Читать книгу Под сенью жёлтого дракона. Том 1 - Константин Петришин - Страница 6

1

Первого июля ближе к вечеру приехал Орлов. И как всегда прямо с порога объявил:

– У меня новость!

– Проходи, рассказывай о своей новости, – усмехнулся Владимиров.

Орлов устало опустился на стул и продолжил:

– …Сегодня ко мне подошёл один из наших санитаров и попросил передать тебе, чтобы ты завтра в два часа дня был в харчевне у Восточных ворот. Я попытался узнать у него зачем, но он не стал говорить. Какой-то детектив выходит…

– Это точно, – согласился Владимиров. – Но в этом, как ты говоришь детективе, есть очень любопытные места. Во-первых, он обратился именно к тебе, во-вторых, встреча назначена за городом, подальше от посторонних глаз…

– И, в-третьих, неизвестно зачем! – вступил в разговор Долматов.

Орлов согласился с ним.

– Может быть с тобой кому-нибудь поехать? – предложил он.

– Лучше будет пешком, – сказал Владимиров. – Проще от слежки избавиться, если такова будет…

– Пётр Парфёнович, я с тобой пойду, – сказал Долматов. – Я знаю эту харчевню. Мы с Южиным как-то были в ней…

На следующий день ровно в два часа дня Владимиров и Долматов уже были в харчевне, которая втиснулась в один ряд с лавками, где продавалась всякая всячина. Первое, что бросилось им в глаза, это грязные полы, тучи летающих насекомых и серого цвета застиранные холщовые занавески, отделяющие столы один от другого.

Они прошли в дальний угол, там оказался свободный стол, и сели.

К ним тут же подошёл, по всей видимости, хозяин харчевни и, услужливо улыбаясь, сообщил:

– У нас сегодня горячая лапша с курицей и очень хорошая Ханжа.

– Это у них такая водка, – пояснил Долматов.

– Ну тогда лапшу и Ханжу, – согласился Владимиров.

Китаец поклонился несколько раз и удалился.

Минуты через две к ним подошёл Сяо Гуй – официант с заказом. Парнишке было лет шестнадцать, худенький, невысокого роста. Он поставил на стол миски с лапшой, водку и две чашки подозрительного цвета, наклонился и тихо спросил:

– Вы русские?

– Да, – ответил Долматов.

– Мне велели передать, что вашего русского начальника хотят убить…

– Кто? – невольно вырвалось у Долматова.

– Не знаю, – ответил Сяо Гуй. – Знает один человек из госпиталя. Его зовут доктор Ма Хайде. Больше я ничего не знаю. Мне так брат сказал.

И Сяо Гуй поспешно ушёл.

– Вот так новость! – мрачно усмехнулся Долматов. – Кому же это мы так помешали?..

– Не мы, а я, Леонид Васильевич, – поправил его Владимиров. – А, впрочем, поживём-увидим… Обедать будем?

Долматов внимательно посмотрел на Владимирова.

– А у тебя, Пётр Парфёнович, крепкие нервы, – сказал он.

– Нервы ни к чёрту, – возразил тот. – Просто привык уже ко всему. – Взял чашку с ханжой, понюхал и поморщился. – Фу-у-у… гадость какая… Я не смогу её пить…

Долматов тоже понюхал, поморщился, однако выпил.

– Тёплая… – сказал он. – А так пить можно…

Пообедав, они вышли из харчевни и через весь город пешком направились домой. По дороге перебрали все варианты, кому была выгодна смерть Владимирова.

Наконец Долматов сказал:

– … Если Ма Хайдэ каким-то боком задействован в этом деле, он, скорее всего, промежуточное звено. Я больше чем уверен. Вот только почему он решил предупредить об этом? И кому понадобилось испортить в конец и без того непростые отношения Москвы с руководством Особого района? Вот вопрос!..

Владимиров согласился с ним.

– Остаётся самая малость – узнать кому это надо, – спокойно и даже, как показалось Долматову, чуть насмешливо, проговорил Владимиров.

– А тебе и в самом деле это не волнует? – спросил Долматов.

Владимиров пожал плечами.

– Ну почему же, Леонид Васильевич… У меня растут два сына, прекрасная жена… Только, когда мы сюда собирались, разве не были готовы ко всему?

Простой вопрос Владимирова, видимо, застал Долматова врасплох. Прежде чем ответить, он некоторое время молчал, наконец произнёс:

– Если честно, Пётр Парфёнович, я об этом не думал. На сборы дали два часа. И в самолёт… Я даже не успел толком попрощаться с родными…

Дома их возвращения ждали с нетерпением.

– Ну что? – спросил Южин, как только они переступили порог.

Владимиров коротко рассказал о встрече в харчевне. Алеев с Южиным даже переменились в лице. А Риммар вдруг разразился бранью в адрес Кан Шэна.

– Коля, успокойся! – остановил его Долматов. – Собака, возможно, вовсе не там зарыта, где ты думаешь…

С мнением Долматова согласились все.

– Ну и что мы будем делать? – не унимался Риммар. – Ждать?

– Главное спокойствие, – посоветовал Владимиров. – И не показывать вида, что мы знаем об этом…

– И всё же, Пётр Парфёнович, бережёного и бог бережёт, – заметил Алеев.– А посему тебе одному лучше нигде не появляться.

В конце дня приехал Орлов. Владимиров в это время находился вместе с Риммаром в радиоузле.

Узнав от Долматова о результатах встречи в харчевне, покачал головой и обронил:

– Да-а-а… Час от часу не легче… И что решили?

– Пока ничего, – ответил Долматов.

– Ладно… – Орлов чему-то усмехнулся. – Я знаю, что надо делать. А пока не отпускайте его одного никуда…

В это время из радиоузла вышел Владимиров. Глянул на Орлова и всё понял.

– Уже доложили? – спросил он.

– Доложили. А как же ты думал? – ответил тот.

– Ну и что ты думаешь, Андрей Яковлевич?

– Есть у меня одна мысль, – ответил тот. – Но я пока не скажу… Чтобы не сглазить, – добавил он. – А что нового у вас?

Он явно хотел перевести тему разговора на что-то другое. И Владимиров это понял.

– У нас всё по-старому, – ответил тот. – Мы с Колей прослушали с десяток радиостанций. Японцы сообщили об успешных боях в китайских провинциях Цзянси, Хэнянь и восточнее Кантона…

– А у нас совсем плохо, Пётр Парфёнович? – выслушав Владимирова, спросил Орлов.

– Ну не совсем, Андрей Яковлевич, – возразил Владимиров. – На Юге приходится туго… Не знаю… Или просчитались, или сил не хватило… Ужинать будешь?

– Буду, – ответил Орлов. – Сегодня, как утром позавтракал, так до сих пор во рту и крошки не было. Четыре операции пришлось сделать. И все тяжёлые.

Долматов принёс с кухни ужин: миску рисовой каши на курином бульоне и крепко заваренный чай.

– Чай не горячий, – предупредил он.

– Вот и хорошо, – махнул рукой Орлов. – От дневной жары ещё не отошёл.– И посетовал: – Из всех врачей только четверо с высшим медицинским образованием. Остальные так себе… Дня не проходит, чтобы в госпитале кто-то не умер…

– А как со строительством хирургического отделения? – поинтересовался Долматов.

– Строят, но медленно, – ответила Орлов. – Если через месяц закончат строить, будет хорошо. Правда оборудование всё из прошлого века, но лучшего не предвидится.

Орлов уехал, когда уже стало смеркаться. Владимиров проводил его до ворот, постоял ещё некоторое время и вернулся в дом. Все разошлись по своим комнатам. И только один Долматов сидел за столом и бесцельно перелистывал местные газеты.

Завидев вошедшего Владимирова, сказал:

– Пётр Парфёнович, я вот о чём подумал… Может с Кан Шэном встретиться тебе? Поговорить… Ну посуди сам: ему никак не с руки твоя смерть.

– А чёрт его знает… – слегка пожал плечами Владимиров. – Пошли лучше спать. Утро вечера мудренее. Завтра всё и решим…

2

Четвёртого июля Риммар поймал волну, на которой работала какая-то новая японская радиостанция. Диктор сообщил об успешном продвижении японских войск в провинции Цзянси и начале боёв западнее Наньчана. А также о морском сражении с американским флотом, в результате которого японцам удалось потопить четыре американских линкора. У острова Ява американцы потеряли ещё два тяжёлых крейсера и один авианосец. В конце передачи диктор сообщил, что начиная с декабря 1941 года японцы потопили из состава американских, английских и голландских военно-морских сил шесть линкоров, три авианосца, двадцать тяжёлых и средних крейсеров, двадцать два эсминцев и сорок четыре подводные лодки. Сбили в воздухе и сожгли на аэродромах более полутора тысяч самолётов противника.

Берлинское радио в этот же день передало сообщение о наступление немецких войск в Северной Африке в районе Аль Аламейна. И успешных операциях своих подлодок в Карибском море и мексиканском заливе, где ими было потоплено уже два десятка транспортных судов союзников.

Совинформбюро сообщило об оставлении Севастополя…

Новость о сдаче Севастополя угнетающе подействовало на всех. Но больше всего на Южина.

– Всё! – сказал он, нервно расхаживая по комнате. – Вы как хотите, а я буду просить центр отправить меня на фронт!.. Ну что мы тут делаем?..

– То, что и на фронте, Игорь Васильевич, – стараясь сохранить спокойствие, ответил Владимиров. Хотя и у самого кошки скребли на душе.

Неожиданно Южина поддержали Алеев и Долматов.

– Он прав, Пётр Парфёнович, – сказал Долматов. – На фронте видно, кто твой враг… А здесь…

– А здесь и друзей особенно незаметно… – поддержал его Алеев.

– Давайте заканчивать этот бесполезный разговор! – прервал их Владимиров. – Будет приказ вылетать в Москву. Никуда не денемся…

На другой день Владимирова пригласил к себе Кан Шэн.

– …Товарищ Сун Пин, вчера я был в госпитале, – ответив на приветствие Владимирова, сразу начал говорить Кан Шэн. – Ваш доктор Орлов сказал мне, что на вас готовится покушение, и об этом знает доктор Ма Хайдэ. Это меня удивило. Я вызвал к себе доктора Ма Хайдэ, и он рассказал мне, и сегодня нам удалось арестовать двоих мерзавцев, которые приехали к нам из Чунцина. На первом же допросе они признались, что получили задания в Чунцине убрать вас… – Кан Шэн сделал выжидательную паузу, давая Владимирову возможность осознать сказанное им. Затем продолжил: – Теперь можете не беспокоиться. Цель тех, кто послал этих мерзавцев, была простая: нанести вред нашим отношениям с Москвой в самое непростое и для вас, и для нас время.

Кан Шэн снова сделал паузу и ей воспользовался Владимиров.

– Я благодарю вас, товарищ Кан Шэн, за искреннее желание сохранить с нами добрые отношения. В свою очередь и мы будем делать всё от нас зависящее для поддержки этих добрых отношений.

По губам Кан Шэна скользнула скептическая улыбка и тут же пропала.

– Да, да… – проговорил он. И продолжил: – до вашего прилёта к нам, в Яньани побывали двое западных корреспондентов: Эдгард Сноу и Анна Луиза Стронг. Кстати, её вы должны знать. Она долго работала корреспондентом в Москве. Писала хорошие статьи о Советском Союзе. А Сноу написал книгу «Красная звезда над Китаем». Я к чему о них заговорил. Благодаря именно им на Западе стало известно имя председателя нашей партии товарища Мао Цзэдуна. И хотя в одной из своих статей Эдгард Сноу написал, что в молодости у товарища Мао не было устойчивых политических взглядов, мы ему простили это. Почему бы и вашим товарищам не писать чаще в ваших газетах о вождях китайской революции? Разве они этого не заслуживают?..

Пока Кан Шэн говорил, Владимира вспомнил. Действительно, где-то перед войной в «Правде» была опубликована статья Эдгарда Сноу о политике, проводимой руководством КПК. В этой статье Сноу, ссылаясь на признании самого Мао, писал о том, что лидер китайских коммунистов в молодости «переболел» и утопическим социализмом, и либеральной демократией.

Выговорившись наконец, Кан Шэн неожиданно спросил:

– Товарищ Сун Пин, а что вы сами думаете о докторе Ма Хайдэ? Он же заинтересовал вас. Не правда ли?

Владимиров был и удивлён, и озадачен таким вопросом. И чтобы как-то успеть обдумать ответ, спросил сам:

– Разве моё мнение имеет значение для вас?

Кан Шэн по смешному пожевал губы.

– Ну… Хотелось бы знать. Видите сами, как сложились обстоятельства… – невнятно пояснил он, но Владимиров догадался, о чём хотел сказать Кан Шэн.

– Я его плохо знаю, – ответил Владимиров. – Однако нередко вижу его среди ваших руководителей. Видимо, он полезный для вас человек.

Ответ Владимирова заставил Кан Шэна натянуто улыбнулся.

– А вы очень осторожный человек, товарищ Сун Пин, – произнёс он. – Это хорошо. Особенно в нашей с вами работе…

Владимиров понял, на что намекал Кан Шэн.

…Дома Владимиров застал Орлова. Вид у него был мрачноватый.

– У меня три трупа и все после удачно проведённых мною операций, – пояснил он. – Понимаешь? Этого не должно было случиться!..

Владимиров, как мог попытался успокоить Орлова. «Неприятность не самых худших», – решил про себя он. А вслух произнёс:

– Андрей Яковлевич, бывает и хуже. Ну что поделаешь…

– А то, что этого не должно было случиться! – повторил Орлов.

– Ты думаешь, кто-то помог?..

– Я в этом уверен! Не могу только понять, кому это надо!.. И зачем?..

От ужина Орлов отказался. Владимиров проводил его чуть ли не до полдороге. Рассказал о встрече с Кан Шэном, и о том разговоре, который состоялся между ними.

– …Кан Шэн последнее время стал часто появляться в госпитале, – сказал Орлов. – Здоровый, как бык, а всё просит обследовать его.

– Значит, собирается долго жить, – заметил Владимиров. И добавил: – По этому поводу китайцы говорят: «Хитрость жизни в том, чтобы умереть молодым».

Орлов усмехнулся.

– Мудрые люди китайцы, – отозвался Орлов. И снова заговорил о Кан Шэне. – Я его что-то не пойму. Он всё время пытается заводить со мной разговор то о Бо Гу, то о Ван Мине, то о Чжоу Эньлае. И всё вокруг да около… Хитрый, как лис. Ну ладно, Пётр Парфёнович, возвращайся назад, а то скоро темнеть начнёт. Да и мне надо поторопиться в госпиталь. Там, наверное, переполох начался. Я никому не сказал, что к вам отправился.

Владимиров вернулся домой, когда уже длинные, причудливой формы тени скользнули с гор и стали заполнять долину. Он знал: пройдёт ещё немного времени, и наступит непроглядная ночная тьма, душная и томительная. И только под утро появится живительная прохлада.

– …А у нас завтра будет праздник! – объявил Риммар, завидев вошедшего в дом Владимирова. – Наш повар пообещал приготовить фазана! Говорит, сам поймал.

– А их что, едят? – насмешливо спросил Владимиров.

У Риммара по смешному вытянулось лицо.

– Да вы что, Пётр Парфёнович!.. – удивился он. – Это же деликатес!..

– Ладно, Коля… Деликатес так деликатес… Что там нового?

– Всё по-старому, Пётр Парфёнович, – ответил тот.

Владимиров коротко кивнул головой.

– Долматов в радиоузле?

– Да…

Владимиров хотел пройти в радиоузел, но передумал. Махнул рукой и направился в свою комнату…

3

Восьмого августа Долматов принял сводку Совинформбюро, в которой сообщалось, что советские войска на Южном направлении отступили по всему фронту.

В этот же день сразу несколько зарубежных радиостанций сообщили о начале генерального наступления немецких войск на Юге России и окружение в районе Старого Оскола большой группы советских войск. Несколько раз называлось имя командующего шестой танковой армии генерала Фридриха Паулюса, которому Гитлер приказал до осени разгромить войска Красной армии на Юге России и выйти на рубеж реки Волги.

В доме на несколько дней воцарилось уныние. Все ходили, не поднимая глаз, словно каждый был в чём-то виноват. И потому появление в доме Бо Гу вызвала небольшое оживление.

– … Я к вам на несколько минут, – предупредительно сказал он. – Сегодня мы получили из Чунцина обращение Чан Кайши к китайскому народу в связи с пятой годовщиной со дня начала сопротивления японским захватчикам, – С этими словами Бо Гу достал из внутреннего кармана куртки текст обращения и положил на стол перед Владимировым. – Почитайте. В обращении есть места, над которыми следует нам всем подумать. А теперь до свидания. Мне действительно надо ехать…

О том, что произошло на Юге советско-германского фронта не обмолвился ни словом.

Проводив Бо Гу, Владимиров вернулся в дом. Обращение Чан Кайши было в руках у Южина.

– Читать? – спросил он.

– Читай, – ответил Владимиров.

Южин видимо уже успел прочитать первую страницу до прихода Владимирова и проговорил:

– Сначала идёт длинное вступление… Ага! Вот отсюда… «…В день пятой годовщины сопротивления мы должны воздать должное героически погибшим за Отечество бойцам китайской армии и гражданам Китая. Я хотел бы воспользоваться этим знаменательным днём, чтобы вместе и народам нашей страны выразить глубокую признательность бойцам и командирам воюющих вместе с нами союзных стран за их боевые достижения, а также правительствам и общественным организациям США, Англии и Советского Союза…» – Южин прервал чтение и усмехнулся: – Надо ж… И о нас не забыл!..

– Читай дальше, комментатор! – сказал Владимиров.

– «…Наша борьба отличается не только своей длительностью, но является также самой многострадальной, тяжёлой, не равной борьбой слабого против сильного…»

Южин снова не сдержался:

– А кто вам мешает быть сильными?..

– Игорь Васильевич! – обратился к нему Владимиров. – Ни Чан Кайши, ни Мао Цзэдуна рядом с тобой нет. Читай дальше!

– «…Ответственность Китая», – продолжил читать Южин, – «заключается в том, что он должен возглавить борьбу главных сил на азиатском континенте. Другие союзные страны, как например Англия и СССР, имеют другие театры войны, где они несут ответственность за борьбу».

– Всё, – сказал Южин. – Он даже распределил места. Кто, где и чем должен заниматься!.. – и положил обращение на стол.

– Действительно, есть над чем подумать, – медленно проговорил Владимиров. – Бо Гу прав…

Вечером за ужином, снова зашёл разговор об обращении Чан Кайши.

– …Не будет никакого союза между руководством Особого района и Чан Кайши! – заявил Южин. – Сами посудите. В 1927 году Чан Кайши стал во главе контрреволюционного переворота. И, я уверен, не без помощи своих японских друзей, с которыми учился в Токио в военной академии. Сегодня он и царь, и бог: он и председатель правительства, и председатель Национального Политического совета Гоминьдана, и председатель Военного совета, и даже председатель совета директоров самых крупных четырёх банков Китая! Зачем ему делиться с кем-то властью? Я считаю, что Мао Цзэдун правильно делает, что не верит Чан Кайши!..

…На следующий день Владимиров решил попытаться встретиться с Мао Цзэдуном и выяснить его отношение к обращению Чан Кайши и уже потом отправить донесение в Центр. Однако встретиться ему с Мао не удалось. Секретарь Мао Цзэдуна и он же помощник по вопросам гражданской администрации Жэнь Биши сказал, что Мао Цзэдун не может его принять.

– …Он не здоров, товарищ Сун Пин, – пояснил Жэнь Биши. – Приходите в другой раз… Дня через два-три…

Каково же было удивление всех, когда на другой день к дому подъехала машина Мао Цзэдуна в сопровождении дюжины конных маузеристов, и из машины вышли Мао Цзэдун и Цзян Цин.

Выйдя из машины, Мао осмотрелся во дворе и что-то сказал Цзян Цин. Та кивнула головой. Затем Мао указал на вершины гор. И снова Цзян Цин кивнула.

Наблюдая за этой сценой через приоткрытое окно, Алеев сказал:

– Семейная гармония… Однако, Пётр Парфёнович, пора и вам на выход, – шутливо добавил он.

Завидев встречающего их Владимирова, Мао Цзэдун широко улыбнулся и взяв Цзян Цин под руку, сказал:

– Товарищ Сун Пин, это она уговорила меня бросить все дела и ехать к вам, да ещё по такой жаре.

Слова Мао прозвучали и как объяснение, и как предупреждение о том, что никаких деловых разговоров не будет.

Владимиров пригласил Мао и Цзян Цин пройти в дом.

Маузеристы тут же разошлись по двору и стали у двери и под окнами.

– Могу угостить вас чаем, – предложил Владимиров.

– Мне, если есть, холодный и без сахара, – попросила Цзян Цин.

– Мне тоже холодный, но с сахаром, – ответила Мао.

Осмотрел комнату, задержал взгляд на книжной полке, одобрительно хмыкнул и произнёс:

– Блаженство тела состоит в здоровье, а блаженство ума в знаниях.

Кивнул на чашку с чаем, поданную Цзян Цин, Мао чуть насмешливо добавил:

– Я и без сахара сладкий, а вот тебе не мешало бы немного сахара добавить… – И вдруг поинтересовался: – А где ваш радист Риммар?

– Дежурит у радиоприёмника, – ответил Владимиров. – Позвать?

– Нет, нет!.. Не надо, – ответил Мао. – Я знаю всех ваших товарищей… Смотрю, его нет… – И сменил тему разговора: – Я как-то раз был в этих, в горах. Есть красивые места. Особенно на южных склонах, где много акации. Когда она цветёт, голова идёт кругом… Да! Товарищ Сун Пин, вот что у меня всё время не выходит из головы… Вы как-то назвали мне имя европейского философа Гегеля и сказали, что он критически относился к учению Конфуция. Я читал Гегеля. По его умозаключению, в учении Конфуция нет ничего, чтобы заслуживало внимание и способствовало очищению морали. Но это в корне неверно! – Мао сделал несколько глотков чая, тыльной стороной ладони вытер губы и продолжил: – Учение Конфуция – это образец мудрости, свободного от европейской метафизической мишуры. Я полагаю, вы со мной не можете не согласиться?

Вопрос был явно провокационный. Владимиров это понял сразу и потому с предельной осторожностью ответил:

– Мои познания в области учения Конфуция ограничены институтской программой, и потому я не могу, как вы, судить о его философии. Что касается Гегеля, я с вами согласен. Как философ он поступил опрометчиво, заявив, что было бы лучше, если бы Конфуция вовсе не знали в Европе.

Мао Цзэдун, не скрывая своего удивления, пристально посмотрел на Владимирова, снова хмыкнул, затем произнёс:

– Вы, товарищ Сун Пин, с первого дня пребывания в Яньани вызвали у меня и у некоторых моих товарищей уважение. – Он посмотрел на Цзян Цин, затем на Южина, Алеева и Долматова, потом снова перевёл взгляд на Владимирова и продолжил: – Однако мы с вами по-разному смотрим на некоторые вещи. К примеру, на Гоминьдан в его нынешнем виде, который раздирается изнутри между либералами и крайними националистами. Возьмите, к примеру, обращение Чан Кайши. Надеюсь, вы уже прочитали. Это что, позиция руководителя страны, раздираемой на куски местными милитаристами и японской военщиной?? И всё же мы готовы сотрудничать даже с таким Гоминьданом, но без Чан Кайши! Вы мне можете не верить, но он выстилает прямую дорогу в Китай американцам! Но не Советскому Союзу! И если в Коминтерне этого не понимают, нам придётся самим, насколько хватит сил, доводить дело китайской революции до конца. Ну что ж… Спасибо вам за чай. Моя жена тоже готовит хороший чай, но у вас он не хуже.

Мао встал из-за стола. За ним поднялась и Цзян Цин. Она поблагодарила Долматова за чай и, уже прощаясь, сказала:

– Я приглашаю вас всех в гости. Приезжайте, когда у вас будет время…

4

Очередная сводка Совинформбюро, которую принял Риммар, не была сколько-нибудь утешительной. Бои уже шли за Воронеж.

Прочитав короткую запись в журнале, сделанную Риммаром, Владимиров обронил:

– Воронеж – это моя Родина…

В этот же день радио Токио сообщило об успешных боях японских войск в провинции Чжацзян за город Вэньчжоу.

Южин отреагировал на эту информацию с раздражением.

– Я не могу понять, почему обе армии КПК бездействуют? Складывается такое впечатление, что у них с японцами негласный договор: вы нас не трогайте – мы вас не будем трогать!.. А вот пофилософствовать они любят!.. Ты знаешь, Пётр Парфёнович, в чём суть их философии?

– Знаю, Игорь Васильевич, – ответил Владимиров. – Вот только не знаю, как к этому относятся в Москве. На все наши донесения ни одного ответа…

К концу дня в доме появился Сяо Ли. Он уже стал для всех привычным гостем. Сяо Ли покрутил головой, понюхал воздух и сказал:

– А у вас варёной свининой пахнет… – И положил на стол принесённую с собой папку. – Это запись беседы председателя партии товарища Мао Цзэдуна с корреспондентом Эдгардом Сноу. Товарищ Кан Шэн поручил мне передать эту запись вам. Потом вернёте, – пояснил он и снова шумно втянул в себя воздух.

– За запись спасибо товарищу Кан Шэну, – сказал Владимиров. И предложил Сяо Ли: – Может по ужинаете у нас?

– С удовольствием! – ответил тот и сел за стол рядом с Алеевым.

Долматов укоризненно посмотрел на Владимирова. Молча наложил в миску из глиняного горшка лапшу и кусочек жирной варёной свинины.

– А вот то, что у вас есть, можно? Пол чашечки… – попросил Сяо Ли.

У Долматова от негодования даже выступили красные пятна на лбу. Такой наглости он не ожидал.

– Можно, – ответил Владимиров.

Долматов молча пошёл в кладовую и налил Сяо Ли пол чашки спирта. Предложил разбавить водой, но Сяо Ли отказался. Выпил, быстро поел и встал из-за стола.

– Спасибо, – поблагодарил он. – мне ещё надо сообщить доктору Ма Хайдэ, чтобы он сегодня зашёл к товарищу Кан Шэну…

Когда за Сяо Ли закрылась дверь, Долматов спросил:

– Это он про Ма Хайдэ проболтался, или специально сказал?

Владимиров уже и сам успел об этом подумать. И ещё подумал о том, что без согласия Мао Кан Шэн навряд ли бы передал эту папку ему.

– Не знаю, – ответил он.

– А я знаю, – сказал Южин, – Всё это вместе взятое – шантаж!

– Зачем? – поинтересовался Владимиров.

– Ну как зачем? Заставить нас всё время думать и теряться в догадках: что тут делал этот Эдгард Сноу, кто такой Ма Хайдэ?!

Владимиров уже готов был согласиться, но возразил Алеев, всё это время, хранивший молчание.

– Слишком примитивно для Кан Шэна, – сказал он. – Мы уже убедились: он умный игрок и нельзя его недооценивать.

– Тогда что?

Что вопрос Владимирова относился ко всем.

– А мне кажется, не стоит ломать себе голову, – заявил Долматов. – запись текста беседы Мао с Эдгардом Сноу – не столь важное событие. А по поводу Ма Хайдэ Сяо Ли мог и проговориться…

По своим комнатам в этот вечер разошлись поздно.

Владимиров до полуночи вместе с Долматовым просидел у радиоприёмника, безуспешно пытаясь найти хотя бы одну радиостанцию, которая сообщила бы о происходящем на советско-германском фронте.

…В эту ночь Владимиров так и не сомкнул глаз. В какой же раз вспомнил последнюю встречу с Марией и ребятами в аэропорту Алма-Аты. Что с ними будет, если и в самом деле всё закончиться трагедией?..

5

Тринадцатого числа Владимирову через Жэнь Биши передали, что в девять часов вечера его ждёт Мао Цзэдун.

У входной двери Владимирова встретили уже знакомые маузеристы. Один из них услужливо открыл перед Владимировым дверь и в лицо сразу пахнуло сигаретным дымом.

…Мао сидел в кресле и перебирал какие-то бумаги. Он был один. На полу вокруг валялись окурки. Завидев Владимирова тяжело встал из кресла и как медведь, в развалку, пошёл ему навстречу.

– Здравствуйте, товарищ Сун Пин!.. – сказал он, пожимая тому руку. -проходите и не обращайте внимания на беспорядок. Цзян в гостях у Су Фи, вернётся и сделает уборку.

Владимиров не мог не обратить внимания и на усталый вид Мао, и на какую-то надломленность в голосе.

Мао предложил Владимирову сесть в кресло и продолжил:

– Цзян все уши мне прожужжала разговорами о вас. Покорили вы её сердце, товарищ Сун Пин. – И тут же поинтересовался: – Что нового на ваших фронтах?

Владимиров коротко рассказал обо всём, что знал.

Мао Цзэдун слушал внимательно, сложив руки на груди. По его лицу Владимиров видел: многое из того, о чём говорил он, Мао знает.

Когда Владимиров закончил говорить, Мао некоторое время хмуро молчал, потом произнёс:

– Я прошу вас передать в Москву своему руководству: пусть советское правительство и товарищ Сталин не беспокоиться. Я распоряжусь отдать приказ нашим войскам быть в готовности к боевым действиям на тот случай, если японцы нападут на Советский Союз. Наши войска уже приступили к передислокации в районы, граничащие с территориями занимаемой японцами. Так и передайте, – повторил он.

– Спасибо, товарищ Мао Цзэдун, – поблагодарил Владимиров. – Я передам.

Несмотря на то, что в помещении и так было нечем дышать, Мао достал из кармана куртки помятую пачку сигарет и закурил.

– Я вот о чём хотел с вами поговорить, – продолжил он. Встал и медленно заходил по комнате. – Товарищ Димитров упрекает меня в том, что мы с Чан Кайши не стремимся к созданию единого антифашистского фронта. Я уже сказал: мы не против, но кто в Москве даст гарантию, что Чан Кайши снова не предаст нас? Я хорошо знаю этого человека. В 1925 году я работал с ним, и уже тогда я видел, какой вред он наносит нашей революции. И я не ошибался. Двумя годами позже он совершил контрреволюционный переворот, предал наших товарищей, а многих из них казнил… В том числе и мою жену… Однако в декабре 1936 года, после вторжения японцев в Китай, ради спасения нашего народа, я заставил себя забыть об этом, и мы заключили с Чан Кайши союз для совместной борьбы с японским нашествием. А что получили в результате? – Мао Цзэдун остановился посреди комнаты, бросил на пол сигаретный окурок, достал из кармана пачку, однако тут же сунул её в карман. – Он обложил своими войсками наши советские районы с целью задушить нас… Посудите теперь сами, с кем мы имеем дело…

В это время в дверях показалась Цзян Цин и Мао Цзэдун недовольно умолк.

Цзян Цин поздоровалась с Владимировым, потом перевела взгляд на Мао и укоризненно покачала головой.

– Как вы тут дышите!.. – сказала она. – Здесь же задохнуться можно!..

– Пойдёмте на улицу, – проговорил Мао. – Не люблю, когда женщины выражают своё недовольство… – И когда они уже вышли на площадку перед пещерой, продолжил: – На днях мы перебираемся в Цзаоюань. Настояли товарищи из политбюро. Уверяют, там безопаснее. Я ездил посмотреть. Действительно, все работы там ведут военные инженеры. Разве вам об этом никто не говорил? – вдруг спросил Мао и внимательно посмотрел на Владимирова.

– Нет, – ответил тот.

Мао Цзэдун недоверчиво хмыкнул.

– А мне казалось, уже весь Яньань знает…

…Вернувшись домой, Владимиров поделился своими соображениями от разговора с Мао Цзэдуном с Южиным, которой ещё не спал. Упомянул и о возвращении Цзян Цин от Су Фи.

– По поводу Чан Кайши, я думаю, Мао прав, – выслушав Владимирова, сказал тот. – Его можно понять… Антияпонский фронт нужен, как воздух, и в первую очередь нам. Но Мао навряд ли согласится на сотрудничество с Чан Кайши, – затем усмехнулся и продолжил. – А вот насчёт дружбы Цзян Цин с Су Фи… Тут много непонятного. Две красивые женщины не дружат… Хочешь я тебе кое-что скажу? – И не дожидаясь ответа от Владимирова, продолжил: – Когда я последний раз был у Ван Мина и зашёл разговор о докторе Ма Хайдэ… Теперь он, а не Орлов будет наблюдать за состоянием здоровья Ван Мина. Так вот, Ван Мин сказал мне, что у него сложилось мнение, что доктор Ма Хайдэ и Су Фи вовсе не супруги!..

Владимира с удивлением посмотрел на Южина.

– Это уже интересно… – проговорил он. – Однако меня больше интересует, каким образом, и главное, зачем доктор Ма Хайдэ постоянно вращается не только с партийным и советским руководством в Яньани, но и с работниками Генштаба… И ещё: куда смотрит Кан Шэн?

– Пётр Парфёнович, – прервал его Южин, – а ты никогда не задумывался над вопросом: неужели Кан Шэн не знает об этом?

– Ты хочешь сказать…

– Да, Пётр Парфёнович! – Южин утвердительно качнул головой. – Ма Хайдэ никакой не иностранный агент! Он шпионит по заданию Кан Шэна!.. Я уверен в этом на сто процентов! И ещё, обрати внимание на такой факт: кто представил Мао Цзян Цин? Кан Шэн! Кто привёз с собой из Чунцина Ма Хайдэ и Су Фи? Опять же Кан Шэн! Вот и получается, что в этой китайской опере – главный герой Кан Шэн!..

Шестнадцатого июля стало известно, что советские войска оставили Богучар и Миллерово. Воронеж ещё стоял. В этот же день несколько зарубежных радиостанций, словно сговорившись, передали: восточный поход Гитлера близится к завершению. А диктор токийского радио с восторгом сообщил: «…Наш великий западный союзник Германия на пороге триумфа!»

– Неужели всё так плохо? – произнёс Алеев после того, как Долматов вслух зачитал сделанные им записи в журнале учёта радиопередач.

Ему ответили угрюмым молчанием. А Южин в сердцах отодвинул от себя кружку с чаем так, что она за малым не опрокинулась.

– Всё!.. Надо возвращаться домой!.. – сказал он.

– Игорь Васильевич, – прервал его Алеев, – хоть ты не трави душу… – Чему-то усмехнулся и продолжил: – Я помню, как ещё в начале 1941 года Долматов принял шифровку от «Кедра». В ней сообщалось о массовой переброске японских войск с островов в Маньчжурию и сосредоточении их вблизи советской границы. Я в этот же день встретился с Чжу Дэ и всё ему рассказал. Руководству Особого района тогда ничего не стоило передислоцировать своей дивизии на Бэйлин-Калганское и Баотоуское направления, блокировать японские войска и тем самым дать нам возможность перебросить на запад хотя бы часть наших войск. Но нам даже не ответили. А сразу после нападения Гитлера на Советский Союз с нами перестали даже общаться…

Южин молча, кивком головы. И тут же добавил:

– И даже слежку за нами установили…

– Как и сейчас, – обронил Владимиров. – И всё же, друзья, работать нам придётся здесь, несмотря ни на что. Если бы кое-кто кроме Конфуция читал Квинта Горация, то наверняка запомнил бы его предупреждение: «Когда горит дом твоего соседа, беда угрожает и тебе». Но, увы! По всей видимости, Горация тут не читали…