Читать книгу Эльнара. Дочь лекаря. Первый русский любовно-эротический роман - Кора Бек - Страница 3

Зейнеп, высокая стройная тридцатилетняя женщина с немного печальным взглядом миндалевидных карих глаз и полными губами цвета ранней вишни, встретила гостей очень радушно. Она поселила влюбленных в небольшой пристройке, в которой ее покойный муж, занимавшийся торговлей, хранил когда-то товар. Сейчас здесь находились широкая глинобитная суфа, застеленная двумя толстыми коврами, два деревянных тахта и низенький столик, в углу лежал аккуратно-свернутый матрац, набитый верблюжьей шерстью. После легкого ужина Пехлибей, чтобы не смущать возлюбленную, вышел на улицу. Зейнеп осталась помочь приготовить постель.

Чужеземец, совершивший этой ночью неслыханно дерзкий поступок, с наслаждением вдыхал свежий воздух, наполненный головокружительным ароматом цветущей сирени, и восхищенно смотрел на высокий небосвод, усеянный сверкающими яркими звездами. Он вспоминал, как, будучи маленьким мальчиком, любил лежать в густой темно-зеленой траве, что росла позади его дома, и смотреть в голубое небо, по которому медленно плыли белые облака, мечтая о том, что когда вырастет, он непременно совьет множество крепких веревочных лестниц, по которым сумеет подняться до самых небес, чтобы своими руками коснуться облаков, таивших в себе какую-то загадку. Сейчас ему безумно хотелось достать с неба звезду и подарить ее любимой. Представив, как она сверкала бы на его ладони, отражаясь чудным светом в бездонных очах возлюбленной, он тихо засмеялся и вошел в дом.

В комнате было темно. Осторожно, чтобы не разбудить милую, Пехлибей прошел в дальний угол, где поверх циновки лежал матрац, и от неожиданности вздрогнул, услышав нежный голос:

– Господин, разве твое законное место не там, где находится твоя жена? Зачем ты хочешь оставить меня в холоде одиночества, подвергая страданиям мое трепещущее от любви к тебе маленькое, но очень горячее сердце?

– Но, любовь моя, ведь мы еще не поженились! Как я могу прикоснуться к тебе, зная, что тем самым вовлеку твою невинную душу в непозволительный грех? Я очень люблю тебя, и не хочу причинять тебе никаких, даже малейших страданий!

– О каком грехе ты ведешь речь, светоч глаз моих? Разве любовь не есть самое чистое чувство, которое люди могут испытывать друг к другу, и разве перед лицом Всевышнего мы с тобой не есть отныне муж и жена? Грех – не разделить со мною наше ложе любви.

– О, моя прекрасная принцесса! Ты причиняешь мне немыслимые мучения своими словами, ведь мои душа и тело уже давно нестерпимо рвутся к тебе, однако праведный мусульманин обязан в первую очередь свято чтить и строго соблюдать предписанные Аллахом законы. Как только мы поженимся…

– Господин мой, у тебя будет возможность замолить наш ночной грех в своей утренней молитве, если ты считаешь плотскую любовь грехом. А сейчас иди ко мне, я жду тебя! Больше всего на свете мне нужны твои надежные, крепкие объятия! Хочу забыть обо всех своих тревогах, испив этой ночью чашу твоей любви до самого дна!

– Свет души моей, для того, чтобы пожениться, нам вовсе не обязательно ждать прибытия в Хоршикское ханство. Мы сможем сделать это сразу же, как только пересечем границу Персии. Надеюсь, это произойдет уже довольно скоро.

– А не разонравилась ли я тебе, солнце моей жизни? Или, быть может, у тебя на родине осталась невеста, и теперь ты жалеешь о поспешности своего шага? Скажи, не томи мою душу!

– Я прошел много стран, но не видел девушки красивее и лучше тебя, любовь моя! Ты, словно гурия, спустившаяся на грешную землю из райского сада. Назвать тебя своей женой – предел всех моих мыслимых и немыслимых желаний.

– Ты можешь назвать меня ею уже сейчас. Я верю, что Всевышний нас видит и одобряет, но только ему одному ведомо, как много времени нам придется провести здесь, подвергая наши жизни постоянной опасности. Знаю, что гнев моего отца не будет иметь пределов, когда он узнает, что его единственная дочь сбежала из отчего дома, да еще накануне свадьбы с шахзаде, и если только воины обнаружат нас, нам обоим придется тяжко. Но мы выбрали этот путь, и во имя своей любви я хочу идти до конца! Хочу, чтоб ты стал моим первым и единственным мужчиной, чтоб ты назвал меня своей женой, хочу принадлежать тебе, господин мой, и не только душой, но и телом, хочу, чтоб мы стали единым целым! Я люблю тебя так, как никто никогда не любил еще на этом свете!

– О, моя несравненная возлюбленная! Ты не только удивительно красива, но и необыкновенно мудра, жена моя. Не представляю теперь, как мог я жить все эти долгие годы, не видя твоего дорогого лица, не слыша твоего родного голоса? Куда-то шел, к чему-то стремился… а ведь подлинное счастье только в любви, как же мне повезло! Я самый счастливый человек на свете! Хочу жить ради тебя, беречь тебя, любить тебя, солнце жизни моей! Ты – моя путеводная звезда, осветившая своим чудным неземным светом мой доселе одинокий путь! Я готов отказаться от всего и от всех, лишь бы ты была всегда рядом. Я люблю тебя так, как любят только раз в жизни, мое бесценное сокровище, моя судьба, жена моя! – с этими словами Пехлибей заключил Фариду в крепкие и ласковые объятия.

Она, безмерно обрадованная таким пылким и искренним признанием, немного смутилась, спрятав свое пылающее личико на широкой груди любимого, а потом решительно откинулась на пышные подушки, увлекая за собой Пехлибея. Почувствовав волнующую тяжесть его большого ладного тела, тихонько застонала от наслаждения и закрыла глаза. Опасаясь, что возлюбленной нечем будет дышать, он хотел приподняться над ней, но она, по-прежнему не открывая глаз, притянула его к себе с такой страстью, словно желала раствориться в нем. Приятная тяжесть мужского тела несказанно возбудила Фариду. Снова и снова она изо всех сил вжималась в него, в эти моменты остро ощущая свою женскую хрупкость и беззащитность и, наслаждаясь безудержной мужской мощью, исходившей от любимого, его невероятно-огромной силой, которой хотелось полностью отдаться, забыв обо всем на свете.

– Сегодня, если на то будет воля Всевышнего, мне предстоит познать великую тайну жизни, став женщиной. Наверное, это знание сделает меня особенно счастливой, и все же то, что я испытываю сейчас – это уже далеко не маленькое счастье. Я чувствую себя ранней травой, которую нетерпеливо топчет, изголодавшийся за зиму по свежему выпасу, молодой горячий конь. Он то нависает надо мной подобно неумолимо-грозным скалам, не оставляя малейшей надежды на пощаду, то вдруг бросается вперед, сминая все на своем пути, безжалостно вдавливая меня в землю, обрушившись всей своей, до боли сладкой и безумно-привлекательной тяжестью, приводя меня в неистовый трепет. Что может быть слаще этого? – думала Фарида, страстно прижимаясь к телу любимого.

Заглянувшая сквозь небольшое окошко полная луна осветила лицо возлюбленной. Восторгаясь ее утонченной красой, Пехлибей покрыл нежными поцелуями высокий чистый белый лоб, давно дразнившие его воображение, чуть впалые благородные щеки, восхитительный точеный носик, взлетающие к вискам, тонкие черные брови, трепещущие, красиво-изогнутые длинные ресницы. Изящная длинная шея призывно белела в темноте, сводя его с ума. Он поцеловал ее таким глубоким долгим поцелуем, что упругие соски на груди милой тут же напряглись, словно две маленькие острые стрелы. Стоило ему надавить на них, как Фарида выгнулась всем телом, не сдержав громкого стона. Спустив ее платье до самого пояса, Пехлибей на несколько мгновений восхищенно застыл при виде небольшой округлой груди, показавшейся ему пределом женского совершенства, а потом бросился к этим божественным райским источникам, поочередно целуя их то дразнящими, едва уловимыми, то сильными, неистово страстными поцелуями, жадно лаская их своим нетерпеливым языком и очень умелыми руками.

Фарида уже не стонала, а кричала от нестерпимого наслаждения, словно змея извиваясь всем телом под Пехлибеем. Ее длинные, иссиня-черные, как масть чистокровного арабского скакуна, волосы разметались по подушке, а раскинутые руки теребили края простыни так сильно, будто хотели порвать ее. Оставив в покое ее изумительную грудь, находившуюся на пределе возбуждения, Пехлибей покрыл легкими поцелуями маленький, гладкий, почти плоский живот возлюбленной, после чего стал проталкивать свой горячий язык внутрь ее пупка ритмичными сильными движениями, временами то быстро вращая им, то резко останавливаясь и полностью вынимая, чтобы затем вновь страстно припасть к этой неимоверно-сладкой впадине.

– О, мой господин, ты просто волшебник, мне кажется, я сейчас умру от невиданного наслаждения, – шептала, задыхаясь, Фарида. – Умоляю, возьми меня поскорее!

Но Пехлибей не спешил. Задрав подол девственно белого платья, принялся ласкать руками внутреннюю поверхность ее пленительных стройных бедер. Его ладонь то почти невесомо скользила над ними, отчего по телу любимой пробегали легкие судороги, напоминая потревоженную шаловливым ветром игривую водную гладь, то уверенным хозяйским движением крепко проводила по ним, и тогда красавица на мгновение замирала, отдаваясь тем непередаваемо сладостным ощущениям, что вызывала в ней абсолютно непререкаемая и волнующе неотвратимая мужская сила. Когда же его, жаждущая все большего удовлетворения, рука коснулась ее пушистого черного холмика, Фарида, словно серебристая рыбка, мягко соскользнула с постели. Ее белоснежное атласное платье, так чудно облегавшее тонкий стан, упало на пол, подобно облаку, внезапно решившему спуститься с заманчивых, недосягаемо чистых высот неба на кипящую страстями, испокон веков живущую грехами, землю.

У Пехлибея перехватило дыхание при лицезрении сей неземной красы. Изящное, удивительно пропорциональное тело любимой являло собой образец совершенства, который можно встретить в природе, наверное, не чаще, чем раз в столетие. Миниатюрная, как и большинство женщин Востока, она обладала царственно стройной шеей, изящными неширокими плечами, имела небольшую, аппетитно округлую грудь с бледно розовыми сосками и голубыми прожилками на белой, изумительно нежной, как у младенцев, коже, ее трогательно хрупкая, прямая спинка плавной, безумно манящей линией переходила в два маленьких упругих полушария, соблазнительные стройные бедра подчеркивали головокружительную чувственность красивых ног, а изящные гибкие ступни способны были свести с ума.

«Совершенство», случайно или намеренно стоя к Пехлибею вполоборота, отчего все достоинства женской фигуры представали как на ладони, улыбнулось ему лукавой и, вместе с тем чуть смущенной улыбкой, затем грациозно преклонило колени и нежно прошептало: «Я у твоих ног, господин мой. Да будет так всегда!» «Да будет так всегда, жена моя!» – эхом отозвался Пехлибей и, подняв ее на руки, осторожно опустил на суфу.

Когда он полностью обнажился, пришел черед искреннего восхищения Фариды перед подлинно божественной красотой и гармонией, которой наделяет Всевышний отдельных представителей лучшей половины человечества. Телосложению Пехлибея мог позавидовать сам Юсуф Прекрасный родом из Ханаана. В меру высокий, широкоплечий, он имел гордую осанку человека, воспитанного в духе внутренней свободы и нравственной чистоты. Его мощную грудную клетку посредине и вокруг светло коричневых сосков украшали мягкие, не слишком густые волосы. Безупречно стройная талия и подтянутый живот радовали сердце, аккуратные ягодицы притягивали взгляд, а сильные крепкие ноги восхищали мужественным рельефом мышц. В каждом движении – характерная для жителей Азии чарующая упругость, во внимательном взоре раскосых карих глаз – пленяющие романтичные женские души, знание жизни и властность, в смуглом обветренном лице, в изящном, но твердом подбородке, в крупных губах – обжигающая чувственность. Порывистым мечтательным юношей, стремившимся к познанию мира и самого себя, покинул когда-то Пехлибей родное Хоршикское ханство, а возвращался зрелым мужем.

Блестящими, широко раскрытыми глазами смотрела Фарида на возлюбленного, чувствуя внизу своего живота волнующую тяжесть и какую-то сладостную боль. Пытаясь совладать с охватившим ее внутренним напряжением, она подобрала под себя ноги, но уже в следующую минуту выпрямила их, подчиняясь воле любимого, полностью накрывшего ее своим большим и сильным телом. Заключив милую в надежные и ласковые объятия, Пехлибей с наслаждением вдохнул нежный цветочный аромат, исходивший от ее густых черных волос, поцеловал ее заалевшее от смущения родное личико, легонько коснулся пухлых вишневых губ и, уже не сдерживая своей, стремительно растущей в нем страсти, жадно впился в них глубоким, страстным, головокружительным поцелуем. При этом его нетерпеливые руки то пробегали, подобно легкомысленному весеннему ветру, радующемуся пробуждению природы после несправедливо долгого зимнего сна, вдоль тонкой спинки любимой легкими, и оттого еще более возбуждающими движениями, то крепко сжимали ее маленькую, но набухшую грудь, заставляя прекрасную персиянку выгибаться всем телом и исторгая из нее столь страстные стоны, перед которыми не устоял бы самый суровый монах из тех молчаливых и глубоко сосредоточенных служителей Будды, что доводилось встречать хоршикскому лекарю в труднодоступных горах Тибета во время своего длительного путешествия.

Фарида отвечала любимому сначала робкими, потом все более пылкими поцелуями, обвивая его крепкую шею своими тонкими нежными руками, соблазнительно двигая бедрами, об которые уперся его горячий и неимоверно твердый ствол. Не отрываясь от жарких уст милой, Пехлибей осторожно раздвинул ее ножки. Почувствовав, как она мгновенно напряглась, нежно шепнул в ушко: «Не бойся, любовь моя, все будет хорошо». Его большие надежные руки долго ласкали внутреннюю поверхность ее пленительных гладких бедер, чуть более сильным движением касались пышного черного холмика, так вызывающе соблазнительно выделявшегося на белой коже и очень чутко отзывавшегося на ласку чувственными судорогами, пробегавшими по восхитительно женственному телу, и заставлявшими бедра вновь и вновь смыкаться в непреодолимой истоме.

Воздав должное стражам, оберегающим вход в заветную расщелину, Пехлибей направил руку к изнемогающей от напряжения вульве. Внешние половые губы возлюбленной оказались на удивление развитыми, их безумно приятно было ласкать, ощущая их упругость и податливость одновременно, горячий клитор вытянулся вперед в ожидании предстоящей любовной схватки, влажные малые губы раскрылись, готовые принять в себя член.

Подчиняясь мощному природному инстинкту, Фарида еще шире раздвинула ноги, закрыла глаза, крепко обхватив любимого за шею и прошептав: «Я, люблю тебя, солнце моей жизни!» «Я люблю тебя, моя прекрасная пери!», – ответил Пехлибей, осторожно направляя свое могучее мужское орудие в трепещущую расщелину. Несколько раз его горячая головка входила лишь наполовину, потом совершила ряд приятных вращающихся движений, давая невинному влагалищу возможность еще более возбудиться и как можно шире раскрыться и, наконец, не слишком быстрым, но абсолютно точным ударом огромный и беспощадно твердый, как многолетний дуб, обжигающе горячий, как летнее солнце, ствол вошел во влагалище, безжалостно сминая обреченное на поражение сопротивление девственной плевы. Фарида слабо вскрикнула, задрожав всем телом и еще сильнее прижавшись к возлюбленному. Ей показалось, будто через нее прошел острый длинный кинжал, достигнув самой гортани. Пехлибей, приостановив свое наступление, нежными поцелуями покрыл ее до боли родное лицо.

Успокоившаяся Фарида мышцами влагалища покрепче обхватила член, давая понять, что готова к продолжению любовного урока. Чуть приподнявшись над милой, Пехлибей начал входить в нее ритмичными и все более глубокими ударами. Распростившаяся с девственностью, первая красавица Персии довольно быстро приноровилась к его темпу, мягко скользя бедрами и одновременно лаская руками широкую и гибкую спину любимого. «Какая приятная штука – любовь! Еще никогда в жизни мне не было так хорошо, как сейчас. Хочу, чтоб это продолжалось как можно дольше!», – восхищенно думала дочь грозного визиря Сатара, позабыв в эту минуту и об отце, живущим предвкушением скорого родства с великим падишахом, ни сном, ни духом не ведая о крушении сих радужных надежд, и о своем побеге из отчего дома, да и, вообще, обо всем на свете. Ничто не имело значение в сравнении с теми сладостными ощущениями, что щедро подарила ей любовь.

Между тем, Пехлибей убыстрил свой темп. Его безумно притягательный ствол уже не скользил в нежной расщелине, а вонзался в нее такими сильными и крепкими ударами, что Фарида стонала, не переставая.

– О, мне кажется, я этого не выдержу: слишком сильно, слишком сладко и слишком много для такой маленькой женщины, как я! Мой господин – самый непревзойденный мужчина на свете, я люблю его очень-очень! – мысли стремительно неслись одна за другой: Но как же ошибаются все вокруг! Одни мечтают о величии, другие стремятся к богатству, третьи заняты поиском истины, а ведь все это – пустая суета сует. Любовь – вот, что главное в жизни!

Ее изнемогающая от страсти вульва бешено пульсировала, любовные соки текли рекой, а Пехлибей не прекращал свой натиск. Острый длинный кинжал превратился в могучий меч, ненасытно и хладнокровно вонзавшийся в утомленную до предела плоть. Обессилевшая Фарида умоляла о пощаде. Возлюбленный великодушно внял ее мольбам, и после нескольких, особенно сильных и сладостных ударов, залил расщелину, впервые познавшую мужскую мощь, обильной густой спермой.

Несколько минут влюбленные молча лежали, пытаясь прийти в себя. Потом Пехлибей, ласково прижав к себе любимую, поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Фарида, испытавшая доселе неведомое, головокружительное чувство полета, отрешенно молчала, не в силах осознать окружающую действительность. Ее прекрасное тело все еще вздрагивало в сладострастных судорогах, а воображение упивалось восхитительной картиной бездонного темного неба с загадочно мерцающими звездами, где парила ее душа, познавшая чудо из чудес.

Пехлибей продолжал дарить ей легкие, исполненные трепетной любви поцелуи, и возлюбленная очнулась. Из ее дивных глаз покатились светлые слезы ни с чем не сравнимой радости от пережитого чувства единения и абсолютной гармонии.

– О, господин мой, ты сделал меня счастливейшей из смертных, да хранит тебя Всевышний!

С этими трогательными словами в порыве искренней благодарности она припала к стопам любимого, покрыв их бесчисленными горячими поцелуями, прижимаясь к ним лицом, вдыхая их непередаваемо – родной запах.

– Любовь моя, ты – лучший из лучших, позволь мне придать твоему могущественному орудию его первозданную чистоту и свежесть!

Не дожидаясь ответа, Фарида склонилась над мужской гордостью Пехлибея и с явным наслаждением принялась облизывать ствол от самого основания до чудесной головки, обладавшей особенно сладким вкусом. Она долго не могла оторваться от уздечки, восхитившей ее своей удивительной нежностью, а когда познала сладость маленькой дырочки, расположившейся на самом почетном месте спесиво важной головки, никак не могла решить, что же всего вкуснее.

Пехлибея, возлежавшего на высоких подушках, терзали два противоположных чувства: наслаждения и возмущения. С одной стороны, нежные умелые ласки милой были ему очень приятны, но с другой, он не мог понять, где она этому успела научиться: юная дева, которую он этой ночью лишил невинности? Словно бы почувствовав его сомнения, Фарида оторвалась от занятия, доставлявшего ей большое удовольствие, и растерянно посмотрела на любимого, пытаясь понять, что вызвало его неудовольствие, потом лукаво улыбнулась и, взмахнув пушистыми ресницами, нежно произнесла:

– Господин мой, дозволь напомнить, что твою жену, навеки преданную тебе душой и телом, готовили в жены шахзаде. Отец очень хотел угодить наследному принцу, поэтому специально для меня нанял одну старую китаянку, обучившую твою рабу кое-каким премудростям любви. Я чиста перед тобой, как утренняя роса, светоч глаз моих!

– Я верю тебе, моя благонравная, моя глубоко любимая жена. Хорошо, что ты это сказала, но больше не напоминай мне о шахзаде, пусть прошлое останется в прошлом! Я люблю тебя, радость жизни моей!

Пехлибей прижал возлюбленную к груди, впился в жаркие уста и прошептал:

– О, какой необыкновенный вкус у твоих губ!

– Они пахнут тобой, лучший из лучших, – скромно потупила свой взор мудрая жена.

Раскрасневшаяся после любовных игр, Фарида была похожа на только что распустившийся, прекрасный цветок. Ее нежные, чуть впалые щеки соблазнительно алели, дивные черные глаза призывно блестели, а вишневый чувственный рот был слегка приоткрыт, подобно райским вратам, в которые далеко не каждому дозволялось войти. «Эта неземная краса принадлежит мне. О Аллах, что еще нужно смертному для счастья?» – восхищенно подумал Пехлибей, ощущая нестерпимое желание, и нетерпеливо сминая под себя податливое женское тело. Он набросился на Фариду с такой страстью, словно между ними ничего еще и не было. А она, блаженствуя под тяжестью большой плоти, которая сама по себе уже приводила ее в сильное возбуждение, счастливо улыбалась и все теснее прижималась к любимому и очень родному человеку.

За окном забрезжил рассвет. Начинался новый день.