Читать книгу Переплут и Бурмакин - Крыласов Александр - Страница 14

ОФИСНЫЕ БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

1 . Чемоданов и Зайнетдинов

Тимофей, разнюхав, что Иван уже вскарабкался на несколько ступенек вверх по социальной лестнице, почувствовал укол зависти и ревности. Чемоданов, не долго думая, отправился к Зайнетдинову и принялся задавать неудобные вопросы.

– Инвер Фаттахович?

– Да-а-а…

– Мы будем когда-нибудь работать?

– Ты думал весь день, прежде чем задать этот вопрос? – рассмеялся Хоттабыч.

– Вы можете мне по поводу работы что-нибудь сказать?

– Я? Пока нет. Ничего хорошего.

– А как с пилотным проектом?

– С каким?

– С нашим.

– Нормально всё. А что?

– Когда выйдет наш проект?

– Когда-нибудь выйдет.

– Когда?

– Тебе точный срок нужен?

– Мне точный срок не нужен. Мне просто надо знать, когда я смогу работать. Когда я смогу получать приличные деньги?

– Ну… Скоро.

– Ни «ну», и ни «скоро». Я требую от вас немедленного ответа!

– Я тебе и говорю, что скоро. Подходит такой срок?

– Скоро – не подходит.

Инвер Фаттахович поднялся со стула и начал разминать поясницу, давая понять, что разговор окончен.

– Когда же мы будем работать? – не сдавался Чемоданов.

– Мы уже работаем.

– Я знаю, что мы работаем, но мои штаны целее от этого не стали.

– Пока ты будешь думать только о штанах, они у тебя будут рассыпаться. А как только перестанешь о них думать, они у тебя сразу новенькими станут.

Тимофей недоверчиво хмыкнул, а Хоттабыч вспылил.

– Вам ничего не нравится, что я для вас делаю! Вы постоянно чем-то недовольны!

– То есть, всё для нашего блага делается? – прищурился Чемоданов.

– Конечно!

– И давно уже?

– Всё время. С самого начала.

– Слушайте, а почему у нас ничего нет? – полюбопытствовал Тимофей.

– У вас всё есть.

– Я ещё раз спрашиваю: почему у нас ничего нет.

– А потому что вы не чувствуете, что стали жить лучше и интересней, – развеселился руководитель среднего звена.

– А что мы должны чувствовать?

– Радость от творческого прилива, – зевнул Инвер Фаттахович.

– Что?

– Радость от творчества, которое вам подарили, – ещё раз зевнул Хоттабыч.

– Я смотрю, вы уже зеваете

– Я давно уже зеваю… Мне с тобой скучно.

– Понятно.

– Что тебе понятно?

– Вы всегда всё под себя подгребали, – подвёл неутешительный итог Чемоданов.

– Ну и что? Я подгребал, для того, чтобы поделиться с другими.

– Чем?

– Что подгребал.

– В таком случае, если вы ходите в целых штанах, поделитесь ими.

– Я тебе предлагал.

– Так дайте мне ваши штаны!

– У тебя размер не тот.

Тимофей, хлопнув дверью, убрался восвояси, а Хоттабыч извлёк из ящика стола диктофон и с удовольствием послушал диалог сначала, отмечая про себя наиболее удачные места.

2 . Негаданный праздник

«Бурмакин», вознесясь на несколько этажей вверх на социальном лифте, решил поделиться своей радостью с сослуживцами. Он отвёл в сторонку тихоню Вислогузова и предложил всенародно отметить свой карьерный взлёт.

– Олежка, надо бы обмыть мою новую должность.

– Надо бы. После восьми и обмоем.

– А я сейчас хочу. Пойдём, коньячилы накатим?

– Что-то я очкую, – признался осторожный Вислогузов.

– Давай, хоть кофейку дёрнем… я угощаю, – расщедрился «Бурмакин».

Они подошли к автоматам и взяли два «эспрессо». Но в стаканчики вместо кофе вылился странный напиток по цвету и запаху похожий на коньяк. «Иван» сделал пробный глоток.

– А-а-а, – крякнул он, – коньячок. Хорошо пошёл.

– Ты чего? – засуетился Вислогузов, принюхиваясь к своей порции, – рабочий же день в самом разгаре.

– А я тут при чём? – Переплут невинно выкатил глаза, – Я хотел кофе выпить, а в стаканчике коньяк. Я ни в чём не виноват… меня ввели в заблуждение и опоили против моего желания.

Через минуту возле кофейных автоматов набралось уже полсотни желающих впасть в заблуждение и подвергнуться насильственному опьянению. Они наперебой нажимали кнопки с надписями: «кофе», «какао», «кипяток», «горячий шоколад», а получали коньяк, виски, текилу и абсент. Дегустация сопровождалась жизнерадостными воплями и комментами.

– Ух, ты! Смотрите – нажимаю на кнопку «капуччино» и получаю виски!

– А если нажать «мокаччино» – хлещет ром! – Ты гонишь!

– Попробуй сам!

Дегустаторов всё прибывало и прибывало. Ктото расчухал, что и кулер заряжен не водой, а водкой и грогом: нажимаешь на синий рычажок – струится ледяная водка, нажимаешь на красный – огненный грог. Праздник в офисе расцвёл угрожающе быстро, как сорняк среди хризантем.

Кандаурову тут же донесли о творящемся в холле безобразии. В первую секунду Глеб Игоревич хотел пойти и лично разогнать пинками пьяное болото. Но, хорошенько, поразмыслив, надумал сам в него окунуться. Кандаурова обуревали противоречивые чувства: радость и печаль, гнев и покорность. Радость, оттого что он сбагрил обрыдшую, тупоголовую, а теперь ещё и беременную секретаршу. Печаль – по выброшенным деньгам. Лютый гнев, что сотрудники назюзюкались в середине рабочего дня, и уже лыка не вяжут. Покорность – от невозможности, что-либо изменить. И Глеб Игоревич решил сходить в народ, махнуть с подчинёнными пару стаканчиков вискаря и приобрести дешёвую популярность. И, чего уж греха таить, ему самому хотелось хорошенько накатить, чтобы снять напряжение трудного дня.

– Гуляем?! – Кандауров перекрыл своим басом пьяный гул, стоящий в холле.

Офисные работники разом остолбенели, словно поражённые нервно-паралитическим газом.

– А мне что – никто виски не нальёт?

– А-а-а! О-о-о! У-у-у! – понеслось со всех сторон, – Глеб Игоревич, идите к нам! Лучше к нам! Мы не виноваты, это в автоматах какой-то сбой произошёл!

– Сегодня все празднуем, – сановито пробасил Кандауров, – а завтра мы поставщикам кофейных автоматов и кулеров счёт-то выставим. За коллапс нашей производительности труда…

– Ура! – заголосили довольные сотрудники, – выпьем за нашего Глеба Игоревича! За его мудрое решение!! Ура-а-а!!!

Хозяин чокнулся с подчинёнными и ляпнул стаканчик дармового виски. (Вискарь оказался дорогим и забористым, уж Кандауров-то разбирался). К нему подошёл Хоттабыч и взялся обсуждать рабочий процесс. Рассолодевший Глеб Игоревич принялся поучать Зайнетдинова.

– Нашему холдингу нужно менять идеалы и людей. Мысли пусть остаются прежние.

– Это да, – согласился Инвер Фаттахович, не ведая, что полчаса назад пополнил своим немолодым телом армию безработных.

– Коллектив является посредником между властью времени и личностью. Коллектив всегда прав, даже если не прав. Он может ошибаться, но время его не накажет, а лишь даст возможность исправить ошибку. Можно убить личность, но коллектив убить невозможно. Только время может разрушить коллектив, но это не будет убийство. Коллектив просто распадётся, причём все останутся живы…

К Глебу Игоревичу подкрался Пучеглазов с целью чокнуться и выпить на брудершафт абсента. Кандауров, решив воздержаться и от братания и от абсента, снова повернулся к Хоттабычу.

– На чём, бишь, я остановился?

– Только время может разрушить коллектив, но это не будет убийство. Коллектив просто распадётся, причём все останутся живы, – напомнил Зайнетдинов.

– Кто это сказал? Чумоданов? Косолапов? Чушь. Бред сивой кобылы. А… это я сказал? Тогда всё верно.

Кандауров пропустил ещё пару стаканчиков и принялся делиться взглядами на жизнь.

– Я воздействую на коллектив и жду, чем всё это кончится.

– Это да.

– Я хочу, чтобы все работали, а кто-то один отдыхал. И я даже догадываюсь, кто это.

– Это да, – заладил Зайнетдинов.

Рядом Косолапов и Вислогузов беседовали о своём, об офисном.

– Что ты всё время ноешь? – негодовал Косолапов.

– Ничего.

– Тебе деньги нужны? Или тебе работа нужна?

– У меня сейчас кризис, – скулил Вислогузов.

– Наконец-то ты допёр, что тебе будут платить за талант, – наседал Косолапов, – Глеб Игоревич, скажите, вы будете платить Вислогузову за креативность?

– За что ему платить? – обалдел Глеб Игоревич, – За креативность? Она бесценна.

Он клюкнул ещё вискаря и принялся философствовать.

– Мы вышли на новый уровень и сейчас взаимодействуем с внешним миром, мы сейчас работаем, как партия. А если мы вышли на новый уровень, значит, нужно возвращаться. Жизнь толкает нас в большой мир, и, если в этом мире, мы не будем закалённые, мы проиграем…

А Косолапов, между тем, упорно втолковывал Вислогузову.

– Бурмакин стал начальником отдела, он согласен протаскивать наши идеи.

– Да не будет он ничего протаскивать.

– Это не важно… я знаю, что не будет.

Вислогузов неожиданно упал на пол и принялся отжиматься. Косолапов с изумлением уставился на приятеля.

– Ты что, Олежек, очумел? По тебе дурдом плачет.

– Ну, хоть кто-то, – пропыхтел с пола Вислогузов.

– Вставай, не позорься.

Вислогузов поднялся и накатил ещё стаканчик текилы.

– Чувствую, что нервы ни к чёрту, вразнос всё идёт.

– Это ерунда, с каждым бывает, – утешил Косолапов.

– Ты лучше скажи, что мне делать? Я уже все варианты перебрал. Я не могу больше под Кандауровым сидеть.

– Ты должен через себя переступить.

– Я лучше через тебя переступлю, – хмуро возразил Вислогузов.

Мимо празднующих клерков пронёсся закодированный, а потому деловой и грустный Чемоданов.

– О-о-о, Тимоха! Как прошёл день?

– Как всегда – мимо.

– Что такое?

– Вы гульбените, а мне за вас вкалывай.

– Кто не пьёт, тот впахивает, – загоготал Косолапов.

– Посмотрим, как вы завтра будете веселиться, – мстительно каркнул Чемоданов.

– Завтра они будут в ногах у Кандаурова валяться и шишки собирать – хохотнул пьющий больше всех, но абсолютно трезвый «Бурмакин», – а сегодня пущай поколобродят.