Читать книгу Трущобы Петербурга - Константин Туманов - Страница 4

МИНОВАВ СТАНЦИЮ КОАПИНО, поезд начал подходить к Петербургу. Марьюшка, давно уже переставшая плакать, не отрывала глаз от окна, мимо которого то и дело мелькали стоявшие на пути запасные вагоны, маневрирующие поезда, всевозможные постройки, а вдали уже был виден огромный город с дымящимися заводскими и фабричными трубами.

– Это и есть Питер? – спросила она.

– Да, это Питер, – ответил муж.

Она припомнила провинциальные города, красиво раскинувшиеся по берегам рек, белея своими зданиями и сверкая на солнце куполами и крестами своих церквей. Но тут перед ее глазами было что-то такое громадное, мрачное, тонущее в сером тумане.

– Какой он некрасивый, – сказала она.

– Это только отсюда так кажется, – сказал Иван. – А внутри он красивей даже Москвы. Один только Невский прошпект, по которому мы поедем, чего стоит. Дома все агромадные, взглянуть – шапка валится, рек сколько, страсть, и все широкие!

– А как мы там найдем Матвея?

– Я ему посылал телеграмму еще из Москвы, пущай идет встречать. Наверно, сам встречать будет.

Поезд начал уменьшать ход. Пассажиры поднялись с мест и схватились за свои узлы и чемоданы. Вот показалась и платформа, на которой толпилась ожидающая публика.

– Вон брат Матвей! – сказал Иван, показывая на солидную фигуру, напоминающую если не купца, то зажиточного торговца. – Ишь как раздобрел, его и не узнать.

– Да он ли это, Ваня? Больно уж на господина смахивает.

– Еще бы и не смахивать, коли этакое место занимает. Погоди, и нас, серых, пообтешет, и мы такие будем.

Поезд остановился, и все начали выходить из вагона.

Матвей шел навстречу брату и его жене с распростертыми объятьями.

Оба они были поразительно похожи друг на друга, отличаясь только свойствами одежды, так как Матвей был одет богато, сообразно званию управляющего, между тем как Иван был одет просто, по-деревенски, хотя и прилично.

– Однако же и женка у тебя, – сказал Матвей, не бывший на свадьбе брата, – писаная красавица.

Марьюшка густо покраснела. Она в первый раз услышала похвалу своей красоте. Там, в Подозерье, после выхода ее замуж на нее мало кто обращал внимание.

– Для вас и квартиру я подобрал хорошую, две комнаты и кухня, вам обоим ладно будет.

– Спасибо, братец Матвей, куда нам такая большая! Нам и в уголку и то ладно было бы.

– Зачем? Дом ведь у нас большой, квартир не перечесть, хватит и вам. Ну, идемте.

Около вокзала их ожидало хозяйское ландо с кучером Евстигнеем.

– Ну, садитесь! – сказал Матвей, указывая на экипаж. – Барин наш добрый и вот чем сподобил…

– На таких мы отродясь не езживали, – сказал Иван. – Ишь тут как просторно! Садись, жена.

Все трое уселись, и ландо, шурша резиновыми шинами, покатилось вдоль Невского проспекта.

– Коли ты так поведешь дело, как я, то годика через три мы и не в таких ландах ездить будем, – говорил Матвей. – Только делай все по-моему. Ты, кажется, прежде выпивать был мастер?

– Да, но этого мастерства я и посейчас не оставляю, – сознался Иван.

– Напрасно. У нас надо держать себя в струне. Оно действительно, отчего же и не выпить, выпиваю и я, но только чувствия не терять и чтоб ни в одном глазе. Тут тебя в кажинную минуту хозяин может потребовать днем и особенно ночью, когда господа из тиятера приезжают. Вот тут и напейся как следует. В праздники-то еще туда-сюда, можно еще, потому что сами хозяева понимают, что мы все одинаково грешны.

– Значит, у вас будет очень трудно?

– Да, нелегко, зато прибыльно. Впрочем, я сам приучу тебя как действовать, а будешь меня слушать, и все пойдет как по маслу. Вот и Большая Морская, сейчас мы будем дома.

Матвей, предполагая видеть в брате деятельного помощника в своих замыслах, решил подкупить его своей заботой о нем и вниманием, поэтому небольшая квартира, предназначенная для мужа и жены, была обставлена совсем не по-крестьянски. Вообще в ней было чрезвычайно просто и уютно, что понравилось Марьюшке.

– А и хорошо же здесь! – сказала она.

– Вот ваша спальня, – указывал Матвей на комнаты. – А тут приемная, где людей будет принимать можно, особенно по делам. Младшие дворники в особой комнатке живут. Их двое. Ну, хозяюшка, распоряжайтесь в своем новом хозяйстве. Вот вам самоварчик, посуда разная… С собою вы не привезли?

Марьюшка что-то вспомнила, ужаснулась и руками даже взмахнула.

– Ах! Беда ведь у нас! – воскликнула она.

– Что такое? – озабоченно спросил Иван.

– А вещи наши в особенный вагон были отправлены! Мы-то об них и забыли.

– Багаж ваш в целости, была бы хфитанция в порядке, а завтра вы можете получить, только малость за полежалое заплотите, – успокоил ее Матвей.

Приехали с вокзала в девять часов утра, и до приезда хозяина со службы управляющий ознакомил нового дворника с квартирохозяевами.

– Вот наш новый дворник, – рекомендовал Матвей своего брата, очень довольный тем, что производил повсюду эффект.

Действительно все обитатели и обитательницы квартир таращили глаза от удивления, видя замечательное сходство между управляющим и дворником. Оба одинаково одетые – в пиджаках, в блестящих сапогах, красивые, с темно-русыми вьющимися волосами, короткими бородами, со свежими здоровыми лицами, одинаково высокие и плечистые производили эффект довольно приятный.

– Теперь положительно можно запутаться, – сказала жена Павла Михайловича, когда оба явились к ней первой, как к супруге домовладельца. – И не разберешь, который из вас Матвей и который…

– Иван, – дополнил Матвей. – Но, сударыня, промеж нас есть и большая разница.

– Какая?

– Такая-с: брат Иван женат, а я холост.

– А, в этом-то! – улыбнулась хозяйка. – Говорят, Иван, и жена у тебя красавица, вот я не видала ее еще. Пришли ее к нам, может быть, и для нее у нас найдется дело.

– Благодарим покорно, – поклонился Иван, они хотели было уйти, но хозяйка остановила их.

– Погодите! – сказала она. – Ты, Матвей, знаешь, кто живет в тридцать шестом номере?

– Прописался купеческим сыном Григорьем Михайловым Ковалевым.

– Он не говорил, чем занимается?

– Сказал, что адвокатскими делами. Прошения пишет, по судам ходит.

– Больше ничего?

– Кто его знает, сударыня, ночь дома не бывает, приходит под утро, спит до первого часу, потом уходит и возвращается утром.

– Это странно… Какая же адвокатура по ночам… Вы оба последите за ним хорошенько. Платит за квартиру исправно?

– Постоянно вперед, сударыня, копеечка в копеечку.

– Странно… – повторила хозяйка. – Живет совершенно один, никто к нему не ходит, занимает большую квартиру, прислуги никакой не держит, по ночам работает, и если он там что делает, Бог его знает, днем спит. И рожа-то у него какая-то подозрительная. Уж не попросить ли его выехать, что ли?

– Без причины будто неудобно, – сказал Матвей.

– Причина всегда может найтись. Допустим, что квартира нам самим нужна для чего-нибудь, отдать ему неустойку, и Бог с ним, пускай переезжает. Да не мешает посмотреть, нет ли у него какого-нибудь склада возмутительной пропаганды или чего-нибудь такого противозаконного. На всякий случай, не мешает заявить полиции.

– Слушаюсь.

– Теперь можете идти… Как тебя зовут, Иван, что ли?

– Так точно.

– Скажи твоей жене, пусть зайдет.

– Покорно благодарим.

– Жильца-то надо теперь навестить, он дрыхнет еще, – сказал Матвей, взглянув на часы после того, как они покинули хозяйскую квартиру. – Странно, что живет совсем один и никого к себе не пущает.

– Пожалуй, и нас не пустит, – сказал Иван.

– Нас не пустить не имеет права. А если не пустит, то мы сейчас и в участок заявим, что он за личность такая!

– Но ведь он прописан и личность свою предъявил.

– Эх, брат, не знаешь ты здешнего питерского народа! Шалыган какой-нибудь али там мазурик какой прописывается сразу на нескольких квартирах; в одной он Иван Иваныч, чиновник, в другой Сидор Поликарпов, потому что у него не один пачпорт, а несколько. Вот ты тут и учти. Вот и тридцать шестой номер. Заперто изнутри, значит, спит еще. Теперь половина первого, – взглянув на часы, произнес Матвей и дернул за рукоятку звонка.

За дверями послышался кашель и затем шлепанье туфель.

– Кто там? – послышался грубый голос.

– Это я-с, управляющий!

– Сейчас.

Отворил дверь высокий человек, средних лет, одетый в халат и туфли на босу ногу. Он посмотрел мрачно, несмотря на то что ничего уродливого в его лице не было.

Он посторонился, чтобы дать дорогу пришедшим, и затем затворил дверь, глядя с недоумением на этих двух похожих друг на друга людей. Они пошли в небольшую кухню, в которой топилась плита и на ней кипело что-то в небольшом котелке. У окна был обыкновенный кухонный стол и около него две табуретки, на столе находились чайник и стакан с только что налитым горячим чаем. Тут же лежали намасленная чухонским маслом булка, само масло, свернутое в бумаге, недопитая сороковка и большая рюмка, два яйца и с фунт колбасы.

– Позвольте вам представить нового дворника, – сказал Матвей, кивая головой на брата.

– А… новый дворник, – произнес Ковалев, смотря то на одного, то на другого. – Это интересно!

– Чем интересно, позвольте спросить?

– Такое сходство, черт возьми. Редко бывают такие случаи, чтобы дворник так походил на управляющего.

– Мы родные братья, – сказал Матвей.

– А, братья! Но и родные братья не всегда походят друг на друга… Наверно, и водку пьете совершенно одинаково?

Братья с улыбкой переглянулись между собой.

– Я вас понял! – воскликнул Ковалев, не дожидаясь ответа. – Садитесь и хватим по такому случаю по единой. Что вы смотрите на бутылку, думаете, не хватит, найдется еще! Садитесь, пожалуйста, не церемоньтесь…

Ковалев почти что насильно посадил их на обе табуретки и сам почти выбежал из кухни.

– Удобно ли это будет? – спросил тихо Иван.

– Что ж из этого? По крайности, мы кое-что и расспросим у него, – еще тише ответил Матвей. – Видишь, он малость выпивши, а такие люди больше откровенны.

Ковалев вновь появился, волоча за собою стул и держа под мышкой большой бумажный сверток, а в руке – полбутылки.

– Вы уж меня извините, – сказал он. – Я человек одинокий, бабы у меня не водится, потому щи варить для меня или там стряпать некому. Чем богат, тем и рад…

Он сел на стул и начал развертывать сверток.

– Да, однем вам плохо, – согласился Матвей. – И даже квартиру держать одному невыгодно, вот комнату бы…

– А почему вы знаете, что мне нужна одна только комната?

– Опять-таки из одиночества, а в комнате, глядишь, и хозяйка бы посмотрела за вами, приготовила бы кушанье, чаю заварила бы.

– Да, это недурно для кого-нибудь другого, только не для меня, но какая хорошая хозяйка ни будь, все-таки мешала бы мне во всем, совавши свой нос не в свое дело, ну хотя бы под видом участия к моей особе.

А вообще, как это ни странно вам покажется, люблю быть совершенно один. Если я живу не где-нибудь в лесу или в пустыне, то только из-за того, что там нельзя достать ни водочки, ни такого вкусного каплуна, как вот этот… Шутка ли сказать, цена ему три рубля! – Он торжественно показал вынутого из свертка каплуна. Затем полез в стол, вынул тарелки и еще две рюмки.

– Видите, какая благодать одному-три! Ну-с, приступим.

Ковалев налил три рюмки, и все трое выпили.

– Благодарим покорно! – сказал Матвей, вставая. За ним последовал брат.

– Да что вы, еще по рюмочке.

– Спасибо. Быть может, дровец не прикажете ли?

– Нет, не надо, – сухо ответил Ковалев.

– Тогда прощения просим!

«Начальство» ушло. Ковалев бросился запирать двери.