Читать книгу Чернильная кровь - Корнелия Функе - Страница 16

Черный Принц был не один. Разумеется, с ним, как всегда, был его медведь. Зверь сидел у костра позади хозяина, как его косматая тень. Фенолио хорошо помнил фразу, которой создал Черного Принца. В самом начале «Чернильного сердца», вторая глава. Подходя к костру, Фенолио тихо повторял вслух эти слова:

– Бездомный мальчишка, кожа лишь чуть светлее черных кудрей, скор на язык и на ножевую расправу, всегда готов броситься на защиту тех, кого любит, – будь то две его младшие сестрички, медведь, с которым жестоко обращаются, или Сажерук, его лучший, самый близкий друг… «Который тем не менее погиб бы жестокой смертью, если бы все шло по-моему, – добавил про себя Фенолио, махая рукой Принцу. – К счастью, мой смуглый друг этого не знает, а то вряд ли я был бы желанным гостем у его костра».

Принц помахал в ответ. Сам он, наверное, думал, что его зовут Черным Принцем за смуглость кожи, но Фенолио-то знал, в чем дело. Он украл для него имя из учебника истории в своем старом мире. Так звали славного рыцаря, королевского сына, ставшего знаменитым разбойником. «Понравилось бы рыцарю, что его имя носит теперь метатель ножей, принц комедиантов? Даже если и нет, поделать он все равно ничего не может, – подумал Фенолио, – потому что его история давным-давно закончилась».

Слева от Принца сидел тот бестолковый неумеха-цирюльник, что чуть не сломал Фенолио челюсть, вырывая зуб, а справа от него – Коптемаз, незадачливый огнеглотатель, так же плохо владевший своим ремеслом, как цирюльник – своим. Насчет цирюльника Фенолио не был уверен, но Коптемаза он не придумывал точно. Бог знает, откуда он взялся! Глядя, как неумело и робко пытается он жонглировать огнем, каждый неизменно называл другое имя: Сажерук – Огненный Жонглер – Укротитель Пламени…

Медведь зарычал, когда Фенолио подсел к костру рядом с его хозяином, и так посмотрел на пришельца своими желтыми глазками, как будто прикидывал, сколько мяса можно еще содрать с этих старых костей. «Сам виноват, – подумал Фенолио. – Зачем ты дал в спутники Черному Принцу ручного медведя? Мог бы обойтись собакой». Торговцы на рынке рассказывали всякому, кто соглашался слушать, что этот медведь на самом деле человек, заколдованный феями или кобольдами (кем именно, они не могли между собой договориться), но Фенолио опять-таки знал, в чем тут дело. Медведь был самый настоящий, навек благодарный Черному Принцу за то, что тот много лет назад освободил его от кольца в носу и от прежнего хозяина, колотившего зверя колючей дубиной, чтобы заставить танцевать на рынке.

У костра сидело еще шестеро мужчин. Фенолио знал только двоих. Один был актер, Фенолио все время забывал его имя. Другой – силач, зарабатывавший на хлеб тем, что на потеху публике разрывал на себе цепи, поднимал высоко в воздух взрослых мужчин и гнул железные пруты. Когда Фенолио присел к костру, все замолчали. Его присутствие терпели, но своим он для них так и не стал.

Только Принц приветливо улыбнулся ему.

– А, Чернильный Шелкопряд! – сказал он. – Несешь нам новую песню о Перепеле?

Фенолио взял кружку с горячей медовухой, которую протянул ему один из мужчин по знаку Принца, и устроился поудобнее на каменистой земле. Его старые кости ныли от сидения на голой земле, даже в такую теплую ночь, как эта, но у комедиантов не водилось стульев или другой мебели.

– Вообще-то я пришел, чтобы отдать тебе это.

Фенолио сунул руку под куртку, огляделся и протянул Принцу запечатанное письмо. В царившей вокруг суете было не разобрать, есть ли тут наблюдатель, не принадлежащий к Пестрому Народу. Принц взял письмо, кивнул и сунул его за пояс.

– Спасибо тебе! – сказал он.

– Не за что, – ответил Фенолио, стараясь не обращать внимания на зловонное дыхание медведя.

Принц не умел писать, как и большинство его пестрых подданных, и Фенолио охотно оказывал ему подобные услуги, в особенности если речь шла о таком письме, как это. Оно было предназначено одному из лесников Жирного Герцога. Его люди уже трижды нападали на улице на женщин и детей Пестрого Народа. Никому не было до этого дела – ни самому герцогу, погрузившемуся в свое горе, ни тем, кого он назначил отправлять правосудие. Ведь речь шла всего лишь о комедиантах. Поэтому их предводителю пришлось самому заняться этим делом. Уже этой ночью лесник найдет у себя на пороге письмо, написанное Фенолио. После этого он перестанет спать спокойно и, надо надеяться, будет впредь держаться подальше от пестрых юбок. Фенолио гордился своими письмами-угрозами не меньше, чем балладами о разбойниках.

– Слыхал последние новости, Чернильный Шелкопряд? – Принц погладил медведя по черной морде. – Змееглав объявил награду тому, кто поймает Перепела.

– Перепела? – Фенолио подавился медовухой.

Цирюльник хлопнул его по спине с такой силой, что медовуха выплеснулась Фенолио на руки.

– Что ж, отлично! – сказал он, переведя дух. – Пусть кто-нибудь теперь попробует сказать, что слова – лишь дым и пустой звук! Но этого разбойника Змееглав будет ловить долго!

Как они все на него смотрят! Похоже, знают что-то, что ему невдомек. Но что?

– Ты, значит, еще ничего не слыхал, Чернильный Шелкопряд? – тихо спросил Коптемаз. – Твои песни, похоже, сбываются. Уже два раза на сборщиков налогов, посланных Змееглавом, нападал человек в птичьей маске, а одного его егеря, прославившегося жестокостью, нашли, говорят, в лесу мертвым. Изо рта у него торчало перо. Угадай, какой птицы?

Фенолио изумленно посмотрел на Принца, но тот глядел на пламя костра и ворошил палкой угли.

– Но… но это же великолепно! – воскликнул Фенолио и тут же понизил голос, заметив, как тревожно озираются остальные. – Это отличные новости, – продолжил он тихо. – Что бы там ни было, я прямо сейчас сочиню новую песню. Предлагайте тему! Давайте! Что наш Перепел еще учинит?

Принц улыбнулся, но цирюльник смерил Фенолио презрительным взглядом.

– Тебе все игра, Чернильный Шелкопряд! – сказал он. – Ты сидишь в своей теплой комнате и плетешь слова по бумаге. Но человек, играющий твоего разбойника, рискует головой, потому что он, уж конечно, сделан не из слов, а из плоти и крови!

– Да, но никто не знает его в лицо, потому что он носит маску. Это ты умно придумал, Чернильный Шелкопряд. Откуда Змееглав узнает, кого ему искать? Удобная штука эта маска. Ее любой может надеть.

Это сказал один из актеров. Баптиста. Да, так его и зовут. «Это я его придумал? – спросил себя Фенолио. – Не важно». Никто не умел делать маски лучше, чем Баптиста, – может быть, потому, что его собственное лицо было обезображено оспинами. Многие актеры просили его смастерить для них холщовый смех или плач.

– Но в песнях Перепел довольно хорошо описан. – Коптемаз испытующе посмотрел на Фенолио.

– Верно! – Баптиста вскочил на ноги, положил руку на потертый ремень, будто к нему привешен меч, и оглянулся, словно высматривая врага. – Он высокого роста, сказано там. Это неудивительно, о героях всегда так говорят. – Баптиста прошелся взад-вперед на цыпочках. – Волосы у него, – он провел рукой по голове, – темные, как кротовый мех. Если верить песням. Это необычно. Как правило, герои бывают златовласыми, а там уж представляй себе это как хочешь. О его происхождении мы ничего не знаем, но уж конечно, – Баптиста состроил благородное лицо, – в его жилах течет чистейшая княжеская кровь. Не зря ведь он был так отважен и благороден!

– Это заблуждение, – сказал Фенолио. – Перепел – человек из народа. С какой стати рожденный в замке станет разбойником?

– Вы слышали слова поэта! – Баптиста провел рукой по лицу, как будто стирая с него прежнее выражение. Остальные рассмеялись. – Перейдем к лицу под птичьей маской. – Баптиста ощупал пальцами свое обезображенное лицо. – Конечно, оно прекрасно, благородно и бело, как слоновая кость. В песнях об этом ничего не говорится, но мы знаем, что другого цвета лица у героя быть не может. Извините, ваше высочество! – добавил он, насмешливо кланяясь Черному Принцу.

– Пожалуйста, пожалуйста, я не против, – откликнулся тот, не поморщившись.

– Не забудь о шраме! – сказал Коптемаз. – О шраме на левой руке, в том месте, куда его укусила собака. Он упоминается в каждой песне. Ну-ка давайте закатаем рукава. Может быть, Перепел сидит среди нас?

Он вызывающе обвел глазами присутствующих, но только силач со смехом закатал рукава. Остальные молчали.

Принц откинул с лица длинные волосы. На поясе у него висели три ножа. Комедиантам запрещено было носить оружие, в том числе и тому, кого они звали своим предводителем, но с какой стати Пестрый Народ стал бы соблюдать законы, которые его не защищают? «Он попадает в глаз стрекозе», – говорили о меткости Принца. В точности так, как написал когда-то Фенолио.

– Как бы он ни выглядел, этот храбрец, сделавший мои песни делами, я пью за его здоровье. Пусть Змееглав поищет человека, которого я описал. Он его не найдет! – Фенолио протянул свою кружку, предлагая чокнуться. Он испытывал восторг, почти опьянение – разумеется, не от гадкой медовухи. «Ты только посмотри, Фенолио! – думал он. – Ты пишешь, и твои слова оживают! Даже без чтеца…»

Но силач испортил ему настроение.

– Честно говоря, мне не до здравиц, Чернильный Шелкопряд, – буркнул он. – Говорят, Змееглав объявил, что будет платить звонким серебром за язык каждого шпильмана, который поет о нем насмешливые песни. И у него уже набралась неплохая коллекция.

– Язык? – Фенолио невольно пошевелил своим языком. – А что, мои песни тоже сюда относятся?

Никто не ответил. У костра воцарилось молчание. Из соседнего шатра донеслось женское пение – колыбельная, исполненная такой нежности и покоя, словно раздавалась из другого мира, мира, о котором можно только мечтать.

– Я постоянно говорю моим подданным: не подходите близко к Дворцу Ночи! – Принц отрезал медведю кусок сочащегося жиром мяса, вытер нож о штаны и сунул его обратно за пояс. – Я им все время повторяю, что мы для Змееглава – падаль, вороний корм! Но с тех пор как Жирный Герцог предпочитает слезы забавам, у всех у них пустые карманы и пустое брюхо. И это, конечно, гонит их на ту сторону Чащи. Там много богатых торговцев.

Вот черт! Фенолио потер больное колено. Куда делось его приподнятое настроение? Испарилось, как аромат растоптанного цветка. Он мрачно отхлебнул еще медовухи. Дети снова подошли к нему, упрашивая рассказать историю, но он их прогнал. В дурном настроении он ничего не мог придумать.

– Вот еще что, – сказал Принц. – Силач нашел сегодня в лесу мальчика и девочку. Они рассказывают странные вещи: будто Баста, любимчик Каприкорна, снова появился в наших краях, и они пришли, чтобы предостеречь от него моего старого друга Сажерука. Ты, конечно, слыхал о нем?

– Э-э-э… – Фенолио подавился медовухой. – Сажерук? Ну да, конечно, огнеглотатель.

– Огнеглотатель, которому нет равных. – Принц бросил быстрый взгляд на Коптемаза, но тот как раз показывал цирюльнику воспаленный зуб. – Его считали умершим, – тихо продолжал он. – Вот уже десять лет о нем не было ни слуху ни духу. О том, где и как он умер, рассказывают тысячи историй, к счастью, все это, похоже, выдумки. Но мальчик и девочка ищут не только Сажерука. Девочка спрашивала еще о старике-поэте с лицом черепахи. Это, случаем, не ты?

Фенолио не нашелся что ответить. Принц взял его за локоть и помог встать с земли.

– Пойдем со мной! – сказал он. Медведь за их спинами, рыча, поднялся на лапы. – Они были полумертвые от голода и рассказывали, будто идут из глубины Непроходимой Чащи. Женщины их сейчас кормят.

Мальчик и девочка… Сажерук… Мысли вихрем проносились в голове Фенолио, но, к сожалению, после двух кружек медовухи ему трудно было привести их в порядок.

Под липой на краю табора сидела на траве добрая дюжина ребятишек. Две женщины разливали им суп. Дети жадно хлебали жидкий отвар из деревянных мисок, крепко сжимая их грязными пальцами.

– Ты только посмотри, сколько их опять набралось! – сказал Принц Фенолио. – Мы скоро перемрем с голоду из-за наших добросердечных женщин.

Фенолио молча кивнул, рассматривая худые мордашки. Он знал, как часто Принц сам подбирал голодных детей. Если они оказывались хоть немного способны жонглировать, стоять на голове или проделывать еще какие-нибудь штуки, способные вызвать у людей улыбку и выманить пару монет из их кошелька, Пестрый Народ принимал их к себе, и они кочевали вместе с ним с места на место, от одной ярмарки к другой.

– Вон они. – Принц показал на две головки, особенно низко склонившиеся над мисками.

Когда Фенолио подошел поближе, девочка подняла голову, словно он окликнул ее по имени. Она посмотрела на него во все глаза и опустила ложку.

Мегги!

Фенолио был ошарашен. Он глядел на нее так, что девочка невольно улыбнулась. Да, это она. Ее улыбку он хорошо помнил, хотя там, в доме Каприкорна, ей нечасто случалось улыбаться.

Мегги вскочила, выбралась из толпы ребятишек и бросилась ему на шею.

– Я знала, что ты еще здесь! – бормотала она сквозь смех и слезы. – Зачем ты только сочинил этих волков? И еще этих альбов и осинников? Они швыряли в Фарида камнями и царапали нам когтями лицо. Хорошо, что Фариду удалось разжечь огонь, но…

Фенолио открыл было рот и снова беспомощно закрыл его. В голове у него проносилась тысяча вопросов: как она сюда попала? Что случилось с Сажеруком? Где ее отец? И что произошло с Каприкорном – мертв он или нет? Сработал ли их план? Если да, то как мог уцелеть Баста? Эти вопросы звенели у него в мозгу, как рой гудящих насекомых, но ни одного из них Фенолио не решался задать под цепким взглядом Черного Принца.

– Похоже, ты с ними знаком, – заметил тот.

Фенолио молча кивнул. Где он видел мальчика, сидевшего рядом с Мегги? Не он ли был вместе с Сажеруком в тот достопамятный день, когда писатель впервые столкнулся лицом к лицу с одним из своих созданий?

– Да, это мои… мм… родственники, – пролепетал он. Да уж, знаменитый поэт мог бы выдумать что-нибудь получше!

В глазах Принца сверкнули насмешливые искорки.

– Родственники… Вот как! Что-то у вас маловато семейного сходства.

Мегги опустила руки, обвивавшие шею Фенолио, и взглянула на Принца.

– Мегги, позволь тебе представить, – сказал Фенолио. – Черный Принц.

Принц с улыбкой поклонился.

– Черный Принц! – Мегги повторила его имя почти благоговейно. – А это его медведь! Фарид, иди сюда! Ты только посмотри!

Фарид, ну конечно. Теперь Фенолио вспомнил. Мегги много о нем рассказывала. Мальчик поднялся, но прежде торопливо отхлебнул последний глоток супа из своей миски. Он встал за спиной у Мегги на почтительном расстоянии от медведя.

– Мегги сказала, что пойдет со мной, и все тут, – произнес он, утирая губы рукавом. – Правда! Я совсем не хотел брать ее сюда, но она упрямая, как верблюд.

Мегги собиралась достойно ответить на эту наглость, но Фенолио обнял ее за плечи.

– Милый мальчик, – сказал он, – ты даже представить себе не можешь, как я рад, что Мегги здесь. Пожалуй, только ее мне и не хватало в этом мире для полного счастья!

Он поспешно простился с Принцем и потащил Мегги и Фарида за собой.

– Пошли! – сказал он тихо, проводя их между шатрами. – Нам нужно многое обсудить, но лучше сделать это в моей комнате, вдали от чужих ушей. Сейчас уже поздно, а после полуночи стража не пропустит нас через городские ворота.

Мегги рассеянно кивнула, увлеченная зрелищем кипевшей вокруг жизни, зато Фарид резко вырвался.

– Нет, я с вами не пойду. Мне нужно найти Сажерука.

Фенолио изумленно посмотрел на него. Значит, это правда? Сажерук…

– Да, он вернулся, – сказала Мегги. – Женщины говорят, что он, наверное, у той комедиантки, с которой жил раньше. У нее теперь усадьба там, на холме.

– Комедиантка? – Фенолио взглянул в ту сторону, куда показывала Мегги. Холм, о котором она говорила, казался отсюда черным контуром в лунном свете. Ну конечно! Роксана. Он вспомнил. Интересно, она в самом деле так хороша, как он ее описал?

Мальчик нетерпеливо заерзал.

– Я пошел, – сказал он Мегги. – Где я тебя потом найду?

– На улице сапожников и седельщиков, – ответил вместо Мегги Фенолио. – Просто спроси, где тут дом Минервы.

Фарид кивнул и снова посмотрел на Мегги.

– Вообще-то лучше бы не отправляться в путь на ночь глядя, – сказал Фенолио, хотя и чувствовал, что мальчик не собирается спрашивать у него совета. – Дороги тут небезопасные. Особенно ночью. Грабители, разбойники…

– Я им не дамся. – Фарид вытащил из-за пояса нож. – Береги себя!

Он сжал руку Мегги, потом резко повернулся и исчез в толпе комедиантов. Фенолио заметил, что Мегги еще несколько раз оборачивалась, ища его глазами.

– Бедняга! – пробурчал он, разгоняя очередную стайку ребятишек, пристававших к нему с просьбой рассказать историю. – Он, похоже, в тебя влюблен?

– Прекрати! – Мегги вытянула руку из его ладони, но при этом невольно улыбнулась.

– Ладно-ладно, молчу! Твой отец знает, что ты здесь?

Этого вопроса задавать не следовало. По лицу Мегги было видно, что ее гложет совесть.

– Ох ты Господи! Ну ладно, сейчас все расскажешь. И как ты сюда попала, и что означают разговоры о Басте и Сажеруке – в общем, все! Какая ты стала большая! Или это я съежился? Боже мой, Мегги, до чего же я рад, что ты здесь! Теперь уж мы наведем в этой истории порядок. С помощью моих слов и твоего голоса…

– Порядок? Как это понимать? – Мегги недоверчиво взглянула ему в лицо.

Так она порой глядела на него тогда, в пору их заточения в доме Каприкорна – пристально, нахмурив лоб, такими светлыми серьезными глазами, что казалось, они заглядывают прямо в сердце. Но здесь было не место для объяснений.

– Потом! – сказал Фенолио, понизив голос, и потащил ее за собой. – Потом, Мегги. Здесь слишком много лишних ушей. Да где же, черт подери, мой факелоносец?