Читать книгу Аджимушкай. Непобежденный гарнизон. Пьеса в 6 актах - Константин Стерликов - Страница 9

Май 1942 г. Каменоломни. Ночь. У выхода из катакомб расположилась группа советских солдат. Отсветы осветительных ракет выхватывают из темноты силуэт колодца, который похож на скорбное надгробие… Рядом валяются помятые котелки, прострелянные ведра, фрагменты амуниции. Земля усеяна стрелянными гильзами. Вокруг камни выщерблены следами от пуль. Впереди, словно ощетинившийся зверь, колышется бескрайняя степь.

Панов. Ну что, хлопчики, сходим за водичкой?

Трофименко. А почему бы и нет? Свежо, хорошо, ветерок с моря дует, погодка только для прогулок. Заодно фрицу в зубы дадим!

Панов. Хорошенько в зубы они попозже получат. У нас сегодня другие цели. Значит так, повторяю приказ еще раз. Моя группа выходит во фланг противнику, завязывает бой, отвлекает, прикрывает огнем. Задача второй группы – набрать максимальное количество ведер воды и соответственно доставить в каменоломни. Положение с ранеными критическое. Поэтому с пустыми руками не приходим. Берем воду любой ценой! Все ясно?

Солдаты. Так точно!

Панов. Вот фашист сейчас притихнет, уснет малость, тогда и пойдем. Еще раз всем проверить оружие!

Трофименко. Задача с водой, стала уже повседневной. Плохо, что колодец на поверхности. Испокон веков камень резали, неужели не могли колодцы в катакомбах вырыть? Разработка постоянно была, никогда не затихала. Каменоломни огромные, а воды внутри нет. Очень странно!

Панов. Да кто ж знал, что здесь воевать придется в блокадных условиях! Не было необходимости.

Трофименко. Так и для мирного времени, крайне неудобно. Камнерезам бегать из глубины штолен на поверхность. Нельзя было там колодцы пробить что ли? Все равно же породу вырезали. Вся земля изрыта, до 20 метров вглубь, а колодцев нет. Непонятно.

Панов. Может нет там воды и не было. Камень один. Или водоносный слой глубоко и недоступно. Поэтому и осталась лабиринтом каменным пустыня безводная…

Трофименко. Мне тут один сторожил, легенду рассказывал. Про Подземный Храм с бассейном. И в нем лечилась знать древнего Пантикапея. И что был этот храм глубоко под землей, за самыми выработками.

Панов. Да мало ли что насочиняют? В любом месте есть свои сказки, да легенды, и что всему верить? Зачем строить храм в недрах земных? Смысл?

Трофименко. Может сила особая была, целительная! И чтоб никто другой не добрался, а только каста избранных.

Панов. Брехня. Уж сильно мудрено и неправдоподобно! Тут два моря под боком, воздух, солнце – лечись, службы религиозные справляй, сколько душе угодно, зачем под землю лезть? Еще и неведомо куда? Туда, где рабы камень режут?

Трофименко. А вдруг правда?

Панов. Ну коли так, где он сейчас? Курган царский – вон перед глазами, базилики, да руины разные античные в Керчи на Митридате красуются! А храм твой водяной где?

Все излазили под землей, нет воды и намеков на какие-нибудь древние постройки. Ни колонн, ни зверюг мифических, ни узоров там всяких эпичных, запутанных. Ни черепков и утвари прочей! Одни каторжанские надписи да рисунки на стенах, еще бывает и похабного характера. И все…

Если и был, так или в землю сам ушел, или под большим завалом лежит. И уже давно.

Но я в эти байки все равно не верю!

Трофименко. В самой глубине катакомб мы не были. Там дальше то что?

Панов. Да что бы ни было, нам и этого достаточно! Итак под землю порядочно забрались. А ниже – что? Тупики одни. И воздуха меньше, что еле дышишь. Там вообще никакой жизнью не пахнет…

Трофименко. Вот если бы найти его, тогда проблему бы с водой сразу решили!

Панов. Проще Жар-Птицу поймать, или Сивку-Бурку какую-нибудь! Увы, вокруг нас лишь прожженный горький камень!

Трофименко. А с другими подземельями наши катакомбы сообщаются? Говорят, тут все каменоломнями изрыто, от самого Акмоная!

Панов. Наша система замкнутая. А по побережью всего навалом, тут годами можно исследовать, весь этот подземный комплекс.

Недалеко от нас каменоломни, там тоже наши бойцы остались, сражаются. Если не ошибаюсь, там сейчас старший лейтенант Поважный был, из нашей 83-й бригады морской пехоты, и казаки 72-й кавалерийской дивизии, лихие ребята! Я их видел в бою, загляденье! Будем устанавливать с ними связь. Подземных лазеек к ним нет. Только по поверхности. А там немцы уже обложили все – и окопы, и доты, и поля минные, и прочие «прелести»! Ну что-нибудь придумаем!

Трофименко. Было бы неплохо объединиться! Тем более, там наши морпехи есть. Может у них с водой, да с продуктами получше…

Панов. Вряд ли… Думаю все как у нас. Такая же стихийная оборона. Также держали рубеж наверху, а потом под землю ушли.

Трофименко. Может и еще, наши, где есть?

Панов. Не исключено! Тут все в катакомбах. Кто в окружение попал и переправиться не успел, вполне могли, также как и мы, подземный фронт создать. Только малым числом, не как наше воинство.

Трофименко. Значит не одни мы здесь!

Панов. Выходит так… За каждым камнем фрицев смерть ждет!

Трофименко. Ну мы им устроим здесь парк аттракционов! Покрутятся на славу!

Панов. Они еще не знают, с кем они схлестнулись! У нас лучшие из лучших, одни только старшие офицеры чего стоят! Закатим фашистам похоронный марш! Ну все, вот и «мертвый час» настал, фрицы угомонились, идем, как можно тише…

Группы выходят на поверхность. Вскоре начинается жестокий бой. Небо озаряется вспышками взрывов и огненными росчерками выстрелов. Фашисты открывает плотный минометный огонь. Земля, кажется, вся поднимается в воздух. В темноте ночи, практически ничего не разобрать. Кажется, схватка идет почти вслепую… Все превращается в яростный смерч, сметающий все живое.

Поодаль, вторая группа выстраивается в цепочку от колодца и ведрами передает воду в каменоломни. Кто-то падает, сраженный выстрелом или осколком мины. Его место занимает другой. Тут же падает кто-то еще, ведро подхватывают и передают дальше. И так живительная влага движется по цепочке во мрак катакомб вниз…

Скоро яростный огонь боя обрушивается и на солдат у колодца. Кто-то вынужден залечь, кто-то пытается в одиночку набрать воды, но не успевает добежать с ведром до черного проема и падает, сраженный, в траву…. В дыму и разрывах возвращается группа Панова. Все, отстреливаясь, спускаются в подземелье. Наверху гремят взрывы и дикий свистящий рык пулеметных очередей.

Панов. (устало прислоняясь к стене и тяжело дыша) Ну, вот и прогулялись…

Трофименко. Пристрелялись гады! Бьют точно…

Панов. Немец – противник серьезный, с ним надо всегда ухо востро держать. У них и снайперы дежурят сутками… Но мы тоже не лыком шиты, раздраконили их не слабо, даже сейчас!

Трофименко. Поднажать бы… да погнать до поселка!

Панов. У нас другая задача. Еще сходим, погоняем по пригоркам, как паразитов, вредителей природы!

Трофименко. С водой надо что-то решать, искать что-то другое. Людей теряем больше, чем в обычной вылазке…

Панов. Сколько погибло?

Трофименко. 17 убитых, 9 раненых.

Панов. (вытирает стекающую кровь из под каски, садится, снимая с плеча два трофейных автомата) Ну мы их тоже изрядно потрепали! Я только «своих» пятерых точно помню – в рукопашной удавил. Может еще кого издалека положил… В любом случае, у них потери больше! Сколько удалось воды набрать?

Трофименко. 32 ведра.

Панов. Лучше, чем в прошлый раз…

Трофименко. Сколько крови столько и воды! Один к одному! Сильно дорого нам вода обходится. Если так дальше пойдет, больше никого не останется…

В глубине катакомб возникает призрачная скорбная фигура, похожая на тень. Она медленно пишет, согнувшись, в зыбком свете лучины.

Гулким голосом звучит в подземелье,

Из дневника найденного в каменоломнях, политрука Александра Трофименко:

«18. 5.1942 г. (две строки неразборчиво)

Целую ночь наши разведчики вели усиленную перестрелку с целью выявления огневых точек противника. Воду брали с большим трудом. У церкви, которая находится метрах в 200 (400 или 800), расположилась минометная батарея. Ведет ураганный огонь по колодцам. Есть убитые и раненые. Положение гражданского населения ухудшается. Хлеба нет, воды нет. Дети плачут, бедные матери успокаивают их разными средствами. Командование решило выдать многосемейным и вообще гражданскому населению муки и немного концентратов. Люди довольны. Решаю пойти в госпиталь, проведать раненого друга Володю.

На третьей кровати от выхода лежал Володя. Увидев меня, он слегка приподнялся на локти: «Сашенька, жив, дружок?». «Иду, значит, жив». Пожали друг другу руки. Полились разговоры. Он хотел знать все.

Между прочим, Володя не знает, чего стоила нам вода.

Время приближается к 2 часам дня. Нужно было спешить. Наспех распростился с Володей, пожелал ему выздоравливать поскорее, направился в свое подразделение. К атаке все уже подготовлено. В последний раз прохожу, проверяю своих орлов. Моральное состояние хорошее. Проверяю боеприпасы. Все есть. 100 человек поручило командование вести в атаку. 100 орлов обращают внимание на того, кто их будет вести в бой за Родину, Последний раз продумываю план. Разбиваю на группы по 20 человек. Выделяю старшего группы. Задача всем ясна, ждем общего сигнала. Встретился с Верхутиным, который будет давать сигнал для общей атаки. Вылезаю на поверхность, рассматриваю. Оказалось, метрах в 100, от колодца стоят два танка. Приказываю противотанковому расчету уничтожить. Пять-шесть выстрелов, и танк загорелся, а другой обратился в бегство. Путь свободен. Слышу сигнал «В атаку». Сжимаю крепче автомат, встаю во весь рост.

– За мной, товарищи, за Родину!

Грянули выстрелы. Дымом закрыло небо. Вперед! Враг дрогнул, в беспорядке начал отступать. Вижу, 2 автоматчика стоя ведут огонь по нашим. Падаю на землю. Даю две очереди. Хорошо, ей-богу, хорошо! Один свалился в сторону, другой остался на своем месте. Славно стреляет автомат – грозное русское оружие. А ребята с правого фланга давно уже пробрались вперед, с криком «ура!» громят врага. Слева в лощине показался танк. Танкисты растерялись от смелого натиска наших героев. Забыли, что у них имеются пулеметы, стали стрелять прямой наводкой по одиночным целям из 75-мм пушки. Конечно, попасть трудно, хотя и расстояние довольно близкое. Однако снаряды ударялись в стенки катакомб, рвались и таким образом поражали наших бойцов. Приказываю уничтожить танк, но танкисты, наверное, разгадали замысел и побыстрее удалились к церкви и оттуда стали вести ураганный пулеметный огонь. Задача была выполнена, поэтому приказано было отступить, оставив заградительный отряд в захваченных нами домиках. На поле сражения осталось более 50 фрицев убитыми и несколько десятков ранеными, часть которых они успели убрать.

Наших не вернулось 4 и 3 были ранены. У входа встретил меня батальонный комиссар. Он крепко мне пожал руку, вынул из своей кобуры револьвер, сунул мне: «На, тов. Трофименко! Это тебе на память, впредь громи так врага. Я видел, как от твоей очереди вверх ногами летели фрицы, и рад за тебя, что ты вернулся жив». Мне было неудобно перед своими товарищами, и я слегка покраснел. Ведь они не хуже меня били бандитов, особенно лейтенант Филиппов. Он тоже в этом бою не менее 3 фрицев уложил.

Осмотрел револьвер, крепко поблагодарил за подарок, вложил его в кобуру…

Вражеский танк пытался подойти к выходу, но испугался и удрал назад. Уничтожить не удалось. Не унывают друзья, поют. В катакомбах громко играет патефон…

…На душе было весело. Значит, скоро выйдем на волю. Вот так большевики! Да, с такими не жалко и умереть. Исаков ударил меня слегка по плечу. «Ну, чего же молчишь, дьявол?» «Думаю, товарищ комиссар. Сейчас пойду в батальон, хочу просить комиссара, чтобы провести в своей роте партийно-комсомольское собрание».

…Комиссар коротко информировал политруков о возложенных задачах и намекнул о проведении партийно-комсомольских собраний. По ротам собирались коммунисты, комсомольцы, где-то прозвучали клавиши гармошки, поют. Вот черт побери, большевики и под землей поют, не унывают. Значит, неспроста нас ненавидят капиталисты. Бойцы не унывают, слова Сталина живут в сердце каждого, победа будет за нами, враг будет разбит.

Все были в сборе. Поэтому медлить было незачем. Я открываю собрание, ставлю на обсуждение повестку дня, она принимается единогласно. Информирую о положении, хотя всем уже ясно. Выступают коммунисты, комсомольцы, с большим воодушевлением одобряют принятие от штаба резервов. А иначе и быть не может. Вот больно плохо с боеприпасами, их маловато. Будем драться штыками. Понятно, фрицы боятся штыка, как огня. А все-таки вода будет наша, чего бы это ни стоило нам…»