Читать книгу Нормально - Крапива - Страница 8

Слава провёл руками по волосам и попробовал представить, как они будут выглядеть, когда он будет мёртвым. Ему казалось, что они станут похожи на сухую траву. Сейчас же, густо-чёрные, они отросли уже ниже ушей. Он не ходил на бокс два месяца – месяц рука была в гипсе, теперь прийти было отчего-то стыдно.

Договорились встретиться с Семёном у школы. Тот заканчивал какой-то проект и разве что не ночевал в кабинете физики.

«А волосы Семёна как будут выглядеть?»

Зазвонил телефон. Мила.

Ещё две недели назад она встречалась с Семёном. Уже неделю – со Славой.

«Интересно, она разницу-то заметила?»

– Да. – Снял трубку. Он старался быть немногословным. Так казался себе крутым, как Семён.

– Милый, ты сегодня не хочешь у меня подвиснуть? Предки укатили на дачу.

– Не знаю. Позже скажу, – отнекивался от ночёвки, как мог. Для себя решил, что сначала должен всё прояснить с братом, но внутренний голос шептал, что это просто страх.

Отправлял Сёме требовательное СМС транслитом: «Ty gde?», когда проехался по нервам скрип тормозов. Что-то разбилось. Кто-то крикнул.

«Сёма?» – стукнуло сердце и встало. Воздух затаился внутри. Чьи-то неестественно изогнутые ноги торчали из-за машины всего метрах в тридцати от Славы.

Девушка на остановке ткнулась в грудь незнакомому юноше в тельняшке. Он погладил её по спине.

Слава застыл. Он прятался от Семёна как мог, с тех пор как умерла мама. Избегал близости. Близости близнеца! Но вот оно самое страшное. Вот этого он избегал. Не близости – боли. Взвыло что-то внутри, прорвалось немного наружу, захрипел стон на выдохе. Боже, сколько он не успел!

Машина проехала ещё немного, и сердце пошло раньше, чем осознал мозг. Не Семён. Какой-то мужик в мешковатой одежде, грязный, на красный свет.

«Сам виноват», – выкрикнули диагноз.

Кто-то постучал Славу по спине.

– Что тут? – раздался голос брата.

Слава развернулся и обнял Семёна. Семён обнял в ответ крепко, как будто ждал этого долго-долго.

– Я здесь. Я в порядке. Всё хорошо, малыш.

Слава хмыкнул. Так часто говорила мама весь год перед своей смертью.

Слава не знал, что именно случилось в девяносто пятом. Но как будто в один год их семье перебили хребет и за канат спинного мозга вытащили душу. Замкнулся и озверел отец. Через год умерла мама. Слава не помнил её болезни. Была ли она вообще?

Cверху наложились чужие воспоминания и то, что он сам рассказывал знакомым. Почему не был в музыкалке? Похороны. Окружающие замолкали. И потом кто-то особенно смелый или бестактный спрашивал: что случилось? Мама умерла. Задерживали дыхание. Как будто это заразно. Нет, нормально. Только пусто очень. В школе вообще ничего не говорили. Как будто они с Семёном болели.

Музыкалку бросил. Мама любила слушать, как он играет или поёт. Отцу дела не было. А брат… Славе казалось, что Семён слушал его, кивал, как будто даже говорил, что ему нравится. Но все это было не по-настоящему. Из любви, из поддержки, но Семёну не было дела до музыки. Он был весь про картинку, про кон-струк-ци-ю.

Ничего нового Слава для себя не нашёл, занялся боксом, выбивал боль, которая рвалась наружу воплями в одиночестве. Даже Сёму стеснялся. Стеснялся, что чувствует. Сёма впрочем перестал быть Сёмой и стал Семёном и никем больше. Редко-редко в минуты пьяной откровенности Слава переходил на «Сёму», но утром делал вид, что забывал об этом.

Больше пустоты – больше бокса. Больше бокса – меньше времени подумать, осознать, переболеть.

Отца избегал. В нём была какая-то язва. Слава смутно понимал, что это связано со смертью отцовых друзей, но не больше.

Соня. Встреча

Отец Семёна оказался примерно таким, как Соня его представляла: и живот, и рубашка. Только в плечах он был вдвое шире, только в руках крутил не зажигалку – пластиковую карточку пропуска с женской физиономией – схватил со стола секретарши. Стало понятно, в кого Семён такой высокий. На парковку перед особняком на Волхонке, где фирма Алексея Геннадьевича снимала офис, падал снег. Мигала красным сквозь пелену палатка «Блинчики» у храма Христа Спасителя.

Семён оттолкнулся от бока отцовского рэнджровера, пожал протянутую руку.

– Привет, сын!

И только после этого Алексей Геннадьевич заметил в тени кривого дерева Соню, поддерживающую безжизненную фигуру псевдобрата.

– Почему он в таком состоянии? – Глаза мужчины загорелись, но Соню он не удостоил даже взглядом.

– Пап, зачем ты это сделал? Думал, я его не найду?

– Так, ладно. Тебе чего надо? Такси? Или водителя попросить вас отвезти? Лучше такси, чтоб этот салон не заблевал мне. – Полез в карман пиджака за телефоном. – От тебя, Семён, не ожидал.

– Ты чего, отец? Сонь, брось его.

Соня выскользнула наконец из-под надоевшей, пахнувшей какой-то жжёной резиной, куклы.

Они волокли её больше часа. Искусственная нога раз за разом била носком Соне под колено. И с каждым ударом Соня всё меньше понимала, зачем она в это вляпалась. У кремлёвской стены сделали привал.

«Слушай, – прохрипела Соня Семёну, – а ты не знаешь, что за птица? Ну эта, с часами?»

«Серьёзно? Это тебя сейчас больше всего волнует?»

«Какая разница, что меня волнует?» – нахохлилась она.

«Не знаю. Она похожа на кого угодно – синицу, воробья…» – Семён теребил застёжку на дутой куртке псевдотрупа.

«Что-то есть в ней такое… Особенное», – протянула Соня, заглядываясь на мелькающие мимо машины. Одна остановилась, помигала аварийкой, водитель с пассажиром поменялись местами и поехали дальше.

«Я старался не допытываться. – Семён расстегнул половину молнии и теперь пытался застегнуть её обратно, но собачка за что-то зацепилась. – Но что всё-таки произошло в том парке? Вспомнила?»

«Нет». – Нахмурилась, отвернулась. – «Наверное, головой сильно стукнулась».

Не признаваться же ему, что судя по выхлопу, она просто напилась так, что ничего не помнила.

«Может, попробуешь нарисовать?»

«Слышь! Не лезь ко мне в голову! – отодвинулась на сантиметр. – Я и так эту хреновину с тобой тащу!»

Сказать, что уже полгода ничего не рисовала, она тоже не могла. Знать бы, почему.

Муляж с лёгким шорохом соскользнул в снег под колёса рэнджровера. Нога легла под туловище, как будто труп сел на шпагат. Алексей Геннадьевич дёрнулся его поймать, но замер в недоумении.

– Что за хрень? – произнёс он медленно, как будто обдумывая каждый слог.

– Серьёзно? – влезла Соня. – А на что похоже?

Мужчина ей не ответил, но хотя бы взглянул.

– Так, это я забираю. – Алексей Геннадьевич едва заметно махнул вынырнувшему из темноты охраннику и сделал шаг к Семёну. – Слушай сюда, сын. Я не знаю, что происходит. Неделю назад твой брат психанул и сбежал – и с работы, и из дома. Знаю только, что вчера он был на одном мероприятии в Октябрьском парке.

– Это «мероприятие» случайно не ночью проводилось? – опять влезла Соня.

И тогда Алексей Геннадьевич обратил на неё внимание.

– А ты, собственно, кто?

Семён хотел что-то сказать, но она не могла остановиться.

– А я – это, собственно, я! – выкрикнула и сложила руки на груди. «Какой идиотизм, боже! Как мне будет стыдно».

Семён наконец смог втиснуть слово:

– Это Соня. Мы случайно наткнулись на эту куклу рядом с Кафедральным собором в Старосадском.

– Случайно, – повторил отец. – А о парке она тоже случайно знает?

– Что, правда, ночью? – недоверчиво переспросил Семён и сразу кивнул сам себе. – Ну так она там со мной была.

– Короче. Я не знаю, что происходит. Но узнаю. И вам обоим я советую не теряться.

Он резко развернулся и ушёл. Не попрощавшись, не пожав руку сыну. Какое-то время Семён смотрел ему вслед. Потом развернулся к месту, откуда только что забрали муляж тела брата. На синтепоне снега отпечатались очертания.

– Чёрт, чёрт, чёрт! – процедила в него Соня. – Что это было вообще? И что мне теперь делать? За каким лядом я своим лицом здесь светила?

Семён взглянул на неё, как будто что-то считая, развернулся совершенно так же, как отец, и пошёл прочь.