Читать книгу Хайд - Крейг Расселл - Страница 6

Часть первая
Повешенный
Глава 3

Оглавление

Тьма окончательно сгустилась, когда явился Хайд. И в очередной раз, как всегда в первые минуты их встречи, Портеусу почудилось, что друг принес частицу ночи с собой.

По негласному обычаю психиатр притушил фонарь у задней двери, которая вела из его кабинета в сад, чтобы приход Хайда не всполошил челядь. Разумеется, все слуги в доме знали капитана в лицо – он нередко присутствовал здесь на званых обедах и вечерах, приходил и уходил вместе с другими гостями через парадный вход с улицы, а внешность у него, понятное дело, была запоминающаяся. Однако тайные визиты Хайда как пациента зачастую случались в те моменты, когда он был еще не в себе после сильных припадков, и чужие досужие взгляды, а также чье-либо общество, кроме врача, было бы тут лишним.

Так или иначе, рабочий кабинет Портеуса, под который переделали маленький флигель, был местом безопасным и надежным для них обоих. Слугам вход сюда был запрещен, за исключением миссис Уилсон, домработницы, которая приходила раз в неделю прибираться в особняке, но и она всегда должна была спрашивать разрешения у Портеуса, чтобы переступить порог флигеля.

Хайд пребывал в ажитации. Портеус ждал, что он пожалуется на очередной слишком яркий и реалистичный сон, который приснился ему прошлой ночью, а потом не отпускал весь день, занимая мысли и мешая сосредоточиться на работе. Населенное призраками иномирье его сновидений мучило и сильно тревожило Хайда, несмотря на заверения психиатра, что это одно из проявлений эпилепсии – ночные галлюцинаторные приступы вместо нормальных снов.

В этот вечер, однако, Хайда заботило нечто другое.

– Прошлой ночью я присутствовал на месте преступления. Собственно, я его и нашел. – Он опустился в кожаное кресло у камина – как будто тень подобралась, уплотнилась и заполнила собою пространство от сиденья до высокого, загнутого вперед по краям подголовника. Вид у Хайда был мрачный; он хмуро уставился на огонь, словно рассчитывал найти там какие-то ответы. Оранжевые отблески четко высветили тяжеловесную красоту его профиля – четкого, угловатого, грубо вырубленного, – и снова Портеус почувствовал нечто похожее на инстинктивное отвращение.

– Вы нашли жертву? – уточнил врач.

– Да. Сначала услышал… – Хайд помедлил, подыскивая верное слово, – вопли. Они и привели меня к жертве.

– Значит, вы схватили убийцу? – спросил Портеус. – Если вы слышали вопли жертвы, должны были находиться совсем близко.

– Вопли издавала не жертва, – сокрушенно покачал головой Хайд. – Сложно будет объяснить… Так или иначе, никаких следов убийцы там не было. Именно это меня и беспокоит.

– Не понимаю…

– Мною были найдены останки жертвы. Я наткнулся на место преступления. Обстоятельства удачным образом сложились так, что я, сыщик, расследующий убийства, оказался там, где человека лишили жизни.

– И вас это удивляет? Почему?

Хайд подался вперед, уперев локти в колени и сгорбив могучие плечи.

– У меня опять был провал в памяти. – Он вздохнул. – Не помню ни событий, ни своих действий, которые привели меня к месту преступления. Понятия не имею, как я там очутился. Мое сознание словно выключилось незадолго до того, как я покинул полицейский участок, и включилось снова лишь в окрестностях места убийства.

– О, – сказал Портеус, – ясно. Вы уже сообщили об этом своему руководству?

– Никому не сообщил, кроме вас, – покачал головой Хайд. – Пока что. Полагаю, вы понимаете, почему я так спешил повидаться с вами. Обычно провалы в памяти отнимают у меня несколько минут, а на этот раз пропало больше часа. И было совершено убийство. Я оказался совсем рядом, но при этом не могу вспомнить, каким образом и почему. Я не помню, что делал до того.

Портеус встал с кресла и, подойдя к огню, оперся согнутым локтем на каминную полку. Затем достал из кармана смокинга бумажную пачку, взял в зубы сигариллу и прикурил. Хайду он пачку не предложил – знал, что друг не курит.

– И вы думаете, что имеете отношение к этому преступлению? То есть что вы причастны к убийству? – Психиатр насмешливо фыркнул. – Какая нелепость. Вы способны на убийство не более, чем я сам.

– Как вы можете утверждать это с такой уверенностью? – В голосе Хайда прорвалось отчаяние. – Только вспомните, о чем мы с вами тут говорили целых два года – об абсолютном безумии моих снов. О моем умопомешательстве…

– Эдвард, – перебил Портеус, – мы сто раз с вами это обсуждали. Нет у вас никакого умопомешательства. Недуг ваш имеет не психическую природу, а неврологическую. Это эпилепсия, и не более того. В вашем случае эпилепсия вызывает абсансы – припадки с кратковременной потерей сознания, которые вы называете провалами в памяти и которые я бы определил как status epilepticus[7]. Она же, эпилепсия, виновна и в ваших продолжительных ночных видениях – как я уже не единожды вам объяснял, это больше, чем просто сны, это галлюцинации. В любом случае, безумие присутствует и в снах здоровых людей, ибо сны коренятся в самых глубоких и темных слоях нашего разума.

– Но таких снов, как у меня, не видит никто, – отрезал Хайд.

Портеус кивнул и обратил взор на огонь; в холодном изумрудном зеркале глаз закачались отраженные языки пламени. Он пытался представить, каково это – пережить во сне галлюцинаторный приступ, который проявляется в форме кошмара – отчетливого, объемного и совершенно неотличимого от реальности. Каково это – пережить неистовый шторм в собственном мозге, создающий немыслимые, зачастую чудовищные, но вполне достоверные вселенные.

– Послушайте, Эдвард… – Доктор Портеус затянулся сигариллой и выдохнул облако дыма, наполнив комнату ароматом табака. – Наступает новый век медицины – мы всё больше и больше понимаем в механизмах эпистатуса. Так что могу вас заверить: убийцы-лунатики и маньяки-эпилептики годятся в качестве персонажей для бульварного чтива, но в действительности их попросту не существует.

– Если, конечно, причина моего состояния – эпилепсия, – вяло попытался возразить Хайд.

– Это эпилепсия, Эдвард, не сомневайтесь. Ученым уже ясна природа абсансов – с ними связано полное отрешение от реальности. Поверьте, во время таких припадков невозможно никакое проявление человеческой воли для совершения действий – ни сознательное, ни бессознательное.

– Однако именно по своей воле я проделал путь, который привел меня к месту преступления, – заметил Хайд. – А это почти в двух милях от того места, где я находился до провала в памяти.

– Воля тут ни при чем, – возразил Портеус. – Вы находились в состоянии так называемого абсанс-автоматизма, при котором могли работать только вегетативные, автоматические функции. Во время череды припадков вы были неспособны целенаправленно совершить какой-либо поступок.

– А что, если воля была не моя? – Хайд вдруг растерянно нахмурился, будто пытался поймать ускользающую мысль. – Что, если меня привели к тому месту? Может, кто-то внушил мне, что я должен там оказаться? И произошло это, как раз когда я был в состоянии абсансов…

– Эдвард, это тоже все из области бульварного чтива. Или того хуже – из брошюр месмеристов о сеансах гипноза, в которых ни грамма научного знания. Человека в измененном состоянии сознания невозможно заставить сделать то, чего бы он никогда не сделал в здравом уме и твердой памяти. Джон Хьюлингс Джексон, один из первооткрывателей эпилепсии, ввел особый термин для состояния сознания, в которое вы входите во время абсансов. Он называет это «перенос», потому что вы перестаете осознавать свое присутствие в реальном мире. Вы находитесь не здесь, а стало быть, не можете повиноваться чьим-либо приказам, благим или дурным.

– И тем не менее я не понимаю, каким образом оказался так близко от места преступления в тот момент, когда жертва еще не была обнаружена, – мрачно сказал Хайд. – Слишком уж подозрительное совпадение.

– Возможно, это вовсе не совпадение. Амнезия распространяется отчасти и на события, которые предшествовали абсансу. До первого приступа вы пребывали в полном сознании, ваш организм функционировал нормально, вы вели себя как обычно, но теперь не можете вспомнить этот отрезок времени. Непосредственно перед началом эпистатуса вы могли что-то узнать или подумать о чем-то таком, что и побудило вас отправиться туда, где вы затем пришли в себя.

– И об этом мне уже не вспомнить? Память не вернется?

– Возможно, вернется. Мы постоянно делаем новые открытия, касающиеся работы мозга. Человеческая память не одномерна, она состоит из множества слоев. – Портеус замолчал, бросил окурок сигариллы в огонь и, отступив, взглянул на свой портрет, висевший над каминной полкой. – Представьте память как картину, написанную маслом. Ее основа – это холст, который когда-то был чистым. Но изображение, которое мы видим, появилось на голом холсте не одномоментно. Сколько было ошибок, неверных мазков, подправленных контуров, изменений в композиции и цветовой гамме – все это скрывается под верхним слоем, который и явлен миру. У итальянцев для этого есть особое название – pentimenti[8]. Мысли художника, его искания и старания слой за слоем ложатся на полотно, и мало-помалу все, что осталось на нижних слоях, становится потерянным уже и для него самого. Человеческая память работает точно так же. Ее чистый холст – это tabula rasa младенческого мозга, «чистая доска», на которую наносятся слой за слоем опыт, эмоции, воспоминания. Сцены и персонажи прорисовываются во всех деталях, а затем перерисовываются, закрашиваются, мы уже не видим каких-то лиц, но это не означает, что их там больше нет, – если хорошенько присмотреться, мы, возможно, сумеем различить очертания. Или же просто-напросто аккуратно удалим мешающие их разглядеть слои.

– Стало быть, вы думаете, что мои воспоминания о том, что предшествовало припадкам, никуда не исчезли, что они остались на более глубоком уровне сознания? И как же мне их оттуда извлечь?

– Я не знаю, возможно ли это в принципе. Сейчас у нас тут, в Эдинбурге, некий Джеймс Брейд практикует революционные методы гипноза, благодаря которым якобы можно заглянуть в подсознательное. Однако, дорогой Эдвард, не забывайте, что вы – сыщик по призванию и по роду занятий. Не исключено, что использовать ваш дар – лучший способ найти ответы. Я бы посоветовал вам начать с возвращения на то место и к тем событиям, которые вы хоть немного помните перед началом припадков. А может, ответы у вас уже есть.

– Не понимаю…

– Ответы таятся в вашем собственном иномирье, Эдвард. В ваших снах.


Хайд провел у психиатра еще не меньше часа. Они беседовали, Портеус пил вино и курил сигары – как будто двое друзей устроили посиделки и приятно проводили время. Однако, насколько мог заметить хозяин дома, настроение Хайда ничуть не улучшилось.

Перед уходом капитана, как у них было заведено, Портеус вручил ему новую бутылочку с микстурой. Эпизод, о котором рассказал Хайд, столь угнетающе подействовал на него, что доктор счел благоразумным подкорректировать ее состав. При этом он не желал, чтобы Хайд, опытный сыщик, интересовался подробным перечнем компонентов.

Было около двенадцати, когда Портеус стоял у окна и смотрел, как Хайд выходит через заднюю дверь его кабинета и вскоре исчезает из виду— тень смешалась с другими тенями, слилась, растворилась в полуночном саду. После этого он попытался разобраться в своих неоднозначных чувствах, оставленных визитом друга. В эмоциональную палитру входили жалость, печаль, озабоченность. Даже вина.

И облегчение.

7

Эпилептический статус, или эпистатус (лат) – состояние, при котором припадки повторяются один за другим через короткие паузы. Эпистатус абсансов может длиться несколько часов – без судорог, но с нарушениями или полным отключением сознания.

8

Букв.: изменения намерений (ит.) В живописи так обозначают авторские правки, отклонения от конечного рисунка, которые видны на рентгенограммах картин или при шелушении краски.

Хайд

Подняться наверх