Читать книгу Неуловимая бестия - Константин Шахматский - Страница 6

.

Скорбное известие о кончине Государя Императора пришло в губернскую Вятку с большим запозданием: четвертого числа, после обеда, вместе с почтою. Буквально за какой-то час новость облетела весь город. Люди заполнили все церкви и храмы, даже подступы к ним и улицы. Все молились, плакали. Ждали митрополита. С появлением его святейшества начались службы. Впрочем, назавтра, все уже присягали на верность новому императору – Александру Николаевичу.

Сказать, что смерть Государя печальнейшим образом отразилась на губернском чиновнике, означало бы не сказать ничего. Прошло несколько дней, прежде чем Салтыков мог твердо стоять на ногах и сравнительно трезво мыслить. Засим он был вызван в кабинет к губернатору.

– Все, Михал Евграфыч? Залили горюшко? Теперь можно с вами о делах разговаривать?

– Извольте, – кивал Салтыков, прикладывая ко лбу влажный платок.

– Будь на вашем месте другой человек, я бы давно уже всыпал ему по первое число.

– Так всыпьте.

– Не могу, …в связи с вашим особым положением.

– Вот повезло… Как утопленнику.

Чиновник помахал платочком, чтобы тот охладился, и снова приложил.

– Вообще-то, я не напрашивался. Могу поменяться с кем угодно.

– Храбритесь?! – восклицал Семенов, – Ну-ну…

– Я вас слушаю, Николай Николаевич.

– Так слушайте, – губернатор нахмурил брови, – Секретное предписание Его высокопревосходительства господина министра Бибикова по соответствующим инстанциям.

Губернатор нацепил очки и начал зачитывать:

– В связи со смертью Государя Николая Павловича, бла- бла-бла, предстоящими переменами на высоких должностях и, возможной амнистией, все сомнительные, а тем паче – незаконченные дела, подлежат объективному пересмотру: политические, уголовные, по гражданскому ведомству… По результатам проверок: незаконченные отправляются на доследование; не имеющие состава преступления, равно как и признанные в их малой значимости – закрываются окончательно…

Губернатор оторвался от бумаги удостовериться, что чиновник выслушал его с должным вниманием.

– Вы догадываетесь, что сие означает, господин надворный советник?

Салтыков отмахнулся платком от взявшейся из ниоткуда мухи.

– Наследнику нужно принять бразды правления?

– Это означает, что нам, в ближайшие пару месяцев, предстоит работать не покладая рук с утроенным, нет – удесятеренным усердием. Я понятно выражаюсь?

– Понятно, Ваше превосходительство. Затребовать из архива тома по делу раскольников?

Семенов снял очки, намереваясь положить их на стол, на лист бумаги с круглым отпечатком то ли от чашки, то ли рюмочки. Его самого знобило, а пальцы, сжимавшие дужки очков, потрясывало. Любопытная муха, тем временем, обследовала хоботком сей грязный кружок, останавливаясь ежесекундно и деловито потирая лапками. Семенов, выжидая когда та улетит, отвечал рассеяно:

– Всенепременно и обязательно…

– С которого из них начать? Вернее, продолжить.

– С кого-нибудь, …на свое усмотрение. Пора с ними завязывать.

За окном ярко светило солнце, где-то на деревьях стрекотали воробушки. Весна вступала в свои права неудержимо и весьма уверенно.

Эх, знали бы вы, Николай Николаевич, как вы мне надоели. И жизнь эта, дурацкая, надоела. Лучше бы умереть, – думал про себя Салтыков, – А лучше закрыться на квартире, и продолжать пить на пару с Григорием, ведь надежды на всемилостивейшее прощение умерли вместе с Государем Императором.

Губернатор Семенов сидел в кресле и разглядывал обнаглевшее насекомое. Наконец, собравшись с мыслями, вымолвил:

– Чего молчите, надворный советник?

– Один момент, – устало выдохнул Салтыков, – Помните, как мои блестящие изыскания прервали в самом разгаре? Я только начал нащупывать ниточки, Ваше превосходительство, как тот же господин министр потребовал завернуть расследование.

– Вы хотите сказать, что до сих пор ничего толком не выяснили? – Николай Николаевич щелкнул дрожащим пальцем по двукрылому, пытаясь прогнать его.

– Вы читали мои рапорты. Следы ведут в южные губернии. К Войску Донскому, например.

Семенов покачал головой.

– Вам туда нельзя, даже не думайте. Каждая ваша поездочка мне новых морщин стоит. Так и жди неприятностей.

– Могу и не ездить, Ваше превосходительство.

– Экий вы скорый. Такую кашу заварили, что теперь не отвертишься.

– Не я, а Фон-Дрейер…

– Не спорьте со мною! – губернатор стукнул ладонью совсем рядом с Musca domestica5, и тут же поморщился от боли, причиненной резким движением.

Та чуть взлетела, но опять приземлилась, продолжая свое путешествие среди бумаг и чернильниц Его превосходительства.

– Вы меня слышали: Дмитрий Гаврилович, в свете последних событий, требует окончательных результатов. И вы знаете, как он ненавидит раскольников. Повторяю: давайте с ними заканчивать!

– Сначала свернуть расследование, потом развернуть. Вас не поймешь, – проворчал Салтыков.

– Что вы сказали? – переспросил Николай Николаевич, наблюдая за мухою.

– Ладно, говорю. В Казань поеду, там один лжеепископ живет. Потом в Нижний, – произнес чиновник, будто бы делая одолжение, – В последнем промышляет некто Колчин. Часто на Дон ездит. Найду у него фальшивые ассигнации – значит он курьер. Придется арестовывать.

Семенов хотел поймать глупую муху в кулак, но та опять увернулась.

– Надеюсь, на этом все?

– Ежели не всплывут новые обстоятельства…

– А вы постарайтесь! – не выдержал Семенов, – Вы мне здесь нужны. Без вас как без рук. На вас столько обязанностей по градоустройству, а вы по губерниям разъезжаете.

– Я же сказал: могу не ездить.

– Надворный советник, вы опять за старое! – губернатор, потеряв терпение, резко поднялся из-за стола, – Вы не один в этом деле завязаны! Я поручился за вас Его высокопревосходительству.

Муха на столе губернатора замерла, словно принюхиваясь.

– Получу для вас разрешение из Петербурга, сразу же и поедите. И кончим на этом. Я вас боле не задерживаю.

Губернатор взял в руки папку с бумагами и хлопнул ею об стол. Муха, скорее всего, погибла.

Ни один мускул не дрогнул на лице Салтыкова. Он развернулся, и пошел прочь. В спину ему Николай Николаевич проговорил:

– Потеплело, видать. Ишь, расползались.

Когда за чиновником закрылась дверь, губернатор облегченно выдохнул и наклонился к ящику письменного стола, где была припрятана спасительная бутылочка. Он, как и всякий русский человек, трагически переживал по поводу смерти Николая Павловича – четвертый день как.