Читать книгу Дом на мосту - Константин Нагаев, Константин Алексеевич Нагаев - Страница 7

Жилище, в котором я себя обнаружил, было странным. Большая комната с двумя стоящими друг напротив друга окнами, каждое из которых выходило на реку.

По левую руку от дивана проём в крохотный коридор, в котором пряталась дверь на улицу, обитая дерматином. По правую – грязная кухонька с маленьким окошком и отделённая перегородкой, со шторой вместо двери, уборная, в которой стоял блестящий вагонный унитаз из нержавейки, а рядом с ним оцинкованное ведро.

Полностью раздевшись, а потом так же полностью одевшись, я вышел на крыльцо.

Дом стоял ровно посередине железнодорожного моста, по которому шёл узкий деревянный настил для прохода, рассчитанный на одного. Лишь перед домом проёмы были закрыты накиданными на шпалы досками. Налево от крыльца на рельсах стояла прикрытая рваным брезентом дрезина.

Убедившись в надёжности настила, вышел на небольшой крытый перрон со стороны кухни, на котором стояла деревянная, с литыми чугунными ножками, скамейка.

Над окошком красной масляной краской было грубо выведено «Касса».

Трудно было определить время суток или года: было сыро, но не холодно, небо застилал тонкий слой рваных облаков, по обоим берегам реки стоял хвойный лес. Единственное, что было ясно – не зима.

Просидев на перроне до наступления сумерек, ушёл в дом, выпил полный ковш воды и, не раздеваясь, завалился спать на диван.

В дверь очень настойчиво постучали.

– Кто там? – спросонок и от испуга заорал я.

– Не ори, Егорушка. Это Егерь.

Я сел. «Егор!».

– Какой ещё егерь?

– Местный, блин. Зайти-то можно?

– Да, конечно.

Невысокого роста, кургузый, с обожжённым солнцем лицом человек вошёл в дом.

– Ты что помятый такой? Бухал?

– Я ничего не помню.

Егерь поставил громадный мешок на пол.

– Опять?

– Что значит «опять»?

– Это, Егорушка, значит в русском языке, что не первый раз.

– То есть мы знакомы?

– И довольно давно. Давай я пожрать сделаю, а ты пока рожу умой и на стол накрой, – сказал Егерь и по-хозяйски прошмыгнул на кухню.

Я вышел на улицу. У перрона висел умывальник, рядом, в зелёном бачке с кривой надписью «для тех нужд» плавал в воде эмалированный ковш. Зачерпнул воды, заправил бачок, сполоснул несколько раз лицо и вернулся в дом.

Егерь развернул деятельность, пахло жареным мясом, и я понял, что очень голоден.

– Кабанятина, свежак, – будто услышал меня гость. – Водка на верхней полке в шкафу. Поставь на стол бутылку, а вторую рядом, на подоконник.

Я сделал как было сказано.. Егерь появился со сковородой, поставил её на фанерный круг, выполнявший, судя по виду не раз, роль подставки, потом принёс грубого хлеба, а в третий заход – пару гранёных стаканов.

– Наливай. Закусим и начнём.

– Что?

– Беседу, что же ещё.

Мясо было жёстким, но вкусным. Мне показалось, что хмелею я от него сильнее, чем от водки.

– Ты снова ходил к «овечке».

– К кому?

– К паровозу. Он утонул в болоте много лет назад.

– А зачем?

– Ну ясно, зачем – дорогу искал, хотя я тебе сто раз говорил: там морок. Но ты не слушаешь.

– Я тебя сейчас слушаю и ни черта не понимаю.

– А что понимать? Просто на слово поверь. Вот туда, – он махнул рукой в сторону двери, – ходить не надо. Там голова не своя становится: видится всякое, голоса, и если смог вернуться – считай, повезло.

– Ладно. Допустим. А зачем мне туда ходить и зачем я вообще здесь?

– Зачем ты здесь?

– Да.

– Наливай.

Мы выпили, закурили.

– Ты Егор, начальник этого моста, объекта 42. Охранять его – твоя почётная работа. Но ты всё время пытаешься уйти. А идти-то здесь и некуда. Только вернуться в город, который то ли ты не любишь, то ли он тебя, то ли всё вместе.

– Мрак какой-то. А ты здесь что делаешь?

– Я-то? Я Егерь. Это моя территория, четыреста двадцать квадратных километров заповедника. Я на ней царь и бог, хозяин и палач. Вот как раз до этого моста.

– А почему до моста?

– Район не мой. Да и делать мне на той стороне нечего. Здесь дел до хрена, да и смысла уходить нет. Никто не трогает, а если какой лихоимец попадается – я взыскиваю.

– Эт как?

– А это, Егорушка, по ситуации.

Выпили ещё.

– Я тебе ногу одну оставлю. Просоли и вывеси на перроне – будет тебе мясо.

– Спасибо, наверное. А живёшь ты где?

– Где дед и отец мой – в тюрьме.

Я застыл с куском мяса во рту.

– Однако…

– Да я уже привык к твоим провалам. Это проходит через пару дней обычно.

– Так я про тюрьму.

– Ааа… Дед у меня начлагеря был. Сына туда же в охрану пристроил. Потом в лагере пожар случился, зеков сгорела тьма – Москва не дала приказа выводить. Никто лагерь восстанавливать не стал, а деда, то ли в наказание, то ли в награду, оставили охранять объект. Казарма, хозблок и контора не пострадали. Вот они с сыном, моим отцом, и остались. Отцу дали должность егеря и участок. Потом моя мать, из местных, появилась. Сначала по хозяйству им помогала, а потом меня родила да и померла. Так мы втроём и жили. Дед своему делу учил, отец – своему. Когда мне пятнадцать было, дед помер. В семнадцать отец сгорел от водки. И всё стало моим.

– Охренеть.

– Да обычная история. Твой-то дед тоже на этом мосту куковал. Он же его и построил. Так что это наши поместья, а мы, выходит, помещики. Вздрогнем, барин?

– Теперь точно да.

Мясо кончилось. Егерь достал шмат сала, нарубил, и мы продолжили.

– Так. Что мне ещё надо знать, чтобы не сдохнуть?

– Ну, первое – что раз в месяц, точнее, пятнадцатого, тебе надо ездить на развилку и забирать топливо и припасы. И пятнадцатое – это завтра. Не забывай вести календарь, – Егерь ткнул пальцем в большую тетрадь, лежащую на столе.

– Так.

– Про поезд, что на западе – я тебе сказал, место проклятое. Сам ходил, поймал измену – чуть там же жаканом себе череп не облагородил.

– Чем?

– Деревня… Чуть не застрелился, в общем.

– Так.

– Большие белые камни, три, их с порога видно – это край моей территории и твоей. За ними на юг – моё хозяйство. Туда один не ходи, там растяжки, капканы и волчьи ямы. Сгинешь начисто.

– А с тобой можно?

– А зачем? – Егерь, прищурившись, посмотрел на меня. – Ну дойдёшь ты со мной до лагеря, оттуда до райцентра сто тридцать кэмэ без дороги, только направление через лес. Я там сам два раза в год бываю. Да и врать не стану, у меня на моей территории инстинкты другие просыпаются, нехорошие. Не стоит, короче.

– Ладно. Усёк. Ещё что?

– На север, через чёрный валун, тропа идёт к старому зимовью, часа два ходу. Там колдунья живёт.

– Кто?

– Ведьма.

– Старуха?

– Краем глаза тень видел и голос слышал, точно не старуха. Но что ведьма – это точно. Пытался как-то контакт наладить – ну, то-сё, сам понимаешь, но как только подхожу ближе к вершине сопки, дыхание перехватывает, глаза слипаются и зудят. Предупреждает, видать, что дальше ходу нет, погибель одна. Так что туда тоже не ходи, если горя не хочешь.

– Так выходит, что идти мне и некуда.

– А куда тебе идти, а главное, зачем? Еда есть, патроны, бензин, электричество вон по «соплям» приходит. Природа, воздух, красота – ни суеты, ни забот.

– Мрачно как-то.

– Эт от беспамятства, а как в себя придёшь – так и поймёшь, в чём фокус.

– Поверю на слово.

– Вот и хорошо. Вторую давай на воздухе приговорим, да и спать. Мне завтра в обход, а тебе за хабаром.

Допили на перроне, молча смотря на звёзды. Егерь иногда восторженно охал без причины.

***

Утром Егерь наспех собрался, стрельнул у меня пачку папирос.

– Ты пошукай там у себя по полкам тетради – дед вроде записи какие-то вёл. Может, что и поможет.

– Спасибо.

– Да не за что. Посветлу и путь чист! – выдал он и ушёл.

Я умылся, разобрался с дрезиной и двинул на запад.