизнью и смертью.

Моя душа, как это бывало не раз в прошлом, покинула свою телесную оболочку и, воспарив над полем боя, наблюдала за деяниями смертных. Увидев двигавшиеся навстречу немецкие танки, пехота залегла, затем стала пятиться к траншеям. Немецкие танки, не нарушая строя, неторопливо двигались навстречу нашим трём машинам. В медлительной уверенности чувствовалась спесь и показное превосходство. Наверное, точно так же, много веков назад, по льду Чудского озера шли закованные в латы немецкие рыцари.

Время от времени машины приостанавливались, и тогда из стволов вырывались языки пламени. Идущая впереди «бэтэшек» «тридцатьчетвёрка» практически весь удар приняла на себя. Вокруг неё огненным плугом вспахивали землю разрывы немецких снарядов. И было чудом, что она ещё не попала под этот страшный лемех и продолжала катиться вперёд.

– Жора, бронебойный! – вернул меня в башню отчаянный крик командира.

И началась работа!

– Командир, горит, сволочь! – пересилил рёв двигателя радостный вопль Серёги.

Пороховые газы, скопившиеся в танке, не давали дышать. Я чувствовал, что угораю. Но руки продолжали выполнять привычное дело. И вот наступил момент, когда перед глазами всё поплыло.

«Ты не бойся, я за тебя молюсь», – раздался до боли знакомый голос. Я вглядывался в черты родного лица и с тоскою думал, что судьба и время разлучили нас навсегда. «А кто помолится за этих парней? – спросил я грустно. – Почему ты ко мне продолжаешь приходить, ведь нашей встрече уже не бывать?» «Разлуки нет, пока мы помним друг о друге, – улыбнулась Луиза. – Кто знает, что нас ждёт впереди?» «Я даже не уверен, выйду ли я живым из этого боя или нет. А ты говоришь о будущем». «Я не дам тебе погибнуть», – уверенно произнесла девушка. «Но ведь мой командир станет Героем Советского Союза посмертно. И это факт. А танк такая штука, где погибают все вместе, а героя дают командиру». «Не торопи судьбу, любимый, верь мне», – откуда-то издалека прозвучал голос Луизы.

Я дёрнулся и открыл глаза. Вокруг всё лязгало и грохотало.

– Ты брось это, Жора, нам только твоих обмороков не хватало! – послышался радостный голос Кретова. – Я люк открыл, сейчас полегче будет. Бронебойный!

Впереди красивыми пионерскими кострами горели два лёгких Т-2. «Неужели это мы», – мимоходом удивился я.

– Вы что, решили весь бой за мной отсидеться?! – зло кричал в микрофон Сашка совсем прижавшимся к нам «бэтэшкам». – Под трибунал отдам! А ну-ка веером!

Едва следовавший слева от нас танк выполз на оперативный простор, как был подбит. Резво крутнувшись на месте, он выпустил чёрный столб дыма и встал.

– Чёрт, Малютина подожгли! – выругался Серёга.

– Короткую! – закричал Сашка. – За маму! – добавил он, когда вспыхнул ещё один немец.

Перед нами горело уже четыре танка. Три из них подбили мы. Остались шестеро против двоих.

– Серёга, выходи на «Четвёрку»7, а то он нас всех пожжёт! – скомандовал Кретов.

– Понял, командир! Вон он, сука!

– Вижу! Бронебойный!

– Есть бронебойный!

– Короткая!

Раздался выстрел и торжествующий крик механика:

– Разули, командир! А теперь обуй его ещё одним по самые … !

– Жорка!

– Есть Жорка!

– Выстрел!

– Откат нормальный!

– Ну, ты ас, командир, под самый срез! Горит!

Заработал пулемёт стрелка-радиста. Чёрные фигуры немецких танкистов, переламываясь, падали с брони под гусеницы чадящей жирным шлейфом копоти машины.

– Во, и Валерка проснулся! – радостно засмеялся механик.

Видя, что наш танк, несмотря на все их усилия, продолжает оставаться неуязвимым, немцы неуверенно приостановились. И сейчас же за это поплатились. Сделав небольшую остановку, мы с ходу влепили крайнему танку бронебойным. Раздался взрыв, и башня, словно игрушечная, сделав несколько оборотов, улетела в сторону.

– Удачно! – вновь похвалил командира Сергей и, отжав рычаг фрикциона, направил танк вдоль передовой.

– Хороший день! – порадовался и я. – Командир, давай для ровного счёта.

– Как скажешь, бронебойный! Короткую! – сверкнул зубами на чёрном от копоти лице Сашка.

Несмотря на то что были открыты люки и у механика- водителя, и у командира, дышать было нечем. Я открыл свой люк и выглянул наружу.

– Жора, не лезь на рожон! – предостерёг меня политрук.

– Один глоток воздуха, командир, а то опять отрублюсь, – попросил я.

Я был недалёк от истины. Во время боя заряжающие частенько угорали от выбросов пороховых газов и теряли сознание.

На поле перед селом горели немецкие танки. Три оставшихся целыми танка, огрызаясь, словно побитые псы, пятились назад, под защиту строений. Наша пехота с криками «ура!» устремилась к сельской околице. Я прозевал момент вспышки и лишь по мощному удару, сотрясшему «тридцатьчетвёрку», понял, что нас подбили. Взвыв мотором, танк крутнулся на месте и беспомощно замер.

– Эх, невезуха! – с досадой крикнул Кретов, выбираясь наружу. – Ещё бы чуть-чуть, и мы бы их всех покарали.

– «Гуска», командир, надо трак менять, – высунулся из своего люка Серёга. – А так вроде бы порядок.

Вы пробовали заниматься ремонтом гусеницы? Тяжело? А представляете, как это можно делать под обстрелом? Вот и я говорю.

Я и Кретов остались в танке и продолжали вести огонь. Благо боезапаса ещё хватало. А ребята, вооружившись ломом и кувалдой, отправились заниматься гусеницей. Мы решили поддержать пехоту и били осколочо-фугасными. А я в который раз на собственной шкуре убеждался, что война – это не красивая кавалерийская атака, а тяжёлая изнурительная работа.

Командир вёл беглый огонь, а я еле успевал подавать снаряды.

– Давай, Жора, давай! – вошёл в азарт Саша.

А я чувствовал, как между лопаток течёт пот, и молил бога, чтобы парни быстрее починили гусеницу. Штатный боекомплект танка составлял двадцать пять бронебойных снарядов и семьдесят пять осколочно-фугасных, так что ещё стрелять да стрелять.

«Если Сашка не сбавит темпа, то я умру, так и не дожив до победы», – думал я, досылая в ствол очередной снаряд.

– Командир! – крикнул в открытый люк механика- водителя Серёга. – Валерку ранило!

– Жора, иди! – повернулся ко мне Кретов. – А я тут пока один.

Стрелок-радист лежал, привалившись спиной к пустому снарядному ящику. Из-под прижатых к животу ладоней, расплываясь по замызганному бушлату тёмным пятном, сочилась кровь.

– Как же ты так, Валера, – разрывая зубами упаковку от индивидуального пакета, спрашивал я. А в голове крутились слова Сергея о приметах. Вот ведь чёрт, накаркал всё-таки!

– Осколок, – виновато просипел радист.

Валера старался терпеть, но его глаза буквально кричали о переживаемой им боли.

– Терпи, брат, терпи, – приговаривал я, наматывая на рану виток за витком бинт из пакета.

– Жора, помоги! – крикнул Сергей.

Я растерянно посмотрел на Валеру.

– Помоги, – белыми словно мел губами прошептал тот. – Иначе все здесь ляжем.

– Я сейчас, я быстро. Ты потерпи.

Я схватился за лом и натянул гусеницу, а Серёга вставил палец.

– Готово! – крикнул он. – Дальше я сам.

– Ты как? – заглянул я в глаза раненого, вернувшись назад.

Ответом мне было молчание. Валера, прикусив губу, смотрел остановившимися глазами мимо меня.

– Чёрт! Я же говорил, – раздался у меня за плечом голос Сергея. – Давай его на броню.

В последний раз, на наших руках, взбирался стрелок- радист на броню своего танка. А я думал о превратностях военной судьбы. Оказывается, не всегда гибнет весь экипаж, бывает и так.