Читать книгу Кому ты нужен - Константин Викторович Харский - Страница 15

За два дня Томас закончил изучать досье Брагина. Десятки успешных эпизодов, реализованных Брагиным или под его руководством. Любопытный факт: несколько лет назад Томас узнал, что Брагин практикует систему тактического боя. И он стал искать. Никто ничего не знал. Стало казаться, что всё это – очередная легенда. А потом Томасу попалась ксерокопия общей тетради с рисунками и описаниями базовых ката тактического боя. Сначала он подумал, что это шутка. Не могут у ката смертельного вида борьбы быть такие смешные названия: «Стенька топит княжну», «Грозный тыкает палочкой в сына», «Монголы кивают на татар». Никому не говоря, Томас стал изучать ката и тренироваться в одиночестве, чтобы никто не засмеял. Через полгода тренировок он задумался о проверке приёмов в реальном бою. Будучи уверенным в себе и в изученных приёмах, Томас решил ввязаться в какую-нибудь драку.

Найти драку получилось в тот же вечер. Двое хулиганов против одного – это и в прежние дни было бы неравной схваткой. Система тактического боя в своей основе имеет постулат: «Закончи бой первым ударом, и тогда у противника не будет шанса ответить». Бой закончился после двух ударов. Даже ударами эти толчки было сложно назвать: Томас по одному разу толкнул каждого из хулиганов, и они рухнули как убитые. А вот если бы Томас ударил, а не толкнул, то хулиганы погибли бы.

С того дня Томас стал использовать техники тактического боя не только в тренировочных спаррингах, но изредка и на задании, когда дело доходило до рукопашного боя. На вопросы сослуживцев «Что это за удар?» Томас отвечал уклончиво или признавался, что рука соскользнула. Как же, соскользнёт она у него. Жди!

Из закрытого досье Брагина Томас узнал, что Брагин не только практикует технику тактического боя. Он ее автор! «И мне выпало его убить», – думал Томас. Этим можно было бы гордиться, если бы не было так грустно. Безвыходная ситуация. И теперь понятно, что ни при каких условиях нельзя допускать боя с Брагиным на близкой дистанции. Томас понимал: если он даст Брагину возможность ударить, то на этом его карьера и закончится.

Томас пришёл домой, не смог отвлечься от предстоящего дела и через некоторое время открыл на планшете особый альбом; усевшись в кресло, он стал читать заметки и рассматривать фотографии.

Послужной список Брагина был впечатляющим. Президент одной европейской страны влюбился в девушку, которая оказалась мальчиком с лейтенантскими погонами. Конфуз, конечно; но контракт на поставку необходимого стране Советов оборудования был подписан. Там, конечно, была любопытная предыстория. С чего бы это президенту так влюбиться? Месяц или около того любопытство президента распалялось, пока пламя любви не вспыхнуло с неукротимой силой. Молодая девушка… Ну как – девушка… Она всеми в тот момент воспринималась как девушка. Значит, молодая девушка – начинающий блогер – начинает активно раскручивать свой ютуб-канал с политическим уклоном. Критикует одних политиков, отмечает мужественность и решимость других. Один такой мужественный и решительный не вынес груза возложенных на него комплиментов и сломался – пригласил блогершу на встречу. На встрече выяснились два обстоятельства: во-первых, она не такая; во-вторых, она обожает этого президента и буквально боготворит его. Оказалось, что президент стоит в центре её (его) мира и всё вокруг президента крутится. Жена лет пятнадцать не ставит президента в центр мира. Любовница так и не научилась ставить его в центр мира. А вот эта милая девушка… То есть, не девушка…В общем, умеет лейтенант ставить людей в центр мира. Тут у кого хочешь голова закружится, будь ты хоть президентом европейской страны.

Когда карты вскрылись, то президент, поразмыслив, понял: или он попадёт в жернова новой инквизиции – политики отмены – и станет всеобщим изгоем, или согласится подписать контракт и объяснит это какими-нибудь национальными интересами. Обмануть своих G-партнёров несложно. Ты делаешь вид, что веришь им. Они, следуя правилам игры, делают вид, что верят тебе, и мировая политика куда-то движется. Всё нормально, пока все играют по правилам.

Лейтенанта нашёл, обучил и запустил в дело Брагин.

В другой раз была взятка. Момент передачи денег снимался сразу четырьмя камерами. Чёрт с ней, со взяткой; но при просмотре записи объект диверсии выглядел полным идиотом. Судя по всему, его пугало не то, что в нём узнают взяточника. Он боялся, что все узнают, какой он идиот. Идиот может быть политиком – это современная нормальность. Если идиоты есть среди нас, то идиоты и их интересы должны быть представлены в органах власти. Ничего, что законы станут идиотскими – это просто отражение текущего исторического момента. Потом, когда общество преодолеет этот этап, законы будут поправлены. А если не преодолеет, то значит, так и должно быть. Всё нормально, если политик – идиот; у них нет запрета на эту профессию. Но смешной идиот – это другое. Это – клоун, а общество, слава Богу, пока к этому не готово. Может, чуть позже.

Прежде чем создать план операции, Брагин изучал психологию объекта и всегда точно знал его слабые места. Знал лучше, чем сам объект. Вот какие страхи знает за собой обычный человек? Только те, которые накрывали его. Брагин знал, чего человек боялся, и знал, что его напугает. Брагин забирался в голову жертвы и там находил чудовищ. Нет причин тащить страшилище через границы, если страшилище уже есть в голове жертвы. Нужно только его активировать и выпустить на свободу. Привычный или известный страх пугает, но жертва знает, что с ним делать: страх-то известен. Брагин же находил тот ужас, который уже был внутри человека, но никогда ещё не проявлялся.

Томас знал все эти вырезки из газет и журналов наизусть. Он мог отличить почерк Брагина. Были происшествия, которые и полиция, и Управление считали несчастным случаем, но Томас был уверен – это дело рук Брагина. Отличительными чертами операций Брагина были: ставка на то, что жертвы заврались и от этого стали уязвимы. А заврались все. Решила жена бывшего президента пойти на выборы. То ли на жалось давила, то ли на феминизм. Томас предполагал, что это Брагин получил задание – и жена вернулась к мужу, а не в президентский кабинет. В тот раз была гипотеза, что её подставили, и в итоге решили, что подставили свои же. Конечно свои! Зачем Брагину совершать такое своими руками? С таким количеством идиотов, укушенных американской мечтой, достаточно связать личный успех и то, что требуется Брагину. Большинство людей настолько управляемы, что справляется и пропаганда. Некоторые, однако, остаются самостоятельными, и тогда уже нужен особый талант Брагина. Томас завидовал способности Брагина входить в доверие и управлять людьми. Учился, вникая в дела Брагина, про которые становилось ему известно. И вот, пришло время. «Наверное, шеф прав. Если выбора нет, то пусть это буду я», – думал Томас.

Ещё одна забавная деталь в почерке Брагина: он, вероятно, испытывал особое удовольствие бить врага его же оружием: толерантностью, современной охотой на ведьм, политикой отмены. Однажды он подставил лидера зелёного движения, просто опубликовав фотографию в соцсетях; конечно, не от своего имени. На лидера зелёного движения спустили всех собак. Был лидер – нет лидера. Был востребован – теперь от него отвернулась родная мать. Каждая цивилизация порождает удобные инструменты для уничтожения своих современников. Современная цивилизация сначала сделала ложь допустимой, потом – возможной, потом – приемлемой, потом – необходимой. Теперь время расплаты. Просто срываем маски, выпускаем зверя по имени «политика отмены» и ждём, наслаждаясь. Общество ждёт, когда ему принесут новую жертву и позволят почувствовать себя правым до корней волос.

Руки можно не то что не пачкать – можно даже не доставать из карманов.

Пришла с работы Инга. Ну как – с работы… Инга – режиссёрка. Томас не был уверен на все сто, но сама Инга настаивала. Сейчас она работала над авторским фильмом, который станет сенсацией и принесёт Инге приз известного фестиваля и всемирную славу. Томас в глубине души на это очень надеялся, но не верил, потому что не было ни одного признака приближающегося триумфа.

Будучи настоящей режиссёркой, Инга научилась выглядеть непривлекательно. Всё, что могло хоть как-то подчеркнуть её женственность и симпатичные черты лица, было стёрто, спрятано, а то и загублено. Высокая, но немного сутулящаяся, чтобы спрятать грудь, с красивыми, густыми, русыми волосами, но состриженными под мальчика: с чёлкой, не более сантиметра от корней волос и открывающей весь высокий лоб. Естественно, без миллиграмма косметики. В oversize рубище грязно-серого цвета и в армейских ботинках.

– Дома? – уточнила Инга очевидное.

– Ага. Как прошёл день?

– Отлично.

–Мне с тобой кое-что надо обсудить, – сказал Томас.

– Ну.

– Вот мне интересно. Тебя пригласили снять кино. И ты понимаешь, что если сделаешь работу хорошо, то пострадает близкий человек

– Мама?! – перебила Инга встревоженно.

– Нет, твоя первая учительница. Или твоя любимая учительница.

Инга понимающе кивнула.

– У тебя выбор: сделать своё дело и встать на одну ступеньку выше или спасти учителя.

– И в чём проблема?

– Что ты выберешь?

– А второй вариант какой?

– Отказаться от съёмок фильма и спасти любимого учителя, – напомнил Томас.

– П-ф-ф! Это тест какой-то? Придумай конфликт поэпичнее.

Для кого-то нет разницы между «Я пообещал» и «Я дал слово». Так вышло, что Томас различал эти действия. Пообещать он мог кому угодно и что угодно. Томас мог пообещать и тут же забыть про обещание; он никогда не чувствовал бы себя обязанным что-то делать. Если другому человеку от Томаса просто нужно было обещание – вот оно, держи, пользуйся. Можешь предъявить мне моё обещание, и тогда я буду думать, в моих ли интересах его исполнить. Томас оставался хозяином своего обещания. Сам мог пообещать и сам потом решал, исполнять ли обещанное.

С фразой «Я дал слово» дело обстояло сложнее. Томас давал слово только себе. Дело могло касаться других людей, но слово, что Томас будет себя вести определённым образом, он давал только самому себе. Томас мог пообещать маме не пить пива до Нового года и выпить бутылочку светлого уже через пять минут, когда мама отвернётся. Нет проблем. Но если Томас дал слово себе больше не прикасаться к этим пилюлям – его не надо было контролировать. Он к ним не прикоснётся.

И чёрт его дёрнул дать Инге слово «Я тебя не оставлю». Чего бы ему в тот момент не пообещать Инге вечную любовь, или что там еще обещают в таких случаях? Честно говоря, Томас не мог себя винить за это. Когда они познакомились, Инга была другой: весёлая, красивая, женственная. Потом она узнала, что феминистки оседлали волну. Одна вон даже чуть президентом одной известной страны не стала. Узнала Инга про власть феминизма, и её словно подменили в одну ночь.

Для Инги дилеммы нет: все решения продиктованы прагматизмом и целесообразностью. Включая творчество. Прежде чем снять свой фильм, она сначала выясняет повестку: о чём люди говорят, о чем хотят говорить и продолжат говорить. Чем безумнее их речи – тем лучше; значит, там, в этой теме, есть публика и как следствие – деньги. Когда есть деньги, ты – хочешь не хочешь – прославишься, а вот потом уже можно будет подгрузить высокий смысл и идеалы.

Томас так и не смог присягнуть сволочной, по мнению Уильяма Джеймса, богине успеха. Инга считала, что истоки проблемы в месте рождения Томаса. Родился-то он в России, аж в Челябинске. Инга долго искала Челябинск на карте и нашла только тогда, когда отказалась от затеи: с фразой «Хорошо, пусть он будет где-то здесь» она ткнула пальцем точно в Че. Странно, что сама Инга не придала этому случаю никакого значения. Томас же считал, что бессознательное Инги давно нашло нужный город на карте, но сознание не желало признать, что такой город существует. Томас родился в Че в семье латышей. И только когда Томасу исполнилось 14 лет, он переехал с родителями в Ригу. В Челябинске он был чужой, потому что был «латышом»; в Латвии он не стал своим, потому что был «русским». Никому не нужный, не разделяющий всеобщее поклонение наживе и фальшивым ценностям.

– У нас есть что-нибудь сладкое к чаю? – спросил Томас у Инги.

– Сладкое вредно, – с упрёком в голосе сказала Инга.

Много лет Томаса преследует чувство, что он потерял что-то важное. Или у него это отобрали. Или выгнали откуда-то. Томас хотел бы вернуться назад и перепрожить свою жизнь.