Читать книгу Мой истинный враг - Крис Карвер - Страница 8

Дела обстоят так.

Мэтт и Филип сидят на стульях спиной к бару. Тим тоже сидит на стуле, но с другой от них стороны, а Ребекка, Эмма и Дэн расположились на диванчике у стены. При этом, если бы Ребекка сидела на краю дивана, а не посредине, то они с Мэттом, скорее всего, соприкасались бы коленками под столом. Эта мысль не дает ему покоя. Но между ними Эмма, а Ребекка сидит между ним и Дэном, и еще она что-то ищет у Дэна в волосах и смеется при этом, прекрасно зная, какую реакцию это вызывает у Мэтта.

Филип просто болтает о чем-то с Тимом. Мэтт просто опрокидывает один стакан за другим и закуривает, чтобы улететь окончательно. Улететь как-то не выходит. Эмма молча сверлит Мэтта взглядом а-ля я-за-тобой-слежу, но Эмма сама по себе настолько мила, что, скорее всего, единственный, кого она может запугать – это первоклассник, и то если у нее в этот момент будет нож или электрошокер.

– Эй, Эмма, – зовет Филип, вытирая выпачканные в лайме пальцы. – Потанцуешь со мной?

Эмма вспыхивает, и Мэтт прекрасно ее понимает. У большинства людей на планете такая реакция на Филипа. Потому что он секси и при этом невероятный добряк.

Они уходят и какое-то время все остальные сидят в тишине.

Тим лениво смотрит по сторонам, Дэн сидит в телефоне, а Ребекка разглядывает свои ногти. Потом Мэтт пытается что-то сказать, но Тим перебивает его и тянется рукой к бутылке с виски, говоря что-то о том, что на него запрет Филипа на алкоголь не распространяется, и Мэтт одновременно с Ребеккой подаются вперед и хватают его за запястье.

Их пальцы соприкасаются, и Мэтт получает инфаркт, пока Ребекка тупо смотрит на него, моргая.

Они оба знают, что если Тим выпьет хоть глоток этого виски, то его увезут на скорой. Аконит вреден и для людей тоже, и еще неизвестно, какой именно сорт аконита намешал сюда влюбленный в Филипа бармен.

Ребекка одергивает руку, Тим непонимающе таращится на них, они смотрят друг на друга. И Мэтт не знает каким образом, но во взгляде Ребекки он просто читает просьбу придумать что-нибудь.

– Что происходит?

Мэтт встает и ищет бумажник в своей куртке.

– Лучше я куплю вам пива, ребят.

И он уходит, чувствуя, как Ребекка прожигает взглядом его затылок.

Нолан широко ему улыбается, когда он просит четыре пива и еще одну бутылку особенного виски для Филипа.

– Возьмешь у Филипа мой номер, – говорит он, открывая бутылки и передавая ему по одной. – Если захочешь прийти сюда без него, просто позвони мне, и я все устрою.

И он подмигивает Мэтту, а потом происходит что-то, совсем выходящее за грань, потому что Ребекка повисает на его плече и как-то подло прищуривается, глядя на бармена, который уже скрылся за стойкой.

– Посмотрите-ка, кто здесь. Это он продает вам тот убийственный виски, которым вполне мог отравиться мой друг?

Мэтт не сразу понимает, что она там говорит, потому что она близко, и она трогает Мэтта, и единственное его желание сейчас – принюхаться к запаху ее кожи, пометить ее своим запахом, перемешать их так, чтобы впитать друг в друга…

– Твой друг мог бы не тянуть лапы к…

– Мэттью, – демонстративно перебивает она и цокает языком.

Она прижимается к его бедру своим и практически висит на его плече, упираясь в него локтем. Мэтт шумно сглатывает, поворачивая голову так, что их лица оказываются на одном уровне.

– Ты близко, – просто говорит он.

Ребекка смотрит прямо в глаза, ее дыхание ни на грамм не сбивается, а сердце стучит так ровно, будто бы ей в самом деле плевать. Что, очевидно, так и есть.

Зато Мэтта пошатывает на месте.

– Тебя это волнует? То, что я близко?

– Да, Ребекка, меня это волнует.

Какой смысл отпираться, если уже по уши в дерьме?

И эта девчонка, она просто дьявол, и она сейчас знает, какая власть в ее руках, поэтому она облизывает губы, не пошло, а совершенно обыкновенно (Необыкновенно), и легонько теребит пальцами воротник на рубашке Мэтта.

– Ты смешной.

– Это не значит, что ты будешь мною манипулировать, – просто говорит он.

Ребекка искривляет губы и мотает головой:

– Прости, но буду. Знаешь, эти люди, – она кивает на Тима и Дэна, которые переговариваются друг с другом, пока Филип делает вид, что слушает их, на самом деле прислушиваясь к каждому слову Ребекки. – Это все было для них. Этот спектакль, в котором Филип – строгий старший брат, а я ворчливая сестра-подросток, о которой нужно заботиться. Мы с ним так делаем каждый раз, когда оказываемся вместе где-то, помимо дома. Он меня за что-то отчитывает, я делаю вид, что чертовски обиделась, но вот в чем прикол, – Ребекка улыбается как-то слегка нетрезво. – Когда в понедельник я приду в колледж, в моем шкафчике будет лежать мое фальшивое удостоверение, знаешь почему? Потому что это не его гребаное дело, пью я, хожу ли я по барам или нет. Все это, вся моя жизнь – не его дело, он лишь может сделать вид, что наказывает меня на публике, но мы вернемся домой, и я зайду в свою комнату, и все, на что он будет способен там – это обходить меня стороной. Потому что мы НЕ семья, Мэтт. Мы – не то, что думают люди. И мы не то, за что нас сейчас принял ты.

И ее рука просто соскальзывает с плеча, а потом она уходит, прихватив две бутылки – для себя и для Эммы.

Мэтт находит взглядом виноватый взгляд Филипа и чертыхается сквозь зубы.

* * *

«Где ты?»

«Кто это?»

«Мэтт».

«О, тогда ответ на твой вопрос – не твое дело».

Ребекка какая-то по-утреннему уютная, когда вплывает на кухню в понедельник. Она потягивается, разминая кости, а ее футболка от пижамы, очевидно, просто не может не задраться, оголяя острые тазовые косточки и очень красивый пресс. Мэтт сглатывает и поворачивается обратно к плите. И начинается.

Он никогда не думал, что у него будут такие проблемы с его волком вне полнолуния. Но, оказывается, находиться рядом с Ребеккой довольно тяжело.

Мэтт уговаривает своего волка терпеть. Он просит его, умоляет.

Вот так, волчище. У тебя получится.

– Как-то поганенько работает эта твоя связь, не находишь? – спрашивает Ребекка и открывает холодильник, попутно зевая. Достает оттуда банан, запрыгивает на стол и начинает чистить его, забавно высунув язык на бок.

Мэтт заливает кипяток в свою кружку и морщится, когда порошок, засыпанный туда ранее, скатывается в уродливые комочки.

– Почему?

– А ты разве не должен был, ну, не знаю, учуять меня? Я про твое сообщение «Где ты?»

– А, да. Наверное, из-за специй обоняние притупилось.

Он разворачивается, опираясь задницей о столешницу, и пользуется тем, что Ребекка занята чисткой банана, чтобы рассмотреть ее.

Ребекка с утра – это милейшая вещь на свете. Она очень расслаблена и взъерошена, глаза немного припухшие ото сна, а волосы в беспорядке. Ее футболка съехала в бок, буквально на сантиметр оголяя кожу плеча, но этого сантиметра хватает, чтобы разглядеть красивую родинку рядом с ключицей. На ней нет обуви или носков, и она смешно поджимает пальцы на ногах, болтая ступнями в воздухе. Мэтт хочет дотронуться до косточки на ее щиколотке… Интересно, она боится щекотки?

Если говорить о запахах, то Ребекка пахнет солнцем и зубной пастой. Мэтт задерживает взгляд на родинках на ее шее и едва сдерживает улыбку, представляя, как с одной родинки на другую прыгает солнечный луч рано утром, пока она еще спит, раскинувшись на своей кровати.

Ее губы припухшие, шершавый язык то и дело скользит сначала по одной губе, потом по другой, делая их влажными. Мэтт отдал бы все, пожалуй, чтобы так же попробовать их на вкус.

В какое-то мгновение Ребекка ловит его взгляд и вскидывает брови. Мэтт мысленно пинает себя в бок и прокашливается, отворачиваясь.

Несколько минут он слушает шипение чайника. Каша в его кружке все еще не хочет напоминать напиток, и Мэтт уже собирается выплеснуть ее в раковину, когда Ребекка оказывается рядом. Не так близко, как в прошлый раз, в баре, но достаточно, чтобы его слегка закоротило.

– Мэттью, позволь узнать, что ты делаешь?

Чтобы вы понимали – Мэтт терпеть не может свое полное имя. Оно всю жизнь казалось ему уродским. Но когда Ребекка произносит его, это звучит, как настоящая песня. Кажется, у него проблемы. Кажется, даже если она начнет его оскорблять, это будет казаться ему песней.

Мэтт поворачивается и смотрит в ее лицо. С такого ракурса ее глаза кажутся еще более яркими. И это просто… С ума сойти можно.

– Завариваю какао.

– Постой, что? Нет. Нет, ты не завариваешь какао, ты просто насыпал порошок в кружку, залил кипятком и ждешь, что он – что?

– Эм, растворится?

– Омойбог, не можешь же ты быть настолько беспомощным.

Мэтт тянется и достает с полки коробку из-под какао.

– Нет, постой, в инструкции так и написано.

Ребекка тяжело вздыхает, отбирает у него коробку и ставит на стол.

– Мэттью, инструкции для лохов, а ты совершил две чудовищные ошибки. Во-первых, ты насыпал порошок в кружку, а нужно в кастрюлю…

– Но здесь написано…

– Там написана ерунда. И вторая ошибка – ты не достал молоко.

Мэтт смотрит на нее и хлопает глазами. В последний раз ему так мозги промывали по поводу готовки лет двенадцать назад. Он тогда попытался поджарить попкорн, в итоге огреб от мамы за то, что надымил на кухне. А потом она объясняла ему, как правильно это делать. Объясняла на пальцах, словно слабоумному. Ребекка прямо сейчас – вылитая мама.

– Я не пью молоко.

– Тебе и не нужно пить молоко, тебе нужно приготовить какао. Это разные вещи.

И она просто хлопает его по щеке. Легонько, как бы сообщая: ты придурок, но ты не безнадежен. И пока Мэтт пытается не упасть в обморок, Ребекка успевает достать кастрюлю из шкафа, молоко из холодильника и начать что-то насвистывать над плитой.

У нее все выходит на удивление просто. Мэтт только и успевает, что следить за ее пальцами, которыми она распечатывает пакет с молоком или открывает коробку. По кухне разлетается приятный запах, и Мэтт удивлен, что на него еще не сбежались отец и Филип – главные любители сладостей.

– Так почему ты не в колледже?

– У меня нет занятий по понедельникам. Я встречаюсь с другом в полдень, но это не твое дело.

Она фальшивенько улыбается Мэтту. Он думает, что знает всех ее друзей, и, говоря о них, Ребекка всегда называет их по именам. Этот загадочный друг какой-то слишком… загадочный.

Он как раз собирается спросить, почему Ребекка готовит для него какао, если так его ненавидит, но она сама отвечает на его вопрос, тыкая ложкой в сторону кастрюли:

– Кстати, это не для тебя, а для Тары, так что губу не раскатывай. Ты себе сам приготовишь.

Мэтт хмыкает, но не спорит.

* * *

Плохой, плохой оборотень, думает Мэтт, когда едет вслед за машиной Ребекки, петляя в залитых солнцем улочках и поворотах. Скребущее чувство, что сковывает грудь с самого утра, никуда не уходит. Мэтт не знает, с чем это связано, но ему хочется, чтобы Ребекка каждую минуту была под его присмотром. И теперь эта встреча с непонятным другом. Если это не Эмма, Тим или Дэн, то это странно.

А еще он думает, что шпион из него херовый, потому что дистанцию удается сохранять довольно маленькую, но, так как Ребекка еще не остановила машину и не облила его потоком ругательств с головы до ног, вероятно, его план работает.

Она проезжает еще четыре квартала в сторону частных домов, а потом останавливается у одного из них. Мэтт тормозит на противоположной стороне дороги и смотрит, как девушка выходит из машины и упирается ногой в дверцу, ожидая кого-то.

Мэтту не нужно читать фамилию владельцев на почтовом ящике, он и без того знает, что здесь живут Кэмпбелы. Тревога забирается под кожу и противно скребет там, создавая зуд. Это не к добру.

Кэмпбелы – самая древняя семья охотников в Кломонде. Их клану не меньше лет, чем стае Мэтта, и последние двадцать из них между этими двумя семьями заключено перемирие. Но перемирие – это не взаимная любовь и совместные пикники на природе. Кэмпбелы все еще презирают оборотней, Сэлмоны все еще опасаются охотников. А после случая с Ником Кэмпбелом, попытавшимся поджечь их дом, ниточка доверия, которую создавали годами, натянулась до предела и застыла в таком состоянии.  Кэмпбелы часто уезжают из города, кочуют по стране, уничтожая дикарей и омег, потерявших контроль раз и навсегда. Но они возвращаются спустя годы. Всегда возвращаются.