Читать книгу Дом на мосту - Константин Нагаев, Константин Алексеевич Нагаев - Страница 3

Дом на мосту • Амнезия

С трудом приоткрыл левый глаз, проверил зону обзора и уставился на луч света, просочившийся сквозь грязное окно. Он остановился в сантиметрах десяти от головы, но даже на этом расстоянии казался ужасно едким.

Я лежал на животе на полу. Щека приклеилась к крашеной половице. Попытался поднять голову, открыл рот – спёртый воздух с пылью залетел в глотку. Голова рухнула на пол, сухой язык щупальцем прилип к нёбу.

Медленно перевернулся на спину, вытащил из-под себя онемевшую руку. Повыл от боли, размял. Поднял корпус и прижался спиной к потрёпанному дивану.

Одет, а вернее, раздет был наполовину. Левая сторона тела была оголена полностью, за исключением почти сползшего носка. Правая же была максимально прилична – на ноге болтались джинсы с трусами, верх тела последовательно облегали рубаха, кофта и куртка.

– Как так-то? – спросил я у пустой комнаты.

Эхо в черепной коробке заметалось злым жуком и осело где-то у основания черепа.

Не помнил ничего о вчерашнем дне. Медленный и тяжёлый, как питон, ужас забирался в душу. Не помнил не только вчерашний день – не мог вспомнить совершенно ничего. И даже своего имени.

Затошнило. Попробовал встать, но лишь заполз на диван и лёг на бок. И тут меня поджидало ещё одно откровение – я понятия не имел, где нахожусь.

Стены, окна, грязная клеёнчатая скатерть с оторванным углом, покосившийся шкаф – всё это было просто чужим.

Единственное, что я помнил, – это и есть мой дом.

Дурка • Доктор

Менты привезли меня в дурку к обеду. Завели в кабинет главврача. Доктор молча посмотрел документы, достал из стола бланк, расписался и отправил служивых ставить печать. Они тут же расслабились, обмякли фуражками и с радостью ушли.

Мы остались вдвоём.

– Ну, здравствуйте, Егор.

– Здравствуйте. Я хотел сразу объяснить кое-что.

– Если вы про своё поведение и стрельбу – не утруждайтесь. Я об этом почти всё знаю. Давайте лучше начнём с другого начала.

– Давайте.

– Хотите коньяку?

Я посмотрел на него с восхищением.

– Честно?

– Конечно. У меня всегда есть запас.

– Очень. В камере было холодно.

– Вас били?

– Само собой. Но сначала я пьяный был, потом что-то вроде шока, так что можно сказать всё прошло безболезненно. А потом вытащили с допроса и привезли сюда.

– Скажите спасибо своему седому товарищу. Ну да бог с ним.

Он достал из сейфа бутылку и разлил по полрюмки. Выпили.

Доктор спрятал тару и продолжил.

– Итак. Меня зовут Иосиф Леонидович Шефалович, я главврач этой обители добра.

– Очень приятно, Егор.

– Я вижу, насколько позволяет мой опыт, что вы не из «наших» и ваше появление здесь связано скорее с общей, чем с общественной необходимостью.

– Хорошо сформулировали.

– Сформулировал. Давай отсюда перейдём на «ты».

– Как это: «Иосиф Леонидович» – и на «ты»?

– Доктор. Это нейтрально.

Шефалович достал сигареты, открыл окно, предложил мне.

– Но твоё попадание сюда также неслучайно, помимо обстоятельств, так что, раз уж такое счастье привалило, мы тебя подлечим. Не волнуйся, всё очень просто. Нервишки успокоим, восстановим сон, а проблемы с ним, я вижу, есть. Никаких тяжёлых препаратов и прочего, при условии, что ты сможешь не поймать общую атмосферу и не наделаешь глупостей.

– Я постараюсь.

– Постарайся. Поселю тебя на первом в самой спокойной палате. Чтоб ты понимал: на втором – шумные, на третьем – буйные и «овощи».

– Спасибо большое.

– Да не знаю пока, за что. Люблю, когда появляются здоровые – относительно – люди. Это помогает легче выносить больных.

Доктор снова налил по чуть-чуть.

– Будешь лежать в самой козырной, тихой и спокойной. А теперь о соседях.

– Станислав Семёнович. Неходячий старик, который разговаривает сам с собой, но чаще всего тихо. Цыган Ило, или просто Цыган. Клептоман, лжец и проныра, который попробует тебя втянуть в какую-нибудь аферу. Просто жёстко скажи «нет». Ну и наш Иван-великан – добродушный гигант с задержкой в развитии. Его сюда ежегодно сдаёт его брат-близнец, между нами, не далеко ушедший от Ивана в умственных способностях, который работает в полиции. Тут главное, не давать Великану возбуждаться – он быстро успокаивается, но если что, зови санитаров. Сразу двух.

– О лучшем и мечтать не приходилось.

Доктор налил ещё по одной.

– Персонал у нас обычный, непритязательный, но с учётом обстановки – хороший. Единственно, кто выделяется – это Нина, медсестра. Она из наших бывших подопечных. Там история мрачная: у неё отец на глазах мать зарубил, когда она девятый класс заканчивала. Отец в тюрьму попал и уже не вышел. А она сюда. Три года в порядок приводили, потом она в деревню поехала к родне, а через пару лет вернулась, выучилась на медсестру и пришла к нам. Хорошая очень девочка, но ранимая. Острых тем с ней никаких не обсуждай и не обижай, в общем. Всё понятно?

– Честно? Запутался.

– Распутаешься. Я тебе тетрадь дам и карандаш. Пиши из памяти, что в голову придёт. В шахматы, кстати, играешь?

– Да.

– Ну, тогда и играть будем. Опять же: как я в ночь – заходи на процедуры.

Шефалович щёлкнул пальцем по шее.

– А разве с таблетками можно?

– Верь мне, я же доктор. А теперь вперёд – к здоровью, счастью, свободе, к дежурной сестре.

Коридор пах затопленной кипятком конторой. Ко мне подошёл санитар и повёл в палату.

Дед • Переворот

Дорогой Б.!

Ты помнишь, да и как забыть: когда чахотка добила мать и та отошла, отец превратился из человека в тень.

С нами он почти перестал разговаривать, но стал проводить больше времени. Не ругался, когда мы заходили в его кабинет, все вечера проводил дома, читал, курил и, если мне не изменяет память, тихо плакал.

Тогда же он начал строить часовню недалеко от родовой деревни матери. Брал нас с собой, и мы часами изнывали от безделья, пока он принимал работы и отчитывал мастеровых.

Строительство заняло три года. В конце апреля, как раз на Пасху, отец отстоял с нами в часовне всенощную и больше никогда в неё не возвращался.

А после твоего отъезда мы стали жить с ним параллельно. Ел и пил он отдельно и если и говорил, то только о работе.

Как-то я привёл домой девушку, с которой тогда встречался. Он поздоровался, представился, после чего брезгливо посмотрел на меня. Я понял, что никогда не смогу привести чужого человека в дом, не вызвав его осуждения.

Когда переворот добрался до нас, я уже был инженером и большую часть времени проводил в разъездах, инспектируя мосты и переправы по всей губернии.

Мои товарищи из инженерного корпуса при встречах рассказывали, что участились случаи нападения на управленцев и бригадиров, но до большой крови дело не доходило.

Белые отступали, приходили красные, потом всё возвращалось. Все требовали от отца лояльности к себе, а он упорно оставался в стороне, чётко давая понять, что при любой власти его задача – поддерживать железку в рабочем состоянии.

Расстрелять зарвавшегося старика никто не решался, потому что спецов его уровня просто не было.

Судьба сыграла с ним одну из своих странных шуток. Белые потребовали от отца пустить под откос поезд с красноармейцами, выпустив ему навстречу маневровый, он воспротивился, не желая иметь отношения к массовому убийству.

Забаррикадировавшись в депо с мастеровыми, держал оборону. Белые постреляли для проформы и ушли. Поезд красных прибыл в город, но когда комиссары пришли разговаривать с отцом, он был уже мёртв. Отказало сердце.

Узнав о произошедшем, я вернулся в город. На перроне меня встретили ряженые в солдат крестьяне. Маленький картавый человек в несуразной кожаной куртке проводил меня в управление. Мне рассказали о «подвиге отца, его служению делу революции» и сообщили, что теперь я, сын героя, должен продолжить его дело.

Похороны превратились в вакханалию, с пламенными безграмотными речами, стрельбой в воздух и попойкой в депо, с которой я, слава богу, смог уйти живым.

Несколько дней кряду воинственные пролетарии настойчиво уговаривали меня взять на себя руководство депо, но я отказывался наотрез. Тогда они предложили возглавить партию по прокладке короткого пути через тайгу к рудникам, и я согласился.

Учитывая, что они реквизировали в интересах революции нашу квартиру, хотелось оказаться от них как можно дальше.

Питер • Прыжок

Я уже почти погрузился в сон, когда, вибрируя, на тумбочке зазвонил телефон.

– Борис, здравствуй.

– Егор, привет. Звоню, как обещал.

– Это хорошо.

– Мы не любим наших женщин.

– Мы не любим наших женщин.

– Есть что от Ленки?

– Повестка в суд есть и всё.

Он глубоко вздохнул, помолчал и продолжил.

– Мне нужно одно слово, которое, я уверен, ты точно припас.

– Бывай.

– Хорошо. Очень хорошо. В нём есть многие будущие, в которых ты был в прошлом. Вечно бывший. «Он бывал». У тебя есть право на один вопрос.

– Два. Не хочется ещё немного?

– Пожил. Не моё.

– Какой этаж?

– На восемь больше, чем нужно.

И сразу короткие.

Я прошёл в зал, достал бутылку и пил из горла без отрыва, до боли в затылке. Затем меня вырвало, я отдышался, почистил зубы и пошёл спать.