Читать книгу Расколотое небо - Кори Маккарти - Страница 8
Альфа
6. По нулям: Потеря радио- или визуального контакта
ОглавлениеПиппин обнаружился у них в комнатушке. С измученным видом он валялся на нижней койке. Когда Чейз вошла, он стянул с головы громадные наушники – и из них загрохотала классическая музыка.
– Что было с Кейлом?
– Он ничего не захотел говорить, но, прибегнув к дедукции, я выяснила, что кем бы «Феникс» ни был, он не вражеский. Диспетчерская его вызвала. Там решили, что мы падаем.
– И как это они могли сделать такую ошибку? – съехидничал Пиппин.
Усталость накатила на Чейз. Летать – это одно, а вот разбираться с чужими эмоциями, даже с эмоциями Пиппина, было для нее мучительно трудно, хоть ей и не нравилось в этом признаваться. Дело было тонкое. Пиппин держался так отстраненно и холодно из-за чего-то важного. Она понимала, что ей следует действовать с оглядкой, но когда он попытался спрятаться под своими наушниками, она взяла и села прямо на него.
– Ты странно себя ведешь с того момента, как мы увидели третий «Стрикер».
– Ты вся мокрая!
Он столкнул ее с себя.
– Случайно вышло в душевой.
Пиппин выгнул бровь, заставив ее почувствовать себя виноватой. Это удавалось только ему – и она такого не любила.
– Бунтарь? Или мы его уже кем-то заменили?
– Бунтарь, но спасибо тебе. – Она стала расшнуровывать ботинки, чтобы не смотреть на Пиппина. Та волна адреналина, на которой она отправилась из кабинета Кейла в рекреацию, а потом в мужскую раздевалку, стремительно уходила. На ее место вползала тишина. – Я застукала Сильф за попыткой уничтожить Тэннеру лицо в рекреации. Он болтал о нас с Бунтарем.
– Тэннера отчислят, если он не возьмется за ум, – сказал Пиппин. – Ты об этом тревожишься?
Чейз кивнула. Неужели она ранила Тэннера настолько сильно, что он готов бросить академию? Она потерла лицо.
– Такое чувство, будто смотрю, как он разбивается и горит.
– В каком-то смысле это так и есть. – Взгляд Пиппина был жестким и мрачным. – Тебе не стоило с ним играть. Его чувства к тебе были настоящими.
– Я не играла, но у меня действительно такое ощущение, будто я застряла на карусели. Одни и те же проблемы, снова и снова. – Чувство вины обрушилось на нее лавиной. – Бунтарь сказал, что меня любит. Уф!
– А ты ему ответила, что он тебя не знает?
– Откуда ты…
– Ты всегда так отвечаешь. Послушай, у меня идея: а почему бы тебе не дать ему тебя узнать?
– Я ему не доверяю. – Она ожидала, что Пиппин скажет что-нибудь ехидное, но он промолчал. – Может, мне просто приходится так делать. Чтобы забыть о приближающейся проверке и прочем. Кейл понимает.
– Уверяю тебя: Кейл не понимает твоих любовных побед. – Пиппин перелистнул страничку своей записной книжки. – И эпизоды, когда тебе «приходится так делать», становятся все хуже.
Возможно, он говорил о Тэннере или Бунтаре, но ей показалось, что он имеет в виду нечто большее.
– Пип, сегодня… ты же не думал, что мы погибнем?
Когда Бунтарь сказал такое, это прозвучало глупо, но сейчас Чейз посмотрела на свой финт с точки зрения Пиппина. Близость земли. Кажущееся необратимым падение…
Не отвечая, он нахлобучил наушники. До нее донесся маршевый ритм «Оды к радости» – и ей вспомнилось его отчаянное мурлыканье, когда они неслись к земле. Она его напугала. Вот почему он вел себя так странно.
– Извини, – выдавила она, но это не помогло.
Может, слово испортилось.
– Я правда извиняюсь, – повторила она. Пиппин что-то корябал в записной книжке, словно не услышал ее. Она попыталась заглянуть туда. – Ты ведь знаешь, что у «Оды к радости» есть стихи? На немецком.
– Это называется «слова». И я придерживаюсь мнения, что эта песня вовсе не о радости.
– А о чем же тогда?
– Твои извинения приняты, Чейз. – Он закрыл книжку у себя на груди. – Тебя моя музыка не интересует. Ты притворяешься, потому что тебе стыдно. – Он взмахнул рукой, словно волшебник. – Я освобождаю тебя от чувства вины.
Наверное, его жест сработал бы, если бы он тут же не ушел и не сел за свой стол. Она устроилась на его подушке, бросив взгляд на его семейные фотографии, пристроенные между прутьями верхней койки. Десятки снимков трех его младших братьев и его толстобедрой матери. И даже одна фотография его отца, человека, которого он назвал «прямым, как флагшток».
Мысли Чейз унеслись к ее доакадемическим воспоминаниям. Одиночество наползло на нее, словно туча. Она уже много лет не виделась с Дженис, но до сих пор, думая о матери, ощущала запах табачного дыма на ее волосах и слышала постукивание наманикюренных ногтей. День, когда Кейл объявился у них на пороге с приглашением в «Звезду», стал лучшим моментом в жизни Чейз. Ну… все-таки не самым лучшим. Он стоял на втором месте после того раза, когда она впервые поднялась в небо на «Драконе». С этим ничто никогда не сравнится.
Когда Чейз оказалась в «Звезде», то поняла, насколько странным было личное приглашение Кейла. Бригадный генерал не объявлялся на пороге у каждого будущего курсанта.
Только у нее.
Когда она спросила его об этом, он сказал, что был знаком с ее отцом – и она избегала дальнейших разговоров на эту тему, словно она была радиоактивной. Но Кейл успел добавить:
– Хорошо, что у тебя фамилия матери. Так лучше. Лучше, чтобы другие кадеты не узнали о том, кто твой отец.
Чейз верила Кейлу. Правда о ее отце была столь тщательно охраняемым секретом, что даже Пиппину было сказано, чтобы он никогда не касался этого вопроса.
Она обнаружила, что водит пальцем по буквам своей фамилии, вышитым над нагрудным карманом. Эта фамилия казалась ей странной. Немного чужой. Она носит ее всего пару лет.
Чейз резко села, спеша сменить тему своих мыслей. «Феникс» возник ослепительной ракетой, взметнувшейся в темное небо. Полет с ним – а почему она упрямо называет его «он»? – ощущался как заигрывание. Как флирт. Она вспомнила, как они вместе выжали три Маха, как их самолеты неслись в высоте. Это было совершенно не похоже на те вылеты, когда она была в паре с Сильф.
– Кто он? – пробормотала она.
Она представила себе тот красный шлем – и картинным жестом мысленно сорвала его. Она накладывала разные оттенки кожи и черты лица на неизвестное лицо – но на каждом была ухмылка. Он – наглец. Она поняла это по тому, насколько он приблизился к ней в полете. По тому, как струя от его двигателя ударила в нее так, как будто это был игривый укус в плечо.
– Пип, а зачем тайный третий «Стрикер»? Почему мне нельзя про него знать?
– Прекрати это, Чейз. Помнишь, что я тебе говорил про Кроули? Если ты не отступишься, у тебя отберут крылья. Пусть ты и любимица Кейла. – Он покрутил шнур наушников. – Нет ничего хуже пилота, которого лишили права летать, а я практически уверен, что ты вообще перестанешь быть человеком.
Чейз его не слушала.
– Тот пилот ведь должен быть молодым, так?
Пиппин потер глаза.
– Нет. Он просто должен быть в идеальной форме. Возможно, ему за двадцать, как некоторым спортсменам-олимпийцам. «Стрикеры» требуют сильного тела. Огромной выносливости. – Он помолчал. – Постой! А почему мы говорим про того пилота «он»?
– Я себя об этом же спрашиваю. Спорим на пятерку, что он парень!
Пиппин застонал.
– Чейз, только не говори, что ты втрескалась в пилота «Феникса». Нет же? Под тем шлемом вообще может быть роботизированный ящер!
– Значит, ты признаешь, что он существует!
Они хором рассмеялись, но их смех смолк чересчур быстро.
– Ты ведь не станешь спорить, что мы круто летели: быстро, крыло под крылом…
Пиппин указал карандашом на сложенную записку у нее на койке.
– Тебя опять Ритц вызывает.
– Чертова Психичка.
Чейз смяла вызов, не читая.
Пиппин достал свой цифровой атлас и включил экран.
– Прекрати игнорировать психиатра. Тебе пора пройти проверку. И сделай мне огромное одолжение. Не упоминай о призрачном «Стрикере».
– Пусть Ритц меня сначала поймает.
– Тебе слишком нравится сбегать от этой тетки.
– Маленькие радости.
Чейз перебросила бумажный комок через стол Пиппина. Он проскочил через голографическое изображение горного кряжа, и Пиппин смахнул его в мусорную корзинку. Он уже снова надел наушники.
– Ушел в потайную пещеру в Пиппинленде.
– Гномьи двери в закрытом виде никому не видны.
Он действительно ушел. Когда начинался толкиновский диалог, ее гениальный ОРП отступал на недоступные глубины. Чейз стащила верхнюю часть мокрого летного комбинезона и оставила ее болтаться на бедрах. Обычно она из вежливости переодевалась в их крохотном санузле, но сегодня она не была настроена на любезности. Расстегнув лифчик, она метнула им в Пиппина. Он поймал его и забросил себе за голову. Не покраснел. Не отвлекся.
– По нулям, – проворчала она, садясь на край койки.
– Я тебя люблю, Чейз. Правда, люблю. Но завтра у меня контрольная по географии.
– Ты и так знаешь больше профессора Дэвиса. И к тому же, – она вытащила кипу одежды из-под койки, а слова отца – из какого-то гораздо более темного места, – любовь бессмысленна.
Тут Пиппин чем-то в нее бросил – из-за головы, даже не увидев, что она уронила всю свою одежду, чтобы поймать его снаряд.
Чейз сжала маленького пластмассового птеродактиля и вспомнила свои первые минуты в «Звезде». Она тряслась в ангаре, окруженная другими поступившими новичками: они ждали, чтобы военная полиция проверила их вещи на предмет контрабанды. Новые кадеты – только что закончившие восьмой класс – неловко рассматривали друг друга. Все были готовы судить, сортировать и клеить ярлыки. А вот долговязый парнишка рядом с Чейз наблюдал за осмотром так, словно один из рюкзаков был готов взорваться.
– Ты по ошибке запаковал свою бомбу? – спросила она шепотом.
– Меня больше волнует птеродактиль.
Паренек явно обладал даром шутить с бесстрастным видом.
– Динозавр?
– Птерозавр. У динозавров не было крыльев. – Он чертыхнулся. – Мама его запаковала в шутку. Есть шанс, что все про это забудут?
– Не раньше выпуска.
Полисмен с заросшими курчавыми волосами руками вытащил пластиковую игрушку и поднял ее так, словно в нее могли положить наркотики.
– Это чье?
Долговязый паренек залился кирпичным румянцем.
– Мое! – заявила Чейз. Она забрала его у полисмена. – Не любите птерозавров?
– Не дерзи, кадет! – рявкнул полисмен.
Собравшиеся начали смеяться над Чейз. Она лишила их поддразнивание яда, картинно пристроив игрушку себе на плечо, словно котенка. Она была уверена, что такое поведение заставит других кадетов ее сторониться, но она по-любому предпочитала быть одиночкой.
Не прошло и часа, как случай с птеродактилем спас ее от горькой судьбы неприятного соседства. Девица с внушительной светлой косой бросила на Чейз один взгляд и потребовала поменять комнаты.
Через несколько минут тот долговязый парнишка бросил свой рюкзак на нижнюю койку.
– Видела те опытные самолеты в ангаре? Спорим, эти двигатели с крепким пилотом смогут дать четыре Маха! Может, больше.
– Я хочу на таком летать.
– Я тоже. Ты прошла испытание на пилота?
– Да. А ты?
– Я склоняюсь к навигации, хотя получил добро на любую специализацию. – Он похлопал себя по голове: как ни странно, это не воспринималось как хвастовство. Может, потому, что он казался чуть растерянным. – Военным нужны мои выдающиеся мыслительные способности. В любом амплуа.
– Круто!
Он пожал плечами.
– Мой позывной будет Пиппин.
– Он… необычный. Почему ты его выбрал? – спросила она.
– Пиппина тоже насильно забрили в Братство.
– Честно говоря, я что-то не понимаю.
Чейз пришлось признаться, что и сейчас, спустя три года, она понимает Пиппина не так хорошо, как ей хотелось бы.
* * *
Несмотря на жуткую усталость, ночь после встречи с «Фениксом» Чейз провела то засыпая, то снова просыпаясь. Черное небо ее снов, искореженное взрывами, вспыхивало от выстрелов.
Утром она с трудом выдралась из своего неотвязного кошмара. Это было похоже на то, как ползешь по-пластунски под колючей проволокой (что на самом деле она и проделала много лет назад). Правую руку ожгло болью, и она пальцами левой размяла шрам. Чейз давно перестала надеяться, что когда-нибудь это место перестанет ощущаться как рана.
Она спрыгнула с койки и размялась. По дороге на занятие она слишком быстро завернула за угол коридора и налетела на доктора Ритц, миниатюрного психиатра академии.
Чтобы не упасть, женщина ухватила Чейз за обе руки.
– Чейз Харкорт! Я как раз надеялась на тебя наткнуться. Хоть и не в буквальном смысле этого слова. Ты меня чуть с ног не сбила.
– В следующий раз приложу больше сил.
Доктор Ритц прищурилась.
– Ты хочешь сказать, что приложишь больше сил, чтобы меня сбить с ног или чтобы не сбить, Чейз Харкорт?
Чейз обогнула психиатра. Узел волос на макушке у этой тетки был размером почти с ее голову.
– Почему вы всегда называете меня полным именем? Это неестественно. Я же каждые пять секунд не ору: «Эй, Юджиния Ритц Психичка!»
– Я уже много раз просила не называть меня «Психичкой».
– Привычка.
Чейз хрустнула пальцами, а Ритц поправила очки.
Старая добрая ничья.
В первый год Чейз обдурили, заставив решить, будто Ритц относится к ней с теплотой. Она рассказала ей про Дженис и свое одинокое детство… а психиатр начала докладывать, что Чейз «эмоционально неустойчива». Начались разговоры о том, чтобы отстранить Никс от полетов, – и Чейз поклялась, что больше не скажет этой тетке ни слова правды. А это свелось к тому, что с тех пор она избегала Психички.
– Ну, Чейз… – Казалось, Ритц больно использовать только половину ее имени, – ты игнорируешь мои вызовы, так что придется побеседовать с тобой прямо здесь. Меня с тобой попросил поговорить бригадный генерал Кейл. Он считает, что ты видишь в небе несуществующие самолеты.
Чейз, пытавшаяся незаметно улизнуть, остановилась. Это ощущалось как резкое торможение, которое стянуло ей грудь, как слишком туго затянутая страховка.
– Кейл такого не говорил!
Не могло такого быть. Она летела с «Фениксом» крыло к крылу. Кейл мог приказать ей не рассказывать о том, что она видела, но он не мог потребовать, чтобы она притворилась, будто того самолета не существовало.
Сказать, что она его себе вообразила…
Чейз словно льдом сковало от глаз до колен – и она не сомневалась, что потрясение отражается на ее лице. Она доверяет Кейлу. А он доверяет ей. Неужели он мог действительно вот так ее продать? Неужели Чейз сейчас вышибут с испытаний «Стрикеров»? Кровь прихлынула к ее лицу, вызвав учащенное дыхание и резкую головную боль.
Ритц не успела больше ничего вякнуть: прозвенел звонок, и коридор наполнился кадетами.
– Если ты начала сдавать от трудностей, Чейз Харкорт, – проорала Ритц, пытаясь перекрывать шум, – есть меры, которые…
– Отмеряй вот это.
Чейз повернулась к ней спиной и слилась с толпой кадетов. В крови у нее бушевал пожар. Самолет был! Дружественный самолет, не менее быстрый, чем «Дракон». А может, и более быстрый.
– И когда я его поймаю, – пробормотала она себе под нос, – то заброшу к Ритц в кабинет.