Читать книгу Главная роль - Константин Тамерланович Давлетшин - Страница 18

Когда с организацией службы было закончено, я решил внести свой вклад в уют нашего с Ма-Фи дома. Сколотил из досок стол, несколько стульев и табуреток, соорудил небольшой навес над ними и поставил в тени пальм большую широкую лавочку, для чего вождь лично выделил мне под счёт несколько десятков ржавых гвоздей. Никак не могу привыкнуть, что сюда нужно завозить даже такую мелочь! Надо посоветовать вождю, чтобы завёл на острове кузнеца.

Сижу за новым столом с аппетитом завтракаю, вокруг бегает Ма-Фи, подавая мне разные вкусные блюда, при этом не переставая трещать в своём духе. Я не слушаю, а любуюсь её точёной фигурой, красивым лицом и плавными движениями. Красота! Голая Ма-Фи была так естественна в своей наготе, что я уже почти привык к этому. Хотя, как к этому можно привыкнуть? Вызывающие изгибы её тела возбуждали меня так, что я еле сдерживался! Нам, советским людям, красивые голые женщины могли только сниться, а тут – пожалуйста, смотри сколько хочешь. И не хочешь – тоже смотри!

Я плотно поел и развалился на лавочке под пальмами. Только прикурил, смотрю, ко мне идёт Хэнк и издалека машет: разрешите, сэр? Я лениво махнул ему рукой: валяй. Хэнк сел, закурил и начал что-то рассказывать, но вдруг замолк на полуслове и ошарашенно уставился в сторону. Из кухни выходила великолепная, сногсшибательная, ослепительная, завораживающая своей красотой и, естественно, полностью обнажённая Ма-Фи! Красавица в полголоса пела песенку, плавно, в ритм песенке, покачивала крутыми бёдрами и счастливо улыбалась всему миру.

Во мне всё сразу закипело, и я чуть не крикнул:

– Хэнк! Что ты там увидел?! Это всё моё!

Австралиец тут же потупил взгляд, что-то невнятно пробормотал и быстро, воровато оглядываясь, ушёл.

Подошла Ма-Фи, села рядом и смотря на небо тихо спросила:

– Алёша, зачем ты прогнал Хэнка?

Я был вне себя от злости, но собрался и спокойно сказал:

– Цветочек, ты больше не будешь ходить без одежды. Хорошо?

Девочка, продолжая смотреть на небо, прищурила глазки, чуть поджала красные губки, помолчала немного и тихо ответила:

– Как прикажете, герр Алекс.

Вечером Ма-Фи обняла меня и как бы между прочим снова спросила:

– Алёша, почему ты прогнал Хэнка?

Интересно, зачем ей это нужно?

– С чего ты взяла? Он сам ушёл. – Я не врал, формально так и было, он сам встал и ушёл.

Ма-Фи помолчала с полминутки.

– Я так и подумала, мой господин. – В её голосе было торжество, – ты меня ревнуешь, и мне это очень нравится! – Она, прижалась сильнее и стала целовать, – любимый, мой…

Утром Ма-Фи была в полном монашеском облачении, размера на два больше, чем надо. Роскошные, длинные, волнистые локоны, которые так нравились мне, были кое-как собраны в старушечий пучок на затылке. Сама девочка стояла не как всегда с гордой, прямой осанкой и высоко поднятой головой, а была поникшая и сгорбленная, точно забитая нищенка на паперти. Только в глазах горел хитрый огонёк.

– Доброе утро, герр Алекс. – Совершенно без эмоций сказала она и поклонилась в пол.

– Доброе, доброе. Ты что с собой сделала? – Сказал я ласково и улыбнулся.

Девочка изобразила на своём красивом личике крайнюю степень удивления.

– О чём вы говорите, мой господин, глупая Ма-Фи вас не понимает.

Я рассмеялся и обнял её:

– Хватит дурачится, снимай это всё!

Красавица выпуталась из моих объятий и с деланным испугом произнесла:

– Как можно, мой господин, вы же сами приказали мне так одеться!

Вот женщина! Уже манипулирует, хочет, чтобы я её «правильно» попросил, с извинениями. Не будет этого. Пусть пока походит в монашеском балахоне. Это я, как-нибудь, переживу.

Ма-Фи поняла, что переиграла, насупилась и до самого вечера на снимала неудобной одежды, страшно мучилась от жары, путалась в длинном подоле и даже два раза упала. Я про себя смеялся над ней, но был непреклонен. Перед сном красавица с наигранным страхом скромно спросила:

– Герр Алекс, можно я буду спать без одежды?

Что ей сказать? Разрешить или нет? Или пусть ещё помучается? Ладно, шучу. Вдруг мне её стало жалко. Я улыбнулся, прижал к себе, распустил волосы, которые черным водопадом упали на плечи, расстегнул балахон и сбросил его вниз.

– Вот такой ты мне больше нравишься.

Девочка засмеялась, запрыгнула на меня и стала целовать…

Потом, всё же, я определил, когда она может ходить в одежде, а когда без. Ма-Фи отчаянно торговалась, ссылалась на нестерпимую жару и местные традиции, и, в конце концов, выложила на стол главный козырь:

– Я – самая красивая на острове, а ты меня стесняешься! Каждый мужчина гордился бы, если я стояла рядом. А я не только рядом с тобой стою, я – люблю тебя, бегаю за тобой, ухаживаю за тобой, но ты не ценишь этого!

В её голосе было разочарование, что я не понимаю своего счастья, и ни во что не ставлю её превосходство над другими женщинами. Вот что делать? Она снова припёрла меня к стенке! Теперь мне нужно срочно искать компромисс.

– Хорошо, цветочек, я куплю тебе новую, красивую одежду.

Ма-Фи обиженно надула губки:

– Не нужна мне никакая одежда, я хочу ходить голой!

Женщина – есть женщина. Хоть белая, чопорная европейка, хоть эмансипированная американка, хоть смуглая туземка с далёких островов. Девочка ещё минут пять пообижалась, потом женское любопытство взяло верх, и она воодушевлённо спросила:

– Ты правда купишь мне красивую одежду?

И тут я подумал: вот у нас девушку нужно упрашивать, чтобы она разделась, и, если она вдруг поддастся на твои уговоры, то будет раздеваться со словами «отвернись, я стесняюсь» или в полнейшей темноте, и сразу прыгнет под одеяло. В общем ничего не видно. А здесь не просто «видно», здесь можно рассмотреть всё в самых мельчайших деталях! И не «одним глазком», а как на витрине! Более того, прекрасная как Афродита, обнажённая Ма-Фи ещё возмущается, что я заставляю её одеваться и не сверкать своей красотой! Вот такой парадокс: у нас приходится долго просить раздеться, а тут наоборот, чуть ли не приказывать одеться!

Я засмеялся, но девочка приняла мой смех на свой счёт и снова обиделась:

– Не нужны мне твои платья! Я буду ходить голой! Я даже бусы сниму, чтобы грудь была виднее! – И показала мне язычок.

Вообще, Ма-Фи стала вести себя уже не как служанка, а почувствовала себя полноправной женой. Стала что-то требовать, учить меня жизни, говорить, что делать, что не делать. Ма-Фи очень красивая женщина, в деревне ещё есть несколько красивых мулаток, но они даже рядом с Ма-Фи не стоят. Но красота хороша только на картинах, но ты живёшь не с картиной, а с живой женщиной и со всеми её тараканами в голове. А у Ма-Фи их было много, очень много. Она очень быстро стала относится ко мне как к глупому ребёнку, за которым надо постоянно следить, учить, направлять: туда не ходи, сюда не смотри, это не делай, а делай так, как я сказала! И никак иначе, потому что это – плохо! Стала буквально задалбывать своими замечаниями и придирками. Чёрт, у меня так скоро комплекс неполноценности разовьётся! А если что не так, то она сразу обижается и плачет. Говорит, что она так делает, потому что очень любит меня. Мне мама в детстве тоже всегда говорила: «одень шапку!» – по её мнению это тоже высшее проявление любви и заботы! Да я эту шапку ненавидел!