Читать книгу Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная» - Константин Максимов - Страница 3

Середина зимы. Окрестности Менска

Что боги не сотворят – всё лепо! И реки, и холмы, и леса, и даже болота – всё глаз радует и удивления достойно. А эти бобровичи, за что не возьмутся – только изгадят. Что за обычай у них – дома на сваях ставить? Ладно, когда посреди болота или вовсе на воде – ясно – чтобы не топило и стены не гнили. А на сухом месте зачем? Чтобы мыши не погрызли?

А одеваются как – что мужи, что жёны – все в белёных рубахах до колена не подпоясанных. Ни штанов, ни юбок – как у честных людей! И волосы у всех длинные – издалека или со спины и не отличишь – где он, а где она. Небось с навьими дружбу водят – от них такой обычай и переняли.

Или как они гостей встречают – хлебом и простоквашей – а не хлебом и мёдом, как в правильных землях – отломил кус, окунул да ешь. Да и сам хлеб они печь толком не умеют. Всяк знает, что опару надо в закрытой печи доводить. А они кладут тесто на камни в открытом очаге. Вот и получается ни то ни сё – не хлеб, а сухая лепёшка. Хочешь – глодай, если зубов не жалко, хочешь – гвозди забивай.

– Тьфу…

Единственное что хорошо делают – молоко скисляют – почти как степняки – выходит ядрёным и долго не портится…

Олег в очередной раз распустил завязки на кожаной фляге и приложился к её горлу.

– Ох, хорошо…

Юноша обтёр испачканные губы и осмотрелся.

Утренний туман ещё не рассеялся, и разглядеть в колонне можно было только всадников, ехавших совсем рядом. Уже в нескольких саженях они виделись лишь неясными размытыми силуэтами. Хорошо хоть дорога, по которой шло войско, была торная – не собьёшься, а то в таком мареве ничего не стоило заплутать.

Олег пришпорил своего воронка. Тот обиженно всхрапнул и ускорил ход. Через малое время он поравнялся с тремя гриднями, которые ехали впереди.

Этим было не до нравов и обычаев местных жителей. Они вполголоса обсуждали последние вирши Баяна – молодого, но уже знаменитого барда, которые тот посвятил дерзкому набегу полочанского князя Всеслава на Новоград. Эта песнь разлетелась по всем правдивым землям в считанные седмицы, принеся автору громкую славу. Один из воев как раз декламировал отрывок:

– Что ни говори, Гундяй, а этот бард – мастак. Это ж надо – так слова запаровать.

– Не скажи, Огура – запротестовал второй гридень. – Я вообще против этого глупого правила – крайние слова в строках паровать. Так жёны поют – когда вышивают – как нити, так и слова плетут. А мужской слог рамок не терпит. Это всё равно, что меч в ножны для кинжала пихать. Или добрый уд бабе не в уду, а в ухо пристраивать!

Гридни громко захохотали над удачной шуткой.

– Гундяй, хорька тебе в глотку – ты не исправим! – с трудом выговорил первый вой, утирая проступившие слёзы. – Без парования вирши складывали сто лет назад. Ещё при Святославе Грозном. Но тогда и время было другое – жестокое. И люди тоже. Поэтому и вирши такие – суровые. А сейчас старые песни только старикам и нравится. Ну и тебе ещё…

– Новое не значит хорошее – не сдавался Гундяй.

– Да ты только послушай – Огура приосанился.

Окончания спора Олег уже не услышал – воронок унёс его далеко вперёд. Ненароком подслушанные вирши напомнили ему, что творилось в Столице, когда туда дошло известие о деянии Всеслава, о котором говорилось в песни.

В город как раз, по только что установившемуся после распутицы санному пути, со всех правдивых земель съехались представители рода Соколовичей – не было только нескольких князей, правивших в совсем уж отдалённых землях, да ещё полочанской ветви, уже больше века жившей на особицу. Собрались на ежегодную тризну по общему отцу и деду – Ярославу Хромому, ушедшему в ирий ровно девять зим назад. Такой обычай появился сразу после смерти великого пращура – он сам завещал своим потомкам жить в мире и регулярно собираться вместе на общие праздники. Великий князь считал, что это поможет удержать детей и внуков от усобиц. А годовщина его отбытие на небеса и послужила поводом для сборов.

Поминальные пиры были в самом разгаре, а хмельные меды и квасы лились рекой, когда на княжий двор ворвался багровый от ярости Вышата – набольший боярин и глава знатнейшего правдивых землях рода – после Соколовичей, конечно – Малевичей. Он то и принёс известие о деянии полочанского князя.

– Не быть ему живу! – орал почтенный муж, брызгая слюной и потрясая могучими кулаками. – Весь его род изничтожу!

Он потребовал от князей немедля идти на Всеслава походом. И был в своём праве – как набольший боярин, и вдвойне – как сын убитого Остромира.

Рыжий волк и вправду переступил грань. Сам по себе его набег на земли соседей был делом обычным. Наоборот, подобные смелые авантюры всегда вызывали восхищение у истых воев. Хотя, конечно и карались ответными походами. Правда, только если сам «нашкодивший» не предложит не ссориться из-за такой мелочи. А то ещё и добычей поделится.

А вот дерзкое убийство старейшины самого знатного рода… Да ещё и в святом месте… Тут ни о каких переговорах и речи не могло идти – только война. Которая должна была закончиться либо смертью наглеца, либо лишением его стола.

Сбор сил занял совсем немного времени. Ведь Соколовичи съехались в столицу со своей роднёй и ближниками. И теперь вот уже вторую седмицу войско, составленное дружинами трёх старших сыновей Ярослава и набольшего боярина Вышаты, двигалась в земли Полочанского княжества.

Вначале его путь лежал вверх по течению замерзшей Перепяти, затем – по льду реки Птичьей. Пройденные места были почти сплошь малолюдны. Только изредка в устьях мелких речушек попадались веси бобровичей – небольшого племени, появившемся на лике подсолнечного мира полтысячи лет назад – от смешения обитавшей здесь с незапамятных времён дикой полесской дрягвы и покоривших её древних сполов, самих после этого неоднократно завоёванных. Болотники хотя и были довольно приветливы с пришельцами – а попробовали бы они вести себя по-другому – жили настолько неправильным обычаем, что княжич, всегда любивший узнавать новое о нравах других народов, при воспоминании об их укладе только плевался.

Сейчас рать углублялась в Буковые холмы – закатный отрог Большого водораздела, делящего правдивые земли на Полудень и Полуночь. Так что за этим хребтом уже располагались владения Полочанского стола. А впереди лежал город Менск – ключ ко всей этой возвышенности. Овладев им, можно было бы почти без помех угрожать самому сердцу Всеславовых владений. Так говорил отец Олега на недавнем военном совете. Ему самому, за малолетством, слова на нём пока не дали. Зато он внимательно слушал и запоминал, о чём говорят старшие.

Дорога вывела всадника на высокую седловину между двух холмов. Сюда туман не поднимался, и можно было без помех осмотреться на местности.

Картина перед взором юноши предстала живописная. Несколькими стрелищами впереди утопающие в молочно-белом мареве холмы сначала раздавались в стороны, а потом снова смыкались, образуя обширную долину, разделённую на две неравные части светлой полоской реки. Горбатые спины возвышенностей переливались целой гаммой оттенков – от яркого багрянца, пробуждённого лучами зарницы на дальних вершинах, до глубокой синевы на ближних. Склоны холмов, оправдывая их название, покрывали густые заросли бука, частая щетина которого придавала им сходства со стадом устроившим тут привал стадом гигантских зубров. Кстати, по слухам – эти звери в здешних местах водились в изобилии.

Среди всей этой красоты как-то даже потерялся сам город Менск, как будто притаившийся в самом центре долины.

Немудрено – размерами он уступал не только громадной Столице и родному Чернограду, но и почти всем городам, которые юноша успел повидать за свою пока что недолгую жизнь. Правда – справедливости ради – с заката Менск частично закрывала от обзора обширная роща.

Хм… Под её прикрытием можно было бы скрытно провести прямо к стенам большой отряд воев. А что? – Атилла или Боромир – любимые полководцы Олега, непременно бы так и поступили…

Неожиданно впереди разнеслась дробная россыпь копыт. Из тумана вынырнул всадник на жеребце «дикой» каурой масти. Юноша успел разглядеть на нём походный кожаный доспех с бляшками из коровьих копыт – такой же, как и на нём, и сарматский шелом с полной личиной, из-под которой выбивались длинные пшеничные усы. На шее у воя блестела серебряная гривна. Под ней, на монисте, сверкала целая россыпь наградных шелягов и рыжух.

Олег выхватил было лук и дёрнул из тула бронебойную стрелу, но вовремя разглядел ещё и рисунок на круглом щите всадника – атакующую пустельгу на пурпурно-жёлтом поле. Это был герб вожака первой отцовой дружины, которая шла сейчас в челе войска. А через мгновение он узнал и его самого.

Да… стрелой этого воя он бы точно не взял. И ничем другим тоже.

– Ну что, Шебарша, разведал дорогу? – спросил он витязя, вскинув руку в воинском приветствии.

Юноша любил лихого воя и всегда смеялся над его прибаутками, придумывать которые тот был большой мастак.

– Да уж, нашебаршил полон рот! – ответил тот своей любимой хохмой, повторив жест юноши.

– И что там впереди?

– Не поверишь, княжич, – до самого Менска – скукота!

– Отчего? – не понял Олег.

– Да ни одного воя! Всё сплошь невои попадаются. Да и тех – два охотника и девка. Теперь, правда, уж не девка – Шебарша усмехнулся и махнул рукой – Не то всё это!

– А почему не то? – удивился княжич. – Дорога свободная – хорошо! – к городу подойдём скрытно.

– Да скучно – с самого утра никого не убивал! – Шебарша блеснул зубами в хищной ухмылке. – Руки чешутся – не могу! Ладно, бывай, княжич. Свидимся ещё. – В Менске.

Он осклабился, пришпорил коня и помчался дальше.

Олег ещё раз приложился к кожаной фляге, обтёр губы и последовал его примеру. Только направил коня в противоположную сторону.

Его глодала чёрная зависть. Он люто завидовал Шебарше. Юный княжич хотел стать таким же удалым, как этот витязь. Также нестись в челе войска и сходится в лихих схватках с кметями противника. Вышибать ворога из седла броском сулицы с полусотни шагов. Или разваливать его пополам одним могучим ударом – от плеча до самого пояса.

Всадник и конь снова с головой окунулись в туман.

Через какое-то время дорога перестала петлять, а холмы, наконец, раздались в стороны.

Впереди в белёсой дымке лежала долина. Здесь марево было не таким непроглядным, как на взгорье, но всё равно, разглядеть что-то хотя бы в нескольких саженях было решительно невозможно. Тем не менее, Олег решительно поехал дальше, продолжая рассуждать о Шебарше.

Тот был, пожалуй, лучшим поединщиком во всей отцовой дружине. Сравниться с ним в искусстве боя мог, наверное, только Молчан – ближний телохранитель князя. Но к нему вои не испытывали и малой толики той любви, которой пользовался Пустельга – так за глаза называли этого лихого витязя. При желании Шебарша мог бы возглавить не первую, а лучшую дружину. Но ему больше по душе было скакать в голове войска и всегда первым вступать в бой.

Утренний туман постепенно рассеивался. Его мутная пелена неспешно сползала в низины, обнажая линялый снежный покров, из под которого островками пробивались стебли пожухлой травы.

Чтобы совсем уж не оторваться от своих, Олег остановил коня и отъехал в сторону с дороги. Сейчас, когда войско должно было начать выдвижение в долину через узкий проход, для противника был самый удобный момент, чтобы навалиться на него из засады. И если не разгромить, то хотя бы нанести существенный урон. Поэтому княжич поднёс ладонь к глазам, пристально вглядываясь вдаль.

Он, конечно, знал, что где-то поблизости орудуют кмети Шебарши, которые всяко не проглядят опасность, и, в случае чего, предупредят товарищей. Но в глубине души ему всё-таки хотелось, чтобы проглядели. А он заметил и первым принёс бы тревожную весть.

Но, похоже, сегодня был не такой день.

Войско начало вываливаться в долину, неспешно растекаясь по грязно-белой равнине. И никто на него нападать не собирался.

Зато оно само явно готовилось к бою. Отряды легковооружённых кметей, составлявших чело, на ходу меняли походное построение на боевое и уносились вперёд. Следом за ними неспешно и солидно двигались гридни большого полка. Эти на рожон не лезли. Они тут же становились на привал – ожидать пока им подвезут доспехи – облачаться к битве. К ним подтягивались отроки, ведущие в поводу боевых коней.

Наконец на дороге показалась большая группа роскошно одетых всадников – князей и их ближних дружинников. Над головами у них колыхались несколько десятков знамён. Трое старших Соколовичей ехали бок о бок. Олег разглядел рядом их серебряно-красные стяги: один четырёххвостый – великого князя – с большим кречетом, сжимающим в лапе молнию, и два трёххвостых. Первый – отцов – с могучим туром, пытавшимся поддеть рогами тризуба в верхнем правом углу. И другой – стрыя Всеволода – с задумчивым вороном. Чуть в стороне от них реяло красно-зелёное знамя набольшего боярина Вышаты. На нём готовился к атаке, пригнув к земле рога, могучий лесной зубр. Остальные прапорцы принадлежали боярам и воеводам рангом помельче.

Княжич удивился, не увидев стяга со вздыбленным конём – знамени наследника великого князя, и ещё около полудюжины знакомых гербов. Однако тут же забыл об этом – от кавалькады отделился всадник, помчавшийся прямиком к нему. Он размахивал руками, и смешно подпрыгивал в седле при каждом скачке своей кобылы.

Олег узнал наездника и тягостно вздохнул. Это был старый отцов челядинец, по имени Жирошка, пестовавший юношу, когда тот был мальцом. А потом сделавшийся его слугой. Причём из той породы, которые командуют своими хозяевами почище родителей.

– Княжич! – задребезжал тот надтреснутым старческим дискантом, едва въехав в зону слышимости – Куда же ты пропал?

От возмущения на лице пожилого слуги даже затряслись его могучие брыли, из-за которых тот и получил своё прозвище.

– Все с ног сбились! – продолжал тот причитать. – С самого утра хватились – где княжич? – нет княжича! Уж не знали, что и думать! Решили уже, что тебя полочане схитили!

Олег изумился абсурдности такого предположения.

Впрочем, у его пестуна всегда была склонность сгущать краски. Юноша ни на мгновение не усомнился, что «все», кто сбился с ног в его поисках – это сам Жирошка и только Жирошка.

– Ладно тебе врать – ответил княжич. – Кто бы меня тут схитил? Вокруг вои Шебарши. В случае чего выручили бы.

Зря он это сказал. По каким-то, лишь ему одному известным причинам, о вожаке первой отцовой дружины Жирошка был далеко не лучшего мнения. Поэтому упоминание его имени гарантированно вызвало у челядинца настоящий взрыв возмущения.

Основной смысл пространной речи, которой он не замедлил разразиться, сводился к тому, что этот распустёха Шебарша способен не то, что ворога в трёх шагах не заметить, но и собственные штаны на ходу потерять.

Олег по привычке собирался пропустить тираду пестуна мимо ушей. Однако упоминание о том, что на него гневается боярин Колюта, заставило юношу насторожиться.

Вызвать негодование своего наставника княжичу не хотелось, и он поспешно направил воронка наперерез пёстрой кавалькаде. Туда, где развивался однохвостый прапорец кормильца – стальное конское стремя на пурпурно-жёлтом поле.

Этим своим странным на первый взгляд гербом старый боярин очень гордился. Олег хорошо помнил эту историю, поскольку слышал её множество раз. Колюта получил его ещё совсем юным воем, на поле знаменитой битвы под Лиственом. Ярослав Хромой сошёлся там со своим мятежным братом Мстиславом Храбрым, который хотел отобрать у него Великий стол.

Поначалу тот подступил к стенам Столицы, собираясь взять её штурмом, но Ярослав выставил против него слишком большое войско. Тогда Мстислав повернул на Русь и предложил тамошней знати встать на его сторону, пообещав вернуть за это их землям былое самоуправление. Колюта стал одним из немногих, кто не купился на посулы, и остался верен великому князю.

Столь яростной битвы, какая случилась под Лиственом, старики не помнили со времён Святослава Грозного. Рассказывали, что кровь павших в той сече до краёв заполнила три глубоких оврага. Войско Ярослава было разгромлено, и ему пришлось бежать. Но под великим князем убили коня – над ним нависла угроза попасть в руки брата, известного своим вероломством и жестокостью. Тогда юный Колюта отдал ему своего скакуна, а сам бежал рядом, держась за стремя. Когда они оказались в безопасности, Ярослав тут же, в знак благодарности, опоясал молодого воя в витязи.

И в последующие годы Колюта проявил себя более чем достойно – и на войне, и в мирное время. Справлялся с любыми поручениями, которые давал ему сначала Ярослав, а потом и его сын Святослав – отец Олега. Годы испытаний выковали в нём несгибаемый характер и суровый нрав. В целом же боярин был довольно справедлив, хотя порой и скор на расправу.

Что и говорить, отец знал, кому доверил воспитание сына. Который сейчас готовился получить от своего наставника изрядную порцию увещеваний.

Олег приблизился к нему, заранее понурив голову и наспех подыскивая убедительные оправдания своему проступку. Однако, вопреки ожиданиям и обещаниям Жирошки, кормилец оказался совсем не зол. И княжича пожурил лишь самую малость. Причём делал это как-то не от души. А знаменитый пронзительный взор серо-стальных очей, за который он и получил своё прозвище, был рассеяно устремлён куда-то вдаль. По всему было видно, что боярину сейчас – не до воспитанника – его, похоже, обуревали совсем другие заботы.

Ну да тем лучше для Олега. Княжич пустил своего воронка бок о бок с серым кормильца. Позади них пристроился не прекращавший бурчать Жирошка.

Войско неспешно двигалось по дороге. Впереди медленно вырастали укрепления Менска.

Ого как сурово! Вблизи этот город оказался далеко не таким маленьким, как померещилось княжичу с вершины холма. Высокие полуторасаженные стены, вполне ожидаемо сложенные из буковых брёвен, протянулись почти на две версты. Крытые глухие заборола были прорезаны частыми бойницами. Над ними возвышались около дюжины боевых веж, каждая – не меньше чем в три поверха. В довершение всего Менск окружал глубокий ров, сейчас, правда, пустой.

Питала его, видимо, та самая, виденная Олегом с перевала, река. Она огибала город с восхода, и сейчас, по зимнему времени, пребывала подо льдом.

Прямо на её берегу – примерно в стрелище от ворот – стояла большая сложно устроенная водяная мельница. Вероятно, служившая заодно и шлюзом, соединяющим водоток с крепостным рвом. А также, заодно и дозорной вежей – уж больно высоко над землёй поднимался её верхний сруб. Не исключено что она, кроме прочего, служила и чем-то вроде предмостного укрепления – уж больно удобным для обороны было это сооружение. А идущий в Менск большак проходил прямо перед её стенами. Так что засевший в ней отряд лучников, мог сильно подпортить кровь целому войску, рискнувшему ударить на город с той стороны.

Очень сурово! Такую крепость с наскока не возьмёшь.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что слабых мест у неё нет вовсе. Город совсем не имел посада, а обширная роща, которая – как казалось сверху – подступала к самым его стенам, ближе к Менску была начисто вырублена – между ней и стенами протянулась росчисть почти в два стрелища шириной. Тут бы, наверное, спасовали и Атилла с Боромиром. Чтобы взять такой город, даже им пришлось бы становиться в долгую осаду.

В войсковом же обозе, насколько помнил Олег, не было не только осадных орудий, но и даже инструментов для их изготовления. Интересно, на что рассчитывали отец и дядья?

Юноша поделился своими сомнениями с Колютой. Тот, видимо ещё пребывая в задумчивости, пробурчал в ответ нечто невразумительное.

Меж тем войско, совершенно не скрываясь, выдвигалось на подступы к городу. Впереди гарцевали на лёгких скакунах лихие кмети. Следом сотрясала землю слитным гулом копыт могучих жеребцов облачённая в тяжёлый доспех гридь. На ветру гордо развивались знамёна. На шеломах трепыхались разноцветные еловцы.

Рать остановилась, не доехав до ворот нескольких стрелищ. Олег разглядел, как сигнальщик великого князя поднёс к губам здоровенный рог.

Уту-у-у-у-у-у!!!

Протяжный звук разнёсся далеко окрест, отразился от городских стен и вернулся обратно.

Повисла продолжительная пауза. Вызов на переговоры прозвучал. Войско замерло в ожидании ответа.

Которого не было.

Уту-у-у-у-у-у-у!!!

Сигнальщик, по приказу великого князя, повторил вызов, протрубив его сильнее и протяжней. Его щёки раздулись как меха у волынки. Лоб покрылся испариной.

В этот раз звук рога затухал гораздо дольше, и эхо от него вернулось спустя куда большее время. Но и оно, в конце концов, смолкло. Над полем опять повисла тишина.

Никакого ответа по-прежнему не было.

Сигнальщик снова набрал воздуха в грудь.

Уту-у-у-у-у-у-у-у-у-у!!!!!

От рёва могучего турьего рога, казалось, задрожали окаймляющие долину холмы. Лицо трубача покраснело как свёкла, а глаза выпучились, словно собираясь выскочить из своих орбит. Такой сигнал не услышал бы только глухой. Да и того, наверное, обеспокоило бы столь мощное сотрясение воздуха.

Снова угасли последние отголоски эха, и над долиной сгустилась плотная, почти осязаемая тишина.

Олег решил, что ответного сигнала они уже не дождутся. Он распустил завязки на фляге и хорошенько к ней приложился.

И вдруг на главной городской башне медленно начал опускаться подъёмный мост. Процесс сопроводил громкий лязг цепей и треск не смазанного поворотного механизма.

Княжич от неожиданности поперхнулся и закашлялся, разлив питьё.

Тяжёлые буковые брёвна с глухим стуком ударились о землю. Следом с жутким скрипом пришли в движение крепостные ворота. Они открывались не наружу, а внутрь, поэтому не было видно людей, которые толкали их створки.

Под цокот копыт на мост выехали четверо всадников. Один из них поднёс ко рту рог и протрубил ответный сигнал вызова на переговоры.

Небольшая кавалькада направилась в сторону пришельцев. За ними выехали знаменосцы со стягами. Олег прищурился, разглядывая гербы. К своему удивлению, он узнал не все из них.

Бежево-синее полотнище, по центру которого была вышита летучая мышь с расправленными крыльями, принадлежал князю Роговолду – старшему сыну Всеслава, который, собственно, и правил в этом городе.

Другой прапор такой же расцветки, но с крылатой колесницей, был знаменем его матери – известной воительницы Снежаны – дочери Медоуса – вождя свирепого народа лютвы. Женитьба на ней, насколько юноша помнил из рассказов Колюты, принесла Всеславу долгожданный мир после десятилетий бесконечной войны на границе. А заодно и обширный кусок территории в качестве приданого.

Цианово-синий стяг со здоровенным клыкастым секачом, безо всякого сомнения, принадлежал могучему витязю по имени Вепрь, известному своей силой и свирепостью далеко за пределами полочанских земель.

А вот знамя аналогичной расцветки, на котором был изображён печально понуривший голову тёмный всадник, неожиданно поставило Олега в тупик. Юноша, скорее всего, слышал раньше о его хозяине, но почему то не мог вспомнить кто он.

Олег не решился отвлекать от серьёзных дум кормильца, или тем более спрашивать Жирошку, который ничегошеньки в этом не смыслил. Поэтому осведомился об этом у другого отцова ближника – медведеподобного боярина Бермяты.

Тот изумлённо покосился на юношу.

– Да ты что, княжич? – ответил он – Это же Дунай!

Олег хлопнул себя по лбу. Как он мог не узнать этот герб?

Слава могучего Дуная, гораздо больше известного под прозвищем печальный витязь, некогда гремела по всем правдивым землям. И даже далеко за их пределами. На службе Ярослава Хромого он совершил несчётное множество славных подвигов, о которых до сих пор слагали легенды. Однако на войне с Брячеславом Красивым – тогдашним полочанским властителем, Дунай совершил какой-то проступок, после которого великий князь изгнал его из Столицы. Тогда-то он и перешёл на службу к противнику. Последним известным деянием печального витязя стало сватовство к Снежане, от имени тогда совсем ещё юного Всеслава, когда он приехал на двор Медоуса и в одиночку одолел всех его сильнейших богатырей. С тех пор о нём ничего не было слышно. Многие даже считали, что он давно уже в вирии.

Так значит – старый Дунай жив… Олег даже подался вперёд, силясь лучше разглядеть знаменитого воя. Но расстояние до него было слишком велико.

Тем временем навстречу Роговолду, Снежане, Вепрю и Дунаю выехала группа переговорщиков. В её составе княжич разглядел отца, обоих стрыев и набольшего боярина Вышату.

Всё честь по чести – четверо на четверых.

Съехались парламентёры аккурат на полпути между стенами Менска и передовыми частями войска. Княжич ожидал, что переговоры займут хоть сколько-нибудь продолжительное время. Однако, к его удивлению, они завершились практически сразу. Всадники что-то недолго пообсуждали, Вышата немного пожестикулировал в своей обычной манере, после чего все разъехались.

Буквально тут же войско пришло в движение. Во все стороны поскакали гонцы с распоряжениями воевод. Дружины двинулись занимать отведённые им места.

Олег, рискуя вызвать неудовольствие кормильца, начал давно уже заготовленную речь. Смысл которой сводился к тому, что он уже почти достиг двенадцати вёсен – возраста воя, и хотел бы принять участие в битве.

Однако Колюту убедить не удалось. Кормилец даже особо не прислушивался к его аргументам. Княжичу было велено отправляться в тыл.

– Молоко на губах не обсохло – усмехнулся проезжавший мимо Бермята.

Спохватившись, Олег обтёр рот от почти уже засохшей простокваши и зло пришпорил воронка. Тот оскорблено заржал.

Хочешь – не хочешь, пришлось ехать к другим отрокам. Их в тылу скопилось несколько сотен. Во многом поэтому там стоял невыносимый гвалт. Заводные кони ржали, а недоросли громко галдели, обсуждая предстоящую сечу. Некоторые из них занимались лошадьми старших товарищей. Тех, что были с похода, пускали охлюпкой, давая охолонуть. Свежих батовали и привязывали к их мордам торбы с овсом. Другие отроки, уже выполнившие свою работу, искали место повыше – чтобы оттуда получше рассмотреть битву.

Олег приглядел себе точку наблюдения заранее, ещё при въезде в долину. Туда он и направил коня.

За ним увязался и Жирошка. Он по-прежнему не переставал зудеть – теперь челядинец был недоволен тем, что княжич испачкал разлитой простоквашей свой мятель. Досадуя на беззаконных бобровичей, которые даже этим умудрились ему насолить, юноша отвязал от пояса флягу и отшвырнул её подальше.

Воронок вынес его на довольно крутой пригорок – почти на самом речном берегу. С заката его закрывала маленькая буковая рощица, поэтому с дороги он был почти незаметен. Зато с его вершины всё поле предстоящей битвы было – словно на собственной ладони.

Войско полуденных князей уже выстроилось к сече. Его длинник растянулся на добрый десяток стрелищ, полностью перекрыв пространство между лесом и рекой. Сотни блестевших на солнце шеломов сами были – словно стальная река. А топорщившаяся над ней частая щетина копейных наверший – как заросли рогоза. Между рядами туда-сюда споро сновали серые фигурки. Это были походные волхвы. Они окуривали лошадиные морды сладким дымом из кадильниц на длинных ручках и хрипло распевали боевые гимны.

В центре Соколовичи ожидаемо поставили отборную варяжскую гридь боярина Шигоны. С высоты хорошо был виден его красно-голубой двухвостый стяг с чёрной рукой посредине. Слева его подпирала лучшая дружина князя Всеволода. Справа – гридни Вышаты. Концы крыльев закрывали отряды легко оружных кметей. Их же разъезды роились впереди. По всем канонам воинского искусства, установленным ещё Боромиром и Атиллой, им предстояло осыпать стрелами наступающего противника, чтобы попытаться расстроить его ряды ещё до столкновения.

Отцова дружина, как и гридь великого князя, стояли в резерве. Его назначение тоже было задано правилами воинского искусства – поддержать своих в случае неудачи – то бишь, отразить удар, если враг где-то прорвётся сквозь строй, или же развить успех, если тот наоборот – побежит.

Всего под стенами Менска собралось почти восемь сотен тяжелых и вдвое меньше легких всадников. Отроков и ратников из обоза, который до сих пор полз где-то через холмы, в расчёт можно было не брать. Сила была более чем внушительная. Тем не менее, Олега не покидало чувство, что на поле не хватает как минимум трети лучших отцовых воев и значительной части великокняжьей дружины. Косвенно это подтверждало то, что юноша по-прежнему не видел в длиннике стяга княжича Ярополка – одного из лучших полководцев полуденных земель, а также доброй дюжины знамён других бояр и воевод, участвовавших в походе.

К его удивлению, не было на поле и прапорца Шебарши. Уж кто-кто, а этот витязь сейчас должен был, показывая удаль, вовсю гарцевать на своём каурке перед вражьими рядами и поливать полочан отборной бранью, на которую он был великий мастак.

Отсутствовать на поле вои и их предводители могли по нескольким причинам. Возможно, великий князь решил оставить их в Буковых холмах – прикрывать тылы. Например, от удара бобровичей, если те вдруг решат отплатить за недавний постой в своих весях. А что? – от этого беззаконного народа всего можно ожидать! Хотя зачем отряжать против болотников столь большие силы? Может Соколовичи опасаются удара с другой стороны? Или вовсе задумали какой-нибудь хитрый обходной маневр…

У-у-уо-о-о-о-ом-м-м-м!!!

Размышления княжича прервал дружный рёв боевых рогов, возвестивший о начале битвы. Оказалось, пока он был погружён в размышления, Роговолд успел вывести из города и построить свои дружины.

Олег обратил взор на войско противника.

Ах, ты ж растудыть твою… Сурово то как! Даже издалека оно выглядело весьма внушительно. Навскидку там было никак не меньше трёхсот кметей и почти тысяча тяжелооружных всадников. За спинами которых кучковались отряды пеших ратников – скорее всего вооружённых горожан. Этих юноша даже считать не стал.

Откуда в малом городе Менске вдруг взялась такая прорва гридней? Всеслав ожидал нападения и собирал здесь войска? Тогда где он сам? Если же он ещё не успел подойти, почему тогда Роговолд вывел дружины в поле, не дожидаясь отца? Ведь с такими силами ему ничего не стоит удержать город до его подхода! Зачем так рисковать?

Разгадок могло быть две – либо менский князь надеялся разгромить находников собственными силами, чтобы стяжать великую славу, либо Всеслав был уже на подходе, и надо было ждать его скорейшего появления. В обоих случаях Соколовичам стоило быть начеку.

Княжич хотел было поделиться своими соображениями с Жирошкой, но тут же передумал – в воинском деле тот не соображал ровным счётом ничего. Да и бухтеть не прекращал. Лучше уж воронка спросить. Больше толку будет.

Меж тем бой уже закипал. Над полем гремела боевая музыка. Большая часть менских гридней сбилась в два больших клина и пошла вперёд, разгоняя коней в намёт. Кмети составили третью колонну. Они двинулись в атаку в свободном строю, по левую руку от своих товарищей. Вернее по правую, если смотреть с их стороны. Около трети сил осталось в резерве возле мельницы.

Наступающие ряды полочан выглядели…

Сурово… Более того – устрашающе. Легкооружные вои чела поспешили убраться с дороги, даже не попытавшись поклевать противника короткими наскоками. Уж больно неравными были силы.

Пока полочане набирали скорость для удара, обороняющиеся успели дать по ним несколько нестройных залпов. Олег разглядел три тёмных облачка, стремительно пронёсшихся в сторону атакующих. Стрелы вырвали из сёдел с десяток воев, чьи тела тут же скрылись под копытами.

Когда полочане покрыли половину расстояния, отделяющего их от войска Соколовичей, стали очевидны направления их ударов. Левая колонна гридней, ведомая Дунаем, явно нацелилась на центр полуденного войска, где стояли варяги боярина Шигоны. Центральный отряд, который вёл Вепрь, намеревался атаковать воев Всеслава, державших левый фланг. Кмети, составлявшие правое крыло полочан, двигались в охват левого фланга. Судя по вооружению – странным рогатым шлемам и ромбовидным щитам – в большинстве своём это были выходцы из лютвы. Вела их сама княгиня Снежана. Ей противостоял отряд лёгкой конницы. Однохвостый коричнево-белый стяг с изображением плывущей по реке бочки, который реял над головами воев, говорил о том что командовал ими лихой витязь по имени Тур.

Полочане, по какой-то им одной ведомой причине, явно игнорировали правое крыло полуденного войска, где стояла дружина набольшего боярина Вышаты.

Гридни Шигоны и Всеслава пришпорили лошадей, чтобы набрать разбег для встречного удара. Их копья опустились навстречу противнику.

Жирошка ахнул.

Конные массы столкнулись с оглушительным грохотом, который сразу перекрыл все остальные звуки. Заглушить исступленное лошадиное ржание, звон металла о металл и треск ломаемых ратовищ не могло даже воинственное завывание волынок и пронзительное пение сопелок.

Первые несколько минут длинник колебался на одном месте – явного преимущества не было ни на чьей стороне. Однако затем, благодаря то ли набранному разгону, то ли полуторному численному превосходству, полочане начали одолевать и в центре, и на левом крыле.

А может всё дело было в предводителях – впереди обоих стальных клиньев отчётливо выделялись могучие фигуры Дуная и Вепря. Оба богатыря яростно орудовали боевыми секирами, внося опустошение в ряды противника. В полуденных дружинах достойных соперников им не было – что для главы варяжского клана, что для князя Всеволода, встреча с подобными бойцами была равнозначна самоубийству. Или добровольной сдаче в полон.

Оба отряда начали медленно пятиться назад.

То-то, наверное, боярин Шигона досадует, что с ним сейчас нет его сына, – славного витязя Потыка! – подумалось Олегу. – Тот бы уж точно не спасовал ни перед кем из полуночников.

Но глава варяжского клана сам отпустил первенца на зимнюю охоту в степь.

На левом краю длинника, где столкнулись кмети Тура и Снежаны, преимущества никому пока добиться не удалось. Отряды были примерно равны по численности, а вои не спешили сходиться в рубке стенка на стенку. Они ограничивались сшибками по несколько человек и метанием дротиков. Самые ловкие ловили их на лету и швыряли обратно.

В центре полочане одолевали всё более явно. Варяги были закалёнными бойцами, но противостоять сопернику, не уступающему им в умении и превосходящему численно, да ещё и ведомому таким витязем как Дунай, оказались не способны. Боярин Шигона метался между рядов, побуждая воев стоять крепче. Но те продолжали пятиться.

Жирошка причитал, видя как на землю один за другим валяться побитые дружинники. Похоже, всё шло к тому, что великому князю придётся прежде времени вводить в бой резервы.

Меж тем, оттеснив варягов, отряд Дуная обнажил свой левый бок. По всем правилам воинского искусства, которые Олегу с детства втемяшивал Колюта, за такую ошибку следовало немедленно карать ударом свободными силами в незащищённое место.

К такому же выводу пришёл и набольший боярин. Не дожидаясь приказа от великого князя, Вышата послал свою дружину в стремительную атаку. Полторы сотни гридней синхронно погнали коней вперёд через заснеженное поле, на ходу перестраиваясь клином. Впереди всех на мощном аргамаке летел настоящий великан. Его доспех так сверкал на солнце, что смотреть на него было больно глазам. Даже без сине-зелёного значка с изображением сломанной палицы, который везли следом за ним, в громадном вое можно было узнать Дубыню – одного из сильнейших витязей во всех правдивых землях. Если не самого сильного.

Полочан, однако, перспектива получить удар сзади ничуть не озаботила. Они даже не подумали прекратить натиск в центре, чтобы развернуть длинник в сторону атакующих, или хотя быть отрядить часть сил против новой угрозы. И вскоре стало понятно почему.

Ещё одна заповедь, установленная Атиллой и Боромиром, гласила – «перед тем как принять бой, ознакомься с местностью, на которой он будет происходить». Вышата же её только что безбожно нарушил.

Аргамак Дубыни споткнулся, словно попав копытом в заячью нору, и рухнул вместе с всадником. При этом и конь и человек не просто упали, а буквально провалились сквозь землю, подняв тучи снежной пыли. Такая же участь мгновением позже постигла и других гридней, скакавших следом.

Жирошка схватился за голову.

Олег угрюмо молчал.

Причина беспечности полочан стала очевидна. Окрестности Менска, они, в отличие от пришельцев, знали хорошо. Было им известно и про овражек, протянувшийся в этом месте. И про то, что он доверху заполнен снегом.

Это, скорее всего, было следствием нескольких ранее невиданных в полуночных землях снежных бурь, прошедших с начала зимы. Если сама долина обдувалась всеми ветрами, и снег на равнине долго не залёживался, то в промоине он накапливался без помех. И легко принял в своё лоно тяжеленных гридней. Причём места в овраге хватило не только передовым всадникам, но и нескольким десяткам воев, которые мчались следом, и не успели остановить разбег своих коней. Они попадали друг на друга в несколько слоёв.

В итоге там оказалась добрая половина лучшей дружины набольшего боярина.

Сурово…

Почти наверняка многие упавшие кони переломали себе ноги. Скорее всего, этой участи не избежали и некоторые вои. Ну а тем, кому посчастливилось не пострадать, ещё предстояло выбраться из мешанины лошадиных и людских тел, густо замешанной на снежной каше.

Тем дружинникам, которых миновала доля своих товарищей, было уже не до продолжения атаки – они тут же принялись им помогать.

Да-а-а уж…

Что и говорить, плата за веру в скудоумие противника оказалась чрезмерно высока. Из-за самонадеянности своего вождя из боя оказалась выключена вся дружина Вышаты.

А в общем длиннике полуденного войска образовался немалый разрыв.

Его можно было закрыть, отрядив часть сил из резерва, но великий князь рассудил иначе. Это пришлось делать кметям из отряда, который стоял на краю правого крыла. Правда, для этого они были вынуждены растянуть свои ряды.

Тем временем под натиском полочан в центре и на левом фланге строй всё больше прогибался назад.

По всему выходило, что если в ближайшее время не ввести в дело резервы, сечу можно было считать проигранной. И с позором уходить из под Менска.

И, похоже, к этому всё и шло.

Но внезапно вмешалась сила, которую многие уже сбросили со счетов. На дороге позади полочан вдруг выросла громадная фигура в блестящих доспехах. В которой без труда можно было узнать могучего Дубыню. Он был пеш и безоружен, но, похоже, вполне боеспособен.

Оставалось только изумляться, как, оказавшись погребённым под толщей снега, да ещё и придавленный сверху несколькими десятками конских и людских тел, тот сумел так быстро выбраться без посторонней помощи, да ещё и с противоположной стороны.

Мало того, он тут же бросился в сечу.

Первой его жертвой стал невезучий гридень, немного оторвавшийся от общего строя. Дубыня ухватил его сзади за ногу, сдёрнул с коня и с размаху грянул оземь. Можно было не сомневаться – тот больше не поднимется.

Витязь в могучем прыжке занял опустевшее седло и подхватил оружие, выпавшее из руки полочанина. Издалека похоже на боевой молот.

Снасть в руках Дубыни сверкнула подобно молнии. И была так же неотразима – во все стороны брызнули осколки шелома и головы воя, которому не повезло попасться на пути богатыря следующим. Затем боевой молот замелькал, словно веретено в руках умелой прядильщицы.

Под ударами Дубыни упал второй вой… третий… пятый…

В тылу вражеского отряда возникло смятение. Гридни раздались в стороны, не в силах что-либо противопоставить неистовому бойцу. Чтобы отразить натиск богатыря, полочанам даже пришлось ослабить натиск на центр Соколовичей.

А у варягов Шигоны появилось время перевести дух.

Олег рассудил, что они должны были сразу обрушиться на противника, чтобы не дать ему возможности спокойно ликвидировать опасность. Однако либо Шигона думал иначе, либо его варяги были настолько измочалены полочанами, что не имели сил атаковать. В общем, с места они не стронулись.

Меж тем на Дубыню обрушился настоящий град дротиков, который, как показалось юноше, должен был погрести его под собой.

Но не тут-то было. Богатырь с такой силой и ловкостью вращал вокруг себя боевой молот, что от него с треском отлетало большинство сулиц. А те, которые достигали цели, ломались о доспехи.

Не исключено что некоторые из них всё же смогли пробить прочную двухслойную кольчугу. Но по витязю этого совершенно не было заметно. Возможно, не врали слухи, которые ходили в Столице, что у него вместо кожи – дубовая кора, и что ради того чтобы зачать его, боярин Вышата сочетался со священным деревом, из которого тот и родился.

Тем временем Дунай собрал вокруг себя два десятка сильнейших воев. Они окружили Дубыню полукольцом, и, когда град дротиков иссяк, слаженно навалились на него с трёх сторон.

Но двое из них тут же пали жертвой его молота. Остальные были вынуждены податься назад, чтобы не стать следующими.

Тогда вперёд выехал сам печальный витязь.

Он стал первым, кто смог отразить сокрушающий удар богатыря.

Дза-ан-н-н-н-н!!!

Лязг от столкновения окованных железом ратовищ его секиры и оружия Дубыни разнёсся далеко окрест. Олегу даже показалось, что он ненадолго оглох. Далее последовало ещё несколько столь же оглушительных соударений. Жирошка зажал уши руками. После каждого удара Дунай заметно пошатывался в седле. Его противник так быстро и с такой силой размахивал молотом, что он просто не успевал нанести ответный удар.

Олег даже залюбовался действиями Дубыни. Вот это герой! Если он сейчас одолеет печального витязя, то считай – в одиночку изменит исход битвы! Вот о таких подвигах слагают легенды!

Казалось, ещё один-два удара и поединок окончен.

Тр-р-р-ра-а-а-ак-к-к!

Вместо очередного оглушительного звона от соударения секиры и молота раздался глухой треск. Как будто что-то из них с размаху вонзилось в дерево.

Старый челядинец всплеснул руками.

Легендарный витязь всё-таки перехитрил Дубыню. Боевой молот богатыря насквозь пробил щит Дуная, которым тот своевременно прикрылся, и, само собой разумеется, намертво в нём застрял.

А потом последовал ответный удар секирой.

Олег внутренне сжался… Но глаз от поединщиков не отвёл.

Дубыня увернулся.

Княжич облегчённо выдохнул…

Но избежав смертельного выпада, витязь был вынужден выпустить своё оружие…

А уже на излёте секира Дуная врезалась в круп его коня…

Животное взвилось на дыбы и рухнуло вместе с седоком.

К счастью Дубыня исхитрился соскочить на землю прежде, чем ему придавило ногу.

Вот теперь ему уж точно придётся туго…

Дунай отступил назад, пропустив вперёд своих гридней. И, видимо, отдал приказ использовать против богатыря любые средства. На витязя обрушилась настоящая лавина. В него летели дротики, копья, топоры. Вои поднимали на дыбы лошадей, чтобы смять его копытами.

Но несокрушимый боец и тут не хотел поддаваться. Он сорвал со спины убитого коня окованное железом седло и отбивал им удары, которые сыпались на него со всех сторон. Оно очень быстро превратилось в подобие решета, но задачу выполняло.

Тем не менее, Дубыне пришлось отступать. Шаг за шагом полочане оттеснили его до того самого оврага, откуда он один раз уже выбрался.

Очередной удар топора разрубил седло пополам. В руках витязя остались две половинки.

Тут же в его грудь упёрлось несколько копий. Он попытался было их пересилить, но не сумел. На его шелом обрушилось несколько сокрушающих ударов. Били мечами, топорами, палицами…

Голова витязя поникла. Полочане навалились, и богатырь полетел в овраг. Его могучая фигура скрылась в снегу.

Княжич и его слуга ахнули…

Но добить Дубыню не позволили дружинники Вышаты, которые всё ещё стояли на противоположном краю промоины.

Они дали по полочанам несколько залпов и те были вынуждены отойти.

Сражение на какое-то время затихло.

Над полем повисла непривычная тишина. Даже боевая музыка смолкла.

Олег оторвал взор от оврага, куда канул богатырь, и окинул взглядом всё поле боя.

В центре варяги сомкнули ряды, ожидая нового натиска полочан. Эх, их бы подкрепить! Тогда они не только отобьются, но и сами погонят врага! Но отец и дядя почему-то не спешили это делать. Наверное, им было виднее.

На левом крыле сражающиеся тоже на время остановились. Вепрь отвёл своих людей назад. Видимо, чтобы перегруппировать перед решающим ударом.

В том, что он сейчас последует, у Олега не было ни малейших сомнений. В воздухе повисло напряжение. Сродни тому, какое бывает в горах за мгновения до схода лавины. Когда бывает достаточно малого камешка, чтобы её сорвать.

И он последовал.

– Вир-р-р-ра-а-а-айи-и-и!!!

Это Дунай, видимо уже оправившись от сокрушительных ударов Дубыни, издал протяжный боевой клич на каком-то неизвестном юноше древнем языке, от которого по коже пошёл легкий морозец. Княжич даже схватился за нашейный оберег.

Полочане подхватили вопль своего предводителя, многократно усилив эффект, и устремились в новую атаку.

И варяги, памятуя предыдущую трёпку, которую им задали вои печального витязя, этого удара не выдержали. Их длинник начал подаваться назад ещё до того, как в него врезались вражеские гридни. А когда это произошло, отход очень быстро стал превращаться в бегство.

Центр начал неудержимо отступать. Следом за ним последовало и левое крыло. Вепрь снова летел впереди, сея опустошение в рядах всеволодовой дружины.

В битве явно наступил тот миг, когда великому князю надо было вводить в бой резервы. Не сделать этого сейчас означало бесповоротно проиграть сражение. А может быть и войну. И Соколовичи сделали то, что и должны были сделать. Из войскового тыла в сторону наметившихся прорывов выдвинулись два отряда конных тяжелооружных воев. В каждом – не меньше чем по сотне гридней.

В голове первого из них везли красно-коричневый стяг с головой быка – гербом Дружины – набольшего великокняжьего воеводы – известного и заслуженного бойца, водившего полки ещё при Ярославе Хромом. Над шеломами второй группы гридней развивалось знамя Полкана – лучшего воеводы Олегова отца. Его серебряного получеловека-полуконя на пурпурно-красном поле Олег вряд ли мог с чем-то перепутать.

По какой-то причине оба старших Соколовича сами в бой свои дружины не повели. И Святослав, и великий князь предпочли наблюдать за сечей издали, в окружении всего полусотни ближников. Похоже, это был их последний резерв.

Сурово!

– Мар-р-р-р-р-а-а-а-а!!!

Воздух над долиной разорвал слаженный рёв двух сотен глоток. В отличие от вражьих завываний, от которых только кровь стыла в жилах, этот крик пробуждал в душа лихую отвагу, от которой та готова была пуститься в боевой пляс, а мышцы наливаясь губительной для врага силой.

Да – успел подумать Олег – Не зря так боги судят. Какая земля, такие и кличи у людей. У полочан вон – леса и болота – холод, мрак, жуть – оборотни, навьи, кикиморы. Потому и воинский призыв такой – леденящий. А у нас – солнце, степь, вольный ветер, быстрые кони и славные витязи. Вот и зов – лихой и бодрящий, как добрый глоток питного мёда.

Конные массы столкнулись, и все звуки в долине снова на какое-то время потонули в лязге и звоне железа, треске ломаемого дерева, лошадином ржании и воплях умирающих.

Своевременное усиление возымело должный эффект – контрудар погасил порыв полочан. Варяги Шигоны и гридни Всеволода прекратили отход. Боевой длинник, принявший было форму лука, изогнутого втулкой в сторону Олега, снова выровнялся. А спустя какое-то время начал медленно изгибаться в противоположном направлении.

– Ну, слава вам, боги! – Жирошка, о присутствии которого княжич уже начал было забывать, осенил себя солнечным крестом и облегчённо выдохнул. – Кажись, осилили полочан.

Олег, однако, был далёк от оптимизма челядинца. Юноша, в отличие от него, прекрасно помнил, что у противника ещё не вступила в бой почти треть всего войска. Причём во главе с самим менским князем.

У-у-уту-у-у-у-у-у!!!

Это снова взвыли боевые рога.

Как будто прочитав мысли княжича, Роговолд повёл своих гридней вперёд. Разгоняя коней в намёт, они на ходу перестроились плотным клином. Через короткое время стало ясно, куда он нацеливается – аккурат в то место на правом крыле, где в длиннике полуденного войска зияла большая дыра, кое-как прикрытая легкооружными кметями.

Следом за конниками беспорядочной толпой потянулись и пешие менские ратники. Эти шли понятно зачем. Реальной боевой силы в поле они собой не представляли. Но вот добивать раненых… Или обдирать мёртвых… На это они вполне годились. На глаз вооружённых горожан набиралось сотни четыре.

Надо признать – Всеславов первенец очень грамотно выбрал время для решающей атаки – дождавшись, когда противник введёт в бой все резервы и как следует втянется в сечу.

Сурово! Похоже, битва всё-таки была проиграна. Поскольку даже если сейчас отец со стрыями опрокинут Дуная и Вепря, своему правому крылу они на помощь прийти не смогут. Из-за того самого оврага, в котором Вышата угробил половину своей дружины.

Сейчас набольший боярин суетливо руководил процессом извлечения воев из снежных залежей. Большую часть пострадавших уже вытащили наружу. Среди них было немало оглушённых и покалеченных. Гридни Вышаты были спешены и ничего не могли противопоставить более чем вдвое превосходящей их конной массе. Успевшей, к тому же, набрать хороший разбег.

Они смогли только вскочить в сёдла и пуститься наутёк от полочан. Впереди на белом коне улепётывал сам набольший.

Тем, кто не успел сесть верхом, пришлось прыгать в овраг. Замешкавшиеся были попросту сметены волной атакующих.

Над правым крылом полуденного войска нависла нешуточная угроза. Его воеводе Олег сейчас не завидовал. Судя по знамени – чёрно-жёлтому полю со скачущим конём, на спине которого лежал пронзённый стрелой вой, это был Бакуня – боярин великого князя. В прошлых войнах тот не раз и не два проявил себя как хороший полководец. Особенно в грандиозной битве на реке Солёной, когда Соколовичи разгромили огромное войско степного народа огузов. Тогда он во главе своей дружины прорвался к самой ставке их предводителя, которого боярин лично захватил в плен. Барды до сих пор воспевали тот подвиг.

А сейчас ему, похоже, предстояло похоронить всю свою славу.

Но тот, в отличие от Вышаты, даже не подумал пасовать. Своими силами в две сотни кметей Бакуня распорядился очень грамотно. Пытаться противопоставить гридням плотный строй было бы самоубийством. А простое отступление подставляло под удар тыл остального войска. Поэтому единственно правильным решением для лёгкой конницы оставалось держаться россыпью в отдалении, всячески избегая прямого удара. При этом беспрерывно донимать противника стрелами, дротиками и дерзкими наскоками. Так тот и действовал.

Более того, Бакуня ещё и разделил свои силы на два отряда. Первый пошёл навстречу наступающим гридням Роговолда – сбить их порыв, а заодно и прикрыть бегущих воев набольшего. Кмети второго выехали на лёд реки и принялись оттуда обстреливать полочан.

И всё равно, положения это не спасало. Битва была проиграна. Единственное, чем могли помочь Соколовичам действия храброго боярина – так это дать возможность отвести войска, избежав разгрома.

– Ой, что же это?! – Как же это?! – Что же будет, княжич?!

Олег только сейчас обратил внимание, что его навязчивый спутник уже длительное время причитает у него над ухом.

Что будет, он сказать не мог. Зато догадывался, что сейчас им с Жирошкой надо будет делать – покидать поле боя. Причём со всей возможной прытью.

Однако дальнейшие события показали, что юноша опять поторопился с выводами. Более того, недооценил полководческие таланты отца и дядьёв.

У-у-уо-о-о-ом-м-м-м!!! – снова запели боевые рога.

На этот раз в месте, где Олег меньше всего ожидал их услышать – со стороны буковой рощи – в тылу у наступающих полочан.

А следом показались те, кто трубил сигнал атаки. Из леса на равнину, десяток за десятком, начали выплёскиваться всадники. Все как один – тяжелооружная гридь. Выплыли из-за деревьев и два стяга. Один – серебряно-красный с вздыбленным жеребцом, пытающимся достать копытом тризуба в верхнем углу. Другой – пурпурно-жёлтый, с раскидистым дубом, расколотым молнией пополам. Первый принадлежал Ярополку – старшему сыну великого князя. Второй – Некрасе – знаменитой воительнице, а по материнской линии – родной Олеговой тётке.

Всё-таки неспроста княжичу с самого начала бросилось в глаза отсутствие в войске значительных сил! И не зря он предполагал, что отец с дядьями задумали какую-то хитрость. Они попросту не показали Роговолду все свои дружины! Чтобы тот рискнул и вышел из города – дать им бой в чистом поле. И пока всё внимание полочан было отвлечено на битву, лучшие гридни под прикрытием буковой рощи выбрались им в самый тыл. И вышли на ударную позицию как раз в тот момент, когда все силы менского князя вступили в бой.

Засадный отряд полностью выбрался на равнину. Всего в нём было почти пять сотен воев.

Сурово!

Две трети всадников тут же сбились в боевой клин, и пошли в атаку, нацеливаясь в тыл отрядам Вепря и Дуная. Опережая своих гридней на несколько корпусов, впереди мчался сам Большой меч.

Так в войске называли старшего сына великого князя. Во-первых, клинок, которым он весьма лихо разил врагов, а сейчас размахивал над головой, и вправду имел внушительные размеры. Во-вторых, этот витязь имел чрезмерное пристрастие к девкам и чужим жёнам. А слухи о его постельных подвигах многократно преувеличивали и размеры его мужского «меча». Любвеобилие же лежало в основе и второго его прозвища – Жеребец. Который, кстати, красовался и на его гербе. При всём при этом Ярополк был отличным рубакой и великолепным полководцем. Возможно, поэтому, не смотря на уже солидный возраст – почти двадцать зим – до сих пор оставался княжичем. Дядя ему никакого стола не давал, и всё время держал подле себя, под рукой.

Оставшаяся часть воев засадного отряда направила коней в сторону пеших менских ратников, спешивших себе на голову к месту битвы. Эти гридни даже не стали сбивать плотный строй. Да и зачем? – горожан они и так стопчут. В первых рядах мелькала коренастая фигура Некрасы.

Об Олеговой тётке ходила сомнительная слава, как о самой некрасивой воительнице правдивых земель. Однако если лицом и фигурой она и вправду не удалась, то силой и воинской доблестью превосходила многих мужей. Это могло бы подтвердить немало лихих витязей, которых она ринула в поединках на ристалище. Те же, кому не повезло сойтись с ней в бою, ничего подтвердить уже не могли.

Воздух над долиной снова разорвал боевой клич полуденных витязей. Кони атакующих гридней набирали разбег. Лошади Роговолдовых воев наоборот – вначале засбоили, а потом и вовсе застопорили ход. Теперь полочанам, чтобы избежать неминуемого разгрома, надо было незамедлительно уходить с поля боя.

К такому же выводу, похоже, пришли и их воеводы. Отряды Дуная и Вепря, а следом за ними и Снежаны – все те, над кем повисла угроза попасть в мешок – решились на традиционный для таких ситуаций маневр.

Снова всё как завещали Атилла и Боромир. Действие первое – всеми силами навалится на противника, который уже почувствовал запах победы и, возможно, немного расслабился, поэтому может не выдержать удара.

Действие второе – оставив прикрытие, со всей скоростью ретироваться в том направлении, где больше шансов скрыться от погони. Сейчас единственным таким местом для полочан была та самая буковая роща, со стороны которой на них пришла поруха.

Но воевод по обе стороны длинника недаром обучали по одним и тем же канонам. И к первому и ко второму действию полочан полуденные дружины оказались готовы. Они не позволили ни опрокинуть себя, ни дать противнику оторваться. К тому же лютва княгини Снежаны оказались очень нестойкой. Почуяв, что запахло жаренным, кмети не пожелали класть свои жизни за союзников и поспешили укрыться под сенью леса. Вместе со своей предводительницей. Так что когда в ряды полочан с лихим посвистом врубились вои Ярополка, «мешок» всё-таки получился. И довольно знатный – в нём оказалось больше полутысячи гридней.

Конечно, полностью истребить или полонить такую ораву тяжелооружных воев, имея над ними всего лишь полуторное превосходство, вряд ли было реально. А вот как следует проредить их строй, перед тем как они прорвутся – вполне выполнимо. И дружинники Соколовичей с охотой взялись за эту задачу.

Эх, славная пошла рубка! Жирошка за плечом Олега радостно закричал, приветствуя победу полуденного войска. Княжич в который уже раз досадливо поморщился, хотя его самого переполняло ликование. Ещё бы – в воздухе уже пахло победой!

Да, рубка была добрая, но – к сожалению – недолгая. Прореху в мешке дружинники Вепря и Дуная нашли довольно быстро. Ею, как можно было предположить изначально, стали кмети бочкового витязя, как ещё прозывали Тура. Их лёгкие кожаные доспехи оказались неспособны противостоять натиску тяжелооружных гридней. Полочане прорвали кольцо и устремились под сень спасительного леса. На глаз оба отряда поредели ни как не меньше чем на треть.

И то дело!

Оба предводителя полочанских дружин отходили в последних рядах, сдерживая напор свежих воев Ярополка. И Вепрь и Дунай продолжали рубиться, медленно пятясь, даже когда последние из уцелевших воев скрылись за деревьями.

Меж тем Олегова тётка уже вовсю гнала и рубила менское ополчение. Перепуганные ратники удирали как зайцы, на ходу избавляясь от оружия, чтобы легче было драпать. Всё поле за ними было усеяно брошенными копьями и щитами. Однако быстрее лошадей они бежать не могли. Гридни легко их настигали и рубили на полном скаку. Мёртвые тела мешками валились в снег. По земле скакали отрубленные головы.

Ополченцы спешили к раскрытым городским воротам. Туда же стремились дружинники Некрасы. Ясно был, что их стража в любом случае успеет поднять мост. Но в глубине души Олегу очень хотелось, чтобы не успели. И гридни ворвались в Менск.

А ещё больше хотелось самому влететь туда на полном скаку, нещадно шпоря своего воронка, и лихо разрубая всех кто попадётся ему на пути. От плеча до самого пояса.

Олег вдруг спохватился, что совсем упустил из виду отряд Роговолда. Его три полновесные сотни всё ещё оставались реальной силой. Вполне способной, например, атаковать ставку великого князя, которую, не считая кметей боярина Бакуни, прикрывали всего пять десятков воев ближней дружины. Или ударить в тыл отряду Некрасы, чтобы попробовать прорваться обратно в город.

Однако Всеславов первенец, то ли опасаясь вступать в бой в таких условиях, то ли решив сохранить гридней для будущих схваток, предпочёл третий вариант.

Попросту уйти за реку. Правда, не в том самом месте, где он остановил атаку – там берег был слишком крут – а ниже по течению. Причём выяснилось это довольно неожиданным и крайне опасным для княжича образом.

Мимо пригорка, с которого он наблюдал за полем боя, вдруг понеслась закованная в доспехи конная лавина. Олег успел разглядеть двухвостый бежево-синий стяг с чёрной летучей мышью посредине. А под ним сурового витязя в синем плаще поверх тускло сверкающей двухслойной кольчуги, и сарматском шлеме с полной личиной, из под которой выбивались длинные рыжеватые усы.

Жирошка за спиной юноши в ужасе всхлипнул. Олег спрыгнул с седла на землю.

Правда, бежать было поздно. Да он и не собирался.

Не для того в него чуть ли не с пелёнок вбивали боевую премудрость.

Его руки действовали сами. Разум для этого не требовался. Шуйца выхватила из чехла лук. Ещё пока не полновесный боевой, которые делают из нескольких слоёв упругого дерева, а всего лишь из одной тисовой ветки, но тоже вполне способный поразить цель в сотне шагов. А десница дёрнула из тула стрелу, кончики перьев которой были окрашены красным – так обычно помечали бронебойную снасть.

Поперечный желобок калёного древка лег на тетиву. Её Олег натянул ещё утром, когда самовольно поехал в голову войска. Сейчас был уже полдень и она, скорее всего, успела ослабнуть. Ну да и расстояние до противника было плёвое.

Мозолистые пальцы привычно оттянули конскую жилу до правого уха. Взять прицел было делом нескольких мгновений…

Тетива звонко щёлкнула о кожу перчатки на левой руке. Стрела с узким трёхгранным наконечником, фыркнув, унеслась к цели.

Туда, где под бежево-синим стягом гарцевал на гнедом коне суровый витязь.

За доли мгновения юноша успел увидеть, как телохранители князя, едва различив опытным ухом звук выстрела, дёрнули из чехлов сулицы и, почти не глядя, метнули их в его сторону.

Олег ничком упал на землю, вспомнив, как Колюта учил его уходить от таких бросков.

Недостаточно быстро…

Спину пронзила резкая боль…

К счастью, как княжич понял почти сразу, рана была несерьёзная. Дротик вскользь прошёлся по хребту, распоров кожаный доспех и сбив с него несколько бляшек. И оставив на коже довольно глубокую царапину.

Но это можно было пережить. Гораздо хуже было другое. Что делать, если сейчас здесь будет сотня Роговолдовых гридней?

Да чего себе льстить – хотя бы один?

Гибнуть в самом начале воинского пути не хотелось. Но и в полон Олег сдаваться не собирался. Оставалось действовать по обстановке.

Княжич поднял голову и осмотрелся.

Странно…

Полочан в ближайших окрестностях не наблюдалось. Хвост их воинской колонны мелькал где-то вдалеке – уже на противоположном берегу реки.

Даже не успев осмыслить произошедшее, Олег поднялся, чтобы окинуть взглядом поле боя.

Оно, вполне ожидаемо, полностью принадлежало полуденному войску. Победители оглашали долину победными кличами и потрясали оружием. Полочане присутствовали там только в виде пленных или трупов.

Княжич с робкой надеждой перевёл взор на Менск. И не поверил своим глазам.

Гридни тётки Некрасы по опущенному подъёмному мосту втягивались под свод городских ворот…

Этому просто не было логичного объяснения! Горожане настолько впечатлились разгромом своего князя, что решили впустить вражеское войско? Или не успели поднять мост, желая дать шанс спастись своим ратникам? И то и другое было маловероятно.

Потом Олег обратил внимание на малый прапорец, развивающийся над воротной башней. Приглядевшись, он смог различить на нём два цвета – пурпурный и жёлтый. С атакующей птицей в центре.

Похоже, Пустельга всё-таки выполнил своё обещание. Пусть даже оброненное вскользь и полушутя.

Одному событию объяснение было найдено.

Оглядевшись, княжич понял причину и другого…

Почему полочане ушли, всего лишь метнув в него нескольких дротиков, и даже не удостоверились, что они достигли цели, и не попытались взять его в плен.

В боевом ослеплении он совсем забыл про своего спутника…

Жирошка сидел на земле, изумлённо выпучив глаза. Его толстые губы, а вместе с ними и отвислые брыли мелко тряслись, как будто от возмущения.

Можно было подумать, что старого челядинца всего лишь в очередной раз вывел из себя новый проступок его воспитанника, и он не находит слов от возмущения…

Если бы не ратовище сулицы, торчавшее у него чуть пониже груди. И хлещущая из раны кровь, которой набежала уже целая лужа.

Дротик вошёл аккурат под вздох. Жирошка умер, не успев издать ни звука.

Да-а-а… Так и умирают по-настоящему верные слуги. Даже своей смертью принося пользу господину. А иногда спасая ему жизнь…

Скорее всего, его полочане и приняли за дерзкого лучника, который посмел выстрелить в их князя. А увидев, как он падает, сочли месть свершённой и продолжили отход.

Теперь никто не будет донимать его увещеваниями…

Никто не будет вечно зудеть над ухом…

Грозить гневом богов и боярина Колюты…

Не справится о здоровье…

Не подаст горячего сбитня после поездки под промозглым дождём…

Олег только сейчас осознал, насколько он привязан к старому челядинцу. Матери он не помнил – она ушла в вирий, когда ему не было и луны от роду. С отцом юноша никогда не был близок. А братьев видел только наездами – когда те приезжали на семейные праздники. Вот и выходит, что самые близкие ему люди – Колюта и Жирошка. Да ещё кормилица.

Теперь их осталось двое…

От печальных мыслей его отвлек неожиданно громкий и протяжный волчий вой. У княжича даже мурашки побежали по спине.

Настоящий зверь вряд ли рискнул бы так откровенно издавать свой клич среди бела дня, да ещё и вблизи от такого скопления людей. Это означало только одно. Выл отнюдь не зверь.

А кто-то куда опаснее волка.

Человек.

Олег обернулся туда, откуда донёсся звук – назад – к проходу в долину. Из которого, пару часов назад, он сам вышел в голове войска Соколовичей.

Сейчас в горловине между двух холмов, откуда выныривала дорога, стоял всадник, тоже принадлежавших к этому славному роду. Правда, не к главной ветви, обосновавшейся на благословенном Полудне правдивых земель, а к побочной, которая больше века назад осела здесь – на суровой неприветливой Полуночи.

Этого витязя можно было узнать безо всяких гербов и знамён. Только лишь по описанию из песен.

Злой караковый жеребец. Синий плащ-мятель. Спадающие на плечи чёрные волосы. Такого же цвета усы над сурово сжатой ниткой губ. И пронзительный взгляд бирюзовых глаз исподлобья.

Хотя Олег особо и не любил искусства словоплетения, предпочитая воинское дело, в его памяти сами собой всплыли знаменитые строки.

Это был Волх – незаконный сын Всеслава – свирепый витязь, один из лучших его полководцев, и, по слухам – оборотень.

Как будто подтверждая мысли Олега, тот поднёс ко рту сложенные ладони и повторно издал тот зловещий протяжный вой. Рядом с всадником выросло ещё несколько десятков фигур. Подхвативших и многократно усиливших его звериный клич.

От этого звука Олегу захотелось убежать как можно дальше, и забиться в какую-нибудь глубокую нору.

Юноша ждал, что вот сейчас Волх выедет в долину, выводя за собой дружины. И бой продолжиться. Однако тот опроверг ожидания, как будто растворившись в несуществующем тумане. Скорее всего – нырнул вместе со своими воями обратно в холмы.

Так значит, пока полуденное войско было отвлечено на Менск, рыжий волк действительно готовил ему удар в спину! Это позволило бы запереть лишённые обоза дружины Соколовичей в небольшой долине, под стенами хорошо укреплённого города. Да ещё и с сильным гарнизоном. То есть практически без шансов на спасение.

И этот, надо признать, здравый план практически осуществился. Войско пришельцев теперь действительно оказалось заперто. Было только одно но – город теперь находился в их руках. Что в корне меняло ситуацию. За это стоило благодарить запальчивость Всеславова первенца. Решившего, что сможет без помощи отца и сводного брата разгромить лучших полководцев полуденных земель. И опрометчиво отошедшего от стен Менска.

Чем мастерски воспользовались отец и дядья Олега.

Надо признать – удалось им это удивительно вовремя.

Менск

Сколь разнообразно и многогранно всё сотворённое богами, так и люди, живущие под небесным куполом, так же на диво не похожи друг на друга в своей глупости и заблуждениях.

А уж обычаи так и вовсе – один дурнее другого!

До чего бобровичи живут не по закону – и дома у них на сваях, и одеваются едино – что мужи, что жёны, но менчане и их в этом, пожалуй, переплюнут. Это ж надо такое придумать – молоко на печи греть! И пить его вместо сбитня! И кому только такое в голову пришло? И как утвердилось?

Да ещё и гостям его подносить совести хватает. Вместе с хлебом своим кислым, в который они какие-то травки добавляют. Ни то ни другое в рот не возьмёшь – жуткая гадость!

А про дома в два поверха в городе и сказать срамно! А уж жить в них… И ладно бы нижний – жилой, а верхний – клети да повалуши. Или как у степных народов – верх под жильё, а низ – для скотины. Но и то не так… Здесь, в Менске, на каждом поверхе в доме по целой семье живёт. Нет чтоб за стену лишние дома вынести – проще друг-другу на голову гадить! Не иначе с варварских княжеств обычай добрался. Там, бают дома в городах и в три, и в четыре поверха ставят. А кал человечий прям по улицам течёт пополам с помоями. И не срамно у дикарей нравы перенимать? Одно слово – незаконный народ.

На их фоне бобровичи так просто – образец житейской правды. И молоко хорошо скисляют, да и в недавней сече под стенами здорово помогли. Когда эти болотники узнали что полуденное войско идёт на Менск, сами напросились участвовать в походе. Жители города оказались их старинными врагами. Поэтому добровольцев набралось не меньше двух сотен. Их определили в засадный отряд к Ярополку, который выходил к городу окольной дорогой, через рощу. Там, на деревьях, они сели в засаде. А когда вои Снежаны, Вепря и Дуная уходили через лесок из мешка, который им устроили полуденные дружины, бобровичи здорово их пощипали. Били в упор острогами да расстреливали из луков. Положив в общей сложности до полусотни лютвинов и полочан.

Всего же в той битве враг потерял убитыми и пленными почти три сотни доброй гриди. Кроме того – несколько десятков кметей, да неизвестное число горожан-ополченцев. Которых никто даже не подумал считать. Полуденное же войско лишилось девяти десятков тяжелооружных и полусотни легкооружных воев.

Да-а-а – славная была победа!

Олег оторвал взор от панорамы узких менских улиц, которая открывалась из окна главной вежи городского детинца, и обернулся в залу. Та постепенно наполнялась князьями и воеводами, призванными на большое совет. Его решено было провести, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Она пока оставалась парадоксальной. Разгромив противника в битве, да ещё и практически бескровно захватив хорошо укреплённый город, взятие которого правильной осадой потребовало бы больших жертв, войско-победитель фактически оказалось в ловушке.

Западня имела высокие стены, и была хорошо защищёна от нападения. Но сути это не меняло. Всеслав со своими сыновьями перекрыли оба выхода из долины. На полуночном укрепился сам рыжий волк, на полуденном – его сын Волх. Атаковать любого из них означало неминуемо получить удар в тыл с противоположной стороны. Не делать ничего означало в ближайшее время познать все прелести голода. В городе больших запасов продовольствия не оказалось – их хорошо подчистили сами полочане. А собственного обоза Соколовичи лишись всё в той же недавней битве – на него наткнулись вои Всеславова первенца, и не преминули воспользоваться таким подарком.

Впрочем, нет худа без добра. Быть может то время, которое они потеряли потроша походные сани, как раз и позволило полуденному войску одержать победу. Ведь не случись такой задержки, Волх мог оказаться в тылу у Соколовичей раньше, чем в бой вступил его старший брат, и тогда исход сражения, скорее всего, был иным.

Собравшиеся на совет кучковались вокруг большого резного стола, который стоял в центре светлицы. Тот и вправду был достоин внимания – его столешница являла собой настоящее произведение искусства. Неизвестный мастер вырезал её из драгоценной чёрной ольхи, покрыл лаком, украсил металлами, финифтью и самоцветами. Но главная ценность была не в этом – она довольно точно воспроизводила полуденную часть Полочанского княжества – как раз ту, где они сейчас находись. Серебряные дорожки обозначали реки: по краям стол окаймляли широкий Славутич и куда менее полноводный Немун, центр пересекали узкие Птичья, Берёзовая и Виляйка. Полированная яшма изображала густые леса, медвяно-бурый оникс – болота. Большие дороги были выложены янтарём. Городки и крупные веси обозначали квадратные или круглые вставки из солнечного камня – полупрозрачного золотистого опала. Города изображали золотые пластины, покрытые драгоценной перегородчатой финифтью. Таких было всего пять. Рисунок на каждой изображал герб владельца. В самом центре, в обширной чаше долины, образованной расступившимися холмами, располагался самый крупный из них – Менск. На этом кругляке мастер с ювелирной точностью изобразил летучую мышь на бежево-синем поле. Относительно недалеко от него – за двумя гребнями холмов, лежал другой город – куда меньший по размеру, с крылатой колесницей – гербом матери Роговолда Снежаны. Судя по всему, это был Ижеславль. Он стоял на той же речке, что протекала в окрестностях Менска. Олег напряг зрение, вглядываясь в резы, выгравированные на узенькой серебряной дорожке. Она называлась Виславица. Остальные города были разбросаны по разным краям карты. На закате – почти на самом краю, лежал небольшой Островец – владение Дуная. На восходе Друцк – родовой город Вепря. Ближе к полуночи – Лукомль – вотчина Военега – набольшего полочанского воеводы. Об их принадлежности свидетельствовал цианово-синий фон пластинок и рисунки в виде печального витязя, клыкастого вепря и двойной секиры.

Олег поймал себя на мысли, что снова не может оторвать глаз от столешницы. За те несколько дней, которые войско пребывало в Менске, он успел изучить её буквально вдоль и поперёк. Но всякий раз, когда его взгляд даже случайно падал на это рукотворное чудо, он, помимо воли, начинал рассматривать его заново.

От созерцания княжича отвлёк отрок, поднёсший ему чашу со сбитнем. Ими обносили всех присутствующих. Братьев Соколовичей, их потомство и набольшего боярина Вышату потчевали из золотых кубков. Остальные довольствовались серебром.

Юноша взял свой сосуд и с удовольствием приложился к горячему питью.

Вкус оказался немного не тот, к которому он привык – травяной горечи было больше чем надо, а медовая терпкость наоборот – почти не ощущалась. Судя по всему, местные кухари ещё толком не научились варить это напиток. Но всё равно это было лучше, чем их нагретое молоко.

Меж тем великий князь начал воинский совет. Вокруг стола, кроме его самого, двух братьев – Святослава с Всеволодом, и Вышаты собрались ещё почти три десятка бояр и воевод. В том числе и Олегов пестун Колюта.

На целую голову над всеми возвышался могучий Дубыня – вожак первой дружины набольшего боярина, и его же незаконный сын. В недавнем сражении он счастливо избежал гибели под ударами полочан и благополучно пережил второе падение в овраг. Даже смог выбраться оттуда целым и почти невредимым. Не уберёгся он только от удара копытом в лицо, которым богатыря наградил один из коней его же дружинников. От смерти витязя спасла кованая личина и крепкие кости черепа. Теперь, правда, нос Дубыни был свёрнут набок и приобрёл ярко-лиловый оттенок, а верхняя часть лица представляла собой сплошной кровоподтёк. И если он раньше был страшен врагу своей силой и воинским умением, то сейчас, похоже, мог напугать любого противника одним лишь видом.

Кроме него из общей группы выделялся одетый в простую рубаху из белёного полотна бородатый муж средних лет – вожак примкнувших к войску бобровичей. Его сложное длинное имя Олег слышал несколько раз, но так и не смог запомнить. Поэтому про себя называл его Культяп – на шуйце у того не хватало двух пальцев.

– Что делать будем, дружина моя храбрая? – начал великий князь.

На фоне своих братьев – кряжистого сурового Святослава и высокого синеглазого Всеволода, смотрелся он довольно невзрачно – среднего роста, с одутловатым лицом, безвольным подбородком и брезгливыми губами. Под мутными глазами неопределённого цвета залегли глубокие тени. Потомка полубога в нём, не зная, кто он такой, и не будь на нём его роскошных одежд, можно было заподозрить разве что только по величавой осанке и надменному взгляду. Слова же он едва цедил – словно делая всем великое одолжение.

Олегу причина такой «усталости» была хорошо известна – накануне князь со своим ближником – боярином Гордеем, допоздна обсуждали какие-то дела. При этом оба активно угощались творёным квасом. Неудивительно, что голова у обоих наутро пошаливала. Впрочем, так старший потомок легендарного Сокола проводил почти все дни. Кроме тех случаев, когда был в походе.

– Мы сейчас здесь…

Поморщившись, великий князь отхлебнул из золотой чаши и поставил её на стол – в центр долины, образованной Буковыми холмами – рядом с пластиной, обозначающей Менск.

Олег досадливо скривился – горячий сбитень плеснул через край, залив лакированное дерево, янтарь и драгоценную финифть.

– А полочане здесь, и здесь.

Великий князь отобрал серебряные кубки у боярина Шигоны и у своего вчерашнего сочашника Гордея, имевшего такой же, как у него помятый вид. Одну он поставил к полуночи от Менска – возле Ижеславля, другую – к полудню – возле входа в долину.

– А может быть где-то ещё…

Старший Соколович снова болезненно поморщился. Возможно – переживая за стратегическую ситуацию. Или, скорее – от похмельных мук.

– Какие будут предложения?

Собравшиеся начали переглядываться. Первое слово, по традиции, принадлежало набольшему боярину. И он его взял. Как всегда – громогласно и не утруждая себя глубокими раздумьями.

– Да что тут рассусоливать – пробасил Вышата. – Выйти за стены и разбить рыжего волка. И на столицу его идти. Р-р-род его весь под корень…

На лицах присутствующих появились ухмылки.

Да уж… В недавней сече боярин показал, какой он лихой вояка. Едва всю свою дружину зазря не угробил.

А уж удирал-то как знатно…

– Очертя голову лезть не стоит, Вышата – подал голос Дружина – набольший воевода великого князя – старый, но всё ещё могучий витязь с седыми прядями на голове и в бороде. – Здесь мы – он указал рукой на Менск – как медведь в берлоге – Всеславу нас не достать. А выйдем, дуром на него полезем – он нас того и гляди в мешок возьмёт. Эти-то места он со своими сынами лучше нас знает. Ты и сам в этом убедился недавно…

Ухмылки на лицах собравшихся сменились откровенными усмешками. Ловко Дружина набольшего боярина по носу щёлкнул!

Тот намёк тоже понял и побагровел. Но вступать в пикировку с заслуженным воеводой не рискнул. Зато нашёл другой аргумент.

– За стенами мы долго не усидим! Сами знаете – припасов мало. И обоза мы лишились! Между прочим, по твоей вине, Колюта!

Боярский перст обвиняюще нацелился на грудь Олегова кормильца.

– Твой был план! Ты нас сюда завёл!

Олег изумлённо воззрился на пестуна. Столь хитро продуманная победа была детищем его старого воспитателя? Колюта ещё и на такое способен? А почему тогда он не слышал обсуждения плана? Колюта предложил его великому князю аккурат, когда его воспитанник самонадеянно выехал в голову войска? Тогда воистину это было неудачное решение! Может поэтому в день битвы боярин был задумчив и неразговорчив?

Меж тем от финта, который выкинул старейшина рода Малевичей, переведя разговор с собственного скудоумия на недомыслие одного из главных творцов недавнего триумфа, все присутствующие ненадолго оторопели.

Набольшему то – палец в рот не клади! – читалось на многих лицах.

Справедливости ради, резон в словах Вышаты был. Раз план придумал Колюта, значит и вина за потерянный обоз лежала на нём. Ведь можно же было оставить с ним часть сил для прикрытия!

Однако старый боярин не стушевался и, как всегда, за словом в карман не полез.

– Моя вина такая же, как и твоя, боярин!

Из под кустистых бровей Вышату уколол знаменитый пронзительный взгляд, способный испепелить весь средних размеров.

– План все вместе принимали – не я один. Ты тогда где был? А не сделали бы по-моему – сейчас бы не в Менске сидели – а в чистом поле полевали!

Вышата набычился.

– По-твоему, здесь все дурней тебя?

В его голосе прорезались угрожающие нотки.

Воинский совет грозил превратиться в перепалку. Пресечь это, по логике вещей, должен был великий князь. Но он, похоже, исчерпал на сегодня запас разговорчивости. Открыв совет, старший Соколович уселся на высокое резное кресло, стоявшее в голове стола, и потребовал принести себе не горячего сбитня, а холодного взвару. Теперь он лениво его потягивал, без особого интереса наблюдая за происходящим.

Вместо него препирательство поспешил прекратить средний брат.

– Невместно вам, бояре, здесь браниться! – резко бросил Святослав. – Виновного искать – последнее дело! Надо думать, как врага одолеть!

Олегова отца одобрительным гулом поддержали остальные участники совета.

Оба спорщика насупились, но замолчали.

– По делу кто-нибудь хочет сказать?

Князь обежал взглядом присутствующих.

Младший Соколович – Всеслав, как и старший, держался отстранённо – задумчиво смотрел в пол и что-то шептал себе под нос. Его, в отличие от брата, мучило не похмелье. Он, скорее всего, сейчас мысленно пребывал в местном книгохранилище. Этот молодой ещё князь, прозванный за учёность Вороном, в походах всегда страдал от невозможности припасть к любимым фолиантам. Здесь же, в одном из подвалов, он обнаружил в сундуке несколько старинных рукописей. И пока он находился в добровольном плену у древних летописцев, проблемы окружающего мира мало его занимали.

Ощутив на себе требовательный взгляд Святослава, Всеволод едва заметно помотал головой. Нет, мол, предложений.

Следующим по старшинству был Ярополк – первенец великого князя.

Этот тоже был не великий любитель поговорить. Внимание Большого меча в основном занимали лихие схватки в чистом поле да развлечения с девками. Но в этот раз ему нашлось что сказать.

Княжич до сих пор ощущал себя главным героем недавней битвы и, по всей видимости, считал необходимым поддержать этот авторитет.

– Полочане здесь и здесь. – Ярополк вынул из ножен кинжал и поочерёдно указал клинком на серебряные чаши. – Но есть и третий путь. – Через него мы с Некрасой вышли к Менску.

Он прочертил лезвием путь от янтарной полосы дороги между резных холмов до яшмового леса.

Олег нахмурился. На лакированном красном дереве осталась длинная белая полоса.

– В городе можно оставить прикрытие. Остальные силы нападут на отряд Волха. – Клинок звякнул о тулово серебряной чаши, стоявшей к полудню от Менска. – Часть атакует в лоб. А я могу с остальными снова пройти по этой тропе и ударить сбоку.

Кинжал проделал обратный путь от зеленокаменной рощи до медово-жёлтой дороги. Царапина на теле драгоценной ольхи превратилась в полноценный незаживающий шрам.

Речь Жеребца прервало громкое скептическое хмыканье Некрасы.

– Чем красоту портить, княжич, лучше бы головой подумал!

Олегову тётку, видимо тоже покоробило варварское отношение Ярополка к произведению искусства. А говорить то, что думает, могучая поляница никогда не боялась. Впрочем, с её славой необоримой поединщицы это было немудрено.

– Неужто ты, Ярополк, на месте Всеслава, зная про тропу, не перекрыл бы её?

Большой меч смутился, не найдя что ответить.

– Волка в холмах не взять – его надо на равнину выманить и тут бить!

Некраса протянула руку к серебряной чаше, стоявшей к югу от Менска, и передвинула её от входа в долину в самый её центр. Затем смяла могучими пальцами тонкие бока сосуда и швырнула его на пол.

Да-а-а – недаром тётку называли дубовой девой… Правда, только за глаза – тот, кто посмел бы сделать это в лицо, рисковал раньше срока отправиться в ирий. Хотя девам же её можно было причислить только условно – потому только, что никто из князей или бояр не рискнул взять её в жёны. Она, правда, по этому поводу не печалилась, а для удовлетворения своих женских нужд легко сходилась с воями из собственной дружины. При всём при этом, несмотря на отталкивающую внешность, тётка пользовалась в войске большой популярностью.

Вот и сейчас её поступок вызвал одобрительный гул.

Однако набольший воевода общего энтузиазма не разделил.

– Не так всё просто, Некраса! – осадил он боярыню. – Волк – зверь хитрый. Как ты его выманивать собралась? А и выманишь – дальше что?

Богатырка упёрла руки в боки и усмехнулась.

– А ты что, старик, не помнишь, как супротивника из теснины на ровное место выманить? Это же ещё отрокам объясняют – когда воинское дело растолковывают. По заветам Амала, Атиллы и Боромира. Вон мой сыновец и то знает. Она кивнула на Олега, стоящего у окна.

Княжич это действительно уже знал. В таких случаях надо было атаковать противника частью сил, связать боем и отступить, подводя к остальному войску.

Окружающие заухмылялись. То-то мол – дубовой деве тоже палец в рот не клади!

Некое подобие интереса появилось даже на лице великого князя. Ещё бы – не каждый день прилюдно осмеивают его главного воеводу.

Но старого Дружину не так-то просто было сбить с панталыку.

– Рыжего, Некраса, те же наставники, что и тебя, и всех нас учили. И он про заветы великих знает. Не попадётся он твою уловку. Из прохода не выйдет. А то и сам вглубь заманит, тайной тропой засадный отряд проведёт и в тыл ударит.

Аргументы были более чем резонны.

– Хаять то все горазды – не сдавалась богатырка. – А ты свой план тогда предложи – получше!

Все приутихли и воззрились на набольшего. В светёлке на какое-то время воцарилась гробовая тишина.

Выждав паузу, Дружина откашлялся, и взял слово.

– Волк – зверь не только хитрый, но и битый! Да ещё и места эти лучше нас знает.

Старый воевода замолчал, несколько раз пришвыркивая отхлебнул из чаши уже успевший остыть сбитень и неспешно двинулся вокруг столешницы. Прочие расступились, давая ему дорогу.

Пауза затягивалась.

– Дык что предлагаешь то?! – не выдержал Вышата.

Дружина не ответил, внимательно глядя на стол.

Когда боярский рык стих, стало слышно, как у потолка жужжала муха.

– И Ярополк и Некраса оба правы – изрёк, наконец, старый витязь. – В том, что атаковать полочан надо. Пока Всеслав не знает, где мы ударим, и держит свои силы раздельно.

И снова замолчал.

В этот раз никто не рискнул прервать его раздумья.

– И засадный отряд тоже нужен. Но не на твоей тропе, Ярополк. Там нас, конечно, ждут. Туда и соваться глупо.

Большой меч насупился.

– А где тогда?

Дружина снова отхлебнул сбитня.

– Должны и другие тропы быть. Быть может, наши союзники знают? Они тут почти что местные.

Он повернулся к вожаку бобровичей, который доселе скромно стоял в сторонке, с интересом слушал, о чём говорят другие, и украдкой разглядывал узор на боках своего давно уже опустошённого серебряного кубка.

– Ездть путц воеводза – ответил он на своём потешном дзвенькающем наречии. – Как не быдзь? По тропе чередз холмы на большак мозжно выйтци. Который на капище ведзёт.

Присутствующие воодушевлённо зашептались.

– Можешь показать здесь? – Дружина указал на стол.

Болотник осторожно приблизился. Он, видимо, до конца ещё не разобрался, что там изображено, и сейчас героическими усилиями пытался восполнить пробел, для ускорения мыслей почёсывая косматый затылок.

Набольший решил ему помочь. Он принялся указывать на объекты и называть их. Это помогло – Культяп, наконец, сообразил, что к чему.

– Здзесь! – он ткнул корявым пальцем в седловину между двух холмов к восходу от Менска.

Дружина склонился над столешницей.

– А там можно незаметно провести отряд воев?

Вожак бобровичей снова почесал затылок.

– Попробоватць мозжно, воеводза. Но только ноцчью.

Набольший торжествующе оглядел всех присутствующих:

– Тогда план у нас будет такой…

Олег скривился – воевода вынул из ножен кинжал и с замаха всадил в столешницу – точно между двух указанных болотником холмов.

– Атакуем здесь…

Буковые холмы. Туман

Боги, конечно, в своём могуществе безмерно велики, и смысл их деяний разуму простых смертных недоступен, однако творят они порой такое… Например, иных людей лепят – как будто не глядя – что получится, то и получится. Так, наверное, было с менчанами. Их творцы создавали либо в насмешку над остальными, либо с большого похмелья, опившись своей небесной браги. Или что они там пьют?

Вот уж до чего народ не только беззаконный – но и глупый! Чего уж там про жизнь в домах на два поверха вспоминать или молоко их гретое! Бобровичи – дремучие болотники – и те их умудряются в торговой премудрости переплюнуть! Это горожан-то! Отдавать за одну бобровую шкурку целую девятку стеклянных глазков! Это ж надо – настолько цену вещам не знать! Этих зверьков в реках – что деревьев в лесу! А за три глазка наконечник стрелы купить можно стальной! Считай одна шкурка – три наконечника – тройная выгода! Да и сам по себе глазок – немалая ценность. Дырку в нём просверлил – бус получится – отличное грузило для сети! Или девке украшение.

Эти премудрости Олегу растолковал его новый знакомый – вожак бобровичей – охотников.

Этот… Как его… Опять имя забыл… Слишком длинное и сложное. А! – пусть Культяп.

Он же объяснил княжичу, что те вещи, которые сначала показались ему верхом житейской неправды, имеют под собой глубокую основу. Жить в домах на сваях вдали от болот или топкого места и вправду может быть глупо, но только не для бобровичей.

История эта уходила корнями в глубину веков. В те времена, когда правдивые земли были так густо покрыты лесами, что белка могла, перепрыгивая с ветку на ветку, добраться от Студёных вод до Синеморя, само Синеморе было гораздо меньше нынешнего, а на месте Сурожского озера было топкое болото. Тогда далёкие предки бобровичей, которые ещё звались совсем по-другому, поссорились с навьими. И началась жестокая война – не на жизнь, а на смерть. В ней люди поначалу одолели и даже загнали проклятых упырей в болота. Но там навьи нежданно нашли союзников – ползучих гадов, которые повернули ход войны вспять. Эти длинные скользкие твари истребили тьму людей. Причём не в честных битвах, а исподтишка. Нападали по ночам, когда тех одолевал сон, и душили. Людям пришлось сначала отступить, а потом – чтобы выжить, научиться строить дома на высоких сваях. И не изменять этому правилу многие века.

Обычай мужам рядиться в женскую одежду происходил оттуда же. Не сумев одолеть бобровичей ни в честном бою, ни с помощью подлых союзников, навьи надолго затаились. А потом придумали новый способ извести ненавистный для них народ. Начали нападать на их баб и девок, когда те ходили в лес или на реку. И ладно бы просто убивали. А то обращали в упырих-русалок или мавок, которые потом заманивали в чащу своих же прежних товарок. Так продолжалось до тех пор, пока у бобровичей почти совсем не осталось жён. Уцелевшие же безвылазно сидели взаперти, и никуда не ходили без сопровождения мужей или братьев.

Тогда верховный жрец племени и придумал, как обмануть нечисть. Мужи должны были всё время носить женские рубахи и прятать под ними оружие. Задумка оказалась удачной – от рук лихих бобровичей полегло немало упырей. Навьи снова отступили и затаились. Но время от времени напоминали о себе редкими набегами. Поэтому и болотники не забывали о старом обычае. Правда их численность с тех времён заметно сократилась – больно уж многих жён они тогда лишились – некому было умножать род.

Суровее некуда! Вспоминая рассказ Культяпа, Олег мысленно представил себя на месте древнего бобровича, который храбро шагает по лесу в женской одежде, пряча под ней кинжал, имитирует бабские повадки и выжидает момента, когда на спину ему броситься кровожадная мавка, чтобы пронзить её холодным железом.

Его даже передёрнуло от сладкого ужаса.

Жуть!

Вынырнув из грёз, Олег обнаружил, что снова вырвался вперёд и сильно оторвался от колонны. Его окружали только белёсые клубы тумана, в которых не различался ни единый людской силуэт.

В таком густом мареве ничего не стоило заплутать. Что сейчас было совсем ни к чему. Да и рассуждения о навьих пробудили в душе юноши огонёк древнего подспудного страха. Который таился в глубине души у каждого живого человека.

Вожак бобровичей ведь предупреждал его, чтобы он не уезжал далеко! Княжич остановил воронка, и принялся терпеливо ждать, пока его нагонят, старательно давя в себе страх.

Он приготовился в очередной раз увидеть, как из плотного тумана проступит сутулая фигура старого болотника, грузно опирающегося на короткое копьё и часто задирающего бороду вверх, чтобы разглядеть в дымке какие-то ему одному ведомые приметы.

Олег вспомнил, как Культяп поначалу опешил от его просьбы. Княжич изложил её на пиру, которым завершился большой военный совет. Он тогда сам подошёл к болотнику и принялся расспрашивать про обычаи его народа. А когда тот разохотился, описывая славное прошлое своего племени, огорошил предложением – тайно взять с собой в поход в Буковые холмы. Бобрович сперва заартачился, но неоспоримые аргументы, которые привёл княжич, вкупе с несколькими чашами крепкого творёного кваса, возымели своё действие – тот согласился.

План юноши был прост. В ту ночь, когда бобровичи вместе с засадным отрядом гридней покинут Менск, он тайно последует за ними. Сразу в темноте Олега не узнают, а потом, когда они достаточно углубятся в холмы, отправить его обратно будет уже поздно. А потом он геройски себя проявит в сражении, и отцу с Колютой ничего другого не останется, как только наградить его за доблесть.

Рыжухой, не меньше. Хотя бы малой.

Он будет подобен своему прадеду – Святославу Грозному. Тот тоже примерно в таком же возрасте впервые повёл дружину в бой – самолично возглавил атаку на войско непокорных деревлян. И одержал блестящую победу.

Обмануть слуг, которые спали с ним в одной светёлке, оказалось делом несложным. Будь жив Жирошка, он бы так легко себя провести, конечно, не позволил – старый челядинец всегда ложился у входа, спал очень чутко и просыпался от малейшего шороха. Но тот остался почивать вечным сном на берегу Виславицы. Новый же денщик беззаботно дрых в углу на лавке, и Олег без помех покинул терем. Проще простого оказалось и увести воронка из конюшни. Никто из дворовых не посмел поинтересоваться у княжича, куда тот собрался. Так что он спокойно оседлал своего скакуна и уехал, не сказав никому ни слова. Вожак болотников, как и было оговорено, поджидал его в условленном месте. Менск юноша покинул следом за его мужами, не вызвав подозрения у воротной стражи. Когда бобровичи влились в большой отряд, каждый, наверное, думал, что Олег едет с другой дружиной. Во всяком случае, княжичу никто вопросов не задавал. Войско углубилось в холмы, собираясь обходными тропами зайти в тыл отрядам Волха и Роговолда.

Ну а потом случилось непредвиденное. То, что князья и воеводы не предусмотрели на большом совете. На землю пал туман… Да такой густой, что передвигаться в нём можно было разве что на ощупь. Что вои засадного отряда и делали уже несколько часов.

Впереди шли бобровичи, разведывая дорогу. За ними – полторы сотни гридней-охотников, собранных из дружин великого князя, его братьев и набольшего боярина Вышаты. Вои двигались ужасно медленно, опасаясь заблудиться и выйти не туда. Олег же, в своём всегдашнем нетерпении, долго этого вынести не мог и периодически уезжал вперёд. Правда, стараясь особо не отрываться. Потом он просто останавливался, ожидая, когда его нагонят. Несколько раз так всё и происходило.

Сейчас, однако, из тумана довольно долго никто не показывался. Кроме того, он совершенно не слышал того шума, который обычно издаёт движущаяся масса людей.

Неужели он всё-таки сбился с пути? Искра лёгкого подспудного страха перед нечистью, слегка щекочущего нервы, начала перерастать в огонёк беспокойства, от которого неприятно засосало под ложечкой.

У-у-уо-о-о-оу-у-у-ум-м-м! – по окрестностям разнёсся надтреснутый рёв боевой трубы. Изрядно приглушённый туманом, но от этого ещё более зловещий.

Он явно и недвусмысленно призывал к бою. Засадный отряд сейчас атаковать никого не мог. Следовательно, эти звуки могли сейчас означать только одно…

Костёр беспокойства начал охватывать всё нутро юноши, угрожая перерасти в пожар паники. Олег развернул воронка и направил его обратно. Очень медленно – опасаясь ещё больше заблудиться.

А потом всё пространство вокруг заполонили звуки, которых княжич больше всего боялся услышать. Это были шумы воинской схватки: лязг сталкивающегося с деревом или другим металлом железа, лошадиное ржание, боевые кличи, вопли умирающих и сухие щелчки, которые обычно издают тетивы при соударении с боевыми перчатками. Их сопровождали характерные шлепки, с которыми стрелы вонзаются в плоть.

Последние звучали особенно часто. Это было очень странно, учитывая, что в таком тумане трудно было разглядеть хоть кого-то даже в дюжине шагов. И очень напоминало засаду – такой плотный обстрел можно было вести только на заранее разведанной местности.

Но кто мог рассказать об этом походе полочанам?

Предсмертных криков раздавалось всё больше – и людских и лошадиных. Похоже – шло настоящее избиение. Причём явно не нападающей стороны.

На какое-то время шум сечи перекрыл протяжный волчий вой. Это был крик лютой животной ярости. Поначалу его затянул один голос. Потом подхватила почти сотня ртов, в которых он переродился в торжествующий победный вопль.

К сожалению, он мог означать только одно…

Олег остановился, не зная, что предпринять. Все его товарищи, скорее всего, были мертвы. Поэтому двигаться дальше означало попросту погибнуть. Безо всякого толку. Да и без славы. Кто увидит в тумане его геройскую смерть?

Возвращение же старой дорогой могло закончиться окончательной потерей направления. И тогда ему придётся блуждать в этой мгле до тех пор, пока он не наткнётся на людей.

Сомнения княжича неожиданно разрешил тот, чьего появления он так сильно ожидал до этого. Культяп вынырнул из тумана, словно призрак. Он опирался на короткое копьё и что-то говорил, повернув голову назад, по всей видимости, обращаясь к идущим следом.

– Славная добытча. Дзжаль мальцчишка усшёл. Исщи его тцеперь по этцим холмам. Дза него много дзаплатцили бы…

Теперь всё встало на свои места. И гостеприимство, и добровольное участие в походе, и быстрое согласие вести полуденных воев в тыл полочанам, и вражья засада – всё это были звенья одной цепи – бобровичи с самого начала задумали измену. А просьба Олега взять его с собой была им только на руку. Ещё бы – такая добыча сама пошла в руки. За сына второго из старших Соколовичей большо-о-ой выкуп получить можно.

Все эти мысли пронеслись в голове княжича за считанные секунды.

Вожак бобровичей повернул голову и остолбенел, увидев прямо перед собой потерявшегося юношу.

– Вот он! Дзержи его! – заверещал болотник.

Пока разум княжича тщетно пытался найти выход из этой нелёгкой ситуации, тело снова, как в битве под Менском, начало действовать само. Рука юноши дёрнула из ножен висевший на поясе укороченный меч, – полного ему ещё не полагалось, а цеплять такой клинок на спину не было нужды – и он почти без замаха ударил им Культяпа по горлу.

Вожак болотников так и ушёл к своим пращурам с удивлённым выражением лица. Изумление от неожиданной встречи с Олегом сменилось недоумением от скорости, с которой этот юнец отправил его на небеса. А больше никаких чувств он испытать уже не успел. Из перекошенного рта вырвался только предсмертный хрип, а из перерезанного горла – тугая струя крови, обильно оросившая и рубаху, и слежавшийся снег под ногами. Тело покачнулось и рухнуло наземь. Рядом упало не пригодившееся хозяину копьё.

Интересно, а славные предки этого отступника, едва не победившие самих навьих, тоже предавали своих союзников и заманивали их в подлые засады? Или может быть их потомки, за сотни лет вражды, попросту переняли эти приёмы у своего противника?

Пока в голову Олега лезли всякие несвоевременные мысли, его руки продолжали делать своё дело. Спутники убитого Культяпа, в то время, за которое юноша расправился с их вожаком, успели только разглядеть его в тумане и нацелить на княжича свои копья.

Дзаннн! Дзаннн! Трррак! Несколько взмахов меча и в руках у них остались только ратовища – клинок юноши очень легко даже для него самого лишил их боевых наконечников.

Ещё бы! – Откуда в их болотах взяться хорошему дереву?

Олег развернул воронка и погнал его назад – туда, откуда он только что приехал. Сыну черноградского князя, конечно, не пристало отступать перед толпой не обученных ратников, не умеющих даже держать меч в руках, однако на их стороне было и знание местности, и явное численное преимущество. А стоило болотникам убить или ранить под ним коня – что те непременно бы сделали – они попросту задавили бы его массой. Да и к тому же на помощь бобровичам могли прийти полочане, всё равно – кмети или гридни. Ни с теми, ни с другими Олегу точно было не сладить.

Его скакун, похоже, почувствовал опасность и наддал сам, безо всякого понукания. Клочья тумана в глазах всадника слились в одно сплошное белое мелькание. От скорости у него заложило уши, а в висках застучала прилившая к голове кровь. Олег совершенно перестал понимать, куда он скачет. Ему оставалось только полагаться на чутьё воронка. Тот и на самом деле каким-то неведомым образом ориентировался в тумане – несколько раз резко менял направление, видимо уходя от столкновения.

Какое-то время княжич ещё слышал за спиной крики. Потом они стихли. Конь уносил его всё дальше, с каждым махом ещё больше отдаляя от того места, где юноша мог хоть как-то сориентироваться.

Бешеная скачка продолжалась довольно долго. Олег даже потерял счёт времени. Она могла длиться час, а могла и всего несколько минут. Наконец, воронок устал и замедлил бег. А потом и вовсе перешёл на шаг.

Дав коню пройди определённое расстояние, чтобы тот не запалился, юноша заставил его остановиться. И попытался осмотреться. Тщетно – разглядеть что-нибудь дальше полудюжины шагов в этом сплошном белом мареве было решительно невозможно.

Похоже, теперь он заблудился в этих холмах окончательно.

Зато был жив и свободен! И от погони он ушёл.

Но что было делать дальше?

Продолжать путь можно было только имея представление, в каком направлении двигаться. Иначе можно было приехать прямиком в руки врагу. Или забраться в такие дебри…

На Олега вдруг навалилась лютая усталость. Разум затуманился, а веки начали неумолимо слипаться. Наверное, сказались две бессонные ночи и короткое, но лютое напряжение скачки.

Победить такое состояние можно было только одним способом.

Княжич спешился. Рассёдлывать воронка он не стал. Это было бы чересчур опрометчиво. Так же как и снимать с себя походный доспех. Поэтому он бросил на снег тёплый плащ-мятель, намотал на правую руку повод и лёг, подложив левую под голову.

Он провалился в чёрное небытие, едва успев смежить веки.

Буковые холмы. Тьма

Вокруг простиралось бескрайнее серое болото, поросшее чёрным ерником и бледной осокой. Под ногами чавкала вязкая жижа. Он передвигался по еле заметной тропинке. Малейший шаг в сторону с неё означал гибель в трясине. Откуда ему это было известно, Олег даже не догадывался. Просто знал и всё.

Княжич не имел преставления ни куда он идёт, ни с какой целью. Впереди мелькала бледная спина проводника, отсвечивавшая в темноте мертвенно-серебристым светом. Тропинку можно было распознать только по его едва заметным следам – вдавлинах на болотной ряске, которые распрямлялись за ним буквально на глазах. Провожатый двигался на изрядном расстоянии, поэтому юноша торопился, чтобы не отстать. Однако дистанция между ними не сокращалась.

Хуже того – она увеличивалась.

Надо было что-то делать. Быстрее двигаться не получалось. Идти дальше одному означало неминуемо сбиться с пути и завязнуть в трясине. Оставалось каким-то образом обратить на себя внимание проводника. Бросить в него было нечем, поэтому Олег избрал единственный доступный ему способ – крик. Сначала односложные восклицания, потом – словосочетания, многие из которых касались личностных качеств проводника и его ближайших родственников. Ожидаемого эффекта удалось достичь, только когда в ход пошли самые отборные ругательства, подслушанные юношей у дружинников – провожатый развернулся и направился прямиком к княжичу.

Олег облегчённо остановился. Но радость его оказалась преждевременной – тот двигался по топкой поверхности с просто пугающей скоростью, и чем ближе он подходил, тем сильнее походил на навьего. У него была бледная белёсая кожа, характерная сутулая осанка и полностью закрывающие лицо грязные волосы. Да что там – это и был навий!

И он явно был настроен против Олега – руки упыря хищно вытянулись в сторону юноши. Когда до княжича оставалось меньше десятка шагов, тварь высоко подпрыгнула, неожиданно легко оторвавшись от вязкой поверхности. Его пальцы прицелились впиться юноше в горло. Олег успел разглядеть, что на шуйце мертвяка не хватает двух перстов – мизинца и безымянного. В голове промелькнула догадка.

Олег увернулся от когтей, нырнув под трёхпалую руку. Тут же он вспомнил про нож, который был у него в сапоге. Когда упырь приземлился, княжич выхватил из-за голенища короткий клинок и с размаху всадил его прямо в его чёрное сердце.

Тот дёрнулся и обмяк. Потом накренился, начал заваливаться и, наконец, мешком рухнул в болото. Похожие на охапку стеблей подводной травы волосы обнажили мертвенно бледное лицо с оскаленным ртом.

Олег вздрогнул. Предположение подтвердилось. Это был Культяп – предавший его вожак бобровичей.

– Зачем ты это сделал? – крикнул он.

Навий молчал. Его тело начало быстро погружаться в трясину. Через короткое время над зелёной жижей осталось торчать одно только синюшное лицо. Тем не менее, в глазах твари не промелькнуло и тени страха.

– Зачем ты нас предал, упырь?!

Тот оскалил гнилозубую пасть. И прошипел:

– Это было предреш-шено, княжич-ш-ш…

Слова тонули в бульканье.

– Кем? – Олег шагнул к нему, занося клинок. – Отвечай, тварь!

Упырь скривил морду в усмешке:

– Никто не смеет вс-ставать на пути с-стихии… Она с-сметет…

Лицо навьего скрылось в трясине.

На поверхности ещё некоторое время появлялись и лопались пузыри.

Олег огляделся и тут только понял, что сошёл с тропы и теперь его тоже медленно засасывает скользкая зелёная пучина. В которую он ушёл уже по колено.

Сурово! Пытаться остановить погружение было поздно – дёрганье могло только ускорить процесс. Что ж, похоже – ему всё-таки пришла пора умирать. Мало что может быть хуже, чем утонуть в болоте. Но выбирать не приходилось. Единственное что можно было сделать – уйти с достоинством. Юноша выпрямился.

Болотная жижа достигла груди.

Потом подбородка.

Губ.

Разум юноши смирился с гибелью. Но молодое тело совсем ещё не хотело умирать. Оно отчаянно задёргалось и замахало руками.

И погрузилось до глаз.

Потом и их накрыла чёрная пелена.

Но в этот самый момент кто-то ухватил его руку и несколько раз сильно за неё дёрнул. Олег отчаянным усилием рванулся вверх.

Ему показалось, что он вынырнул на поверхность. Чтобы удостовериться он попытался разлепить глаза. И о чудо – ему это удалось!

Болото исчезло. Перед ним лежал склон невысокого холма, покрытого зарослями бука, и, местами – лежалым снегом.

Княжич облегчённо вздохнул – всё, что с ним происходило на болоте, ему приснилось. Кроме одного – его действительно кто-то дёргал за руку.

Олег повернул голову. Это оказался его собственный конь, повод которого всё ещё был намотан вокруг запястья юноши.

Он сел, отломил тонкую плитку слежавшегося снега, раздавил её в ладони и провёл мокрой рукой по лицу.

Как ни странно, этот тягостный сон освежил его и придал сил. Теперь можно было продолжать путь. Но для начала стоило осмотреться.

Жеребец снова сильно дёрнул за повод, едва не вывихнув запястье.

– Тихо, Воронок! – раздражённо гаркнул княжич.

Зря.

Едва успев окинуть взглядом окрестности, Олег понял, о чем его хотел предупредить верный скакун.

Холмы уже успели очиститься от тумана – его тонкие облачка остались лежать только кое-где в низинах. Поэтому фигура всадника на вершине одного из ближних холмов была хорошо заметна. И опрометчивый вскрик, похоже, привлёк его внимание.

Глядя против солнца, юноша не мог различить ни масти коня, ни доспеха наездника. В любом случае тот был опытным воем – это можно было понять хотя бы по тому, как он грамотно передвигался – по самому гребню – и видно далеко, и, в случае опасности с какой-либо стороны можно укрыться на противоположном склоне.

Встреча с таким противником ничего доброго юноше не сулила. А если тот был ещё и не один…

Олег сморгнул.

Всадник исчез. Княжич протёр глаза. Они его, похоже, не обманывали – гребень холма, по которому только что ехал загадочный вой был совершенно пуст.

Нужно было немедленно уезжать как можно дальше отсюда. Юноша подхватил с земли мятель, вскочил в седло и погнал воронка с места в намёт.

Он уже успел немного сориентироваться на местности. Чтобы избежать нежелательной встречи, можно было попробовать уйти за ближайший холм. Отдохнувший конь бодро пронёс его через седловину.

Оп-па!

Из-за поворота вынырнул тот самый всадник. Он сидел на жеребце «дикой» каурой масти. В руке у него было короткое копьё.

Ещё юноша успел разглядеть походный кожаный доспех с бляшками из коровьих копыт – такой же, как у него, и сарматский шелом с полной личиной, из-под которой выбивались длинные пшеничные усы. На шее у воя блестела серебряная гривна. Под ней, на монисте, сверкала целая россыпь наградных шелягов и рыжух.

Княжич выхватил лук и дёрнул из тула бронебойную стрелу, но вовремя разглядел ещё и рисунок на круглом щите всадника – атакующую пустельгу на пурпурно-жёлтом поле. А потом узнал и его самого.

Этого он стрелой бы точно не взял. И ничем другим тоже.

Вот так встреча!

Вой тоже его узнал. Причём раньше Олега. В противном случае, прежде чем что-нибудь разглядеть, юноша схлопотал бы два вершка стали в грудь или живот.

– Ну, здравствуй, княжич! Не ожидал тут тебя встретить!

Их руки одновременно взметнулась в воинском приветствии.

– И ты будь здрав, Шебарша! Безумно рад тебя видеть!

Зря он так перепугался предупреждения своего коня. Эта встреча была настоящим подарком судьбы. С таким спутником юноше можно было не бояться ни погони, ни незнакомой местности.

Последний раз Олег видел витязя на победном пиру в Менске. Который и захвачен-то был главным образом благодаря воинской сметке и доблести Шебарши. Ведь это именно он, разведывая городские окрестности, обнаружил водяную мельницу. Именно ему в голову пришла идея – по-тихому засесть там с отрядом, пока главные силы выдвигаются в долину, а потом ударить по воротам, когда их некому будет защитить. И именно он со своими кметями и претворил этот план в жизнь.

Соответственно на пиру его больше всех и славословили. В его честь поднимали кубки и звучали заздравные речи. А местный бард уже плёл вирши, в которых возносил ему хвалу. Что сильно задевало Ярополка – старшего сына великого князя, который считал себя главным героем недавней битвы. В итоге, изрядно угостившись ставлеными медами, княжич не сдержался и после очередного комплимента в адрес Шебарши громогласно заявил, что невелика доблесть – залезть под прикрытием тумана в веже, прятаться там всё сражение, а потом разогнать горстку криворуких горожан.

Многоголосье на время утихло. Все ожидали, что Пустельга вспылит и наговорит Жеребцу дерзостей, после которого дело неминуемо закончится поединком.

Но всё вышло иначе. В отличие от Большого меча, воевода первой отцовой дружины на хмельное не налегал. Видимо поэтому дело до кровопролития доводить не стал. Но и урона чести потерпеть не мог. Шебарша встал, и, не глядя на Ярополка, торжественно поклялся, что не проведёт в Менске ни одного часа, пока город не будет освобождён от осады. После чего вышел из пиршественного зала.

С тех пор он ревностно выполнял свой обет, в одиночку рыская по окрестным холмам. И то, что он сейчас наткнулся на Олега, было сродни чуду.

Княжич сбивчиво рассказал витязю о последних событиях, в которых ему довелось участвовать. Тот присвистнул и почесал нос.

– Да-а-а! княжич, нашебаршил ты себе приключений полон рот!

Юноша с надеждой посмотрел на Пустельгу.

– Не боись, – успокоил тот. – Отведу я тебя обратно. Это мне в Менск нельзя. А тебе-то можно. – Он усмехнулся. – Только боярину Колюте на глаза лучше не попадаться…

И Шебарша заразительно захохотал, обнажив белые зубы.

Прежде чем тронуться в путь они остановились на привал. Витязь достал из под седла размягчённые куски мяса добытой им козули. Олег в ответ угостил его припасёнными сухими лепёшками, луком и сытой из кожаной фляги.

Козлятина была немного жёсткой, но вполне съедобной. Лепёшки оказались куда твёрже. Чтобы разжевать, их пришлось размачивать в медовой воде. Вот она-то была хороша! Что-что, а сыту беззаконные менчане делать умели.

Подкреплялись основательно – дорога предстояла неблизкая. Обратно до Менска ехать было не меньше суток. Главное было, как объяснил Шебарша, после того как они перекусили – следовать точно на закат и держаться полуденных склонов.

Двигаться в указанном направлении оказалось несложно – в этой местности гряды холмов тянулись как раз с заката на восход. А вот если бы богам, когда они их творили, вздумалось бы расположить возвышенности немного по-другому, то сейчас Олег и Шебарша замучились бы объезжать каждую преграду.

Полдня пути прошли в спокойствии. И это было удивительно, учитывая, что княжича, как он думал, сейчас должны были разыскивать, по крайней мере, несколько десятков полочан. Однако за всё это время двух всадников потревожила только дюжина рябчиков, выпорхнувших из под снега и пронёсшиеся перед самыми конскими мордами. Шебарша ловко изогнулся в седле и поймал за крыло одну из птиц. Тут же на ходу он сноровисто оторвал ей голову, слил кровь и бросил тушку в перемётную суму – изжарить на следующем привале.

Спокойная жизнь закончилась, когда они выехали к излучине небольшой речки. На его гладкой поверхности творилось недоброе – четверо кметей, рассыпавшись веером, гнали загоном одного. Причём тот явно им уступал. Вой шатался в седле, словно находился на последнем издыхании. Его лошадь была вся в мыле, а заводной то ли не было вовсе, то ли её отбили во время погони. Лёд за всадником пятнали бурые пятна крови.

Скакуны же загонщиков выглядели довольно свежими, как и они сами, хотя заводных при них тоже не было. Преследователи явно принадлежали к вражескому стану. На это указывал сине-циановый цвет конских попон. Возможно, это даже были люди Волха – знаменитого княжича-оборотня. Те самые легендарные кмети, которые, как пелось в виршах Баяна, волками рыскают по тайным лесным тропам, и рысями падают на спину врагам. Это значило, что обессиленный вой на усталом коне, кто бы он ни был – волей или неволей союзник полуденных князей. И надо было его выручать.

Шебарша начал действовать прежде, чем Олег успел даже хоть что-то подумать по этому поводу. Он пустил своего каурку в намёт, на ходу перехватив короткое копьё, висевшее у седла, в боевую позицию.

Чтобы сильно от него не отстать, княжич принялся шенкелями подгонять своего вороного. Шпорить его он не рискнул, чтобы тот не заржал и раньше времени не привлёк внимание противника. Правая рука юноши потянулась к налучу, в котором таилась боевая снасть. Её он, правда, натянул почти сутки назад, и тетива, скорее всего, ослабла. Но на короткой дистанции могла сгодиться и она.

Пустельга вырос за спиной полочан подобно птице, которая дала ему своё прозвище – так же неумолимо и грозно. В его руке мелькнуло копьё.

– А-а-ар-р-рх-х-х! – один из кметей изверг из горла тугую струю крови и мешком повалился на конскую шею.

Жеребец убитого какое-то время по инерции продолжал скачку, но потом, больше не чувствуя понуканий, засбоил и перешёл на шаг.

Оставшиеся полочане тут же заметили потерю товарища. Быстро переглянувшись, они мгновенно приняли решение – как действовать дальше. Один из них продолжил погоню, а двое других повернули коней в сторону Шебарши. Их логика была ясна – с измученным беглецом справиться и один, а против нового противника лучше было использовать численное большинство. А княжич, при всём его воинском умении, на полноценного соперника не тянул.

Изъян в логическом построении был только один – они не знали, КТО им противостоит. Против доблести Пустельги такое преимущество практически ничего не значило. Он обрушился на полочан прежде, чем те успели напасть на него. В руках витязя несколько раз мелькнул топорик-клевец на длинной рукояти.

Олег к тому времени как раз успел наложить стрелу желобком на тетиву и растянуть её до уха, выцеливая участок тела, не прикрытый доспехами.

Ф-фух-х-х! Оперённая снасть унеслась к цели. И вонзилась прямиком в посланное место – под ключицу полочанского кметя. Изо рта у того хлынула кровь. Но произошло это уже после того как оружие Шебарши надрубило тому загривок.

Убийства первого врага не состоялось. Не считать же Олегу таковым зарубленного вожака сиволапых ополченцев-болотников!

На круп коня опрокинулся второй полочанский вой. Не так уж и лихи эти хвалёные волховы кмети!

Пустельга меж тем и не думал останавливаться. Походя изрубив в песи двух матёрых головорезов, он не на миг не замедлил разбега своего коня. Его целью был последний из врагов, продолжавший погоню.

Но тот сообразил, что живым из схватки с этим витязем ему не уйти, и предпочёл остаться живым трусом – развернул коня и нырнул на нём в проход между холмами. Видимо рассчитывая, что муж, за которым он до этого гнался, для его преследователей важнее его скромной фигуры.

Он не ошибся.

Тут же забыв о его существовании, Шебарша поспешил настигнуть шатающегося от усталости воя. Олег за ним едва успевал – его воронок заметно уступал могучему каурке и в силе и в махе.

Попона на коне беглеца была незнакомой юноше оранжево-чёрной расцветки. Он решительно не мог припомнить князя, боярина или витязя из правдивых земель, кому она могла бы принадлежать. Всадник остановился. Но не потому, что увидел в двух незнакомцах своих союзников. Его глаза, похоже, совсем перестали что-либо различать. Когда юноша и витязь подъехали поближе, поняли почему.

Этот муж получил опасную рану. Перевязать которую, видимо, не было возможности. Поэтому он и истёк кровью. Ею был пропитан весь его плащ. Шатаясь, вой сорвал с пояса продолговатый кожаный пенал и протянул его прямо перед собой, прохрипев при этом:

– В Ме-енс-ск… Великому князю-у-у…

Его глаза остекленели, и он мешком рухнул на землю.

Шебарша подъехал, свесился с седла и подхватил пенал.

Оттуда он извлёк на свет тонкий кусок испещрённой резами бересты.

Пробежав по ней глазами, витязь изумлённо присвистнул.

После чего сдвинул шелом на лоб и почесал затылок.

– Да-а-а, княжич, нашебаршили мы с тобой приключений! В Менск то тебе, похоже, одному придётся ехать!

Олег изумлённо выдохнул…

Вот тебе и раз! Почему?

– А того кметя мне придётся догнать! И убить!

Берег реки Неспанки

До чего же боги порой хитро прячут свои истинные замыслы, маскируя под внешней непритязательностью великую красоту! Так мерзкие болота таят в себе железную руду, из которой коваль может справить добрый меч или топор. А в тёмных подземных пещерах, в которых здравомыслящему мужу вроде бы и делать нечего, скрываются драгоценные самоцветы.

А случается наоборот – на вид красиво, а по сути – гадость гадостью. Бывает, глянешь на зелёную лужайку – душа возрадуется – так лепо. А ступишь ногой – угодишь в трясину. Или взять гадкое растение омелу – торчит красивый кустик в ветвях – залюбуешься. А он тем временем соки из дерева сосёт – превращает зелёного исполина в гнилой остов.

Так и с людьми. Может статься, обычай народа покажется непонятным или вовсе глупым, а на деле – таит в себе глубокий смысл и великую пользу. Или напротив – трубит племя повсюду о деяниях своих великих предков, а в нём самом мужи – подлец на подлеце. И оказывается на поверку, что истории эти – вранье. Потому что не могут у славных пращуров быть столь бесталанные потомки.

Взять хоть тех же бобровичей. Может когда-то в древности у них и была война с навьими и ползучими болотными гадами, от которых пришлось укрываться в свайных домах. А возможно, они просто со страху приняли за нечисть очередных находников, которые выгнали их с насиженных земель. В любом случае с тех пор миновала уже немало веков. Леса давно отступили на полуночь, а болота на закат. Всяк знает, что старый обычай хорош до той поры пока не начинает мешать. А если какое-то племя продолжает за него упорно цепляться, то значит, оно наверняка почти сплошь состоит из дремучих дикарей. Народ, который не хочет жить по новому, неминуемо проигрывает другим, которые этого делать не боятся. Поэтому и бобровичей в последние века покоряли все, кому только было не лень забираться в их дебри. Сопротивления они не оказывали почти никакого. Может быть, для самооправдания они и придумали себе древнюю войну с навьими. Неважно, мол, что сейчас нас бьют! Зато наши предки когда-то – ого-го!

Какие-то из очередных завоевателей – скорее всего готы – известные не только воинской доблестью, но и жестокостью к побеждённым, были настолько поражены трусостью болотников, что повелели их мужам носить женское платье. А те даже не посмели возразить! С тех пор готы сами были неоднократно побеждены и ушли из этих мест далеко на закат. Им на смену несколько раз приходили новые властители. Однако этот отвратительный и унизительный обычай у бобровичей по-прежнему продолжал существовать.

А та сметка в торговом деле, о которой Олегу упоёно рассказывал предатель Культяп, оказалась на поверку обыкновенной глупостью. Если на землях болотников бобров и правда было хоть пруд пруди, и красная цена за шкурку зверька составляла один костяной наконечник на стрелу, которая нужна чтобы его добыть, то в варварских землях она уже стоила три большие золотые монеты! В пересчёте на стеклянные глазки не девять а – девять раз по девять! Вот и выходит, что менчане отнюдь не дурни, а совсем даже наоборот – большие мастера нажиться на чужой глупости.

А их малопонятные на первый взгляд порядки имели под собой либо практический смысл, либо глубокую жизненную основу. Так обычай строить дома в два жилых поверха они и вправду подглядели в варварских землях. Но так оказалось куда удобнее! – и народу внутри стен больше помещается – посад не нужен – противнику нечего жечь в случае нашествия. И для мастеровых хорошо, если они одной артелью работают. А задки, чтобы друг другу на голову не гадить, стали делать прямо на улицах. Непривычно, но удобно.

И гретое молоко не на пустом месте взялось. Примерно полвека назад Менск поразила повальная хворь. В тот год ещё Виславица сильно разлилась и затопила несколько улиц. А когда отступила, у многих горожан сначала хватало брюхо, а потом их начинало рвать и нести. Заболевшие постоянно хотели пить, но никак не могли напиться. Многие так и помирали в мучениях. Когда весь город был под угрозой вымирания и его жители не знали, как умилостивить богов, к ним прибыл великий жрец из большого капища в Буковых холмах. Он взял молоко говяды – животного, созданного, как известно, на людское благо самим Велесом, и нагрел его на священном огне. После чего объявил – все, кто будут его пить вместо привычных воды и кваса, спасутся. После этого хворь и вправду отступила. Многие из тех, кто подхватил её до этого, умерли, но больше никто не заражался. С тех пор у менчан так и повелось – если хочешь показать гостю, что ты желаешь ему здоровья – угости гретым молоком.

Эти премудрости княжичу растолковал его новый слуга – отрок десяти вёсен от роду, за непомерную для его возраста наглость и неуёмную тягу совать свой нос, куда не следует, прозванный Возгрецом. Он был местным, хотя родом из тех же краёв, что и Олег. Его дед был в войске Ярослава Хромого, которое проходило через эти края почти полвека назад. В одной из стычек тот был ранен и едва не отдал душу богам. Его выходил местный жрец-отшельник. В благодарность за спасение вой остался ему помогать – начал бортничать, завёл хозяйство. А когда волхв ушёл на небо, не стал уезжать обратно – к тому времени он уже обзавёлся семьёй, наплодил детей и внуков. А его мёд охотно покупали не только в окрестных весях, но и в Менске. Его даже брали волхвы с большого капища в Буковых холмах – варить сурицу для священнодействий.

Всё пошло прахом после набега бобровичей на эти земли несколько зим тому назад. Болотники убили деда, отца и дядьёв Возгреца, полонили их жён и детей, сожгли ульи вместе с пчёлами и разграбили всё добро. Уцелел только он сам и его старшая сестра, которые в тот день были в лесу. А от всего большого хозяйства осталась избушка на перевозе через реку да лодка. Она и помогла им выжить. Возгрец начал рыбачить и охотиться. Летом подрабатывал перевозчиком, благо место было довольно бойким. Там он и наслушался баек от знающих людей. Что ещё на переправе делать? – только болтать. Сестра держала маленький огород, да ублажала проезжих мужей, коли у тех возникала такая охота. Так продолжалось до тех пор, пока пол луны назад на перевозе не объявился лихой вой на кауром жеребце, который назвался Шебаршей. Он сразу взял в оборот и сестру и брата. Первую – для согрева постели. Второго – в качестве знатока окрестностей. И всё это время Возгрец был ему добрым помощником.

К нему Пустельга и направил Олега после того как они повстречали и перебили – точнее Шебарша перебил – погоню Волховых кметей за неизвестным всадником. Прыткий отрок должен был помочь княжичу незаметно для осаждающих проникнуть в Менск. За что ему было обещано вознаграждение. Поручение Возгрец выполнил в лучшем виде. Но от серебра и стеклянных глазков отказался. Вместо них он попросил Олега взять его к себе слугой. А сестру пристроить где-нибудь при воинском обозе.

Княжич не смог отказать.

Он оторвался от размышлений и бросил взгляд на своего новоиспечённого денщика. Тот ехал впереди в нескольких десятках шагов, поэтому был виден только прикрытый заячьей шапкой затылок. Сейчас Возгрец служил за проводника – указывал войску дорогу. Потому его неотступно сопровождал кметь, которому было поручено присматривать за не в меру шустрым отроком. Чтобы, например, вдруг не вздумал стрекануть в кусты. Того такая опека, однако, ничуть не смущала и он не переставая болтал.

Олег отогнал от себя дурные мысли. О плохом думать не хотелось. Тем более после недавнего предательства бобровичей. Главным сейчас было то, что он снова ехал в самом челе войска. Причём теперь – на совершенно законных основаниях.

Княжич не без удовольствия вспомнил как остолбенел отец, когда вместо того чтобы рассказать о перенесённых злоключениях и покаяться в совершённом проступке, сын, едва появившись в детинце, потребовал от него созвать воинский совет, заявив, что у него есть сведения, которые помогут одолеть полочанского князя и вырваться из менской ловушки.

Святослав поначалу не поверил Олегу и предложил ему не позориться. Однако после того как тот поклялся страшной клятвой, что не врёт, призвав в свидетели богов, средний Соколович осёкся и сделал то, что просил сын – отправил слугу известить великого князя.

Спустя какое-то время в большой светлице главной вежи городского детинца – той самой, где стоял стол, изображающий окрестности Менска, уже изрядно истыканный ножами и залитый липкими лужами, начали собираться князья и воеводы. Почти у всех на лицах было написано недоумение – ведь последний совет прошёл буквально накануне. Оно тут же сменялось изумлением при виде живого и здорового княжича, про которого все думали, что он погиб вместе с засадным отрядом.

Когда же в зал вошёл старый Колюта, он буквально впился своим знаменитым пронзительным взором в глаза воспитанника. Но тот остался беспристрастным. Во всяком случае, постарался это сделать.

Последним явился сам великий князь. Он был, как всегда, слегка помят, неряшлив и, похоже, снова страдал похмельными муками. Олег шагнул к нему и протянул кожаный пенал, который им с Шебаршей передал погибший вой. Старший Соколович, болезненно поморщившись, открыл его и извлёк на всеобщее обозрение скрученную трубкой бересту.

– И чего мне тут опять понаписали? – в раздражении бросил он, даже не вглядевшись в резы, и передал послание младшему брату.

С чтением, тем более вслух, он всегда был не в ладах.

Всеволод же с готовностью подхватил бересту и огласил своды своим приятным рокочущим тенорком.

Когда он закончил читать, в зале повисла гробовая тишина. От изумления никто не мог вымолвить ни слова.

Тогда Олег вышел вперёд и кратко рассказал о своих приключениях, после чего изложил план, придуманный Шебаршей.

Потом было много шума и споров. Особенно сильно как всегда разорялся набольший боярин Вышата. Но в итоге план был принят с небольшими оговорками.

В конце совета Святослав ещё раз обратился к сыну.

– Какую ты хочешь награду за свою весть? – спросил он без обиняков.

Княжич затаил дыхание.

– Я хочу участвовать в битве! Как простой вой.

Выпалил и замолчал, обомлев от собственной дерзости.

Олег был готов к отказу, но, к его удивлению, отец согласился. Причём даже без особых раздумий.

– Если мы победим, и ты достойно себя проявишь, я сам тебя опояшу – добавил он.

У юноши радостно заколотилось сердце. На лучшее и рассчитывать было нельзя!

На этом совет и завершился.

Однако от своего старого пестуна княжичу легко отделаться не удалось. Колюта долго и дотошно выспрашивал воспитанника буквально о каждом шаге, сделанном за пределами Менска. Особенно боярина почему-то заинтересовал странный сон Олега. В третий раз выслушав его подробное описание, он, наконец, отпустил юношу, пробормотав напоследок что-то вроде того, что, мол, возможно, это было не простое видение, а послание богов.

И вот сейчас княжич в составе основных сил полуденного войска двигался через Буковые холмы к излучине небольшой реки. Той самой, на которой они расстались с Шебаршей несколько дней назад. Возгрец рассказывал Олегу, что местные жители за буйный нрав называют её Неспанка, или Немига. Всё оттого что она изобилует стремнинами, и когда плывёшь по ней на лодке, нельзя не то что задремать, но даже потерять бдительность хотя бы на один миг. Только зазеваешься или не дай боги приспишь – можешь очнуться уже в воде. Или вовсе не очнуться.

В утренних сумерках рассмотреть хоть что-то расположившееся дальше двух десятков шагов было довольно сложно. Но Олег и так помнил, как выглядит место, к которому они должны были выйти: невысокий, как будто приплюснутый сверху ударом великана холм, опоясанный узкой речной петлёй.

Расширялась она только в одном месте – на плёсе, который лежал к полудню от возвышенности. Туда войско и держало путь.

Сейчас оно двигалось несколькими узкими проходами между холмов, разбившись для скорости на колонны. Чтобы иметь возможность сразу вступить в схватку, вои загодя облачились в боевые доспехи. Поэтому двигались медленно, чтобы раньше времени не запалить коней.

Погрузившись в свои мысли, Олег забыл в очередной раз поддать коленями под бока воронку, чем тот немедленно воспользовался, замедлив шаг.

На что княжич в задумчивости не обратил внимание.

Его нагнали трое гридней из лучшей отцовой дружины, один из которых вполголоса читал вирши:

Это он продекламировал одну из последних песней Баяна, посвящённую как раз нынешней войне.

Что-то в голосе воя показалось Олегу знакомым.

– Как парует, Гундяй! Как парует! – восхитился всё тот же гридень. – Хоть и нам смерть предрекает, но каков словоплёт!

Точно! Это ж те вои, разговор которых княжич подслушал перед сражением под стенами Менска, когда самовольно поехал в чело войска!

– Никак в толк не возьму, Огура, почему тебе так бабские вирши на душу ложатся? – не согласился давешний скептик. – Ты только послушай!

– То не ветры буйные гонят тучу тёмную,

То не вороны чёрные кликают.

А то небо затмили калёными стрелами

Удалые дружины Соколовичей!

Комони копытами – как громами гремят!

– Вот где настоящее мужское словоплетение – продолжил Гундяй после паузы. – Просто и сурово. И без всякого парования!

В ответ Олег услышал скептическое хмыканье Огуры.

– Это, ежели не путаю, твой любимый Пенязич?

– Не путаешь.

Оппонент Гундяя ещё раз саркастически хмыкнул.

– А ты, друже, стоялых медов не желаешь? Ску-усны-ых. В них только один раз хорёк издох.

Тот обиженно засопел.

– Опять ты мне свои меды сватаешь?

Огура торжествующе усмехнулся.

– Как и ты мне! Эту песнь Пенязич про кого сплёл? Уж, не про Святослава ли Грозного?

– А то ты не знаешь. Нет, конечно! Это же про битву на Солёной реке.

– И что же это выходит Гундяй? Как сто зим назад про Святослава Грозного вирши плели Златоглас и Громовой, так спустя век твой Пенязич и продолжает! А то и их слова в свою песнь возьмёт! Лишь бы платили.

Увлёкшись разговором, гридни едва не столкнулись с княжичем. Его воронок попал между их жеребцами – серым и пегим, которые тут же попытались его покусать. Что им, правда, не позволили сделать хозяева.

– Да это же наш храбрый княжич Олег! – воскликнул один из любителей словоплетения – молодой темноволосый гридень с обритым до синевы подбородком, одёргивая за повод своего жеребца. – Я Огура! Слыхал небось про меня? Это Гундяй, а тот молчун с нами – Кремень. Ты на него внимания не обращай. – Он указал рукой сначала на высокого худощавого воя с острым носом и пышными светлыми усами, затем на кряжистого здоровяка с маленькой русой бородкой на широком добродушном лице.

Про Огуру юноша действительно слышал. Это был известный в отцовой дружине краснобай и балагур. На которого за его острый язык точило зубы немало народа. Среди них были вои, купцы, посадские и даже княжьи ближники. Но Святослав его в обиду не давал, поскольку тот был непревзойдённым мастером – ещё почище Шебарши – оскорбительной ругани, которой вражеским дружинникам полагалось обмениваться перед боем. Да и сам себя Огура в обиду бы не дал – при своих небольших габаритах он довольно ловко владел оружием. Кроме того, от него ни на шаг не отходил его неразлучный друг – обладатель саженного роста и медвежьей силы. Которым, наверное, был тот самый молчаливый Кремень.

– Рассуди ты, княжич – не унимался Огура – Надо в словоплетении вперёд двигаться, или лучше на месте стоять, как камень мхом зарастать?

Олег задумался. Этим искусством он особо не увлекался. Его больше занимало воинское мастерство.

– В виршах не разбираюсь – ответил он честно. – Но думаю, что во всяком деле надо к новому стремиться. А будешь на месте сидеть – другие обскачут.

Огура торжествующе хлопнул Гундяя по плечу.

– Ну, что я говорил, старая сопелка, хорька тебе в глотку! Княжич совсем молодой ещё, а уже в корень смотрит. А тебя хоть ослопом по тыкве твоей пустой лупи. – Огура весело расхохотался.

Гундяй в ответ только махнул на балагура рукой и предложил юноше ехать рядом с ними. Так, мол, веселей.

Олег не отказался. Оно и вправду оказалось куда как интересней. Гундяй с Огурой беспрерывно обменивались колкостями, а Колюта от их перепалок добродушно фыркал в усы. Княжич же едва сдерживал смех.

На реку они выбрались неожиданно для себя. Просто вместо тонкого снежного наста под копытами коней захрустело ледяное крошево. На речной глади несколько колонн, на которые разделилось войско, стали сливаться в одну.

Утренние сумерки рассеялись, и окрестности постепенно начали заливать мягкие лучи рассветного солнца. Впереди замаячил склон невысокого холма. Его вершина так густо заросла буком, что напоминала спину гигантского ежа. За которую, описывая крутую петлю, ныряла Неспанка. Там – за её поворотом – насколько помнил княжич – лежал тот самый плёс, к которому они держали путь.

Передовой отряд, с которым был новый слуга княжича, выехал на излучину. Туда же неотвратимо приближалась голова войсковой колонны, в составе которой ехал Олег со своими новыми знакомцами.

Когда до поворота оставались считанные шаги, кмети вместе с Возгрецом неожиданно вынеслись обратно. Они что есть силы нахлёстывали коней и испуганно оглядывались назад.

– Рыжий волк! – крикнул их полусотник.

У Олега ёкнуло сердце.

Юноша ожидал, что это произойдёт гораздо позже.

Сейчас, прежде чем столкнутся с противником, войску следовало остановиться и провести разведку. Даже странно было, что её до сих пор никто не организовал – по всем канонам, впереди войска должен был следовать по крайней мере один малый отряд, который загодя уведомил бы об опасности.

Сотники принялись громогласно раздавать команды. Однако поворачивать вспять было уже поздно. Войско набрало ход и не могло быстро остановиться, поэтому через несколько мгновений, не смотря на все попытки застопорить движение, его голова всё равно вывалилась за поворот.

Княжич обомлел.

Сурово!

Перед ними стояло всё Всеславово войско. Его дружины полностью перекрыли речное русло – от края до края – заполнив собой весь полуночный берег плёса.

Они стояли там, где, по задумке Шебарши, должны были выстроиться полуденные дружины. Над стройными рядами воев качались несколько десятков знамён. В основном сине-циановых цветов. На глаз там было с тысячу гридней и несколько сотен кметей.

Солидное войско.

Не меньше – а то и больше, чем у Соколовичей!

Перед строем полочан лежали два десятка тел побитых воев в лёгких кожаных доспехах, густо истыканных стрелами.

Значит, воеводы всё-таки организовали разведку. Только полочане заманили её в засаду, перебив всех до единого.

Сейчас что-то будет – подумал Олег. По всем заветам великих Атиллы и Боромира сейчас Всеславу надо было, не теряя времени, навалится на полуденные дружины, пока они не могли развернуться в узком речном русле. Давить их, гнать и рубить, не давая опомниться. И тогжа победа ему гарантирована.

Однако этого не происходило. Полочане всё так же недвижно стояли на льду, словно приглашая противника выйти из теснины на плёс и выстроиться на свободном пространстве перед их рядами.

Возможно, Всеслав не хотел «нечестной» битвы и великодушно давал Соколовичам равные шансы. А скорее просто собирался разгромить их войско целиком, чтобы потом спокойно заняться Менском, и не гонятся за остатками полуденных дружин по холмам.

Благородно!

Как бы то ни было, шансом нужно было воспользоваться.

Что не преминули сделать воеводы. Над войском разнёсся протяжный сигнал, призывающий строиться к битве. Туда-сюда засновали гонцы.

Полуденное войско спешно выдвигалось из узины. Дружины занимали отведённые им места.

Олег решил остаться с Огурой, Гундяем и Кремнем.

И тут же пожалел об этом – они были гриднями лучшей отцовой дружины, которую Великий князь решил поставить в резерве.

Это означало что княжич не примет участия в первом столкновении. Однако поразмыслив, он решил, что это не так уж и плохо – наверняка в самом начале битвы схлестнутся опытные вои, в прямом поединке с которыми ему пока было не тягаться. А вот бесславно погибнуть – как нечего делать. Резерв же пускают в дело в решающий момент. И тогда-то снискать славу – гораздо легче.

– Хорька мне в глотку! Всеслав всё княжество своё собрал! – присвистнул рядом Огура. – Роговолд, Военег, Мороз, Кручина, Вепрь, Снежана со своей лютвой. Ого! Он и сёлов сюда привёл!

– Где? – встрепенулся княжич.

Про сёлов юноша был наслышан. Это маленькое племя обитало в низовьях Закатной Двины. Согласно легенде, происходило оно от самих великих готов. Якобы, когда могучий Боромир разгромил их державу на Славутиче, малая часть этого народа бежала не в варварские земли, а в Варяжское Поморье. Правда тогда самих варягов ещё и в помине не было, и оно, видимо, называлось как-то по-другому. Правда ли так оно и было на самом деле – неизвестно, но сёлы и вправду отличались воинственностью, что периодически доказывали, совершая успешные набеги на более многочисленных, но не таких боевитых соседей. Это продолжалось до тех пор, пока окрестные народы не объединились против сёлов, чтобы отучить их быть такими воинственными. Всё едва не закончилось печально. И без того небольшое племя под натиском многократно превосходящих соседей едва не сократило свою численность до полного исчезновения. Последние его остатки собрались в сильной крепости Кукейнос. И отбивались несколько лет. Но все бы перемёрли с голоду, если бы не Всеслав. У которого они попросили помощи, пообещав за это перейти под его руку. Тот не отказал. Все дикари были разбиты, и народ сёлов, сократившийся до размеров одного небольшого отряда, состоящего, правда, сплошь из умелых и яростных бойцов, с тех пор служил ему верой и правдой, сберегая торговый путь через Закатную Двину. А Кукейнос стал для полочан хорошей опорной базой в Варяжском Поморье.

– Во-он, смотри! – Огура указал рукой налево. – Видишь двухвостый сине-бирюзовый стяг с замком? ЗамОк – это герб их вождя – могучего Колывана. Его ещё называют замковым витязем.

– А отчего у него прапор двухвостый, коли он простой витязь? – возмутился Гундяй. – Хватило бы и одного. Велик властитель – над одной крепостью и малым отрядом!

Княжич про себя согласился с его доводом.

– Ты всё завидуешь, хорёк старый? – усмехнулся Огура. – Малый не малый, а сёлы – народ, и их вождю два хвоста полагается. Меня тут другое смущает. Я не вижу стяга княжича Волха!

Олега его отсутствие наоборот, ничуть не смутило. Согласно плану, того и не должно было здесь быть. Ну да об этом знали только посвящённые, к числу которых гридень, безусловно, не принадлежал.

– Неважно! – неожиданно впервые за всё время подал голос Кремень. – Есть он тут, нет – всё одно мы этих полочан по льду размажем.

Огура и Гундяй ненадолго остолбенели. Их приятель видимо не так уж часто радовал друзей своими высказываниями. Оба они открыли рты, чтобы соответствующим образом отреагировать, но им этого не позволил сделать тягучий звук боевого рога, возвещавший, что сейчас начнётся битва.

Переговорщиков Соколовичи высылать не стали. И так ясно было, что миром дело не закончиться. Вместо этого из раздавшихся рядов полуденного войска вперёд выехал Дубыня. Он восседал на могучем жеребце игреневой масти. Воронёные доспехи отблескивали в лучах солнца синевой. На плече витязь держал здоровенный боевой молот, толщиной древка больше напоминающий тележную ось. Это оружие богатырь, видимо, полюбил после менской битвы. И без того устрашающий для врага облик дополнял переломанный нос красно-багрового оттенка.

Дубыня хриплым басом проорал в сторону полочан вызов на поединок их лучшему вою, не забыв сопроводить его несколькими оскорблениями. Ясно было, что он хочет снова сразиться с Дунаем, дабы отомстить тому за недавнее купание в овраге.

Однако тот не спешил выезжать из рядов. Должно быть – хорошо помнил тяжесть ударов полуденного витязя и не горел желанием испытать их на себе вновь. Более того, Олег не видел даже его стяга!

Вместо него вызов принял Колыван. У него в руках была здоровенная булава. Два могучих всадника съехались на неширокой полоске голого льда между построившимися армиями, и сразу же, без пауз и обязательной в таких случаях брани, обрушили друг на друга своё оружие.

Окрест, рождая эхо, разнёсся гулкий звон, который издают при соударении тяжёлые металлические предметы.

Затем ещё и ещё, и ещё…

И так без перерыва.

Разглядеть бой в подробностях Олегу было мудрено из-за нескольких рядов воев, отделяющих его от места схватки. Юноша волей неволей вспомнил удобный наблюдательный пункт, с которого следил за сражением под стенами Менска. Но тут же отогнал от себя глупые мысли. Тогда его не допустили к сече, словно отрока. А сейчас хоть и плохо видно, зато он – полноценный вой – равный среди равных.

Тем более суть происходящего вскоре стала понятна. Замковый витязь, похоже, тоже оказался не в состоянии долго противостоять необоримой силище полуденного богатыря. Он с трудом отражал удары, при этом изрядно пошатываясь, и медленно, но неотвратимо пятился к полочанскому длиннику.

Пока, наконец, не достиг его. Гридни расступились, давая ему пройти, после чего сомкнулись, преградив путь Дубыне. Тот яростно взревел, собираясь, наверное, в одиночку бросить вызов целому войску. Поединок закончился его бесспорной победой, но жажды боя он, судя по всему, не утолил.

Полочане подались навстречу богатырю, охватывая с двух сторон, явно намереваясь захватить его в плен. Боевой молот описал широкую дугу, размозжив головы двум особо ретивым гридням и сломав шею коню. Остальные были вынуждены отпрянуть.

У витязя появилась возможность для отступления. Но он ей не воспользовался. Наоборот – сам врезался во вражеские ряды, круша всех подряд налево и направо.

Со стороны противника долетел яростный вопль. Войско Всеслава пришло в движение, устремившись в атаку сразу по всему длиннику. Кроме того участка в центре, где стоял необоримый Дубыня.

По рядам полуденных дружин разнеслась короткая команда.

Вои передовых отрядов одновременно пришпорили коней, стараясь разогнать их как можно сильнее, чтобы погасить порыв полочан ответным ударом. Правда, особо разбежаться всё равно не получилось – не хватило пространства.

Две конные лавины столкнулись с оглушительным лязгом. Яростный бой закипел по всей ширине замёрзшего плёса.

Олег всё время привставал на стременах и старательно вытягивал шею. Но всё было тщетно – с места, где он стоял, решительно невозможно было разглядеть, что происходит в этой сутолоке. Приходилось довольствоваться комментариями Огуры – тот был не многим выше княжича, зато его серый жеребец превосходи воронка в холке почти на три пяди. Правда, шум битвы почти всё заглушал, поэтому чтобы расслышать, что там говорит его новый знакомец, юноше приходилось изрядно напрягать слух. Впрочем, он у него был тренированный – не зря Колюта в своё время учил Олега вычленять из какофонии звуков только самое нужное.

– На левом крыле «книжника» теснят! – «обрадовал» гридень по прошествии четверти часа.

Так, равно как и «вороном» в войске за глаза называли младшего из трёх Соколовичей. Хотя при всей своей любви к письменной премудрости Всеволод, в отличие от старших братьев, предпочитал сам водить свою дружину в бой. Впрочем, если бы его и в глаза назвали одним из прозвищ, он бы не обиделся. Не понял бы на что.

– Кто там у полочан стоит? – озаботился юноша.

Гундяй удивлённо хмыкнул.

– Ты что, княжич? – сказал он – сине-циановый стяг с двусторонней секирой. – Это ж Военег – первый Всеславов полководец.

Олег был настолько захвачен происходящим, что даже забыл упрекнуть себя в невнимательности.

У-у-ум-м-м!

Над излучиной Неспанки разнёсся короткий сигнал. Слышно было, как после него с места стронулась часть резерва.

– Лепо! – через короткое время успокоил Огура. – Всеволода варяги Шигоны подкрепили.

Княжич выдохнул. Хвала богам!

Однако долго пребывать в успокоении не получилось.

– В центре ломят! – крикнул Огура через короткое время. – Вышата отходит.

У юноши снова ёкнуло в груди.

– Вот тебе и раз – ахнул Гундяй – Неужто стоптали Дубыню?

Думать о том, что необоримый витязь мог пасть, не хотелось, и Олег отогнал от себя эти мысли.

Да и заминка к счастью продолжалась недолго.

У-у-ум-м-м! – разнёсся новый сигнал.

Где-то слева и спереди пришли в движение конные массы, что можно было понять и без подсказки – только по звукам. Это младшая дружина его отца – там стояла именно она, двинулась к месту боя.

– Славно! – спустя короткое время крикнул Огура – молодые полочан попятили!

Славно-то славно, только княжич вдруг понял, что лучшая отцова дружина, среди воев которой он сейчас стоял, не считая малой группы ближников Святослава и великого князя, осталась последним резервом Соколовичей в битве. Которая, к слову, ещё только началась.

И неизвестно, какие ещё сюрпризы приберёг рыжий волк.

Это было как-то… беспокойно?

Нет – сурово!

Тем не менее, равновесие в битве держалось довольно долго.

Во всяком случае, так показалось Олегу. Всё-таки сердцу, чтобы сделать несколько тысяч тревожных ударов, требуется не так уж мало времени.

По рядам воев неожиданно разнёсся воодушевлённый ропот.

Рядом в седле нетерпеливо заёрзал Огура.

– Наш Жеребец-то, похоже, теснит Роговолда! А говорят ещё, один битый двух небитых побьёт!

– А я другое слышал – тут же парировал Гундяй. – Один раз побитый и в другоядь побежит!

Всё это время оба друга, не говоря уже про совершенно каменного Кремня, оставались подчёркнуто спокойны и невозмутимы.

Олег, который с начала сечи уже весь издёргался, не без оснований полагал, что это напускное.

Его предположение вскоре подтвердилось.

Огура едва не встал на стременах.

– Давай, Большой меч! Руби их в песи! Порви кожана, хорька ему в дупу! – заорал он во всё горло.

Под кожаном, он, безо всякого сомнения, имел в виду Всеславого первенца.

– Давай Жеребец! – неожиданно громогласно поддержал его Гундяй. – Круши волчье семя! Докажи что у тебя не только уд большой!

Вои вокруг двух крикунов глумливо оскалились. Что-что, а уж раззадорить своими подначками два приятеля могли кого угодно. Их брань тут же подержали ещё несколько голосов.

Вряд ли Ярополк расслышал их в гуле битвы, тем более что ему было не до этого, но левое крыло вражьего войска он теснил всё более явно. Это уже мог разглядеть и Олег.

– Ломи! Ломи!! Ломи!!! – вразнобой кричали вои.

Княжич без раздумий присоединил к их хору и свой голос.

Крики помогли, или воинское искусство княжича, но вскоре в сплошной стене вражьего длинника появился просвет, через который можно было разглядеть голубоватую гладь замёрзшего речного русла.

– Ударить! Сейчас туда ударить нужно! – прохрипел над ухом княжича склонившийся к нему Гундяй. – И победа у нас в руках!

Олег снова был с ним согласен. Бить свежими силами в место, где во вражьих рядах наметилась слабина, советовали и древние – те же Атилла с Боромиром, и совсем недавно жившие полководцы. Например, его собственный прапрадед Святослав Грозный, который не оставил, правда, после себя стольких наставлений в воинском деле, как эти двое, но авторитет на поле боя имел неоспоримый.

Неужели великий князь со своими воеводами упустит шанс?

Ну же! Ещё немного и будет поздно!

У-у-ум-м-м!

Хриплый рёв боевого рога показался сейчас княжичу прекраснее музыки самых сладкозвучных гудков.

Наконец-то!

Впереди послышался хриплый голос Некрасы. Она отдала несколько отрывистых команд.

Гридни синхронно пришпорили коней и двинулись вперёд. Олег зазевался и его воронка едва не смели более мощные жеребцы воев, стоявших до этого сзади.

Ах да! Тётка же командует лучше отцовой дружиной! Что сегодня твориться с его памятью?

Княжич поспешно сжал бока своего конька и снова занял место между Огурой и Гундяем. В глазах обоих уже поблёскивали искры боевого задора.

Вот он – мелькнуло в голове юноши – мой первый настоящий бой.

И тут же сердце сперва как будто провалилось вниз живота, а потом принялось колотиться где-то под горлом. Мышцы сковало какое-то странное оцепенение.

Нет! Так дело не пойдёт!

Олег вспомнил науку старого Колюты.

Отрешиться от всего происходящего. В первую очередь – забыть о противнике, который ждёт впереди. Представить себя… ну… листом на ветке, которая колышется на ветру.

Несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть…

Юноша тут же почувствовал, что кровь в его теле заструилась куда спокойнее, а сердце, наконец, угомонилось. Начало биться неспешными толчками. Из мышц ушла предательская слабость. На смену ей приходила упругая сила, неторопливо наполняющая его конечности, чтобы в нужный момент прорваться стремительным всплеском.

– Мар-р-ра-а-а-а!!!

Полторы сотни глоток разорвали воздух над речной излучиной слаженным боевым кличем. Олег заорал вместе со всеми. Пришпоривая своего воронка, княжич вырвал из петли на поясе и взял его наизготовку боевой топорик-клевец, на который он сменил свой бесполезный укороченный меч.

Боевой клин наконец преодолел расстояние, отделявшее его от дерущихся. И, не снижая скорости, влетел в брешь, пробитую Ярополком в полочанском длиннике. Пытаясь предотвратить прорыв, Всеслав бросил наперерез полуденцам то, что оказалось под рукой – сотню кметей. Судя по рогатым шлемам и ромбовидным щитам, это была недобитая под Менском лютва. Поступок оказался опрометчивым – легкооружных воев гридни дубовой девы будто и не заметили, сметя их одним неотразимым ударом. Особенно яро орудовала мечом сама Некраса. Несколько могучих взмахов её меча снесли с коней не меньше полудюжины противников.

А Олег снова не принял участия в схватке.

Дружина вынеслась на простор – в тыл вражьего войска. Прямо перед ней – в каком-то стрелище – стояла группа в полсотни всадников. Число стягов, которые колыхались над их головами, превышало все пределы, допустимые для обычного воинского отряда. Цианово-синее знамя с тремя стерлядями принадлежало Морозу – набольшему боярину Полочанской земли. Прапор такой же цветовой гаммы с большой выпью – Кручине – второму по влиянию, и первому по богатству человеку в княжестве. Крылатая колесница на бежево-синем фоне была гербом воительницы Снежаны. Ну а самое большое из полотнищ, которое возвышалось над остальными не меньше чем на аршин, где на сине-серебряном фоне лесной волк в прыжке пытался ухватить сокола, прямо свидетельствовало о присутствии князя Всеслава. Это, скорее всего, был последний его резерв – он сам вместе со своими ближниками и их телохранителями. Полонить, истребить или на худой конец рассеять этот отряд означало выиграть битву. А вместе с ней и войну.

Если это в мгновение ока сообразил Олег, то, конечно поняла и его тётка, может быть и не знакомая с заветами древних полководцев так же хорошо, как её племянник, но зато имевшая несравненно больший практический опыт. Она воздела руку с мечом, указывая прямо на стяг Всеслава.

– Возмё-о-ом рыжего волка-а-а! – проорала она охрипшим голосом и ударила под бока своего жеребца. Тот злобно заржал и рванул вперёд.

Вои, не медля не мгновения, последовали примеру своей предводительницы.

Пришпорил своего воронка и Олег. Он давно уже думал над тем как вырваться из толчеи в самой серёдке отряда, где он оказался зажат между Огурой и Гундяем, чтобы получить возможность всё-таки поучаствовать в сече. Однако пока ничего не получалось.

Меж тем Всеслав, почуяв близость к собственному заду клюва жареного петуха, пустился наутёк. Его отряд начал отступление, больше похожее на бегство.

Полторы сотни глоток издали радостный вопль. Похоже, вместо яростной схватки им предстояла погоня. Занятие менее славное, зато куда более увлекательное.

Держать плотное построение гридням больше не было нужды, и их боевой клин рассыпался, растёкшись по всей ширине речного русла.

Наконец-то! Юноша вырвался на простор. Он тут же попытался обогнать кого-нибудь из скачущих впереди воев, но это оказалось нелёгкой задачей – мах у их лошадей был куда мощней, чем у воронка. А тот и так скакал почти на пределе своих сил – ещё чуть-чуть и засбоит.

Впереди сначала накренилось, а потом начало медленно заваливаться набок цианово-синее знамя с выпью. Похоже, гридни настигли боярина Кручину. Его ближники тут же встали в круг, обороняя хозяина. Чтобы сломить их сопротивление, и при этом не упустить остальных беглецов, преследователям пришлось разделиться. Дубовая дева проорала короткую команду, и от общей группы откололся отряд числом в несколько десятков воев. В полочан полетели копья и сулицы.

– Бить всех, кроме боярина! – сипло рявкнул сивоусый полусотник.

Этого можно было и не делать. Не было в полуденном войске такого человека, который не знал о богатствах Кручины, и не мечтал бы лично взять его в полон.

Остальные продолжили погоню. Впереди всех по-прежнему летела Некраса. А Олега от противников всё ещё отделяло несколько рядов отцовых гридней.

Через короткое время история повторилась. Теперь был настигнут боярин Мороз. Ещё одна команда и лавина преследователей делится на два потока. Один – больший, продолжает гонку вдоль речного русла, второй – меньший, захлёстывает вставших в круг полочан.

Теперь от добрых полутора сотен тяжелооружных воев, начинавших погоню, осталась едва половина. Зато княжич оказался в голове отряда.

Ну, слава богам! Юноша лихо присвистнул и шенкелями погнал воронка вперёд. К радости Олега, его невысокий конёк смог наподдать, и оторвался от своих более рослых собратьев на целый корпус. Наверное, потому что они несли на себе зрелых мужей, облачённых в полный доспех, а на княжиче была только лёгкая кожа с набитыми на неё пластинами из коровьих копыт.

Впереди юноши теперь была только его тётка. Но с её серебристым аргамаком мог посоперничать мало какой скакун.

До ближайшего полочанина оставалось всего ничего. Это был пожилой кряжистый вой, с седыми прядями в косматой гриве, которую яростно трепал встречный ветер. Олег вырвал короткий дротик из чехла, притороченного к седлу перед самой конской шеей, и, почти не целясь, метнул его в спину полочанину. Обычай именно так носить сулицы полуденные вои подглядели у местных. И многие, в том числе и падкий до всего нового княжич, тут же начали его перенимать.

К его досаде, бросок цели не достиг. Вражий вой боковым зрением успел углядеть позади себя подозрительное шевеление и едва заметным движением развернулся в седле, подставив под летящую снасть короткий круглый щит, который до этого укрывал под плащом. Дротик скользнул по нему и ушёл в сторону.

Тем не менее, для полочанина это были последние мгновения жизни. Воспользовавшись тем, что он отвлёкся на Олега, Некраса бросила своего жеребца в его сторону, вскинула меч в могучем замахе и обрушила клинок на неприкрытый затылок.

Княжичу пришлось осадить воронка, чтобы тот не споткнулся о падающее тело. Воспользовавшись этой заминкой, его снова нагнали Огура и Гундяй. Порыв пропал даром – его первого врага опять убил кто-то другой.

Чем же он нагрешил перед богами, что они раз за разом отнимают у него эту радость?!

Тётке же её поступок стоил потери места в голове отряда – гридни обтекли свою предводительницу с двух сторон, и ей пришлось пристраиваться в хвосте.

За очередным поворотом речного русла открылся отвесный уступ, деливший Неспанку на два рукава. Один – поуже, нырял между обрывистых берегов. Второй – пошире, обтекал возвышенность стороной.

Олег помнил это место и поэтому затаил дыхание. Куда повернут полочане?

А они неожиданно разделились. Десяток воев вместе с воительницей Снежаной свернули на широкий рукав. Остальные – хвала богам! – пошли по узкому! По всей видимости, рыжий волк хотел ещё сильнее раздробить силы своих преследователей. Однако Некраса, посчитав жену Всеслава недостойной целью для преследования, больше не стала делить свой отряд.

И правильно – пытаться захватить всех, кого только можно, сейчас было ни к чему. Наоборот – распыление сил могло помешать главной цели – взять самого полочанского князя и закончить войну. И, похоже, сейчас полуденное войско оказалось ближе к её достижению, чем когда-либо.

Погоня завершилась неожиданно быстро. Гладкая матово сверкающая дорога вдруг закончилась, упёршись в обрывистый берег – в этом месте Неспанка ещё не до конца проточила себе новый путь через земляную толщу. Всеславу её «нерадивость» сослужила дурную службу. Он оказался в тупике. У него оставался только один выход – сложить оружие. Потому что двум дюжинам воев князя, пусть даже и матёрым ближникам, было никак не устоять против добрых восьми десятков гридней. Которые, между прочим, тоже не вчера родились.

Однако Всеслав рассудил иначе. Полочане безо всякой команды развернулись и налетели на своих преследователей.

Правда, коней для хорошего встречного удара они разогнать не успели – их скакуны устали от недолгой, но яростной гонки, да и от преследователей их отделяло слишком уж малое расстояние. Тем не менее, это был неожиданный ход – первые ряды полуденной дружины смешались.

Слева от Олега – в зазор между Огурой и Кремнем влетел здоровущий вой, размахивающий сразу двумя топорами. Быстро разделаться с ним у приятелей не получилось, а едва они ввязались в обмен ударами, как на них налетели ещё двое, и теперь им самим пришлось отбиваться.

Впрочем, княжичу скоро стало не до них – на него самого наехал полочанин, решивший видимо, что этот отрок – слабое звено во вражьем строю. Он позволил юноше первому нанести удар, довольно легко увернулся от его клевца, после чего обрушил на него свою секиру.

Прикрыться щитом юноша не успевал – его он не предусмотрительно оставил висеть за спиной.

Блестящее лезвие летело прямо в лицо.

Похоже, это всё… – первого убитого врага не будет.

И ничего другого тоже уже не будет…

Однако вместо ожидаемого смертельного удара Олег почувствовал только сильный тычок по шлему, от которого полумаска, по забывчивости или скорее благодаря волнению, вовремя не опущенная на лицо, повернулась в пазах и сама упала на положенное место.

Это на помощь княжичу пришёл Гундяй, подставивший под удар полочанина свой щит. Который и толкнул юношу в лоб. А пока он приходил в себя, любитель старинного слога рубился с его противником.

Замешательство продлилось недолго. Напор полочан не мог заменить им численного превосходства. Особенно учитывая, что противник ничуть не уступал им в воинском мастерстве. Несколько отрывистых команд Некрасы, сопровождаемых живописными выражениями, заставили воев прийти в чувство. Сковав противника в центре, гридни обтекли его с флангов и обрушились на ближников Всеслава с трёх сторон. И почти сразу прижали тех к склону, не оставив никакой свободы манёвра.

Вот тут-то полочанам пришлось туго. Очень быстро их число сократилось наполовину. Причём полуденные вои заплатили за это втрое меньшую цену. Знамя рыжего волка сначала накренилось, а потом под аккомпанемент радостных воплей вовсе рухнуло на лёд.

А Олег опять не мог принять участия в схватке! Его оттеснили сначала во второй, а потом и в третий ряд. Он вернул бесполезную сейчас личину в исходное положение.

– Эй, волк! – Сдавайся! – хрипло проорала Некраса, привычно перекрыв своим пронзительным дискантом шум схватки. – Тебе не вырваться!

Ответа не последовало. Вместо этого полочане ещё теснее сплотили свои ряды. Они были все облачены в одинаковые доспехи и плащи, так что даже нельзя было сразу понять, кто из них князь.

– Ты выбрал сам! – рявкнула дубовая дева. – Лучники! – наизготовку!

Олег спохватился. Ему снова выпадал шанс наконец-то открыть счёт убитым врагам.

Он развернул воронка и, лавируя между гриднями, вырвался из толчеи на относительный простор позади отряда.

Там уже собралось полтора десятка воев, приводящих луки в рабочее состояние.

Княжич торопливо соскочил с седла, сорвал со своей дальнобойной снасти походную тетиву и достал из перемётной сумы боевую. Плечи лука с готовностью разъехались в разные стороны.

Надо было торопиться. Юноша торопливо продел петлю в прорезь и всем телом навалился на верхнее плечо. С большой натугой оно опустилось на нужное расстояние, и он смог продеть за подзор вторую петлю.

Натянутая жила загудела, словно рассерженный шмель.

Славно!

Олег снова заскочил на воронка, дёрнул из тула бронебойную стрелу и наложил её на тетиву.

Ну, держитесь, мужи рыжего волка!

Юноша принялся выцеливать подходящую жертву. В этот раз он твёрдо намеревался взять первую кровь.

Вот и цель! Старый дружинник, у которого в щите застряло чьё-то короткое копьё. Долго держать его в таком положении он не сможет. Надо только выждать мгновение, когда дрогнет рука, и он чуть-чуть опустит свою защитную снасть…

За спиной разнёсся до боли знакомый протяжный волчий вой.

Сначала его затянул один голос, а потом подхватила ещё сотня.

Он звучал торжествующе и, похоже… Олег знал, что это означает.

Поэтому рука дрогнула не у полочанина, а у него. Стрела с басовитым гудением сорвалась с тетивы и ушла мимо цели, бесполезно канув куда-то между вражеских щитов.

Но это уже не имело сейчас большого значения.

Княжич развернул воронка…

На излучину Неспанки выезжали те, кого он хотел увидеть меньше всего.

Кмети княжича Волха. С ним самим во главе.

Всё-таки успели…

Их было сотни две с половиной, не меньше. А где-то в хвосте отряда мелькнуло бежево-синее знамя Снежаны с крылатой колесницей. Она-то их, видимо, сюда и привела.

Сурово!

В других условиях на восемь десятков отцовых тяжелооружных гридней этого было бы маловато. Но не в этом случае.

Некраса, к своей чести, быстро разобралась в ситуации, и, пока вражьи кмети выстраивались на речном льду, выкрикнула несколько отрывистых команд.

Олег развернул воронка, выполняя приказ, хотя мысленно с ним не согласился. Заповеди Атиллы и Боромира однозначно запрещали дробить силы в такой ситуации. То есть сейчас тётке следовало собрать всех воев в кулак и прорываться через ряды волховых кметей стремительным неотразимым ударом. Конечно, предварительно нащупав там слабое место.

Однако уже через мгновение юноша изменил своё мнение. Если сейчас они успеют захватить в полон Всеслава, то его сыну под угрозой убийства отца не останется ничего другого, как только сложить оружие. Поэтому разделение отряда на две части было оправданным.

Одна встречной атакой задерживает волховых кметей, другая – добивает ближников рыжего волка и захватывает его самого.

Олегу выпало быть в первой группе. Он опять замешкался и упустил миг, когда гридни погнали коней в намёт. Его обогнали сразу несколько десятков воев.

Слева и справа от него снова пристроились Огура и Гундяй, которые, похоже, решили взять над ним опеку. Кто-то сзади наподдал его воронку, отчего тот обиженно заржал.

Княжич гневно обернулся и увидел невозмутимое лицо Кремня.

Зажали! Тоже, новые Жирошки выискались!

Проклятие! Теперь он точно никого не убьёт!

Тем временем волховичи обрушили на атакующих тучу стрел. Упиваясь обидой, Олег едва успел вскинуть вверх короткий круглый щит и прикрыть им лицо, на которое он снова забыл опустить личину.

Вз-з-з! Вз-з-з! Вз-з-з!

Чок! Чок!

В сыромятную кожу, набитую на досочную крепь, больно отдавшись в голове и плече, вонзились две стрелы. Третья просвистела мимо и, похоже, запуталась в попоне воронка.

А большую часть оперенных снарядов приняли на свои щиты Гундяй и Огура.

И в этом его опекают!

Но тут княжичу стало не до обид.

Лавина гридней налетела на вражеский строй.

И сходу его пробила. Гридни по бокам от Олега яростно заработали секирами. После одного особо удачного удара чело юноши обдало россыпью кровавых ошмётков.

Пользуясь возможностью, княжич выхватил из чехла второй из своих дротиков и метнул его в перекошенное лицо вражьего кметя, мелькнувшее между плечами его «опекунов».

Оно пронеслось и пропало. Вместе с ним куда-то канул и дротик.

– Хорька те в дупу! – донеслось спереди.

Это Огура не особо удачно принял удар полочанина и его оттеснили в сторону. Прямо на Олега тут же вынесся вражий кметь. В руке у него было короткое копьё, а на лице – жажда крови.

Ну, наконец-то!

Тело Олега снова само вспомнило всё, что в него вбивали долгие годы. Хребет напружинился, готовясь отклониться вправо. Левая рука повернула короткий круглый щит под острым углом к атакующему, готовясь принять его копьё скользом, чтобы оно без сопротивления пролетело дальше и повело за собой хозяина. А правая сжала рукоять клевца, готовясь нанести смертельный удар под ключицу, которая сейчас должна была приоткрыться.

Однако эти усилия снова пошли коню по хвост. Княжич даже не успел до конца довернуть руку для доброго удара, как полочанин вылетел из седла, словно сметенный ураганом. Его вынесло оттуда копьё, которое из-за плеча юноши метнул невозмутимый Кремень.

Да что же это такое! От досады Олег едва не проклял богов, которые свели его с этой троицей.

Тем временем Огура снова занял своё «место» слева от юноши.

А вражьи ряды неожиданно кончились!

Они прорвались!

Несколько десятков глоток огласили окрестности победным воплем. И замедлили бег коней.

Рано…

Что это? Прямо перед ними стоял новый отряд. Не меньше чем в сотню гридней в полном боевом облачении. Над рядами которых развивался цианово-синий стяг с печальным витязем.

Дунай! Это его вои! Откуда он здесь?

Прямо перед строем полочан на мышастом жеребце гарцевал всадник в синем мятеле с длинными огненно-рыжими волосами.

Под подковой усов сверкала торжествующая хищная улыбка.

Олег опешил. Да и, наверное, не он один.

Всеслав?

А кто же тогда там, в речном тупике?

Он их обманул!

Значит это всё – и прорыв, и погоня, было подстроено?

Но это же бесчестно! Полководец всегда должен быть там, где его знамя! Это непреложное правило! Тот, кто ему не следует, не достоин называться не только князем, но даже просто честным воем!

В этот момент княжич почему-то обратил внимание на небо. В десятке саженей прямо над головой полочанского князя парил здоровенный чёрный ворон.

Странно. Обычно эти птицы не летают в одиночку. Да ещё и посреди такого скопления людей. Как правило, они «скромно» пережидают сечу в сторонке, выжидая, когда придёт их черёд.

Не иначе как колдовство!

Олег снова опустил взор на полочанского князя.

Должно быть – рыжий волк и наворожил!

А тот вдруг поднял над головой полутораручный меч-бастард и резко выбросил его вперёд, указывая остриём на противника.

Это было сигналом к атаке.

Даже не предложил попавшим в ловушку полуденцам сдаться, что он должен был сделать по всем правилам!

Ой, как сурово-то!

– Ах ты волчий хвост драный! – выругался рядом Огура. – Чтобы тебе медов стоялых с хорьками упиться!

– Тихо ты – осадил его Гундяй. – Сейчас мы их сами, похоже, упьёмся. По самый ободок.

– Опять гундишь, старая сопелка? – подзадорил друга неугомонный балагур. – Ништо, ещё потопчем старые стёжки…

Тут их захлестнула настоящая лавина.

Яростный бой закипел одновременно и спереди, и сзади, и со всех сторон. Да такой, какого Олег ещё никогда не видывал. И не слыхивал. От грохота юноша буквально оглох. Со всех сторон мелькали проблески взлетающих мечей, секир, копий и ослопов, со звоном соударяющихся друг с другом, отскакивающих от щитов, или же вгрызающимися в плоть. Этот невыносимый шум сопровождался лошадиным ржанием и криками людей. Кричали одновременно от всего. От боли, от ярости, от удали, от дикой жажды убийства, которая порой охватывает воев в пылу сечи.

Тем не менее, время от времени отчётливо было слышно голос Некрасы, которая, перекрикивая битву, вызывала рыжего волка на честный поединок. Не забывая при этом сопровождать его имя красочными эпитетами.

Но он, судя по всему, не собирался принимать вызов.

Трое гридней, окруживших Олега, бились так, что он впервые похвалил себя за то, что связался с ними. Причём они не просто отбивались, а явно двигались в сторону склона. Видимо, чтобы прикрыть им спину.

Княжич лихорадочно мотал головой по сторонам, ожидая, что кто-нибудь из его «опекунов» даст слабину и ему всё-таки доведётся вступить в бой. Чего ему, откровенного говоря, уже не очень-то и хотелось.

А хотелось, в чём он, наверное, не сознался бы даже сам себе, каким-нибудь волшебным образом перенестись отсюда куда-нибудь подальше. Например, в такой безопасный Менск. Или ещё лучше в родной Черноград.

Меж тем, бой, похоже, вступал в решающую стадию. И завершался явно не в пользу полуденных воев.

Через какое-то время Олег понял что, кроме него и троих друзей, вокруг остались одни полочане.

Но эти гридни бились так, что к ним уже мало кто рисковал соваться.

– Ну что, прихвостни рыжей шавки, струсили? – яростно крикнул Огура, сплёвывая на лёд кровь из рассеченной губы.

– Идите, лижите у неё под хвостом! – поддержал его Гундяй.

Зря они это сделали.

Если до этого полочане возможно могли бы их пощадить за доблесть, то теперь на это вряд ли стоило надеяться.

Гридней захлестнула новая волна врагов. И на этот раз они всё-таки смогли разделить их четвёрку. Кремня с Огурой оттащило в одну сторону, Олега с Гундяем – в другую.

На княжича обрушилось несколько ударов. С огромным трудом он отразил часть из них щитом, часть – рукоятью клевца. Один отбить не удалось, и вражеский меч обрушился на его шлем.

К счастью он прошёл скользом, съехав по покатому боку.

– За спину! – гаркнул ему Гундяй.

Несколькими взмахами своего ослопа на длинной ручке он отвлёк внимание на себя, чтобы Олег мог выполнить его приказ.

Что тот и сделал. А он мог поступить как-то иначе?

И о чудо! Заведя измученного воронка за спину ворчливому гридню, княжич увидел, наконец, прямо перед собой склон речного берега!

Прикрытие!

Ну, всё – погибать, так громко! Чтобы все оглохли! Олег снова выдернул лук, приложил к нему стрелу, натянул тетиву до самого уха, и, практически не целясь, отправил её прямо под край шлема ближайшего из противников Гундяя.

Стрела вонзилась ему точно в лицо!

Даже не крикнув, полочанин завалился на спину и мешком рухнул с коня.

Слава богам! Первый мёртвый вражий вой! Теперь руки юноши не останавливались, одну за другой посылая стрелы в окружавших его напарника полочан. Некоторые попадали, некоторые пролетали мимо, но это было уже не столь важно. Он – настоящий вой, убивающий врагов!

Почуяв что давление на него ослабло, Гундяй улучшил момент и обернулся, для того чтобы поднять руку в воинском приветствии.

– Славно, княжич! – крикнул он Олегу. – Так их!

Рано он обрадовался.

Прямо перед ним показался тот, чьего вмешательства оба напарника хотели меньше всего. Сам печальный витязь.

Так вот он какой – Дунай – живая легенда правдивых земель! Его лицо напоминало неокатаный валун, черты на котором были грубо вырублены каменотёсом. Причём оно почти сливалось с доспехом, поскольку было примерно такого же цвета. Выделялись только огромные прозрачные глаза, в глубине которых сидела затаённая печаль, и толстенные седые усы.

Не человек – скала!

Насколько же велик Дубыня, если он едва его не одолел?

Ф-ф-ф-ух-х-х!

Пока Олег рассуждал, легендарный витязь, не говоря ни слова, обрушил на гридня свою громадную боевую секиру.

Она рассекла воздух с такой скоростью, что Олег даже не успел разглядеть, куда тот направил удар.

Бедный Гундяй! – успел подумать княжич. – От такого удара ему точно не уйти.

Он ошибся. Или недооценил воя лучшей отцовой дружины. У которого на шейном монисте висели большой и два малых шеляга. Тот не только ушёл от удара, заставив своего серого жеребца отскочить в сторону, но и смог ударить в ответ. Правда, его ослоп Дунай без труда отбил щитом.

Затем удары посыпались один за другим. Гундяй буквально плясал на своём пегом жеребце, раз за разом уходя от верной гибели.

Пространство за спиной Дуная опустело. Остальные полочане, не сомневаясь в исходе, решили не мешать поединку.

Княжич же их уверенности не разделял и не собирался просто так дать погибнуть новообретённому товарищу по оружию.

Бронебойные стрелы с острыми гранёными наконечниками как назло закончились. Остались одни срезни, которые годились только для охоты или на отстрел глупых ополченцев. Ничего! С такого расстояния и они сгодятся!

Олег прицелился и спустил тетиву. Широкий месяцевидный наконечник ударил точно в грудь витязя и отскочил от нашитых на кольчугу стальных пластин. Дунай же этого словно и не заметил.

Меж тем его секира прошла по такой дуге, что Гундяй в этот раз не успел ни отскочить, ни уклониться. Его щит разлетелся на несколько кусков. Левая рука повисла безжизненной плетью.

Лицо же открыто! Почему в него не выстрелил? Эх, недотёпа! Кляня себя за недогадливость, княжич со всей возможной скоростью прицелился и послал стрелу точно в могучую переносицу.

Дзан-н-н!

Витязь каким-то неведомым образом успел наклониться, подставив под стрелу вместо своего чела сталь шелома. О который та с треском переломилась.

Как же так? Он что, не человек?

Меж тем секира Дуная снова обрушилась на Гундяя.

Гридень подставил под неё свой ослоп.

Зря.

Удар был такой силы, что оружие вылетело из его руки.

Это был конец.

Олег до предела натянул тетиву, снова выцеливая лицо витязя.

Его неожиданно закрыла мелькнувшая тень. Это гридень, видимо поняв, что терять уже нечего, выхватил из-за голенища нож, встал на седло и прыгнул на Дуная, до предела сокращая дистанцию. Его левая рука вцепилась в конскую гриву. Что делала правая увидеть не удалось.

А пальцы княжича уже отпустили конскую жилу. Стрела упорхнула в посланное место.

Прямиком в шею гридню, который только что спас ему жизнь.

Спина воя вздрогнула.

Гундяй начал заваливаться навзничь.

Дунай оторвал от себя его руки и отшвырнул безжизненное тело.

Прямо под ноги Олегову коню.

– Вороны склюют… – успел расслышать княжич его предсмертный хрип. – Прав виршеплёт…

Вот так. Даже отправляясь навстречу богам, он не забыл про любимое увлечение.

Олега охватило чёрное отчаяние. Он выхватил из тула последний срезень и снова послал её точно в лицо печальному витязю.

В этот раз тот подставил щит.

Вот это реакция! Такого не бывает! Невозможно отбить стрелу, посланную с полутора саженей!

И, тем не менее, так оно и было. Более того, Дунай, похоже, решил разделаться с досаждавшим ему отроком. Его конь сделал скачок в сторону Олега. В руке витязя сверкнула секира.

Вот теперь точно конец! Безо всяких шансов!

Что ж, сыну Святослава не пристало смиренно встречать свою смерть. Если погибнуть – то сражаясь!

Княжич отбросил лук, снова подхватил клевец и пришпорил воронка.

Тот сорвался с места. Но тут же споткнулся о тело Гундяя и припал на передние ноги…

Вот она, смерть…

У-у-уту-у-у!!!

Над рекой разнёсся до боли знакомый сигнал боевого рога.

Какой прекрасный звук! Но как поздно!

Уда-а-ар!

Прощай, жизнь! Здравствуйте, пращуры!

Лоб и почему-то горло пронзила острая боль. В глазах померкло.

Но не более того!

Так он мёртв или жив!

Жив!

Только на голове нет шлема. И дико болит горло.

Зрение восстановилось, и Олег осмотрелся.

Похоже, Гундяй даже мёртвый спас ему жизнь.

Нанося смертельный удар, Дунай обернулся на сигнал рога и не видел того, что его воронок споткнулся. Удар витязя был рассчитан на определённую высоту. Поэтому секира прошла выше, просто сорвав с головы княжича шелом.

Жить ему оставалось всего несколько мгновений. Ровно до того момента, пока Дунай не повернёт голову обратно.

Может быть, поэтому именно в эти секунды у него резко обострились все чувства. Особенно зрение.

И Олег разглядел в доспехах витязя слабое место.

Между грудью и животом. Куда попала первая его стрела.

Она, возможно, ослабила крепление одной из пластин. А потом туда ударил ножом Гундяй. После чего пластина слетела.

Теперь в кольчуге зияла изрядная прореха. Куда можно было изловчиться нанести удар.

Клевец всё ещё висел у юноши на руке на ременной петле.

Дунай начал поворачивать могучую шею.

Княжич что есть сил сжал в руке древко маленького топорика.

Взмах.

Витязь обернулся.

Удар!

В прозрачных глазах Дуная мелькнуло удивление… сменившееся болью.

Могучее тело богатыря сложилось пополам. Покачнулось. После чего с оглушительным лязгом рухнуло с коня.

У-у-уту-у-у-у!!!

На княжича нахлынуло какое-то опустошение.

Не в силах ещё осознать, ЧТО он только что совершил, Олег поднял голову и наконец-то посмотрел на реку.

По льду Неспанки неслись свежие вои. Тяжелооружные. Много. Не меньше двух сотен.

Над ними трепыхался два стяга. Под однохвостым чёрно-оранжевым знаменем, на котором было вышито огненное колесо, мчался незнакомый Олегу голубоглазый витязь. Слева от него летел вой, которого княжич наоборот, знал очень хорошо.

Потык! Это ему принадлежал второй прапорец – красно-голубое полотнище с разорванной цепью.

А рядом с ними скакал тот, чьей волей Олег и оказался здесь.

И кого он сейчас был рад видеть больше всех на свете.

Шебарша!

Похоже его план всё-таки осуществился.

Это была победа.

Но ликовать по этому поводу юноша уже не мог.

Просто не получалось.

– Вот это да! – раздался рядом знакомый голос. – Княжич, живой! Я уж думал, Гундяй тебя не уберёг!

Огура был обильно заляпан кровью. Видимо, большей частью чужой, а не своей. На месте правого уха у него торчал алый ошмёток.

Но его это, похоже, ничуть не заботило.

– Вот это зверя наш Олег завалил! – присвистнул гридень. – Самого Дуная! Расскажи кому – не поверят.

– Поверят – неожиданно прозвучал с другой стороны хриплый бас.

Олег обернулся. Немногословный Кремень был покрыт кровью вообще с ног до головы. Вместе с конём.

– Гундяй погиб – выдавил из себя Олег. – Из-за меня…

Лица воев помрачнели.

Но ненадолго.

– Да чего его жалеть, старую сопелку! – утешил Огура. – Небось, сейчас там, в вирии пращурам уже врёт про свои подвиги! Главное победа!

Олег улыбнулся. Тиски, сдавившие его грудь, начали ослабевать.

Мимо них проносилась стальная лавина.

Сражение ещё продолжалось. Но уже без их участия.

Да оно и не требовалось.