Читать книгу Герцог де ла Кастри. Том 2 - Крис Мейерс - Страница 2

Женщина де ла Кастри

Габриэль убивал время в кафе за чашкой крепкого кофе. За окном грохотали повозки, лошади фыркали на невыносимой жаре, проносились мимо редкие машины, вызывая недовольство прохожих, ведь в мире после Взрыва практически не осталось автомобилей. Большая часть населения давно научилась обходиться без них.

Де ла Кастри посмотрел на юг и поморщился. На фоне чистого лазурного неба черным пятном маячил вдали замок-крепость де ла Кастри. Крепость там, а он здесь. Пьет кофе и улыбается хозяину заведения, пялится в окно…

Он вздохнул. Кафе, в котором Габриэль наслаждался жарким летним полднем, располагалось на окраине Парижа, но для Герцога де ла Кастри родной дом был различим и на большем расстоянии, чем несколько десятков миль. Оттуда, откуда обычные люди могли разглядеть лишь темный сгусток на горизонте, Габриэль видел скалы и семь четко очерченных башен.

Сегодня небо казалось ему как никогда бессмысленным. Таким же, как его жизнь последние шесть лет. Призрачными очертаниями за замком проступала гигантская луна, и это несмотря на то, что солнце уже вовсю сияло. Несколько больших планет медленно кружило в небе над замком, дополняя безумную картину.

На дворе стоял семь тысяч сто шестой год. Двадцать пять лет прошло со дня Великого Взрыва. Что еще он ожидал увидеть на этом небе?

Хозяин кафе подошел к столику и с улыбкой во все лицо подлил Габриэлю кофе. Де ла Кастри был не против. Только на всякий случай убрал под стол левую руку, на которой красовались два серебряных перстня с черным и зеленым камнем.

Он знал, что перстни умели ускользать от внимания посторонних, но не хотел рисковать. Вот бы изменилось выражение лица хозяина, если бы он вдруг понял, кого сейчас потчует своим кофе!

Дима был единственным человеком не из семьи де ла Кастри, кто всегда видел оба перстня. Всегда. Только теперь он…

Габриэль опустил голову, пытаясь вспомнить, когда говорил с другом последний раз. С тех пор как шесть лет назад он стал жить у Изабелл и Себастьяна, отношения с Димой испортились. Эти шесть лет, проведенные в постоянных ссорах, изменили их сильнее, чем два года дружбы.

К слову об изменениях, Габриэль еще никогда не выглядел таким ухоженным. Узнав от Себастьяна, кем на самом деле являлся встреченный ею на улице бездомный музыкант, Изабелл постаралась сделать все, чтобы никто не заподозрил в Габриэле Герцога де ла Кастри в изгнании. И первым делом, она заставила его подстричься.

Лишившись спутанной копны иссиня-черных волос, а также всех ее местных обитателей, Герцог преобразился. Теперь волосы Габриэля, подстриженные лесенкой до плеч, постоянно щекотали ему лицо, а ниспадающая набок челка закрывала высокий лоб, скулы и черные брови вразлет.

После парикмахера слегка удрученного своим внешним видом мужчину Изабелл повела на маникюр. Габриэль надеялся, что на этом-то его страдания завершатся, но не тут-то было, жена Себастьяна потащила его за одеждой и обувью.

Несмотря на то, что иногда де ла Кастри по-прежнему вздрагивал, поймав свое отражение в зеркале или стеклянной витрине, за прошедшие годы он успел привыкнуть к своему новому образу. В этом году ему исполнилось тридцать четыре, и он уже плохо помнил того замученного анорексичного юношу, которым был когда-то.

Он и представить не мог, что когда-нибудь будет жить так, как живет сейчас. Мальчик, который готов был сделать что угодно ради денег, наркоман, убийца родного брата, психически нездоровый пациент Петербуржской клиники, а теперь Герцог де ла Кастри под защитой Нового Правительства, которое даже не подозревало об этом.

Габриэль провел кончиками пальцев по гладкой коже лица. Да, теперь он выглядел иначе, но внутри скрывалась все та же тьма, и о чем бы он ни думал, взгляд его рано или поздно возвращался к замку-крепости. А Дима…

Де ла Кастри уже давно не видел его.

Дима не хотел становиться частью их «компании». Откровенно говоря, вся эта история до сих пор выводила его из себя, и он неизменно повторял, что беззаботному состоянию, в котором пребывает друг, рано или поздно придет конец.

И Габриэль злился. Злился, потому что и так думал об этом постоянно.

В ту ночь, когда он впервые остался в доме Изабелл и Себастьяна, он слышал, как супруги ссорились. После этого Иззи в течение нескольких месяцев не разговаривала с мужем, а в те редкие дни после их ссоры, когда Себастьян бывал дома, он бродил по квартире в одиночестве, точно неупокоенный призрак.

Габриэль не сразу узнал, что именно послужило причиной ссоры, хотя никогда не сомневался, что имеет к ней самое непосредственное отношение…

– Дим, я не буду бежать. Не могу. Я чувствую с этой девушкой какую-то непонятную, но очень сильную связь. И я, кажется, знаю, кто этот Себастьян. Какой-то ужасный рок свел меня с отцом моего покойного старшего брата.

– Себастьян? – и Дима в недоумении воззрился на Габриэля. – Тот самый, которого проклял Франсуа?

Де ла Кастри кивнул, и Дима заставил себя подняться. Он выбросил сигарету, взял друга за плечи и горячо зашептал:

– Пошли отсюда! Хочешь, я не пойду сегодня в бордель? Я могу и завтра не ходить, только давай уйдем отсюда! Прямо сейчас!

Габриэль хохотнул против воли. Уж больно смешно прозвучали Димины слова. Целых два дня вдали от борделя – это все, что он мог ему предложить!

– Нет, я не могу. Если хочешь, отправляйся в ночлежку прямо сейчас. Ты еле стоишь на ногах, а я должен разобраться, что к чему. Себастьян уже догадался, кто я. Ты же видел, как он напуган. Но я уверен, что с Изабелл мне нечего бояться. Она не позволит мужу сдать меня Служителям. Дима, у меня есть шанс положить конец магии Франсуа, уничтожить проклятье… Ты же почувствовал его! Почувствовал?

Дима нехотя кивнул.

– Я не сразу понял, что это, но когда понял…

– Проклятье Франсуа еще действует! Возможно, это и есть тот самый злой рок, который свел нас вместе, – Габриэль замолчал, а потом с ужасом добавил: – Боюсь представить, сколько времени оно уже влияет на Иззи!

Дима внезапно понял, к чему все это время клонил Габриэль, и отступил от друга на шаг.

– Ты что, собираешься убить его, а девушку забрать себе? Ты в своем уме?

– Дима, не говори ерунды…

– Нет, я знаю. Я все понял. Чтобы положить конец проклятью, Себастьяна нужно убить, и ты, по-видимому, возомнил себя тем, кто это сделает! Это все Франсуа, – говорил Дима, снова доставая из кармана пачку сигарет, – это он внушил тебе, что делать, пока ты говорил с ним без меня! А эта Изабелл для тебя просто роскошный утешительный приз за совершенное убийство!

– С чего ты взял, что мне вообще нужна Изабелл? Я лишь сказал, что чувствую какую-то связь с ней! Все дело в проклятье!

– Все дело в том, как ты на нее смотришь, – не унимался Дима. – Если ты не пойдешь со мной прямо сейчас, ты втянешь себя в такие неприятности, из которых уже никогда не сможешь выкарабкаться! Ты слишком сильно рискуешь, подбираясь к Новому Правительству так близко! Странная девушка, отец твоего брата… Нет, это уже слишком!

– Но ты же не станешь утверждать, что это просто случайность? Мы встретили их, находясь на перепутье. Признайся, Дим, мы в тупике! Мы не знаем, что делать дальше.

– И поэтому ты хочешь еще больше усугубить наше положение, убив человека, которого ты только что встретил на улице?!

Габриэль приглушенно зарычал и схватился за голову.

– Нет! Все не так! Об убийстве заговорил ты! Я хочу решить эту проблему без кровопролития! Возможно, встреча с ними решит все наши проблемы.

– Да, так же, как смерть обычно решает все проблемы.

Габриэлю показалось, что внутри него взорвался огненный шар ярости. С превеликим трудом он загасил его усилием воли. На глазах у Димы лицо Герцога превратилось в бледную маску, лишенную всяких эмоций.

– Дима, ты пьян. Ты болен. Ты еле стоишь на ногах. С тех пор как мы встретились, ты все время помогал мне. Теперь я хочу помочь тебе. Отправляйся в ночлежку. Я найду тебя утром.

Дима смотрел на друга, не веря собственным глазам. Это было еще хуже, чем в тот день в розовом саду. Холодные бесчувственные слова стали последней каплей. Помочь ему? Как же…

Просто Габриэль нашел свой дом и больше не нуждался в Диме.

Де ла Кастри видел, как кривая улыбка исказила губы его друга. В глубине души он все еще надеялся, что Дима отбросит свои предубеждения и вместе с ним поднимется к Себастьяну и Изабелл, но вместо этого Истомин ушел. Отвернулся от него, забросил на плечо гитару и неспеша зашагал к противоположному выходу из туннеля, оставив Габриэля в одиночестве. Тот хотел было окликнуть его, но с губ не сорвалось ни слова. Развернувшись на каблуках, де ла Кастри поспешил наверх.

Супруги о чем-то оживленно спорили, но стоило Габриэлю выйти из темноты туннеля, как они замолчали. Иззи ослепительно улыбнулась ему, и все треволнения вмиг покинули уставшее сердце.

– Твой друг не пойдет с нами? – спросила она.

Габриэль отрицательно помотал головой. Он смотрел на нее не мигая, из-за чего щеки Себастьяна снова покраснели от гнева.

– Мы решили, что сегодня ты переночуешь у нас, – добавила Изабелл.

Де ла Кастри открыл было рот, чтобы выразить свою благодарность, но Себастьян перебил его:

– В нашем доме есть охрана. У выхода всегда дежурят два солдата. Если ты предпримешь хоть что-то… – указательный палец Себастьяна угрожающе маячил возле длинного носа с легкой горбинкой, но глаза мужчины выдавали страх перед незнакомцем (незнакомцем ли?), за которого так страстно и так неожиданно заступилась его жена. – Если ты хоть волосок тронешь на голове Изабелл или попытаешься что-нибудь вынести из нашей квартиры, ты об этом сильно пожалеешь! Одна ночь, я даю тебе немного денег, а потом… Потом я еще подумаю, что с тобой делать!

– Себастьян! – Иззи побледнела так сильно, что, казалось, вот-вот лишится чувств.

Но Себастьян оставался непреклонен:

– Я все сказал!

Иззи перевела взгляд испуганных глаз на Габриэля, однако тот принял слова ее мужа с невозмутимым спокойствием.

– Клянусь вам, что и пальцем не трону вашу жену и ваше имущество. Я и мечтать не смел о такой помощи.

Ответ Габриэля не мог удовлетворить разъяренного и напуганного мужчину, однако Себастьян заставил себя кивнуть, после чего взял Изабелл за руку.

– Идемте. Мы и так довольно долго здесь простояли.

Габриэль не забыл Диминых предостережений, поэтому всю дорогу держался начеку. Давно стемнело, и газовые фонари тускло освещали длинные тщательно расчищенные от снега улицы. Тяжелые снежные тучи рассеялись, и высоко в темно-синем небе мерцали яркие звезды. Габриэль крутил головой, запоминая дома, повороты, оглядываясь в поисках Служителей.

Десяти минут им хватило, чтобы углубиться в богатые кварталы Нового Парижа, и вскоре они оказались перед длинным четырехэтажным зданием, выстроенным из белого камня. Роскошный фасад, белые колонны, подпирающие треугольный фронтон, – все говорило о том, что когда-то дом принадлежал одной из богатых графских семей, но с приходом Нового Правительства был отобран у прежних хозяев и перепланирован. Квартиры в здании теперь принадлежали ближайшим сторонникам премьер-министра, и Себастьян был одним из них.

На мгновение в глазах у Габриэля потемнело. Что он делает? Дима был прав. Ему нужно бежать отсюда. Слишком близко к беде…

У входа, как и предупреждал муж Изабелл, стояла охрана: двое крупных мужчин в черных бронежилетах, вооруженные винтовками и автоматическими пистолетами. Габриэль уже давно не видел "новейшего" оружия в столь хорошем состоянии.

Незадолго до Взрыва, в то время, когда миром еще правили Герцоги, инженеры-конструкторы из организации, которая затем стала именовать себя Новым Правительством, создали огромное количество новой техники для ведения войны, незамедлительно разошедшейся по миру.

Прогремевший Взрыв однако не только круто изменил ландшафт Ключевого мира, но и отбросил их цивилизацию в развитии на много лет назад. Автоматическое оружие вновь стало цениться на вес золота, и большую его часть Новое Правительство постаралось припрятать здесь, в Париже, на военном арсенале. Там оно находилось под неусыпной охраной и выдавалось на руки солдатами и Служителям для охраны правительственных учреждений и домов, где жила верхушка власти, а также для незамедлительного подавления любых бунтов, организованных бывшими аристократами.

Впрочем, обо всем этом Габриэль сейчас не думал. Он лишь видел оружие, понимая, что стоит Себастьяну свиснуть, и ему конец.

На первом этаже их встретил консьерж. Внешний вид бездомного музыканта поверг опрятного старичка в такой ужас, что Себастьян с трудом убедил его в том, что это лишь очередная благотворительная акция его жены, и бояться совершенно нечего.

Они поднялись в квартиру на четвертом этаже, и Себастьян отпер массивные двери. Из просторной прихожей, в которой оказался Габриэль, можно было с легкостью разглядеть широкую, обставленную удобной и дорогой мебелью гостиную, длинный коридор, украшенный шпалерами, уводящий вглубь помещения, где находились спальни и гостевые.

Сердце мужчины бешено стучало в груди. Такая роскошь могла быть доступна лишь человеку, который не просто работал на премьер-министра, а выслеживал для него беглых аристократов. Именно по наводкам Себастьяна бывшие графы и маркизы попадали в тюрьмы, где большинство из них умирало под пытками.

Вот, кем на самом деле являлся муж Изабелл. И если он решит сдать Габриэля, никто не сможет помочь ему. Никакой Жан Готье не приедет, чтобы вызволить его из беды.

– Габриэль! Габриэль, останься, прошу!

Пропитанные отчаянием слова вырвали Герцога из удушливого тумана паники, в который успел окунуться его разум. Оказалось, что он стоит, вжавшись спиной в дверь, в то время как Себастьян уже удалился вглубь квартиры в поисках домашней обуви и одежды для гостя. Изабелл больно держала его запястья, прижимая их к своей груди. Она была такой маленькой по сравнению с ним, ее макушка едва доставала Габриэлю до локтя. И такой храброй…

Иззи умоляюще смотрела ему в глаза.

– Я не могу без тебя! Ты мне так нужен! – твердила она настойчивым шепотом. – Останься!

– Я? – сказанное Изабелл не укладывалось в голове, в то время как сердце кричало – более правильных слов этот мир еще не слышал.

Происходящее все более напоминало Габриэлю тот теплый сентябрьский день, когда он впервые встретил Диму. Шестнадцатилетний подросток не дал ему умереть от голода, после чего отправился с ним в Приют, сев в машину к совершенно незнакомым людям. Однако поступками Димы в тот день (как и во многие другие) управлял архангел Рафаил. Что двигало Изабелл сейчас, Габриэль, как ни старался, не мог уразуметь. Если окажется, что это очередной архангел настырно ломится в его жизнь, то он точно сбежит!

Но что же делать с чувствами, которые сию минуту пламенели в груди, и которых он не испытывал еще ни разу в жизни? Которым он даже не мог дать названия! Они терзали его сердце и заставляли внимать тихому прелестному голосу.

– Как я могу быть тебе нужен?! Ты замужем!

– Будто я сама не знаю! – в отчаянии зашептала Изабелл. – Если бы я могла объяснить тебе, что происходит! Но я не знаю! Неужели ты этого не чувствуешь?

Она с опаской оглянулась через плечо, боясь, что из гостиной вот-вот выйдет муж и застанет их в непосредственной близости друг от друга. Но Себастьян все не появлялся.

– Ну? – молодая женщина вновь повернулась к Габриэлю. – Неужели не чувствуешь? Неужели у меня просто помутилось в голове?

Герцог медленно, но настойчиво освободился из ее крепкой хватки. Ноги Изабелл подгибались, слезы переполняли темно-карие глаза. Но вместо того, чтобы уйти, Габриэль внезапно запустил длинные пальцы в густые кроваво-красные волосы и склонился над ней.

– Я могу забрать тебя отсюда прямо сейчас, – прошептал он. – Я не обещаю, что будет легко, но я клянусь защищать тебя ценой собственной жизни, моя Герцогиня.

От пальто Габриэля шел тяжелый одуряющий аромат красных роз, и у Изабелл закружилась голова от нахлынувших на нее вдруг пугающих образов. Ей виделись высокие стены из черного камня, бурлящие горные водопады, призрак безумного старца и коронованный всадник на черном постаменте, глаза которого пылали адским огнем. Она видела горящий Париж, улицы которого были завалены мертвыми телами. Грудами мертвых тел.

«Моя Герцогиня» – так назвал ее этот нищий бездомный музыкант. И он был совершенно прав. Она была рождена Герцогиней, и всю жизнь ждала только Его прихода.

– Останься! – повторила она. – Тебе ничего не грозит. Умоляю тебя! Себастьян прислушивается ко мне. Я могу им управлять, ведь он от меня без ума!

– Хорошо, – наконец произнес Габриэль. – Хорошо, я останусь. Я верю тебе.

Здравый смысл все еще твердил ему, что то, что он делает, – дико и неправильно, что лучший друг ждет его сейчас где-то на холоде, но уйти он уже не мог. Эта женщина… Она просила его остаться, и он должен был ее послушаться. Под ее защитой Габриэлю нечего было бояться.

– Не думал, что ты так подловишь меня сегодня, – этими словами Себастьян встретил супругу, едва она вошла в спальню и закрыла за собой дверь. – Все в порядке?

Изабелл отвела умытого гостя в халате мужа, в самую бедно обставленную комнату, оставила ему поесть и, растерянно улыбнувшись напоследок, ушла в спальню, где ее ждал супруг. В ответ на своеобразное приветствие она посмотрела на Себастьяна с вызовом.

– Да. Все прекрасно. Габриэль лег спать. И я ни о чем не жалею. Ты все равно не мог определиться, на что пожертвовать деньги в этом году, а Новое Правительство не оставило бы тебя в покое. Мы отделались малым. Просто поможем этой заблудшей душе. Кстати, я уже слышала о похожем случае. Один чиновник низшего звена взял к себе на воспитание подростка прямо с улицы. Он живет у них уже несколько месяцев!

– Подросток! – напустился на нее Себастьян. – А не взрослый мужчина! Ты даже представить себе не можешь, кто он такой! Вдруг этот второй, Дима, ночью приведет сюда банду бродяг, а Габриэль откроет им дверь? Ты спросила у него, куда подевался его друг?

– Нет, не спросила. И нет, такого не случится, – Изабелл упрямо помотала головой. – Габриэль не сделает мне ничего плохого.

– Тебе?

– Нам. Я имела в виду нам.

Себастьян всплеснул руками и покачал головой, хотя он действительно слабо верил в то, что ночью нищий музыкант сможет причинить им какой-либо вред. Несмотря на убогий внешний вид, Габриэль разговаривал и вел себя как вполне адекватный мужчина, волею судьбы оказавшийся на улице.

Больше всего Себастьяна раздосадовало другое: в случае необходимости его молодая жена могла становиться упрямой, даже непреклонной, а он ничего не мог с этим поделать. Не мог выйти из комнаты, схватить Габриэля и вытолкать его из квартиры взашей. Любовь к Изабелл постепенно уничтожала его стальную в прошлом решимость и волю.

Что ж, пускай! И Себастьян попытался смириться с выбором жены. Даже если их квартиру обнесут, Служители весь город на уши поставят, чтобы найти преступников. Да и сам он сможет постоять за себя в случае чего. Для Изабелл же такой исход послужит очередным жизненным уроком, который она запомнит как примерная жена.

Жаль вот только, что это было еще не все…

Себастьян наблюдал за тем, как Изабелл грациозно управлялась с простынями, стеля постель, понимая, что лечь спать сегодня они смогут еще очень нескоро.

– Габриэль… – и Себастьян устало провел рукой по лицу. – Ты кое-что не знаешь о нем. И обо мне.

Изабелл выпрямилась, держа конец простыни в одной руке, и изумленно приподняла брови.

– Конечно, я могу ошибаться, – раздраженно добавил он. – Сам не знаю, что происходит!

– О чем ты? – Иззи подошла к мужу и обняла его за плечи. – Ты меня пугаешь. Объясни, что происходит. Откуда ты его знаешь?

Себастьян попытался взять себя в руки. Другого случая поведать ей об этом могло и не представиться.

– Я ведь ни разу не рассказывал тебе всей правды о своем прошлом, – вздохнул мужчина. Как бы он хотел сейчас лечь на эти лавандового цвета простыни, прижать к себе жену и забыть обо всем! – Конечно, ты знаешь обо мне многое: о моем детстве, родителях… Ты знаешь, как я пришел к тому, что имею, но есть значительный фрагмент моей жизни, который я намеренно скрыл от тебя. От всех, кто меня окружает.

– Если ты так хотел меня запугать, то у тебя прекрасно получилось, – поджав губы, заметила Изабелл.

– Давай выйдем на балкон. Принеси наши пальто из прихожей. Я хочу, чтобы как можно больше стен отделяло нас от этого человека.

Изабелл послушалась. Она принесла верхнюю одежду и вышла вслед за мужем на широкий балкон. На улице стоял мороз, и вряд ли кому-либо из соседей в здравом уме пришло бы в голову присоединиться к ним для душещипательной беседы. Себастьян однако все равно оглядел ближайшие этажи, чтобы удостовериться в том, что никто не сможет их подслушать.

– Я действительно никогда не рассказывал тебе всей правды, – произнес Себастьян, когда они сели на длинную скамейку возле стены, предварительно смахнув с нее снег. – Ты никогда не спрашивала о девушках, которые были до тебя, справедливо полагая, что у мужчины в моем возрасте их было много. Но именно с моей первой любви и начинается эта история. История, которую я вынужден скрывать, потому что… Если об этом узнает премьер-министр, он, вероятнее всего, убьет меня.

Изабелл придвинулась ближе и взяла мужа за руку. Себастьян говорил тихо, и на душе у нее становилось все тревожнее. Габриэль завораживал ее, ей хотелось, чтобы муж рассказал ей всю правду, но в то же время она не могла не бояться того, что ей предстояло услышать.

– Однажды, когда мне было шестнадцать, отец отпустил меня на заработки в город. Науки давались мне плохо, ты знаешь. Отец, всю жизнь проработав в угольной шахте, мечтал, что его сын однажды выбьется в люди на радость старику. Но у меня не получалось. Так что, вскоре он распрощался с мечтой о том, что я буду зарабатывать на хлеб умственным трудом, махнул на меня рукой и отпустил.

В то лето я устроился грузчиком на корабль одного графа. Не помню его фамилии… И рад, что не помню! Рад, что мне не пришлось вспоминать о ней, увидев в списке тех, кем особенно интересуется Новое Правительство, ведь граф всегда был добр ко мне… В то время океан уже вовсю пересекали корабли, плавающие без парусов, но я попросился на графский галеон!

Глаза Себастьяна на мгновение загорелись ни с чем несравнимой радостью и жаждой новых ощущений, которые может испытывать лишь юнец, впервые отпущенный строгим отцом из дома.

– Попасть на старинный корабль к дворянину означало побывать рано или поздно в замке де ла Кастри, и я не хотел упустить такой шанс, что бы там ни говорили об этом месте!

– И ты действительно побывал там? – Изабелл совершенно по-иному взглянула на мужа.

– Да. И это не принесло мне ничего, кроме горя. Правда, еще долгое время после случившегося я старался гнать от себя подобные мысли.

Себастьян замолчал, и долгое время Изабелл слышала лишь шум ветра на улице да наблюдала за крохотными снежными вихрями, беснующимися внизу, во дворе.

– Как-то раз мы под завязку загрузили корабль различными травами и снадобьями, которые граф покупал у Герцога Анри де ла Форс, тот в свою очередь заказывал их где-то на востоке. В то время между Железным Герцогом, так в народе звали Анри, и Безумным уже пролегла вражда, но торговля между их Герцогствами никогда не останавливалась. Так что, мы отправились в замок де ла Кастри обменивать все это на вино и породистых коней.

Я помню, как поразил меня вид Морских Стражей – двух огромных каменных изваяний в виде змей, стоящих на входе в гавань, и как удивило запустение, царящее возле причала. В то утро там не было ни единого корабля. Только мы.

Себастьян мельком взглянул на Изабелл, неприятно поразившись тому, что по какой-то причине лицо жены сияло от восторга.

– Было тихо. Орудия и постройки, возведенные на скалах, полукругом окружающих гавань, казались заброшенными. Я надеялся увидеть вторые Морские врата, которые не уступали Главным по красоте, но мои надежды не оправдались. Врата были спрятаны от посторонних глаз, так что перед нами красовался лишь пустой причал, полоска прибрежного песка и отвесная скала с полукругом водостока посередине. Так как замок прячется на скалах, словно черная ворона в своем гнезде, с причала мне были видны лишь окна первых трех этажей, остальные скрывались в тумане.

Пока мы причаливали, на берегу появились слуги, которые должны были принять товар. Они-то и помогли выйти на прибрежный песок девушке невероятной красоты. Я сразу узнал в ней дочь Франсуа де ла Кастри. Прекрасная кожа, словно белый мрамор, черные волосы, холодные синие глаза. Даже в самом простом платье, которое было на ней в тот день, она выглядела богиней.

Катрин поднялась на корабль поговорить со старым графом. Вероятно, извинялась за то, что Франсуа не спустился к нему. Затем она осталась на берегу, чтобы проследить за выгрузкой товара, и, можешь себе представить, я глаз с нее не спускал! Помню, едва не раздавил пальцы на ноге, выронив тяжелый ящик! Она тогда заметила меня и улыбнулась. После этого случая капитан долго бранился, угрожал, что отнимет мое жалованье, так что я старался больше не смотреть на Катрин. Однако ее взгляд на себе я чувствовал постоянно, и сердце мое то и дело замирало!

В конце дня слуги угостили нас едой из крепости, и ко мне подошла симпатичная служанка. Кажется, ее звали Мари. Она передала мне записку от Катрин, в которой говорилось где и когда я могу с ней встретиться. Мне казалось, что мир сошел с ума. Катрин де ла Кастри! Дочь Верховного Правителя искала встречи со мной! Простым чернорабочим…

Себастьян покачал головой и растерянно похлопал Изабелл по руке.

– Мы стали назначать друг другу встречи, но, конечно же, Безумный Герцог вскоре узнал об этом. Я должен был остановить ее. Отговорить. Мужчине из простой семьи нечего было даже смотреть в сторону дочери Герцога, но мы были так беспомощно влюблены друг в друга…

Франсуа де ла Кастри был без ума от ярости, на то ведь он и Безумный Герцог… Но он любил свою девочку и поэтому не стал убивать меня сразу. Он запретил нам встречаться под страхом смерти, думая, что это нас отрезвит. А потом выдал Катрин за какого-то озабоченного старика с титулом!

Даже спустя столько лет Себастьяна затрясло от злости и отвращения.

– Но даже тогда у нас получалось встречаться. Ты, наверное, хочешь сказать, каким же идиотом я был, ведь Катрин никогда не убежала бы со мной! И не потому, что не любила… Она любила, но… Она была де ла Кастри! Нам простым людям никогда не понять того, что они вкладывают в это слово.

Себастьян замолчал. Он не ожидал, что рассказ разбередит в его душе столько, казалось бы, уже пережитых и забытых чувств. У него в глазах стояли слезы впервые за… Он уже и не помнил, когда плакал последний раз.

Изабелл однако нежно заглянула ему в глаза.

– Ничего подобного я о тебе не думаю. То, что ты способен на такую сильную любовь – прекрасно. Рассказывай. Я выслушаю все, что ты скажешь.

Себастьян благодарно поцеловал ее и сморгнул слезы.

– Франсуа де ла Кастри терял власть. Безумие охватывало замок. Все его соседи и друзья один за другим отступали перед Новым Правительством, просили о помощи, но Франсуа ничего не делал. Он целыми днями сидел в подземельях и, по словам Катрин, все твердил о новом оружии, которое прогневает некие высшие силы, и вызовет невообразимую катастрофу.

Мужчина тяжело вздохнул.

– Ты знаешь, что после Взрыва премьер-министр устроил переворот. У Нового Правительства еще оставались бомбы, разработанные в ходе экспериментов. На основе этой энергии они еще строили станции, которые долгие годы могли питать Герцогства электричеством. Во время Взрыва все они были уничтожены. Премьер-министр сбросил бомбы на острова де Рандан и де Жуайез, тем самым стерев с лица земли два древнейших герцогских рода. Но остальные Герцоги уцелели.

– Что?! – Изабелл едва не подскочила от изумления и… страха.

– Да, они уцелели, – холодно продолжил Себастьян. – Пропали правда. Никто не знает, где они. Новое Правительство намеренно распустило слух о том, что якобы все семь Герцогов мертвы, что даже Франсуа де ла Кастри давно сгнил в своем замке. Но это звучит смешно для тех немногих, кто еще помнит старые легенды и по-прежнему верит в них. Одному Герцогу д’Эстиссак сейчас, должно быть, перевалило за триста лет. И они не люди… Они не такие, как мы. Они Герцоги, и они самые могущественные Правители не просто на этой планете… во всех мирах. Они уцелели и скрылись во время Взрыва и последующего за ним переворота, и, сдается мне, для них это было проще простого.

Себастьян взглянул на жену исподлобья. Что ж, былой восторг, чем бы он ни был вызван, наконец сменился страхом. Отлично.

– Теперь я объясню тебе, что все это на самом деле значит. Это значит, что в любой момент может объявиться Наследник де ла Кастри и заявить о своих правах. Да сам Безумный Франсуа, возможно, еще жив, и, если он захочет вернуть власть, начнется война. Пропавшие Герцоги тут же объявятся и поднимут свои знамена. Ты и понятия не имеешь, сколько людей сейчас готовы встать на их защиту. Почти все те, кого мы изгнали из своих Герцогств и те, кто, спустя двадцать с лишним лет понял, что Новая Власть ничем не лучше, а, возможно, даже хуже Старой. Ведь переворот зиждился на вере людей в перемены к лучшему, а мы с этим, как видишь, не справляемся. Вместо семи тиранов мы получили одного, но простым людям от этого дышать легче не стало.

Изабелл поежилась. Она действительно никогда не задумывалась в подобном ключе над ситуацией, сложившейся на их континенте. Слишком долго о де ла Кастри ничего не было слышно. Так долго, что все истории о них превратились в страшные сказочки, которыми обычно пугают детей, дабы те вовремя ложились спать.

– В общем, я немного отклонился от темы, – снова заговорил Себастьян, не дождавшись от жены никакого ответа. – Я говорил о том, что Франсуа терял здоровье и, как следствие, бдительность. Наши встречи с Катрин участились, она забеременела от меня…

– И тогда Безумный Герцог изгнал ее, – перебила мужа Изабелл. – Отчасти я знаю эту историю. Мне рассказывала ее бабушка. Только я и представить себе не могла, что ты имеешь к ней непосредственное отношение. Я думала, моя покойная бабка – единственная приближенная к семье де ла Кастри аристократка, которой удалось выжить и перебраться в Петербург. Значит, это тебя проклял Безумный Герцог?

– Да, – лицо Себастьяна исказила гримаса ужаса. – И я хотел бы умереть. Даже сейчас я думаю о смерти лишь как об освобождении от всех тех ужасов, которые мне пришлось пережить тогда. Они до сих пор иногда преследуют меня во снах…

Себастьян замолчал. Руки его дрожали.

– Проклятье де ла Кастри. Все мои друзья шептались, что быть проклятым Верховным Правителем – хуже смерти, но только мне довелось узнать, что это такое на самом деле, – взгляд Себастьяна остановился на вновь закружившихся во дворе белых снежинках.

– Несчастья сыпались на меня одно за другим. Бесконечная черная полоса. Бесконечные неудачи, следовавшие одна за другой. В этом заключается проклятье – удача полностью отворачивается от тебя, и ты понимаешь, что можешь умереть в любой момент. Ты не можешь вскипятить себе воду, не опасаясь взрыва газового баллона, не можешь пройти мимо здания, не опасаясь расшатавшегося кирпича, который упадет тебе на голову. А когда тебе вдруг начинает казаться, что неудачи как будто отступили, все становится еще хуже.

– Я с трудом выбрался из Парижа. Забрался в самый отдаленный уголок этого мира, где с трудом сводил концы с концами, пока не прогремел Великий Взрыв. Помнится, тогда я подумал, что это лишь очередной кошмар, ниспосланный на меня Безумным Герцогом, но оказалось, это весь мир корчился в огне. Конец света.

Себастьян помолчал немного. Затерявшись в давних воспоминаниях, он тщился найти выход.

– Кстати, в то время я верил, что Взрыв прогремел из-за Франсуа, что это он решил так расквитаться с теми, кто пытался лишить его власти.

– А теперь? Что послужило причиной Взрыва?

Себастьян пожал плечами.

– Никто не знает наверняка, – задумчиво протянул он. – Де ла Кастри – могущественный род, но я сомневаюсь, что они могли сотворить такое. К тому же в то время Франсуа был уже стар и нездоров…

– Что мы знаем, Иззи? Мы знаем, что в итоге были уничтожены и погружены под воду все новые станции, созданные учеными. Огромное количество бомб и ракет было также уничтожено или приведено в негодность. А те, кто их разрабатывал, умерли, не оставив после себя ничего. Что за сила могла совершить такое? Половина планеты погрузилась под воду, другая половина изменилась до неузнаваемости. Вместо привычных нам океанов, морей и проливов у нас теперь дрейфующие острова и Бескрайнее море, куда нам путь заказан из-за порталов, постоянно открывающихся над поверхностью воды. Кто знает, куда они ведут…

– Ученые были напуганы. Они всегда твердили о том, что любой взрыв на новых станциях может привести к заражению огромных территорий. Но что мы видим? Те участки суши, на которых они стояли, были помещены под воду каким-то высшим разумом, который не дал заражению распространиться. Хотя, мы, к сожалению, все равно узнали на своей шкуре, что такое мутации. Взять хотя бы Калек, Других – детей, которых Новое Правительство не хочет замечать, так как для них это слишком болезненное напоминание о том, что они создали и потеряли. Но все же многие выжили, словно целью этой силы, устроившей Взрыв, было лишь остановить прогресс, к которому стремилось Правительство и из-за которого столько людей поддерживало премьер-министра. Эта сила одним махом отправила нас назад во времени!

И Себастьян опять надолго замолчал. Разочарование и досада боролись в нем со страхом неизвестности. Он чувствовал себя беспомощным, ведь он не знал, что произошло тогда с миром на самом деле. Никто не знал. Они могли только строить бесконечные догадки.

Что если Великий Взрыв был не наказанием, не ужасной катастрофой? Что если Великий Взрыв должен был стать для них спасением? Внезапно в голову Себастьяна пришла мысль, что, быть может, премьер-министр, лежа сейчас в постели, задавался теми же вопросами. Месье Ренар… Он так ненавидел аристократов! Взращивал эту ненависть в себе долгие годы, обвиняя старую власть во всех грехах. Но не от того ли, что только ненависть и могла приглушить его страх и непрерывные сомнения?

– Но что с того? – встрепенулась Изабелл. Все, что Себастьян рассказал сегодня, потрясало ее до глубины души, однако… – Почему ты вспомнил об этом именно сейчас? И как ты избавился от проклятья?

Иззи не могла не удивиться, когда в ответ Себастьян безразлично пожал плечами.

– Я склонен думать, что после Взрыва Франсуа потерял контроль над ним. Еще одна причина, почему я не верю, что это де ла Кастри устроили Взрыв. Катастрофа, судя по всему, сказалась на их магии. Уверен, такой жизни, – и Лесаж обвел взглядом роскошную балюстраду балкона, – Безумный Герцог не планировал для меня и не предвидел.

– Но почему ты решил рассказать мне об этом сейчас?

Не глядя на нее, Себастьян произнес:

– Габриэль – Наследник рода де ла Кастри.

– Нет… – прошептала Изабелл и отвернулась. Ужасно, но губы ее против воли растягивала улыбка. Пальцы нервно теребили рукава пальто, и, похоже, ее трясло. Только вот непонятно от каких эмоций. Оставалось лишь надеяться, что Себастьян решит, будто она напугана.

На самом же деле она, скорее… ликовала. Да, именно так. Она ликовала и приветствовала нового гостя, ведь в глубине души давно знала, кто он такой. Знала с самого детства. Каждый день ее, бывало, беспросветного существования вел ее к нему. И вот они наконец вместе.

– Откуда ты знаешь? – проговорила Изабелл, кутаясь в пальто.

– На все сто процентов я, конечно, не уверен, но пока все сходится. Я видел зеленый перстень у него на руке. Ты, возможно, его не заметила. Волшебные перстни умеют скрываться от посторонних глаз, но если знаешь, куда смотреть, их можно увидеть. А когда я пожал ему руку, вгляделся в его лицо… Изабелл, он так похож на своего деда! Если бы ты только видела Франсуа живьем, а не на картинках в книгах! И это его пальто… Он наверняка уже побывал в замке. Если я прав, значит, Наследник древнейшего рода вернулся в Париж и разгуливает среди нас! Это одна из причин, почему я все-таки пустил его в нашу квартиру сегодня.

Глаза Изабелл широко распахнулись, и она отсела от мужа.

– Что ты собираешься сделать с Габриэлем?! – воскликнула она.

Себастьян поздно спохватился. Он и не думал, что Изабелл могла неправильно понять его слова.

– Нет-нет. Успокойся, – и он поднялся, протягивая к ней руки. – Я же сказал «одна из причин»! Да, я боюсь его, но я не желаю ему смерти. Я не сделаю с ним ничего такого, о чем ты сейчас подумала!

– Ты не знаешь, о чем я подумала, – Изабелл в раздражении отмахнулась от его протянутых рук. – Что если он твой сын?

Себастьян задумался, но лишь на мгновение.

– Нет. Он не мой сын. Отец Габриэля, судя по всему, цыган. Удивительно, как он еще жив с такой кровью…

– Цыгане такие же люди, как и мы, – рассеянно пробормотала Изабелл.

Себастьян передернул плечами. Сейчас ему было не до споров о расовой дискриминации при Новом Правительстве.

– Но где же тогда твой сын?

– Не знаю, – тихо ответил Себастьян. Он подошел к ограждению балкона и стал так пристально вглядываться в темноту, будто хотел разглядеть следы своего единственного ребенка где-то внизу, на снегу. – Я даже не знаю, жива ли Катрин, и, если да, то где она. Меня беспокоит, что зеленый перстень принадлежит Габриэлю, когда по всем правилам он должен быть на руке его старшего брата. Де ла Кастри называют этот перстень перстнем Стихий, и для них не найдется в мире драгоценности дороже. Быть может, мой сын умер давным-давно. Быть может, он и не рождался вовсе.

– Не делай столь поспешных выводов, – смягчилась Изабелл. Она тоже поднялась и теперь стояла позади. – В конце концов, у тебя могла родиться дочь.

Но Себастьян замотал головой. С самого первого дня он точно знал, что Катрин носила под сердцем его сына.

Внезапно Иззи обняла мужа. Ей не особенно-то этого хотелось: образ Габриэля, словно опухоль, разрастался в ее мозгу, захватывая все новые неповрежденные участки. Но ей нужно было, чтобы муж услышал ее.

– Давай расспросим Габриэля.

Изабелл отскочила от мужа, так громко тот рассмеялся.

– И ты думаешь, он нам расскажет? – спросил Себастьян, понизив голос. – Я даже боюсь представить, что он может сделать, когда поймет, кто я! Хотя, возможно, он уже это понял! Мне с лихвой хватает того, что может сделать со мной премьер-министр, если узнает, что я укрываю Наследника де ла Кастри в собственном доме!

И Себастьян с опаской посмотрел на дверь, ведущую в спальню, словно в любой момент к ним на балкон мог ступить месье Ренар с группой вооруженных солдат или сам Габриэль де ла Кастри. Себастьян пока еще не определился, кого из них он боялся сильнее.

– Тогда что ты будешь делать? – осторожно поинтересовалась Изабелл. Она уже представляла себе, как в случае неправильного ответа будит Габриэля, едва ее муж заснет, и вдвоем они садятся на ночной поезд.

Себастьян долго молчал перед тем, как заговорить.

– Когда его друг ушел, я отчаянно надеялся, что Габриэль отправится вслед за ним. Что он поднялся к нам сообщить, что отказывается от нашей благотворительности. Но нет… Обстоятельства, при которых мы встретились, и время… Все это не укладывается у меня в голове! Пойми, иногда одна лишь память о Катрин помогала мне выживать после Взрыва. После того, как проклятие отступило, я все время думал, как отплатить ей. Если бы она не предупредила меня о том, что Франсуа начал охоту, я бы сейчас не стоял здесь. И вот спустя столько лет, я встречаю на улице ее сына…

Себастьян практически шептал, глубоко погрузившись в свои мысли.

– Я не могу, – наконец произнес он. – Я не могу сдать его Новому Правительству, – голос Себастьяна креп и становился все увереннее. – Это было бы предательством по отношению к Катрин. Если бы я мог уберечь его от возвращения в замок, но это невозможно. Он уже был там. И, вероятно, даже говорил с Франсуа. Ужасно!

Изабелл скептически поджала губы, сложила руки на груди, всеми силами стараясь не показывать, что после того, как Себастьян принял правильное, по ее мнению, решение, у нее словно камень с души свалился. Больше не нужно думать о ночном побеге.

– Чего ты так боишься? Габриэль оказался в Париже, молодой человек без денег, а теперь и без друзей, если допустить, что этот Дима ушел навсегда. Его родовое гнездо за много лет пришло в полное запустение, как и его земли. Все, кто был раньше близок к его семье, мертвы или в изгнании. Что он может сделать?

– Этот "молодой человек" может привести нас на бойню! Неужели ты этого до сих пор не поняла? После всего, что я тебе рассказал! – воскликнул Себастьян. – Я-то знаю, сколько благородных отпрысков скрывается до сих пор в Париже! Я целыми днями занят тем, что составляю доносы на благородные семьи и слежу за тем, чтобы их тихо устраняли!

– Устраняли?!

Себастьян в ужасе замолчал. И надо же было такое ляпнуть! До сих пор ему удавалось скрывать от Изабелл кровавые подробности своей работы на премьер-министра. Но теперь… Теперь она смотрела на него со смесью ужаса и отвращения.

Изабелл знала, что муж ведет статистику по благородным семьям. Она сама принимала в этом активное участие. Они внимательно следили, чем занимались семьи аристократов, где они жили, сколько у них рождалось детей, каких политических взглядов придерживался каждый член семьи. Если кого-то из них замечали в сомнительных организациях, целью которых было вернуть де ла Кастри власть, их сажали в тюрьму на срок, зависящий от тяжести преступления.

Иззи приходилось мириться с этим, так как она сама была благородных кровей и жила в Париже лишь потому, что Себастьян поручился за нее перед премьер-министром. Работать с мужем означало оправдать себя, очистить репутацию. Но доносы? Убийства?

– Вот, значит, как… – Изабелл замотала головой и ринулась в спальню. Себастьян бросился за ней. Любимая жена смотрела на него широко открытыми глазами, смотрела и не узнавала. – И ты скрывал это от меня столько времени?!

Размеры предательства поразили женщину.

– И не только ты… Все, кто там работал, знали, чем ты занимаешься. Знали и молчали. Ну конечно! А как же иначе? Иначе я никогда бы не стала работать с тобой!

– Иззи! – и Себастьян попытался обнять ее. – Прости! Я знал, что ты не сможешь принять этого, но я так люблю тебя! Я хотел дать тебе все! Обеспечить…

– Отойди от меня! – взвизгнула Изабелл. Ей было плевать, что Габриэль в дальней спальне, скорее всего, слышал их крики. Пускай слышит. Так даже лучше. – Ты нагло врал мне в глаза! Интересно, как это в твоем понимании сочетается с любовью ко мне? И кто я теперь после этого?! Соучастница твоих преступлений?!

– Это не преступления! Мы защищаем простой народ от войны, которая неминуемо разразится, если аристократы поднимут восстание!

– Защищаете от войны? – с презрением переспросила Изабелл. – Убивая невинных детей только за то, что они родились в благородной семье? Что ж, теперь мне, по крайней мере, понятно, почему Габриэль в таком состоянии! Судя по всему, он всю жизнь провел в нищете, вынужденный скрываться от тех, кто хотел убить его. И я не удивлюсь, если утром не найду его на месте! Может, он уже сбежал! Если бы я не умоляла его, он никогда бы не остался…

Внезапно ужасная догадка ворвалась в ее голову, едва не лишив способности дышать.

– Даже в этот раз ты пытался действовать через меня, чтобы удержать его здесь! Когда я умоляла его остаться, ты не помешал мне, думая, что в любой момент сможешь вызвать Служителей! Ты прикрывался любовью ко мне, делал вид, что поддался на мои уговоры, чтобы в любой момент убить его, если что-то пойдет не так! Но вот ты пустился в воспоминания и преисполнился чувством долга к бывшей возлюбленной! Какое счастье, что хоть это остановило тебя от чудовищной ошибки!

Себастьян стоял перед любимой женщиной, опустив руки и повесив голову.

– Ты ошибаешься, – пробормотал он. – Я не желал Габриэлю смерти. Ты хотела, чтобы он остался… Хотя я до сих пор не могу понять, почему именно он? Почему ты так вцепилась в этого музыканта? Впрочем, не важно. Я любил Катрин, и я люблю тебя, поэтому сейчас он здесь, в нашей квартире, в безопасности. И это не изменится.

Себастьян пошатываясь добрался до не застеленной постели и сел. Голова раскалывалась от боли. Он чувствовал себя невероятно уставшим и, что хуже всего, боялся, что вот-вот потеряет Изабелл навсегда.

Он никогда не обманывал себя по поводу ее чувств к нему. Изабелл была бесконечно благодарна Себастьяну за помощь и заступничество, она принимала его любовь и заботилась о нем. Она вышла за него замуж, в конце концов! Но она никогда не любила его так же сильно, как он любил ее.

– Пусть он остается у нас сколько угодно, – сказал Себастьян, предпринимая последнюю попытку загладить вину. – Я ничего не попрошу у него. Ради Катрин я готов помочь, готов прятать его от Нового Правительства. Ради Катрин и ради того, чтобы ты меня простила.

Себастьян поднял виноватые глаза на жену и вдруг с удивлением осознал, что слабая безвольная девушка, которую он забрал когда-то из Петербурга, давно уже успела вырасти и стать женщиной. Женщиной сильной и несгибаемой, с железным стержнем внутри.

– Я буду спать в гостиной, – сказала она. – И я увольняюсь. Придумай, что хочешь! Что я заболела или нашла себе другое место! Но я не буду больше причастна к убийствам! И мне плевать, как премьер-министр отреагирует на эти новости. Если понадобится, я уеду обратно в Петербург.

– Не надо… – начал было Себастьян, но Иззи резко оборвала его.

– Габриэль полностью переходит под мою опеку. Ты не сможешь выгнать его, если он тебе вдруг надоест. Я буду давать ему деньги. Столько, сколько ему понадобится. Надеюсь, ты не лишил меня состояния, оставшегося от моей бабки.

– Нет! Что ты! Иззи, я…

Но Изабелл уже повернулась к нему спиной.

– Я с тобой больше не разговариваю, – холодно констатировала она, и дверь спальни захлопнулась за ее спиной.

Габриэль отпил из чашки. Пока он глядел в окно, кофе успел остыть. На следующий день после скандала с мужем Изабелл рассказала ему всё и пообещала, что в их доме он всегда будет в безопасности. С того самого дня шесть лет назад и началась для Габриэля новая жизнь. Жизнь, в которой он больше не знал никаких лишений.

Себастьян держал в тайне его секрет, позволяя жить у них, а Изабелл следила за тем, чтобы Габриэль ни в чем не нуждался. Она также водила его по Новому Парижу, заставляя посещать всевозможные достопримечательности, и безуспешно пыталась научить его этикету. Сам же Герцог под прикрытием опасался, что это лишь вопрос времени, когда он уведет жену у человека, приютившего его.

Однако прошло шесть лет, а де ла Кастри так ничего и не предпринял. За все это время они с Изабелл даже не заговорили о физической близости, хотя полюбили друг друга мгновенно. Себастьян, словно непреодолимая стена, стоял между ними. А в последние несколько лет отношения Габриэля и Изабелл заметно испортились, и на то было несколько причин.

Де ла Кастри все сильнее беспокоил Дима, из-за чего он постоянно был не в духе и грубил всем, кто пытался заговорить с ним. Прогулки по людному городу, где все шумели и пихались, ему вскоре осточертели, как и большая роскошная квартира, которая очень скоро стала казаться ему невероятно тесной, неуютной, да просто-напросто тюрьмой. Жизнь в четырех стенах, отсутствие свободы передвижения, неудобная одежда и бесконечная болтовня Изабелл мгновенно погрузили цыгана-полукровку в глубокую депрессию. К большому неудовольствию Себастьяна Габриэль лег на его любимый диван в гостиной и практически с него не вставал, потеряв всякий интерес к происходящему.

Какое-то время Изабелл нянчилась с ним, пытаясь вернуть Габриэлю интерес к жизни, не зная, что лишь еще больше портила ему настроение, так как слишком напоминала о Диме и о том времени, что они провели с ним в Приюте. Поэтому, когда Габриэль заметил, что Иззи больше не спит одна, он незаметно покинул квартиру, с тех пор наведываясь туда лишь время от времени.

Он отправился в замок пешком, полный ревности и злобы, которая причудливо смешалась в нем с чувством радости от освобождения. Впрочем, эмоции не помешали ему сделать несколько заведомо ложных кругов, чтобы проверить нет ли за ним слежки. Оказавшись на Выжженной Пустоши, Габриэль несколько раз оглушительно свистнул и оставшуюся дорогу проделал верхом на великолепном черном скакуне породы де ла Кастри.

Тогда Габриэль и не заметил, как умудрился провести в замке целую неделю. Прежде он еще никогда не выпадал из реальности на столь длительное время, если не считать месяцев, проведенных в психбольнице. Он бродил по развалинам, сидел возле кровати Жана, который заметно сдал с тех пор, как привез их сюда. Старик практически не вставал с постели, и Габриэль часто кормил его сам, с грустью думая о том, что дни верного дворецкого сочтены.

Новоиспеченный Герцог де ла Кастри мог часами стоять на пристани, прислушиваясь к стону воды в море, а мог улечься спать прямо на песке. В замке ему хотелось заблудиться в бесконечных пыльных коридорах, чтобы больше уже никогда не возвращаться в мир людей. Нигде он не чувствовал себя в такой безопасности, как под защитой этих крутых скал и стен из черного камня. А когда он все-таки решил вернуться в город, ржавая цепь, скрепляющая створки кованой решетки на площади, упала прямо к его ногам. Прутья содрогнулись, и по ним, словно ток, пробежал зеленый огонь.

Габриэль поднял руки и развел их в стороны. Решетка распахнулась перед ним, как раньше распахивалась перед бесчисленными поколениями его семьи. Улыбаясь Габриэль провел на площади у разбитого Каменного Принца еще одну ночь.

Когда он вернулся в квартиру, то застал Изабелл на грани истерики. Отметив про себя, что эта реакция ему определенно льстит, де ла Кастри не стал объяснять ей, почему его одежда приобрела такой ужасный вид и почему от него несет лошадьми и протухшей рыбой. Вместо объяснений Габриэль просто ушел к себе.

В отличие от жены Себастьян никогда не задавал ему лишних вопросов. Серьезный разговор состоялся у них лишь однажды, когда Изабелл не было дома, и на какое-то время двое мужчин были предоставлены сами себе. Как Лесаж и предполагал, Габриэль догадался, что судьба свела его с отцом старшего брата. Как он это узнал? Он это почувствовал, а Дима подтвердил. Как Дима это делал? Лучше спросите у него.

Они заговорили о Катрин, и Габриэль кое-как поведал мужу Изабелл об их жизни в борделе. Детство свое он помнил плохо, впрочем, не только детство, практически все, что происходило с ним до убийства матери, скрывалось от Герцога за непреодолимой пеленой тумана. Поэтому в итоге рассказ получился довольно сумбурным и не занял много времени, а закончился и вовсе ложью Габриэля о том, что Мелуара застрелили вскоре после смерти Катрин, и что он понятия не имеет, кто это сделал.

– Я так и знал… так и знал, – шептал Себастьян вне себя от горя, и Габриэль, протянув руку, похлопал его по плечу, ужасаясь при этом собственной низости. Он не стал рассказывать Себастьяну о том, что из-за проклятья Безумного Герцога Мелуар родился жестоким и злым подонком. Он не сказал ему и о том, сколько горя тот успел причинить своей семье.

Габриэль также попытался разузнать больше о проклятье Франсуа, но все его попытки заканчивались одинаково. Себастьян пугался и упрямо отказывался говорить обо всем, что касалось проклятья. Он лишь сказал, что убежден, будто за двадцать с лишним лет древняя магия успела потерять свою силу. И что в тот день, когда он нашел в себе мужество вернуться в Париж, проклятье отступило перед его настойчивостью и жаждой жизни.

Де ла Кастри скептически отнесся к данной теории. К тому же он помнил о своем разговоре с Франсуа. Безумный Герцог был уверен в том, что хотя он больше и не имел над проклятьем власти, оно, тем не менее, никуда не делось. И обезопасить дорогих Себастьяну людей можно было лишь одним способом – убив самого Себастьяна.

Дни пролетали за днями, и вскоре муж Изабелл так привык к Габриэлю, что общение перестало быть для них проблемой. Узнав лучше младшего сына Катрин, мужчина убедился в том, что тот не представляет для него опасности, а через какое-то время даже перестал ревновать его к Изабелл.

Себастьян решил, что молодого Герцога намного больше интересует Дима, нежели его жена или какая-либо другая девушка в Париже. Де ла Кастри, в свою очередь, никогда не пытался разуверить его: против воли он проникся симпатией к мужу Изабелл, а его ошибочные суждения только играли ему на руку. В тот день, когда после долгого отсутствия Габриэль наконец вернулся из замка, он, подтвердив все теории Себастьяна, помылся, переоделся во все чистое и отправился на поиски друга.

К слову, теперь найти Диму было очень просто. Он без особых усилий обосновался в борделе, где делил одну комнату со шлюхой по имени Элиза, которая ни разу не взяла с него денег ни за сексуальные услуги, ни за проживание. Габриэль время от времени приносил другу деньги, которые тот молча принимал и быстро тратил. Они мало говорили, и в последние годы виделись не чаще одного раза в месяц.

По мнению Габриэля Дима вел аморальный образ жизни, в то время как сам Дима считал, что это Габриэль скатился ниже некуда. Они сколько угодно могли скучать друг по другу, но стоило им увидеться, как они фыркали, презрительно кривились и, едва обмолвившись парой фраз, расходились.

Из-за скопившегося между лучшими друзьями негатива и взаимного недопонимания, Габриэль в последнее время места себе не находил. Все казалось ему бессмысленным. То, что он вначале принял за выход из тупика, спасение для них обоих, оказалось лишь новой ловушкой, трясиной, в которую они загремели на целых шесть лет, и из которой теперь не знали, как выбраться. И Габриэль все чаще ловил себя на мысли, что думает о Петербурге, как об единственном выходе из положения. Дима однако не выносил даже упоминания об этом городе и об оставленной им когда-то старой матери.

Нервозность Габриэля не могла остаться незамеченной для Себастьяна. Так что, одним теплым днем в начале лета он позвал его к себе в небольшой домашний кабинет и усадил в глубокое кожаное кресло.

Узнав в подробностях о Димином образе жизни и о планах Габриэля, которые в то время находились еще в зачаточном состоянии, Лесаж задумался.

– Я все никак не пойму, – произнес он наконец, садясь за стол. – Ты его любишь или пытаешься отделаться от него?

Габриэль всегда ценил прямолинейность Себастьяна, и в данном случае она была как нельзя кстати. Он потянулся за графином с водой, который стоял на столе, краем глаза успев заметить одну толстую папку с фамилией «дю Тассе» на обложке. Демонстративно отвернувшись, де ла Кастри налил себе воды, давая мужу Изабелл возможность спрятать забытую папку в ящик стола.

– Нет, я не пытаюсь от него отделаться, – и Габриэль отпил немного. – Просто надеюсь, что в Петербурге, когда он увидит свою мать, когда…

Габриэль вздохнул и потер глаза.

– Я надеюсь, в Петербурге случится что-то, что заставит его остаться там и перестать пить.

– Надеешься?

– Ну, да. Я знаю, это звучит глупо. Но знаешь… смена обстановки и все такое.

– Ну, а ты?

– Мое место в Париже. Боюсь, правда, я никогда не смогу расплатиться с вами за все, что вы с Изабелл дали мне.

– И не нужно, – Себастьян махнул рукой и достал сигареты из кармана пиджака. – Хочешь?

Габриэль помотал головой.

– Ну, как знаешь. У меня с Изабелл была договоренность – не требовать с тебя ничего взамен. За последние годы твое присутствие в этом доме породило множество кривотолков как среди соседей, так и среди моих коллег, но ничего не поделаешь. Долг связал меня по рукам и ногам. Я не буду ничего требовать от тебя из-за уговора и из-за того, что ты сын Катрин, а я обязан ей жизнью.

Какое-то время они молчали. Себастьян курил, растягивая удовольствие. Взгляд Габриэля отрешенно гулял по столу.

– У меня есть коттедж на окраине Петербурга, – Себастьян загасил сигарету в пепельнице и снова откинулся в кресле. – Я купил его давным-давно, рассчитывая проводить там свои отпуска, но, как видишь, еще ни разу не отдыхал летом. Я не планировал покупать себе дом так далеко от Парижа, но уж так получилось. Может, Изабелл когда-нибудь расскажет тебе все перипетии этой забавной истории. Я давно уже хотел взять отпуск, так что мы можем перебраться туда на лето. В такую жару в Париже невозможно оставаться. Главное – заманить Диму в Петербург, а там посмотрим, что можно будет сделать.

Габриэль с готовностью согласился, и с тех пор все трое возлагали на поездку большие надежды. Себастьян надеялся отдохнуть от замучившей его работы, Габриэль – на то, что Дима образумится и вернется к матери; Иззи, которую в последнее время разрывали противоречивые чувства, надеялась, наконец, поговорить с Габриэлем по душам и объяснить, что так дальше продолжаться не может. После тяжких раздумий она приняла решение не бросать Себастьяна, не могла она так жестоко поступить с человеком, который сделал ей столько добра.

Лесаж согласовал с премьер-министром отпуск и был поражен, когда месье Ренар предложил ему воспользоваться вертолетом, чтобы быстро перебраться в Петербург. Подарок по-настоящему щедрый, учитывая, что на земле осталось лишь две таких машины.

Свое решение Ренар обусловил тем, что Себастьян давно заслужил это небольшое приключение, ведь так, как он, не выслуживался никто. Если щедрость премьер-министра и насторожила Лесажа поначалу, то после этих слов, Себастьян перестал о чем-либо беспокоиться. Собственно, теперь им оставалось лишь одно – вытащить Диму из борделя.

Внезапно раздавшийся в кафе телефонный звонок заставил Габриэля вздрогнуть. В глубине души он уже знал, что звонили ему, хотя изо всех сил продолжал надеяться, что это не так. Но вот хозяин позвал его из-за стойки и, когда Габриэль подошел к массивному аппарату, висящему на стене, оставил его одного в пустой комнатке за миниатюрным письменным столом.

– Доброе утро, Габри, – тепло поприветствовал его муж Изабелл. Габриэль много раз представлял, как изменилось бы поведение Себастьяна, если бы он признался ему в том, что хочет привезти Иззи в замок и запереть ее там, пока мир не рухнет им на головы.

– Привет.

– Я звонил домой, но Иззи сказала, что ты уже ушел, поэтому я позвонил сюда. Ты ведь свои привычки менять не любишь.

– Не люблю, – улыбнулся Габриэль.

Себастьян рассмеялся, но вскоре его смех замер по ту сторону телефонной трубки.

– Ты уже нашел его?

Уточнений не требовалось

– Нет. Но я уверен, что он все там же. Я скоро пойду за ним.

– Поторопись, потому что мы улетаем сегодня в полночь.

– Сегодня?!

– Да. Это единственная возможность. Нам выкроили несколько часов, затем вертолет понадобится военным. Они и так недовольны тем, что премьер-министр решил меня побаловать. Но, так или иначе, сегодня ровно в полночь мы вчетвером должны быть на территории военного арсенала.

– Понимаю, – с трудом выдавил из себя Габриэль. Неужели после столь долгого затишья события опять закрутились вокруг него в таком дьявольски быстром темпе? – Я заставлю его прийти, чего бы мне это ни стоило.

– Отлично, – и, помолчав немного, Себастьян добавил: – Извини. Надеюсь, я не испортил тебе настроение.

– Брось. Дима рано или поздно все равно испортил бы мне его.

– Ну, что ж… Значит, до встречи?

– До встречи.

Габриэль повесил трубку и вернулся к своему столику. Военный арсенал… Хорошо, что хоть не здание Нового Правительства! Опять он слишком близко подобрался к беде, и все, на что он мог рассчитывать, это то, как удачно Изабелл удалось поработать над его внешностью. Впрочем, сейчас не время думать об этом. Если Дима не согласится ехать с ними, все труды пойдут насмарку.

К Габриэлю подбежал хозяин, предлагая еще чашечку кофе. Отказавшись, де ла Кастри поспешил выйти на улицу. Поймав извозчика, он приказал ему ехать в Старый Париж к самому большому в городе борделю, где теперь жил Дима. А еще он надеялся проведать Эвелин – новоиспеченную хозяйку этого заведения. Если и было событие, которое стоило всей этой неразберихи в его жизни, так это внезапное возвращение младшей сестры.

Габриэль сел в ландо и вновь погрузился в воспоминания…

После того как Изабелл обрушила на Габриэля всю свою неуемную энергию из страха, что кто-нибудь узнает в нем Герцога де ла Кастри, Себастьян сочинил довольно правдоподобную историю о том, как его жена решила взять больничный в силу нервного напряжения, с которым перестала справляться в последние дни.

Войдя в раж, он наплел коллегам с три короба об их с женой новом подходе к благотворительности и расписал Габриэля, как талантливого музыканта и певца, пострадавшего от власти Герцогов. Преданный Новому Правительству этот молодой человек не смог встать на ноги после Великого Взрыва и теперь отчаянно нуждался в помощи. Между тем Себастьян узнал, что премьер-министр вернется из отпуска лишь в следующем месяце, и понял, что удача на их стороне.

Целый месяц он будет кормить коллег рассказами о том, как его любимая жена (кстати, ей уже намного лучше, спасибо) привязалась к талантливому молодому певцу. Когда премьер-министр вернется, Себастьян смущаясь расскажет ему, как сильно они с женой хотят завести детей (о том, что Изабелл бесплодна, никто на работе не знал, яркий цвет волос девушка всегда приписывала хорошей краске), так что, врачи посоветовали ей отказаться от стрессов, связанных с работой, на неопределенный промежуток времени. Габриэль, кстати, здорово может скрасить ей этот промежуток.

Не ревновал ли Себастьян свою жену, учитывая, что в доме у них поселился другой мужчина? О нет, ни в коем случае! Знаете, Габриэля ведь не интересуют женщины. Неужели? Да-да. Не интересуют от слова «совсем». К тому же это ведь временно, пока мужчина не встанет на ноги.

В силу того, что Себастьян имел на работе безупречную репутацию, а род де Даммартен, к которому принадлежала Иззи, уже многие годы не интересовал премьер-министра, ему поверили. Месье Марен Ренар не одобрял сплетен о личной жизни среди подчиненных, Габриэль вел себя тише воды, ниже травы, так что история вскоре забылась.

А о том, сколько нервов Себастьян потратил на то, чтобы сплести столь искусную паутину лжи и поддерживать ее столь длительное время, кроме него самого, не знал никто. Изабелл злилась на мужа и долгие месяцы ее волновал лишь Габриэль. Сам де ла Кастри был до того в ужасе от своей новой прически и одежды, что и думать забыл о Себастьяне.

К тому же он все время порывался навестить Диму в ночлежке, что Изабелл ему категорически запрещала, аргументируя отказ тем, что Габриэль для начала должен был научиться вести себя соответственно новоприобретенному статусу, о котором теперь так кричало его роскошное короткое пальто бежевого цвета, брюки прямого покроя и кожаные ботинки.

Де ла Кастри без конца твердил ей о том, как Дима важен для него, но Изабелл оставалась непреклонной. У нее ушло столько сил и денег на то, чтобы превратить уличного бродягу, смахивающего на опасного аристократа, в приличного человека, что она не могла позволить Габриэлю пустить все свои старания коту под хвост. Так что, к тому времени как де ла Кастри освоился с новым обликом и вышел на поиски Димы не сутулясь, здороваясь, и открыто глядя в глаза всем прохожим, прошло больше двух недель.

Разумеется, в ночлежке Диму он не нашел. Поглощенный угрызениями совести и чувством вины, Габриэль сломя голову начал обходить один бордель за другим, пока ему наконец не повезло. В огромном четырехэтажном здании в кварталах Старого Парижа, в борделе, считающимся лучшим в городе, несколько проституток с уверенностью заявили, что видели Диму вчера, более того, они уверены, что он до сих пор находится в здании. Не поверите, но этот кашляющий блондин чем-то сильно заинтересовал хозяйку заведения. К тому же некая девушка по имени Элиза просто сходит от него с ума.

С ночными бабочками Габриэль с легкостью находил общий язык, так что несколько девушек даже вызвались проводить его в будуар хозяйки на четвертом этаже в последнюю по коридору комнату. Поднимаясь вместе с девочками по узкой деревянной лестнице, Габриэль пытался переварить свалившуюся на него информацию.

Во-первых, Дима до сих пор болел. Странно… Габриэлю всегда казалось, что это лишь простуда. Ничего серьезного. Во-вторых, некая Элиза – определенно очередная жертва, подобно Марине, попавшая под влияние архангела Рафаила. В-третьих, Габриэля взволновала таинственная хозяйка, с которой его вели знакомиться. Судя по всему, друг застрял тут надолго, и к тому моменту, как де ла Кастри мысленно прогнал в голове все вышеперечисленные пункты, его и без того слабые надежды уговорить Диму пожить с Изабелл и Себастьяном, практически превратились в ничто.

На четвертом этаже Габриэль постарался заверить спутниц, что без труда найдет дорогу до двери, которая уже виднелась в конце коридора. Избавившись от шаловливых рук на своей ширинке и пятой точке, он зашагал вперед, сдувая с глаз челку.

Подойдя к двери, де ла Кастри одернул на себе пальто – то-то Дима удивится, увидев его новую одежду! – и повернул ручку.

– О! Ну вот. Явился, не запылился! Я же тебе говорил, а ты и слушать не хотела.

– Габри! Габри, милый… Дима, он падает!

Разлепив глаза, де ла Кастри еще несколько минут пребывал в полной уверенности, что мучается яркими галлюцинациями. Эти рыжие мелкие кудри, этот знакомый грудной хрипловатый голос… Кто-то снова подсунул ему под нос нашатырный спирт. Габриэль дернулся, чихнул и резко сел.

– Эвви!

Сестра глядела на него, прижав руки к груди, ее щеки были мокрыми. Габриэль открыл было рот, но Эвелин не дала ему вымолвить ни слова. Она бросилась на него, повалив на кровать. Оба плакали, кричали и обнимались, пока в дверь не постучали, и к ним не вошла хрупкая бледная девушка.

Брат и сестра, раскрасневшиеся и взлохмаченные, уставились на нее, а она на них. Однако, увидев Диму, который как раз вынырнул из-под красных занавесок, закрывающих вход в смежную комнату, девушка напрочь забыла и о своей хозяйке и о мужчине, с которым та занималась на постели неизвестно чем.

– Элиза, иди к себе, – произнес Дима, закуривая. Он был раздет по пояс, на худых бедрах едва держались черные джинсы, на боку белел шрам, оставшийся после встречи с Морскими Стражами в гавани крепости. Часть белоснежных волос была зализана назад с помощью какой-то маслянистой гадости, часть по-прежнему закрывала больной глаз.

Так как они не виделись в течение нескольких недель, Димина худоба не могла не броситься Габриэлю в глаза. Его друг всегда отличался хорошей мускулатурой, но теперь напоминал лишь тень себя прежнего.

– Я искала тебя. Ты придешь ко мне? – стонала бедняжка, еле держась на ногах. Габриэль невольно задумался, когда эта девочка ела в последний раз? – Ты мне очень нужен!

Судя по тому, как изменилось Димино лицо, он был крайне недоволен тем, что его друзья стали свидетелями столь неловкой сцены. Не вынимая сигареты изо рта, он быстро пересек комнату и молча вытолкал Элизу наружу, хлопнув напоследок дверью.

– Она совсем меня замучила, хотя я знаю ее от силы две недели!

– Девушки всегда неровно дышали к тебе, – произнес Габриэль.

– Падшие и несчастные девушки, – хмуро отозвался Дима, – и ты сам знаешь почему.

– Почему? – переспросила Эвелин, слезая с брата. Она поправила темно-красное корсетное платье и многочисленные заколки на голове, придающие ее непослушным кудрям некое подобие прически. Пышная грудь так и вываливалась из нескромного выреза. – О чем вы?

Габриэль с Димой переглянулись. Несмотря на постоянные ссоры и недопонимание, они до сих пор понимали друг друга без слов.

– Ни о чем, – отмахнулся де ла Кастри, вставая. – Дьявол, как же я рад тебя видеть! – и он снова крепко обнял сестру. – Дима, как ты?

Он было потянулся к юноше, но Истомин поспешно отошел, сделав вид, что не заметил порыва друга.

– Где ты был все это время? – только и спросил он, подходя к круглому деревянному столику и наливая себе вина из кувшина.

Габриэль ответил не сразу. Он осматривался. Будуар, доставшийся Эвелин от предыдущей хозяйки, поражал воображение. Ни одной сутенерше в Петербурге такие хоромы и не снились! Роскошные занавески, пушистые ковры на полу, тумбочки и шкафы из красного дерева, шикарные платья, выглядывающие из распахнутого настежь платяного шкафа. Да, его сестра, похоже, устроилась намного лучше, чем он.

– Вкратце, у Иззи, – наконец произнес Габриэль.

– Кто такая Иззи? – тут же вклинилась Эвелин.

– Обманщица, о которой я тебе говорил, – ответил Дима.

Как он и рассчитывал, Габриэль тут же взъелся на него:

– Что за чушь ты несешь? Себастьян действительно оказался отцом Мелуара!

– Мелуара? – шокированная Эвелин опустилась на стул, услышав имя убитого старшего брата. Мужчины, однако, даже не посмотрели в ее сторону.

– И в память о Катрин он согласился помочь мне, – продолжил Габриэль. – Он поможет и тебе, если я попрошу. Я потому и искал тебя…

Дима рассмеялся.

– Ну уж нет! Посмотри! Я разве нуждаюсь в твоей помощи? Даже если бы я не встретил здесь Эвелин, я бы все равно мог преспокойно жить у Элизы столько, сколько бы мне захотелось. Так что, не нужно мне твоих паршивых подачек. Целых две недели… – Дима покачал головой и залпом осушил бокал. – Ты даже не навестил меня! Просто бросил на улице! И это после всего, что я для тебя сделал!

– Я пытался! Но Изабелл не отпускала меня! Я все время думал о тебе… Когда ты успел превратиться в такого слепого идиота?! Я все время думал о тебе! Неужели ты не можешь понять, какая угроза разоблачения висит сейчас надо мной?!

Эвелин следила за разгорающимся в ее будуаре скандалом с нескрываемым изумлением.

– Ну так порви с ними! Зачем ты только ввязался во все это?! Я уже говорил тебе: проклятье Франсуа, отец Мелуара, твоя тяга к Изабелл – это все чересчур! Ты по уши вляпался, Габриэль!

– А что мне было делать? Слоняться с тобой по борделям? Я бы с радостью остался в замке, но ты сам вытащил меня оттуда! И вот я встретил девушку… Изабелл. И теперь я… я не…

– Влюбился в нее и наплевал на меня.

– Да, я влюбился! Но ты сильно ошибаешься по поводу всего остального!

– Мальчики, – Эвелин наконец обрела дар речи и поспешила вмешаться, – вам не кажется, что вы очень громко кричите? Точно две заведенные проститутки, поссорившиеся из-за клиента.

Друзья вспыхнули и отвернулись друг от друга. Де ла Кастри бросил пальто на кровать и сел за столик, на котором стоял чайный сервиз на двоих и остатки обеда. Дима закурил новую сигарету.

– Вот так. Если честно, то вы меня удивляете. Особенно ты, Дима. Последний раз, когда я видела вас обоих, ты готов был своим телом закрыть Габриэля от пуль, а теперь…

– Ты что, не слышала, о чем я тебе рассказал? – и Дима судорожно стряхнул пепел в пепельницу. – После этого я только и делал, что спасал его! В клинике меня пытали из-за него, в замке меня чуть не сожрали сначала волки, потом пауки, а потом какой-то… – Дима выругался – змей! И что я слышу после всего этого?!

Истомин развел руки в стороны и с сигаретой во рту примерзким голоском передразнил Габриэля:

– Знаешь, Дима, я тут поговорил со своим дедом. Я остаюсь здесь. Что? Ты не можешь со мной остаться? Ну и вали на все четыре стороны!

– Все было не так! – Габриэль снова вскочил, и сестра с трудом усадила его на место.

– Тихо! Если вы будете так орать, к вечеру бордель вверх дном перевернут Служители. Это вам не Петербург. Здесь за слова: замок, Герцог, аристократ, вас двоих могут скрутить и подвергнуть допросу. А вы тут орете друг на друга, как последние сучки.

Дима замолчал, всерьез испугавшись слов Эвелин. Габриэль рассеяно подвигал чашку по блюдцу, тем самым натолкнув сестру на мысль.

– Вот что, – сказала она. – Сейчас я заварю нам чаю и принесу кое-что с кухни.

– Я только что пил чай с тобой… – начал было Дима, но Эвелин даже слушать его не стала.

– Я заварю чай, и мы поговорим. Спокойно. Как трое взрослых людей. Дима, я ведь могу на тебя рассчитывать?

Нехотя юноша кивнул.

– А ты, Габриэль? Больше не будешь кричать?

Брат кивнул.

– Отлично. И пускай Дима уже слышал эту историю, я заодно расскажу, как оказалась в Париже.

Так Габриэль узнал о том, что случилось с Эвви после того, как Служители схватили их. Оказалось, что когда брат устроил пожар на дороге, Эвелин потеряла их из-за стены огня и взрывающихся машин. Она бросилась бежать вдоль домов, пока не нашла подземный переход, а, перебравшись на другую сторону улицы, долгое время скрывалась в темных и запутанных петербуржских дворах.

Когда ее ушей вновь достиг вой служебных машин, она дрожа выбралась из-за мусорных контейнеров и выглянула из-под арки. Там далеко, на мосту, перекинутом через разбухшую от тающих льдов реку, Габриэль избил Диму до полусмерти и попытался покончить с собой, но подоспевшие вовремя Служители схватили их и увезли.

Рискуя жизнью, Эвелин попыталась подобраться поближе к мужчинам в кителях, оцепившим мостовую, и из отрывков, долетающих до нее разговоров, вскоре выяснила, куда отвезли ее друзей. К сожалению, она не могла сразу отправиться за ними в лечебницу, так как безумные события прошедшего дня измотали ее, оставив совершенно без сил. Еле волоча ноги, Эвелин вернулась к брошенным мусорным контейнерам и попыталась немного поспать.

Когда продрогшая и несчастная она проснулась через пять часов беспокойного сна, первой ее мыслью было – вернуться в Приют. Однако здравый смысл быстро отговорил ее от этой опасной затеи. Эвелин снова выбралась на мостовую, с которой уже сняли оцепление, спустилась к воде по стертым гранитным ступеням и кое-как попыталась привести себя в порядок.

Устроившись в первом же борделе, куда ее взяли, она нашла клинику сразу, как только получила первый отгул. С тех пор она то и дело наведывалась туда, издалека наблюдая за темными зарешеченными окнами. Однако, ни Диму, ни Габриэля она ни разу не видела.

В это же время бордель, в котором обосновалась Эвелин, стал полниться слухами о том, что Приют сожгла толпа рассвирепевших цыган под предводительством мужчины, по описанию столь похожего на Габриэля, что Эвелин на мгновение поверила, будто ее брат каким-то образом сбежал из больницы. Но чем дольше она размышляла над произошедшим, тем невозможнее ей казался подобный исход событий. Она уже несколько раз наведывалась в клинику, и это огромное белое здание, огороженное высокой решеткой, казалось ей местом, из которого невозможно было сбежать.

Однажды, лежа на спине и терпя на себе очередного клиента, в голову ей пришла очевидная в своей простоте разгадка: это мог быть только Райкано, отец Габриэля. Весть Андрея о том, что его единственный сын находится в Приюте, наконец, достигла его ушей. Райкано повернул табор назад, но не успел. Он не застал в Приюте ни Андрея, старого друга, чей труп затем нашли в лесу, ни своего сына. Разумеется, рассвирепевший цыган сжег дом дотла вместе с его обитателями. Она сама сделала бы то же самое, если б могла.

Эвелин многому научилась у старой Мадам, державшей бордель. Старуха, видя ее хватку и прибыль, которую умела приносить девушка, быстро приблизила ее к себе. Всю жизнь сталкиваясь только с жестокостью и коварством со стороны сутенеров, обворовывающих ее мать, Эвелин долгое время не могла поверить собственному везению.

На короткий промежуток времени жизнь ее, казалось бы, наладилась. Старуха явно пыталась сделать из нее преемницу, и Эвелин была не против. Она продолжала приходить к лечебнице и издалека наблюдать за окнами, но из страха навлечь беду на друзей и на себя, ни разу не зашла внутрь, чтобы спросить о часах приема. В глубине души она знала, что это обернется для нее катастрофой, что таких пациентов, как Габриэль, вряд ли кто-нибудь разрешит посещать, и ее излишнее внимание закончится для всех плачевно.

Однако все изменилось, когда в ноябре она в очередной раз направилась к больнице и увидела три черно-белые служебные машины, выстроившиеся в линейку возле ворот. Эвелин немедленно ретировалась, а, вернувшись на следующий день, решила, наконец, попытать счастья.

Сочинив историю о больном отце, она между делом расспросила девушку на рецепции, из-за чего вчера к воротам больницы было не подойти из-за служебных машин. Видя сочувствие и понимание в глазах Эвелин, замученная работой медсестра охотно выдала ей всю историю о том, как двух важных пациентов на днях увезли из больницы, а главврач исчез. Она рассказала, что лечебница погрузилась в хаос, и только Артур Бейли и его бывшая жена, стараются поддерживать здесь некое подобие порядка.

Девушка упомянула, что премьер-министр, находящийся в данный момент в Париже, как говорят, пришел в ярость, узнав об этой новости, ведь один из пациентов был приговорен к смертной казни. Медсестра с упоением описала Эвелин приглянувшуюся ей машину, на которой увезли больных, отметив, что старик за рулем был похож на аристократа и говорил с нездешним акцентом.

Не найдя в картотеке имени вымышленного отца, медсестра, наконец, замолчала и нахмурилась. Попросив Эвелин подождать в холле, она поднялась наверх. Эвви мгновенно покинула больницу. Растерянная и убитая горем она вернулась в бордель и пожаловалась старухе, что снова потеряла своих друзей. Выслушав ее, пожилая Мадам прошепелявила:

– Деточка моя, не знаю уж, что у тебя за друзья такие, но твое тугодумие меня поражает. Ярость премьер-министра в последнее время вызывают только аристократы. Судя по тому, что ты рассказала, друзей твоих увезли в Париж. Куда еще им было податься? Да еще и на такой машине! А теперь лучше возьмись за эту бухгалтерию, пока я не передумала тебя обучать.

Но Эвелин так потрясла догадка сутенерши, что она продолжала сидеть не двигаясь. Руки ее безвольно лежали на коленях. Неужели их дед Франсуа де ла Кастри жив? Что если это он приехал за старшим братом? И куда они теперь направляются? Неужели в замок?

– Ну что еще?! – воскликнула старуха, увидев, что девушка ничем не занята.

– Я должна ехать за ними! – выпалила Эвелин.

Прозвучавшие слова в тот вечер вызвали большой скандал и последующую за ним долгую размолвку. Эвелин решила бежать из борделя, прихватив с собой все свои деньги, а заодно и деньги старухи из сейфа, благо пароль она вызнала еще несколько месяцев назад, но накануне побега Мадам внезапно вызвала ее к себе.

– Твоя главная проблема, Эвви, в том, что ты так и не научилась врать. Ты говоришь, что эти двое – твои друзья, но я тебе не верю. Стала бы такая девушка, как ты, на протяжении почти полугода таскаться к стенам больницы и едва ли не заглядывать в окна ради «просто друзей»? Тут кроется нечто гораздо большее: родня, любовь… Одной дружбы мало.

– Старший брат, который растил меня, и да, любовь… бывшая любовь, – сдалась Эвелин. Слова потекли из нее потоком вместе с горькими слезами. Она выдала старухе всю свою жизнь, как есть, утаив от нее лишь родовую фамилию.

– А я ведь и сама была из благородных, – пробормотала сутенерша, задумчиво пошуршав какими-то бумагами, лежащими в беспорядке на столе. – Мне, кстати, тут пришло письмо от одной подруги из Парижа. Она тоже ищет себе преемницу, да вот никак не может найти. А времени у нее в обрез. Рак в запущенной стадии. Врачи дают ей не больше месяца.

– Мне очень жаль вашу подругу, – прошептала Эвелин, глядя в стол. Она не понимала, о чем говорит старуха. Ей казалось, что жизнь ее вновь разваливается на части.

В тот день сутенерша больше не сказал ей ни слова, но уже утром объявила девушке, что та отправляется в Париж.

– Я всю ночь думала над тем, что ты рассказала. За твоим братом долгое время охотилось Новое Правительство, кто-то очень могущественный увез его в Париж, премьер-министр в гневе, а главврач больницы исчез. Даже мне теперь ясно, что твой брат крайне важен для аристократии, а, значит, и ты тоже. Я никогда не прощу Новому Правительству того, что они сделали со мной. Отправляйся в Париж, найди брата и помоги ему.

Слезы и слова благодарности, долгая тяжелая поездка – медленные поезда, быстрые машины, своенравные лошади – новые обязанности и Дима, на которого она однажды наткнулась прямо в коридоре. Вот и вся история.

Где-то на середине рассказа юношу скрутил такой сильный приступ кашля, что все за столом перепугались. Достав из кармана черный платок, Дима дрожащей рукой приложил его ко рту. Де ла Кастри тут же подскочил к нему, предлагая свою помощь.

– Со мной все в порядке, – Дима отвернулся и, тщательно вытерев губы, спрятал платок в кармане. – Мне просто нужно прилечь. Я пойду к Элизе, – и едва слышно добавил, – иногда мне ее так жаль…

Когда Дима ушел, брат и сестра вернулись к прерванному разговору. Оказалось, что, рассказывая их с Габриэлем историю, Дима утаил от Эвелин некоторые важные нюансы, так что де ла Кастри постарался немедленно исправить ситуацию. Так сестра узнала об архангеле Рафаиле и о том, как он уже несколько раз исцелял душевные раны Габриэля через Диму. Брат также передал ей все, что на данный момент успел узнать об Изабелл и ее муже.

– Я не понимаю, – призналась Эвелин, – если за Димой присматривает архангел (пусть даже его предназначение состоит в том, чтобы исцелять тебя), то почему он не исцелит его? Почему Дима до сих пор болеет? Этот кашель я слышу уже не первый день, а тут ты мне рассказываешь, что он начал кашлять вскоре после того, как вы выбрались из замка. Получается, прошел уже почти месяц! И даже в Приюте он так не худел. Он всегда мог поднять меня на руки, – Эвелин покосилась на тощего брата, – в отличие от некоторых.

Габриэль откинулся на спинку стула. Задумчивый взгляд остановился на задрапированном красным бархатом окне.

– В одном теле не может жить две души, – прошептал он.

– Что?

– Наш дед сказал мне это после того, как архангел впервые показал себя. Дима тоже это слышал. «Архангел не может делить один сосуд вместе с человеческой душой».

– Это значит, что Дима умрет? Умирает?! – воскликнула Эвелин.

– Я не знаю, – Габриэль уронил голову на руки. – Эвви, дьявол, я ничего не знаю! И не понимаю ничего…

– Теперь понятно, почему к нему так девушки привязываются, – Эвелин всплеснула руками. – А я порвала с ним, потому что я не такая, как остальные. Пускай цветом волос и глаз я не пошла в нашу мать, но я все же остаюсь де ла Кастри. А что сам Дима говорит по этому поводу?

– Мы старались это не обсуждать. Не смотри на меня так, – устало произнес брат. – У нас и времени-то особо не было. Мы выбрались из замка и тут же начались эти … Эти наши разногласия. Не спускай с него глаз, ладно? Если нужны деньги, Изабелл…

Но сестра внезапно перебила его.

– Габри, ты же знаешь их всего две недели! Откуда такая уверенность в них? Если честно, то в этом вопросе я согласна с Димой. Тебе нужно бежать от этой парочки и как можно скорее.

Она ждала, что брат разозлится на нее, но тот только передернул плечами.

– Вы двое меня не понимаете. И не чувствуете того, что чувствую я. Я всегда жил, сверяясь лишь с собственной интуицией, чутьем, и, хотя я совершил немало ошибок, в итоге все складывалось так, как должно. Вот и сейчас я чувствую, что поступаю правильно. Если бы я только мог объяснить тебе то, что я испытываю к Изабелл! Это не просто симпатия или страсть, это даже не просто любовь. Я будто ждал ее всю жизнь, а она ждала меня! Взять и уйти от нее кажется мне безумием. Это так похоже на тот день, когда я встретил Диму. Не станешь же ты говорить, что наша встреча с ним была ошибкой? И что ему не стоило помогать мне тогда? Сначала я даже предположил, что Изабелл тоже может быть связана с неким архангелом, но нет. Это другое. Это совсем другое…

– Если бы Франсуа был жив, он смог бы объяснить тебе. А что, если спросить у того другого? У Жана?

– Я не могу бегать в замок каждый раз, когда мне это взбредет в голову. Я не так слеп, как Себастьян. И не доверяю полностью никому. Иногда мне кажется, что за мной постоянно следят. К тому же Жан слишком слаб, не хочу мучить старика… Да и что он может знать? Простой дворецкий…

– Он может знать очень многое о нашей семье, – и Эвелин вдруг рассмеялась. – О, Габри! А я что же теперь Герцогиня?

И они захохотали словно дети.

– Раскатала губу, – смеялся Габриэль. – Герцогиней будет моя жена.

– Ах, вот как!

– Да, но ты всегда будешь моей любимой сестрой.

Они улыбнулись друг другу, как вдруг Эвелин снова помрачнела:

– Но что же ты собираешься предпринять? Не сейчас, конечно. Потом. Если окажется, что Изабелл и Себастьяну действительно можно доверять. Что ты будешь делать?

Габриэль тут же нахмурился.

– На что ты намекаешь?

– Ну, как что? Ты ведь теперь Герцог де ла Кастри. Верховный Правитель. Ты слышал о последних слухах, которые курсируют по городу?

– Каких еще слухах?

– Ах, прости. Мне иногда кажется, что я заделалась не только сутенершей, но и шпионкой. Премьер-министр не поощряет всего этого, – и она обвела рукой свои скромные владения, – и на территории Нового Парижа борделей не осталось, зато здесь, в Старом, их пруд пруди. Его подчиненные бегают сюда после работы от своих жен. О чем только эти петухи не болтают с моими девочками, а они потом все передают мне. Представь, что можно узнать о Новом Правительстве из таких разговоров! Кстати, я и о твоем Себастьяне, получается, слышала, просто не думала, что вы с Димой как-то с этим связаны.

– Так что за слухи?

– Аристократы, Габриэль. Здесь, в Старом Париже! У них даже предводитель есть. Его зовут Натаниэль Сен-Рош. Они совершают облавы на патрули Служителей, грабят богачей, устраивают беспорядки. В последнее время они так часто стали напоминать о себе, что премьер-министр просто в бешенстве! Говорят даже, что Ренар ни в каком не в отпуске, а рыскает по Старому Парижу со своими лучшими людьми, только чтобы изловить Натаниэля. У парня все больше и больше сторонников среди простых людей.

– И что?

– Как что? Им не хватает только тебя!

Габриэль расхохотался и довольно грубо произнес:

– Ты сумасшедшая. Это тебе надо было полежать в психушке.

Эвелин обиженно взглянула на брата.

– Себастьян прикрывает меня в память о Катрин и потому, что искренне любит Иззи, которой сболтнул лишнего о своей работе. Но стоит мне дернуться, хоть как-то привлечь к себе внимание, и нам всем конец. Ты думаешь, я стану рисковать жизнью Изабелл или Себастьяна? Я никогда так не поступлю с теми, кто помог мне. Я и с Димой не вел себя так, как он описывает. Архангел там или нет, а ему нужно вернуться в Петербург. Здесь для него нет будущего. Скажи ведь, ты сама его не видишь.

– Не вижу, – с тяжелым сердцем призналась Эвелин. – В чем-то ты прав. Но, Габри, вам нельзя разлучаться. Это было бы ошибкой! Как и твое решение ничего не предпринимать!

Габриэль недовольно отвернулся.

– Я думала, ты будешь просто рада меня видеть, рада, что я остался жив, а ты сваливаешь на меня всю эту… Всю эту чушь! Себастьян рассказал Изабелл о выживших после Взрыва Герцогах! Говорят ли твои шлюхи о них?

Эвелин отрицательно помотала головой.

– Нет? А знаешь почему? Да потому, что их нет в Париже, и неизвестно где они! А эта кучка аристократов с этим… как его…

– Натаниэлем.

– Натаниэлем! Всего лишь кучка бродяг! Совершать облавы… Смехотворно! Возможно, они даже не аристократы вовсе! Ты об этом подумала? Даже если я приду к ним, топну ножкой со словами: «Я Герцог де ла Кастри», что мы будем делать? Без поддержки мы никто. Я никто! С этой горсткой людей никогда не захватить Новый Париж. А там всё! Военный арсенал, самая лучшая техника, здание Правительства – всё там! А что есть у этого Натаниэля? Хорошо, если найдется пара мушкетов. Парень, наверное, совершенно чокнутый, раз выступает против Нового Правительства, считай, что в одиночку. Без поддержки выживших Герцогов даже мое вмешательство ничего не изменит. Нас просто всех переубивают!

Эвелин сложила руки на груди, что выдавало ее крайнее недовольство братом.

– Значит, ты не будешь ничего делать? Не будешь даже искать этих Герцогов?

– Да! Да! Дорогая сестрица, ты в своем уме? Ты думаешь, что я хочу… Чего? Устроить революцию? Развязать войну? Править миром? Я что, идиот? Ты можешь себе представить, что это на самом деле значит? Нет, я не буду ничего делать! Я еще могу понять Франсуа, который и слушать меня не стал, когда я сказал ему об этом, но ты-то!

Эвелин с трудом сдержала рвущийся наружу гнев.

– Габри, нас с тобой связывает тяжелая жизнь, годы мрака, через которые мы прошли вместе. И только по этой причине я еще не расцарапала тебе лицо!

Габриэль ошарашенно захлопал глазами.

– Наша мать была сломленной женщиной, потерявшей всякую надежду. В конце она не могла принимать даже самых простых решений и ничего практически не рассказывала нам о нашей семье, потому что прошлое причиняло ей слишком много боли! Но когда она смотрела на тебя, мне казалось, что в ее глазах загоралось нечто похожее на надежду. Тебе она отдала перстень Франсуа. Тебя она любила больше, чем Мелуара, больше, чем меня. Мы, ее дети, прошли через многое. И ради чего? Чтобы застрять здесь? Тебе не кажется, что жизнь готовила нас к чему-то большему?

Габриэль поднялся.

– Я не могу удовлетворять твои завышенные амбиции, Эвви, – невозмутимо произнес он, надевая пальто и даже не глядя на сестру. – К тому же ты и без меня тут неплохо устроилась.

Вмиг Эвелин позабыла о собственных предостережениях и сорвалась на крик.

– У меня они хотя бы есть! Амбиции! – Габриэль отпрянул от нее. Он действительно испугался, что сестра сейчас расцарапает ему лицо. – А тебе как всегда ни черта не нужно! Даже в модельном агентстве ты работал не потому, что тебе хотелось выбраться из борделя, а потому, что мать вбила тебе в голову, что работать нужно. Тоже мне, потомок великих Правителей! Не удивлюсь, если ты даже не отобьешь Изабелл у Себастьяна. Прикроешься тем, что боишься привлекать к себе внимание. Даже в этой Изабелл, похоже, храбрости и амбиций больше, чем в тебе! Ты ее не заслуживаешь! Ленивая тряпка!

Тяжело дыша, Эвви застыла в ужасе, а Габриэль, нацепив, ставшую уже такой привычной, маску холодной невозмутимости, покинул бордель. Не так Эвелин представляла себе встречу с любимым братом после долгой разлуки. Однако многое в наших жизнях складывается не так, как нам того бы хотелось.

Погода стояла солнечная, и легкая четырехместная повозка, в которой Габриэль ехал один, двигалась по городу со сложенной назад крышей. Яркий свет бил по глазам, и де ла Кастри постоянно щурился. Он знал, что на солнце его черные волосы отливают синим, привлекая к себе лишнее внимание, но просить кучера поднять крышу ему не хотелось. Хотя в глубине души он и понимал, что за шесть лет везения он обленился так сильно, как с ним еще не случалось.

Даже Изабелл теперь смотрела на него с укором. И он не мог ей объяснить, что любовь его по-прежнему сильна, просто… Ну, что он мог сделать? Переспать с ней на глазах у Себастьяна? Продолжая жить в их доме?

Он, конечно, хотел бы забрать ее в замок, но Изабелл вряд ли представляла себе, что ее там ждет. Бежать в другой город? Габриэль не умел по-настоящему зарабатывать на хлеб. Он умел лишь ходить по подиуму, петь да играть на скрипке. Наследства Изабелл, доставшегося ей от бабки, хватило бы им лишь на несколько лет беззаботного существования, к тому же он успел так привыкнуть к тихой уютной и сытой жизни, что уже не хотел ничего менять.

И что ему делать с тем фактом, что к Себастьяну он не чувствовал неприязни, даже несмотря на проклятье Франсуа? Их любовный треугольник напоминал Габриэлю очередной замкнутый круг наподобие того, в котором он застрял вместе с Димой. Нет уж, лучше он вообще ничего не будет предпринимать в надежде, что все само как-нибудь рассосется.

Когда Габриэль поселился у Себастьяна, он сам себе напоминал измученное загнанное животное, у которого больше не осталось сил постоянно бороться за выживание. Так что, теперь он просто впал в спячку, а перспектива нарушить это спокойствие ужасала его. Постучаться однажды в спальню Изабелл значило вновь окунуться в водоворот чувств и событий, а этого Габриэлю совершенно не хотелось. Он любил ее молча, в тайне, боясь сделать первый шаг и каждый раз отступая назад, когда его делала она.

Де ла Кастри не чувствовал холода так же, как и жара никогда не причиняла ему каких-либо неудобств. Он быстро задремал в повозке, плавно покачивающейся на рессорах, и очень удивился, когда кучер вдруг окликнул его.

– Уже приехали? – сонно осведомился Габриэль.

Повозка остановилась неподалеку от высоких каменных ворот, ведущих в Старый Париж. Вспомнив, что сам просил кучера остановиться здесь, де ла Кастри, заплатив, лениво выбрался на дорогу. Пускай ему везло, но он не хотел, чтобы седобородый мужчина знал, что именно привело его в злачные кварталы. Поэтому весь оставшийся путь до борделя, который содержала сестра, Габриэль проделал пешком, радуясь, что скоро снова увидит Эвелин. Ссора, произошедшая между ними в день встречи шесть лет назад, давно забылась. Брат и сестра никогда не злились подолгу друг на друга. Оба быстро вспыхивали, но также быстро остывали.

В Старом Париже, который ни разу после Взрыва не подвергался перестройке, дома стояли так близко друг к другу, что на узких улочках с трудом могли разойтись два человека. Вместе с Иззи Габриэль очень быстро изучил Новый Париж, но Старый ему когда-то пришлось осваивать в одиночестве. Появление такой эффектной женщины, как Изабелл, среди повсеместной грязи и нищеты вызвало бы множество вопросов и подозрений. Чтобы смешаться с толпой Габриэлю даже приходилось одеваться как можно более просто.

Но именно здесь, в Старом Париже, он чувствовал себя в своей стихии. Запутанные улицы и темные дворы напоминали ему о Петербурге. Габриэль рыскал по узким улочкам, запоминая каждый поворот, каждое удобное местечко, где можно было схорониться на случай, если что-то пойдет не так. Не то чтобы он чего-то боялся, просто привычка продумывать все возможные пути отступления, где бы он ни оказался, еще в детстве вошла у него в привычку.

В борделе сестры Габриэля видели часто, поэтому почти не обращали на него внимания. Вот и на этот раз лишь несколько знакомых девушек кивнули ему и помахали рукой.

Ах, если бы можно было просто навестить сестру и вернуться домой! С каждым пройденным шагом настроение Габриэля ухудшалось, ведь ему предстояло разыскать Диму и каким-то образом заставить его уехать вместе с ним в Петербург.

Свои поиски де ла Кастри решил начать с комнаты Элизы, однако друга там не оказалось. Девушка сидела в одиночестве за маленьким столиком, заваленным дешевой косметикой. Когда Габриэль распахнул дверь, она резко обернулась. Ее бледное лицо покраснело. Тушь растеклась по щекам. Она без слов поняла, что нужно Габриэлю, и махнула рукой, предложив ему поискать друга дальше по коридору.

Де ла Кастри закрыл дверь, думая о том, что падшие женщины слетались к симпатичному блондину, словно мотыльки к огню, и подобно мотылькам мгновенно сгорали, подвергаясь его разрушительному влиянию.

Вернувшись в коридор, Габриэль едва не пропустил приоткрытую дверь, из-под которой пробивался тусклый желтый свет. Де ла Кастри прислушался, боясь ошибиться комнатой, боясь увидеть нечто, что совсем не входило в его планы, а потом осторожно заглянул внутрь. Оказалось, переживал он напрасно.

Перед ним на кровати валялся на животе его голый друг в компании двух девиц, которые выглядели так, словно их несколько дней морили голодом. В комнате царил хаос, и большая двуспальная кровать выступала эдаким островком из мятых белых простыней посреди бурного океана разлитого пива. Половина мебели была переломана, стены, зеркала, даже потолок – забрызганы, и Габриэль абсолютно не горел желанием узнать, чем именно. В комнате ужасно воняло, и, чтобы определить, что здесь все-таки происходило прошлой ночью, у де ла Кастри явно не хватало воображения.

Он изо всех сил пнул ногой дверь, и та с треском ударилась о стену. Девушки с визгом подскочили, чего нельзя было сказать о Диме. Габриэль жестом приказал проституткам убираться, и они, похватав одежду, голышом выбежали в коридор.

Де ла Кастри запер дверь и пинком отправил ближайшую бутылку под кровать. Дима не шевелился. Удостоив мимолетным взглядом его голую задницу, Габриэль скрылся в небольшой ванной комнате, где его приветствовала все та же разлитая по полу вода и пакетики, в которых юноша хранил свою нюхательную смесь – его новое небольшое увлечение.

Стараясь не смотреть в сторону белого порошка, Габриэль отыскал ведерко и наполнил его холодной водой из-под крана. Вернувшись в комнату, он хорошенько прицелился и выплеснул содержимое на Димин голый зад. К его огромному разочарованию, Дима не очнулся, только вздрогнул, перевернулся на спину и громко захрапел.

Габриэль закусил нижнюю губу. Распахнув все окна в комнате, он снова набрал воды. Подойдя к кровати, он на свой страх и риск начал медленно выливать содержимое ведерка на лицо друга, молясь, чтобы тот не захлебнулся. Наконец Дима забился на промокших простынях, и Габриэль отшвырнул опустевшее ведро. Схватив друга за плечи, он с силой встряхнул его и попытался стянуть с кровати.

Продолжая брыкаться, юноша скатился на пол и со стоном открыл глаза.

– Где я?

– Там же, где и заснул, – со вздохом ответил Габриэль.

– А где я заснул?

– В борделе.

– А… – Дима икнул. – Я что, спал один?

– Нет. Твоих шлюх я выгнал.

– Зачем? – в Диминых глазах застыло искреннее недоумение.

– Затем, что сегодня вечером мы уезжаем в Петербург.

– Пите… – Дима снова икнул и уставился на друга. – Я никуда не поеду.

– Поедешь. Мы уже обо всем договорились. Мы едем вчетвером, точнее – летим. Новое Правительство разрешило Себастьяну воспользоваться вертолетом.

Несколько долгих минут Дима ошалело обводил глазами бардак, царящий в комнате.

– Это такая штука с пропеллером, да? – наконец выдавил он из себя.

Габриэль закатил глаза.

– Ну, все!

Схватив Диму подмышки, де ла Кастри без особого труда затащил друга в ванну, где и устроил ему ледяной душ. Однако Дима так истошно орал, что уже очень скоро Габриэлю пришлось сжалиться и сделать воду теплее. Оставив друга отмокать, он разыскал его одежду, чудом оставшуюся сухой, и, поймав в коридоре одну из девочек, попросил принести поесть. В руки проститутки перекочевало немало купюр, прежде чем она все-таки согласилась и убежала вниз.

– Почему ты так отдалился от меня?

Габриэль приподнял бровь и медленно закрыл дверь. Дима стоял перед ним уже полностью одетый.

– Я не могу спокойно смотреть на то, что ты с собой делаешь, – ответил де ла Кастри. Зеленый, похожий разрезом на кошачий, глаз пристально разглядывал его. Габриэль успел отвыкнуть от этого всезнающего взгляда и от того, как быстро Дима мог приходить в себя после пьянки.

– Не можешь спокойно смотреть на то, что ты сам со мной делаешь, – перефразировал Дима и фыркнул. – А то, что ты все время делал со мной до этого, тебя не смущает?

– Я ничего с тобой не делал, – Габриэль оглянулся. Ему хотелось сесть. Разговор намечался не из приятных. Де ла Кастри устремился было к постели, но, увидев на простынях несколько подозрительных пятен, брезгливо отвернулся.

Дима рассмеялся.

– Ничего не делал? Да ты сама невинность!

– Прекрати, Дим, – Габриэль скрестил руки на груди, стараясь не давать воли эмоциям. – Каждый раз у нас с тобой одно и то же. Перестань ворошить прошлое. Я пришел не для этого! Каждому из нас был дан выбор, и мы его сделали! Я никогда не заставлял тебя…

– Но ты никогда и не пытался сделать мою жизнь хоть чуточку проще! Никогда не думал о том, что я чувствую! Все время все крутится только вокруг тебя! Жизни других тебя нисколько не интересуют!

Габриэль вовремя захлопнул рот. Нельзя было поддаваться на Димины провокации. Только не сегодня. Сегодня у них всё получится.

– Как ты себя чувствуешь? – и Габриэль, призвав на выручку все свое недюжее актерское мастерство, широко улыбнулся, чем сильно озадачил друга. – Ты вроде набрал вес. Не кашляешь больше? Ты сходил к врачу?

Дима издал какой-то непонятный звук, и в дверь постучали. Де ла Кастри поспешил забрать у девушки поднос, на котором оказалось два сандвича и бутылка холодной воды. Находчивая проститутка, судя по всему, решила сэкономить часть отданных ей денег.

– Поешь, – Габриэль поставил поднос на подоконник. – Я уже ел сегодня.

Юноша угрюмо уставился на еду, но громко заурчавший живот выдал его с потрохами. Пока он расправлялся с первым сандвичем, стоя у открытого окна, Габриэль терпеливо молчал.

– Да, я был у врача, – наконец произнес Дима, после чего передернул плечами. – Он сказал, что это всего лишь хронический бронхит. И что я должен бросить курить.

– Ты бросил?

Дима в ответ достал из кармана пачку сигарет и закурил.

– Понятно, – Габриэль со вздохом прислонился к стене. – Не думал, что бронхит может быть таким…

– А ты знаток легочных заболеваний?

– Нет, но…

– Вот и молчи. Это бронхит, – Дима доел второй сандвич, запил его водой и невозмутимо произнес. – Ну что, ты уже увел жену у Себастьяна?

– Я не…

– Ну да, конечно.

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, – прошипел Габриэль сквозь зубы. В этот момент он ненавидел Диму за то, как все-таки легко тот мог подловить его и вывести из себя. – То, что происходит между мной и Изабелл, не касается тебя с тех пор, как ты меня бросил!

– Ну, ничего себе! – Дима всплеснул руками и чуть не скинул на улицу поднос, стоящий на подоконнике. – Теперь я его бросил!

– Да, ты меня бросил! – заорал Габриэль. – В тот день ты взял и ушел, оставив меня с ними!

– О, я был уверен, что ты не пропадешь! Мне было куда больнее осознавать, что ты с такой легкостью отвернулся от меня!

– Ты отвернулся от себя сам, выбрав дорогу, ведущую в никуда! По-твоему, всё это, – и Габриэль взмахом руки обвел комнату, – выход из сложившейся ситуации?!

– А ты хочешь сказать, что ты пример для подражания? За шесть лет ты не сделал ровным счетом ничего! Эвви рассказывала мне, о чем вы спорили после того, как я ушел!

– И ты туда же? Кучка сумасшедших! Я не хочу быть Герцогом! Отстаньте от меня! Я хочу нормальной жизни!

Заявление Габриэля вызвало у Димы такой сильный приступ веселья, что тот долго не мог остановить рвущийся наружу хохот напополам с лающим кашлем. Наконец он кое-как перевел дух и достал из пачки новую сигарету. Пройдясь по комнате, он плюхнулся на кровать.

– О, Габри…Ты такой тупой!

– Я уже сказал тебе, не смей разговаривать со мной таким…

– А что ты будешь делать, когда все вокруг начнут замечать, что ты перестал стареть?

Габриэль так и замер на месте.

– Ага, – Дима довольно улыбался. – Наверное, Катрин не могла не упомянуть о столь необычной особенности мужчин из рода де ла Кастри, о которой ты благополучно не вспоминал все эти годы. Думаешь, если не будешь думать об этом, то, вжух, и оно просто испарится? Я уж молчу про другие твои сверхъестественные способности. Если честно, я все ждал, когда ты случайно устроишь пожар в квартире Себастьяна, но, видимо, ты нашел какой-то особый способ медитации. Да? Нет? Впрочем, без разницы. Когда мы встретили Франсуа, ему было около ста пятидесяти, верно? Хотя, кого я спрашиваю? Твои умственные способности всегда оставляли желать лучшего. Я это всё к тому, что Франсуа довольно неплохо сохранился. Я бы дал ему лет шестьдесят. Уверен, что ты в свои восемьдесят мало чем будешь отличаться от себя сорокалетнего. То-то тебе придется попотеть, объясняя всем и каждому, что с тобой происходит.

– Я разберусь с этим, когда придет время.

– Глупо.

– Какой смысл думать об этом сейчас? Сейчас моя главная проблема – это ты! Я все время пытался тебе помочь! Я и сейчас пытаюсь, но слышу в ответ только оскорбления! Прости уж, что я так виноват перед тобой, но это ты все так запутал!

– На что это ты намекаешь? – тихо переспросил Дима.

– Ты сам знаешь на что! Все эти твои чувства ко мне! Представь, как все было бы проще, если бы их не было, если бы ты просто уехал в Петербург к матери!

Димино лицо побелело.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь. Разве ты не чувствуешь ничего ко мне? Я отказываюсь в это верить.

– Дима, я не могу надолго покидать замок.

– Но тебе же плевать на этот мир! Ты не хочешь становиться Правителем!

– Но и Париж я покидать не хочу. Вдали от замка я становлюсь слабее! Но мне приходится тащить тебя за ручку в Петербург, иначе ты не сдвинешься с места! Ты говоришь мне, что я эгоист, но это ты вынуждаешь меня бросить здесь всё ради тебя!

– Я когда-то сделал для тебя то же самое и даже больше! – Дима поднялся, в глазах его стояли слезы.

– Я тебя об этом никогда не просил! – выкрикнул Габриэль, как вдруг его голова взорвалась адской болью. Димин удар был таким быстрым и точным, что де ла Кастри мгновенно оказался на полу. Кое-как встав на колени, он поднял окровавленное лицо. В комнате потух свет, и в сгустившейся темноте синие глаза Герцога вспыхнули жутким потусторонним огнем.

Дима отшатнулся, осознав, как далеко зашел на этот раз. Габриэль протянул к нему скрюченные, словно в агонии, пальцы. Черные тучи обложили небо, и оглушительный грохот грома потряс здание. Земля задрожала. Мебель заплясала по комнате, точно игрушечная. С улицы послышались испуганные вопли прохожих.

– О, нет… Габриэль, нет! – прошептал Дима, а потом вдруг сделал то, на что, как он думал, был уже давно не способен – он бросился к другу и крепко обнял его. – Прости меня! Прости! Не делай этого, Габри, ты же убьешь нас всех. Успокойся! Ты же знаешь, как я люблю тебя! Ничего не изменилось! Я сделаю все, что попросишь! Я поеду в Петербург! Только, прошу тебя, пожалуйста, угомонись! Прекрати все это!

Штукатурка сыпалась с потолка, по стенам бежали трещины. И какое-то время Дима слышал лишь шумное прерывистое дыхание мужчины, доведенного до истерики, чувствовал ногти Габриэля, глубоко вонзившиеся в его спину сквозь рубашку. А потом синее свечение померкло в глазах Герцога. Наступила тишина. И только пыльная люстра тихонько поскрипывала, раскачиваясь над ними.

– Я тебе не раз говорил, что у нас с матерью непростые отношения, – зашептал Дима, все еще держа друга в объятиях и поглаживая его по спине. – Когда я видел ее в последний раз в клинике перед тем, как уехать с тобой в замок, она меня стыдилась. Это невыносимое чувство, когда тебя стыдятся собственные родители…

Дима осторожно отпустил друга и подошел к окну. Небо расчистилось, но на улице по-прежнему царил переполох. В Париже, как и в других городах, уже много лет не случалось землетрясений. После того как Наследник де ла Кастри вернулся в родовой замок, мир погрузился в ленивую дремоту, окутавшей его, безопасности, не зная, что это лишь затишье перед бурей, ничего более.

Догадываясь, что Габриэль вряд ли примет его помощь, Дима остался стоять у окна, несмотря на то, что друг по-прежнему сидел на коленях, тяжело дыша и глядя перед собой.

– Вернуться к матери будет еще тем кошмаром… – протянул Дима, наблюдая за перепуганными людьми на улице. – Но и в замок я вернуться не могу. Этот памятник на первом ярусе, этот Основатель рода… Нет, Габри, мне слишком тяжело находиться там. Смертельно тяжело.

И он обратил на друга тяжелый пронизывающий взгляд. Де ла Кастри не смотрел на него, чему Дима был только рад. Рад, что Габриэль так и не увидел выражения его лица, его слез, которые он сдерживал целых шесть лет.

– Мне некуда идти, Габриэль. И ты во мне больше не нуждаешься. Замок исцеляет тебя, а Изабелл дает тебе все необходимое. Но вспомни, сколько времени все мое существование сводилось лишь к тому, чтобы поддерживать жизнь в тебе? Так долго, что я разучился жить для себя! Больше не умею, понимаешь? Поэтому я злюсь, поэтому я пью, поэтому веду себя так… Мне очень больно, потому что без тебя… Я просто не знаю, кто я без тебя! Зачем я вообще появился на свет, если тебе не нужна больше моя помощь?!

Дима спрятал лицо в ладонях. Он слышал, как Габриэль поднялся, опираясь на кровать, и шмыгнул носом, из которого все еще текла кровь. Раздались шаги, но Дима не смел открыть глаз. Внутренне он весь сжался, ожидая…

В глубине души он просто мечтал о том, чтобы Габриэль обнял его и спас от самого себя. Но холодный голос произнес:

– Не напивайся сегодня. Приходи домой как можно скорее.

Шаги Герцога стихли в коридоре.

Ведя рукой по стене, Габриэль добрался до будуара сестры. Эвелин говорила с кем-то по громоздкому телефонному аппарату, установленному в дальнем конце комнаты, но, завидев брата, бросила трубку, даже не постаравшись ничего объяснить собеседнику.

– Дьявол… Кто тебя так?

Габриэль молча опустился на стул, без сил отдавшись заботам сестры.

– Дима, – ответил он, когда Эвелин стерла кровь с его подбородка, шеи и груди. Заметив гнев, заискрившийся в зеленых глазах, де ла Кастри поспешил добавить: – Я сам виноват. Не стоило говорить, что… – он тяжело вздохнул и покачал головой.

– Так это из-за тебя? – сестра махнула рукой в сторону трещины, разукрасившей стену, где стояла ее кровать.

Габриэль кивнул, но в подробности вдаваться не стал.

– Эвви, мы уезжаем сегодня. Ты все еще хочешь остаться здесь?

– Так внезапно? – удивилась сестра. Она отдала платок Габриэлю, и тот прижал его к носу. – Ничего плохого не случилось?

– Нет. Так что ты решила?

Эвелин села за стол напротив, зная, что ответ брату не понравится.

– Я останусь здесь. Я не могу бросить своих девочек. Сутенерша, которая работала здесь до меня, была ужасна! А я не могу обещать им, что особа, которая встанет вместо меня, не будет еще хуже. К тому же, если я уеду, я снова все потеряю, снова попаду в зависимость от вас, мужчин!

Габриэль отнял платок от лица и скептически осмотрел его.

– Из-за кучки шлюх ты бросаешь родного брата?

– Да пошел ты! – возмутилась Эвелин и, вырвав окровавленную ткань у него из рук, скрылась в смежной комнате за тяжелыми занавесками. Вскоре она вернулась с чистым шелковым платком.

– Извини, – буркнул Габриэль, когда сестра кинула в него мягким кусочком ткани, спланировавшим ему на колени. – Кровь почти остановилась. Замок поддерживает меня. Представь, как я боюсь того, что может случиться со мной в Петербурге, вдали от него! Наша связь с каждым годом крепчает, но… – и он протянул сестре левую руку, на которой красовались два перстня с черным и зеленым камнем, перстень Силы и перстень Стихий. – Я до сих пор не могу найти красный перстень Смерти, о котором говорил Франсуа. Где я только не искал! А без него моя связь с замком никогда не станет полной. Даже Жан не знает, где наш дед спрятал его, а сам Франсуа не появляется, хотя клялся помогать мне после смерти.

– И Дима знает о том, как опасно тебе ехать в Петербург сейчас? – спросила Эвелин, садясь на кровать.

Габриэль кивнул.

– Но в чем-то он прав. Я действительно должен ему эту поездку. Эвви, он напомнил мне сейчас… – глаза де ла Кастри заметно покраснели. – Он напомнил мне, какое я чудовище. Я никогда об этом не просил, но он жертвовал всем ради меня, и я не сидел бы сейчас здесь, если бы не он. Я действительно обязан ему жизнью.

Эвелин недовольно раскачивала ножкой в прюнелевом башмачке.

– Мужчины! – наконец вздохнула она. – Все это тебе нужно было сказать ему, а не мне. Уверяю, Дима сразу стал бы как шелковый.

– Может, и скажу, – убрав платок в карман, Габриэль поднялся, – когда вечером он придет домой. Я буду очень скучать по тебе, – добавил он, протянув сестре руку.

Эвелин вскочила и порывисто обняла брата.

– Я тоже. Береги себя.

– Обязательно.

– И пообещай, что покажешь мне замок, когда вернешься! Иногда мне кажется, ты забываешь о том, что в наших с тобой жилах течет одна кровь…

Габриэль поспешно вернулся на улицы Нового Парижа и поймал авто. Он столько времени провел вместе с Димой и Эвелин, а ведь перед отъездом нужно было еще навестить Жана.

Водитель подбросил его до кафе в благоустроенном районе, который крепче всех прижимался одним боком к заброшенным кварталам. Когда-то в этом кафе Габриэль перекусывал вместе с Димой, слушал речь премьер-министра по старому черно-белому телевизору, а "Роллс-Ройс" Жана ждал их снаружи. Какими наивными и молодыми они были тогда, невольно подумал Габриэль. Казалось, с тех пор минула целая жизнь, а не шесть лет.

Когда автомобиль скрылся за поворотом, де ла Кастри направился к заброшенным кварталам, где и растворился бесшумной тенью. К тому времени как руины старых особняков выплюнули его на Выжженную Пустошь, был уже вечер. Несколько раз оглушительно свистнув, Габриэль помчался вперед. Вскоре он уже мог видеть черную точку, вырвавшуюся ему навстречу из леса.

Вскочив на коня, которого он встретил еще в тот день, когда объяснялся с Димой в розовом саду, Габриэль развернул его в сторону замка. Кованая решетка распахнулась перед Герцогом, и вороной промчался мимо разбитого фонтана Каменного Принца. Казалось, плащ Армеля всколыхнулся от поднявшегося ветра, а волк оскалил пасть им вслед. Но де ла Кастри не слышал и не видел ничего. Он превратился в ветер, он превратился в топот копыт, в лучи далекого заходящего солнца.

Хижина Жана встретила его темными окнами. Габриэль спрыгнул с коня и толкнул ветхую дверь. В нос ударил омерзительный гнилостный запах, но де ла Кастри решительно шагнул вперед. Не став зажигать огня (ведь он видел в темноте так же хорошо, как и днем), он прошествовал к кровати Жана, готовя себя к самому худшему. Однако старый дворецкий был еще жив. Он даже приоткрыл мутные глаза, приветствуя молодого хозяина.

Сколько раз Габриэль предлагал старику перебраться в город! Но Жан наотрез отказывался. После ухода Франсуа дворецкий жаждал смерти и не искал для себя спасения. Какая бы связь не существовала между Безумным Герцогом и его слугой, Жан не видел своей жизни без Франсуа точно так же, как Дима не видел ее без Габриэля.

На стол возле кровати залез толстый паук и уставился на молодого мужчину восемью мерцающими глазками. Габриэль погладил Джорджа по лохматому туловищу. Огромные ядовитые пауки испокон веков жили в замке-крепости, являясь для поколений старинной семьи чем-то сродни домашних питомцев. Но Джордж, в отличие от сородичей, появился на свет слишком маленьким. Его судьбой было стать обедом для разъевшихся родственников, но Жан спас его, приютив у себя. Когда Габриэль прибыл в замок, Джордж немедленно привязался к Наследнику и даже умудрился спасти ему жизнь. Вот и теперь паук преданно глядел на хозяина, ожидая новых приказов.

– Прости, но я ненадолго.

Хозяин снова уходит, проскрипел в голове опечаленный паучий голос.

– Да, ухожу. И в этот раз не знаю, когда вернусь.

Хозяин…

От такой искренней паучьей скорби у Габриэль защемило сердце. Но время поджимало.

– Жан, ты слышишь меня?

Старик смотрел на него не шевелясь. Де ла Кастри невольно скосил глаза на еду, лежащую на столе. Именно от нее исходил тот самый отвратительный запах, который ударил ему в нос, стоило открыть дверь. Габриэль приезжал в крепость ухаживать за дворецким так часто, как только мог, но в этот раз его не было слишком долго.

– Жан, мне нужно уехать в Петербург. Отвезти Диму домой. Но потом я вернусь, обещаю.

Дворецкий молчал. Впалая грудь старика едва заметно поднималась и опускалась. По подбородку стекала слюна.

– Черт возьми! – против воли выругался Габриэль. – Ты все равно умрешь к тому времени, как я вернусь!

В ответ изо рта дворецкого внезапно брызнула кровь, и послышались жуткие захлебывающиеся звуки. Жан Готье смеялся.

– Да, – просипел старик. Хриплый скрежещущий голос теперь чем-то напоминал голос Джорджа, который Габриэль слышал у себя в голове. – Умру! – И вновь приступ безрадостного изматывающего смеха.

Габриэль с трудом выдавил из себя улыбку.

– Я должен увезти Диму отсюда… – начал он и осекся от удивления. Взгляд дворецкого вдруг стал осмысленным! Старик кивнул и пошевелил бледной рукой, прося Габриэля наклониться к нему.

– Не думай, что без него ты что-то можешь, – выплюнул он, и де ла Кастри в ужасе отскочил. Это был не Жан. То есть, конечно, перед ним по-прежнему лежало его тело, но голос… Голос и глаза, которые теперь смотрели на него, без сомнения принадлежали Франсуа.

Безумный Герцог был с ним сейчас в этой богом забытой хижине.

– Ты не можешь бросить его, а он не может бросить тебя. Ты нуждаешься в его покровительстве, нуждаешься в архангеле Рафаиле за его спиной. Думаешь, он перестал следить за вами? Ты жестоко ошибаешься. Архангелы и демоны. Все они внимательно наблюдают за каждым вашим шагом.

Габриэль молчал, парализованный ужасом, исходящим из почерневших глаз старика.

– Изабелл, – воздух вырывался из легких дворецкого с тихим присвистом. – Тебе посчастливилось найти свою «женщину де ла Кастри» в столь юном для Герцога возрасте. Используй это. Не смей ее потерять! – выплюнул Жан вместе с кровью. Его глаза начали закрываться, но тонкие пальцы, оплетенные синими венами, продолжали беспорядочно перебирать края одеяла. – Ты принесешь ей огромное горе, – шептал старик. – Ты будешь повинен в смертях тех, кто ей дорог, но она все равно будет любить тебя. Любить и прощать. Это ее судьба. Судьба «женщины де ла Кастри»!

Глаза старика закатились.

– В свои последние минуты она будет молить тебя о спасении! Будет ждать, что ты придешь к ней на помощь, но тебя не будет рядом!

На негнущихся ногах Габриэль отошел к шкафу, закрывающему вход в обустроенное подземелье, и привалился к нему спиной. Если сейчас с ним говорил Франсуа, то, что он только что слышал? Очередное предсказание Безумного Герцога, отправленное ему с того света?

– Этого не может быть, – прошептал Габриэль. – Я люблю ее.

Но ответом ему была тишина. Быть может, ему показалось? Быть может, это были просто слова старого дворецкого, произнесенные в предсмертном бреду…

Нескоро Габриэль смог вернуться к кровати старика, а когда вернулся, то Жан Готье был уже мертв. Де ла Кастри понимал, что ему следовало вынести слугу из дома, отыскать семейное кладбище, которое, как подсказывало ему сердце, находилось где-то в заколдованном лесу, и похоронить старика там. Но он так и не нашел в себе сил сделать это. К тому же у него совсем не осталось времени. Ужасаясь собственному поступку, Габриэль протянул руку, давая Джорджу возможность вскарабкаться ему на плечо, и вышел на улицу, прикрыв за собой дверь.

Все встало на свои места. Эта невероятная любовь, которая вспыхнула между ними; тот факт, что они повстречались, когда Габриэль находился на перепутье и нуждался в ее помощи; то чувство, что под ее опекой ему нечего было бояться. Она была его «женщиной де ла Кастри» – женщиной, которой с рождения было суждено стать его женой. И как он сразу не вспомнил об этом? Видимо, Дима как всегда зрил в корень, обзывая его тупым.

В детстве Катрин не раз потчевала его рассказами о «женщинах де ла Кастри». Каждому Верховному Правителю была предназначена лишь одна супруга, с которой он мог быть счастлив; одна настоящая любовь на всю жизнь. Проблема была лишь в том, что никто из Герцогов не знал, в какой период своей жизни он повстречает ту единственную, чья жизнь будет делиться на «до» и «после» встречи с ним. Так Франсуа де ла Кастри отдал бы все на свете, чтобы встретить свою Жустен хотя бы на пару десятков лет раньше.

Правда в пересказе матери легенды о «женщинах» носили мрачный оттенок. Катрин говорила о Герцогинях, как о мученицах и заложницах замка, чьи истории любви всегда были наполнены горем, одиночеством и страхом. Сейчас, вдыхая свежий лесной воздух, Габриэль не верил Катрин, не верил, что любовь, возникшая между ним и Изабелл, могла повлечь за собой боль для одной из сторон. В своем эгоизме он не видел, что Иззи уже страдала из-за него, разрываясь между мужем и своим предначертанием.

Габриэль огляделся. Несмотря на свою слепую веру в то, что он никогда не причинит любимой женщине вреда, его мучили странные предчувствия, словно крохотный червячок копошился внутри его чрева. Если бы только эти деревья, эти гордые исполины, пробившие корнями каменную кладку площади, могли успокоить его, дать совет!

– Лучше бы не уезжать, – прошептал он и услышал, как толстые жвала щелкнули возле самого уха. Однако Габриэль так и не услышал в голове паучьих мыслей. Возможно, пауку были незнакомы такие тонкие человеческие эмоции как смятение, предчувствие скорой неминуемой беды. – Ты-то без меня не пропадешь.

Нет, хозяин.

– Возвращайся в замок и оставайся там. Когда я вернусь…

Габриэль замолчал. Какой-то намек на видение проскользнул перед его внутренним взором. Был ли это отголосок дара Франсуа, который передался внуку в виде обостренной интуиции, но де ла Кастри увидел толпу оборванных голодных людей, устало бредущих через лес, и он во главе… Он не может идти?

Габриэль помотал головой и тяжело сглотнул.

– Когда я вернусь, ты будешь первым, кто придет на помощь, ясно?

Да, хозяин.

– Ступай.

И паук, спустившись с его плеча, исчез за деревьями. Габриэль вздохнул, стараясь насладиться последними минутами покоя, проведенными дома. Скоро ему придется вернуться в шумный мир, покинуть этот островок вязкой тишины и обволакивающего мрака. Сколько времени пройдет прежде, чем он вновь вернется сюда?

Габриэль чувствовал за своей спиной древнюю мощь, стоящую на стыке всех миров. Древние силы, которые хранили его даже тогда, когда он не подозревал об этом. Хватит ли этих сил, чтобы вновь защитить его там, в Петербурге, за много миль отсюда? Ответа не было. И в сердце Габриэля закрался страх. Ему хотелось развернуться, запрыгнуть на коня, примчаться к подъемному мосту и заставить его опуститься. Открыть эти титанических размеров ворота, ступить на первый ярус и уже больше никогда не возвращаться назад…

Черный конь ткнулся мордой ему в плечо, словно напоминая, что у него совсем не осталось времени.

– Где же Габриэль?

Иззи выглядела потерянной. Она стояла на дорожке перед домом, разглядывая машину, которую Себастьян вывел из гаража впервые за долгое время (с работы и на работу они предпочитали добираться пешком, благо идти было недалеко). С минуты на минуту они должны были сесть в тесный «Плимут» серо-зеленого цвета и направиться к военному арсеналу, а Габриэля все не было.

В ответ на ее вопрос Себастьян пожал плечами в попытке скрыть от жены затаенную в сердце тревогу, после чего ушел в дом за оставшимися чемоданами, словно давая де ла Кастри еще немного времени.

Даже Дима уже был здесь, стоял неподалеку и как всегда курил. Он пришел к ним домой несколько часов назад усталый с мешками под глазами, принял душ, вяло поприставал к Изабелл, но когда ее муж вернулся с работы, ушел на кухню и стал методично выкуривать одну сигарету за другой. Стараясь выдыхать дым в форточку, Дима то и дело надсадно кашлял. Вот и сейчас Изабелл молча стояла, прислушиваясь к его протяжным хрипам.

– С тобой все в порядке? – спросил Себастьян. Он вернулся на улицу, неся в каждой руке по чемодану. Поставив их на землю, он похлопал Диму по спине, словно это легкое похлопывание могло чем-то помочь.

Дима открыл было рот, чтобы ответить, но снова зашелся жутковатым хрипом. Не выпуская из руки дымящейся сигареты, он выдавил из себя:

– В порядке, – после приступа его слегка пошатывало. – Я снова простыл, пока стоял под твоей паскудной форточкой.

Себастьян скривился и убрал руку с Диминого плеча. Схватил чемоданы и поспешил к машине.

– Эй, извини! – бросил Дима, затянувшись.

Извинение прозвучало, скорее, как издевка, и Изабелл неодобрительно покосилась на него.

– За что ты нас так ненавидишь?

– Ненавижу? – Дима обернулся. – Я не ненавижу.

– Тогда что?

– Мне безразлично ваше существование, – пробормотал он и, бросив сигарету на землю, загасил ее носком ботинка.

Изабелл покачала головой. Друг Габриэля здорово изменился за прошедшие шесть лет и больше не напоминал того потерянного измученного подростка, каким Иззи его запомнила по короткой встрече возле подземного перехода, в тот день, когда их жизни так круто изменились.

Мальчик превратился в мужчину. Этой осенью ему должно было исполниться двадцать три, но события, выпавшие на его долю, заставили юношу выглядеть старше своих лет. Его голос сел от постоянного курения, на лбу появились морщины, проступили скулы, пропали щеки. Он стоял рядом с ней в простых черных джинсах и черной рубашке-безрукавке, оставляющей открытыми жилистые крепкие руки. Стоял, и от него не веяло безразличием. От него исходило глубокое презрение, а еще ревность.

– Похоже, Габриэль решил нас кинуть, – прошептал он, наблюдая за тем, как Себастьян заталкивает тяжелые чемоданы в тесный багажник.

– Ты не знаешь его, – пробормотала Изабелл, чем вызвала у Димы снисходительную улыбочку. Юноша не стал ничего объяснять и, игнорируя муки вспотевшего Себастьяна, уселся на заднее сиденье.

Внезапно чьи-то холодные руки обхватили плечи Изабелл.

– Я здесь.

Женщина вздрогнула, ее колени едва не подогнулись. Руки Габриэля проворно скользнули с ее плеч на талию и на секунду задержались там. Послышался звук захлопывающейся крышки багажника, и де ла Кастри мгновенно ретировался.

– Мы боялись, что ты опоздаешь, – Себастьян приветствовал Габриэля, крепко пожав ему руку. – Но ты успел в самый последний момент.

Габриэль ослепительно улыбнулся – одно из его новых умений, на которое ушли годы практики.

– Иззи, милая. Садись в машину, – произнес Себастьян. – Мне надо перекинуться парой слов с Габриэлем.

Женщина нахмурилась, но муж настойчиво подтолкнул ее в сторону «Плимута». Изабелл обреченно направилась в заданном ей направлении, до сих пор ощущая прикосновение холодных гибких пальцев к своему телу.

– Что случилось? – спросил Габриэль. Он выглядел невозмутимо, хотя желание Себастьяна поговорить без свидетелей не могло не настораживать. В голове роилась тьма мыслей одна другой тревожнее, а Лесаж все молчал, задумчиво глядя на него.

Де ла Кастри начал было склоняться к мысли, что муж возлюбленной каким-то образом прознал о его чувствах, когда Себастьян вдруг заговорил совершенно о другом:

– Сегодня в городе случилось землетрясение. Странно, правда?

Габриэль пожал плечами.

– Я так понимаю, оно случилось как раз в тот момент, когда вы с Димой разговаривали в борделе?

– Ну, да, – нехотя протянул Габриэль. – К чему ты клонишь?

– Да просто хотел обговорить с тобой этот момент до того, как мы окажемся в воздухе, ведь в таком положении опасно выводить из себя Герцога де ла Кастри. Вдруг ты психанешь?

Габриэль поморщился. Ему не понравилось, как бесцеремонно Себастьян вдруг сунул нос в его дела. Впрочем, он сделал это впервые за очень долгое время, и Габриэль был готов простить его.

– У меня все под контролем.

Себастьян однако не собирался идти на попятный так скоро.

– Ты сейчас ездил в замок?

– Да, – увиливать показалось Габриэлю бессмысленным занятием.

– Все в порядке?

– Какая тебе-то разница?! – все-таки огрызнулся де ла Кастри, и Себастьян поспешно сделал шаг назад. Извинившись, он вспомнил, что забыл дома еще один чемодан и поспешил обратно в квартиру. Габриэль проводил его раздраженным взглядом.

– И что это было? – Дима насторожился, едва Себастьян попросил о разговоре наедине, и теперь стоял рядом, крутя в тонких пальцах пачку сигарет.

Де ла Кастри нечего было ему ответить. Он посмотрел на старого друга, и невольная улыбка внезапно растянула губы. Понимание того, что, несмотря на дрязги последних лет, Дима снова был рядом с ним, окрыляло и заставляло петь его сердце.

Военный арсенал располагался на территории Нового Парижа, и по дороге им пришлось миновать большую часть правительственных зданий, в которых днем так и кипела работа по поимке Герцога де ла Кастри. Габриэль сидел как на иголках. Успокаивало лишь то, что наступила ночь, и во многих домах свет уже не горел.

Проезжая мимо резиденции премьер-министра, друзья на заднем сиденье прильнули к окну. Выстроенное из белого камня, центральное здание Нового Правительства обладало круглым портиком, украшенным белыми колоннами. Прямо перед ним был разбит огромный сад, в центре которого журчал круглый фонтан, подсвеченный прожекторами. Вся территория была огорожена высокой кованой решеткой, и повсюду стояли военные.

Одолеваемый скверным предчувствием, Габриэль отвернулся от окна. От мысли, что он скоро вновь окажется здесь и даже встретится с премьер-министром лицом к лицу, веяло какой-то жутковатой неизбежностью.

Вскоре они уже стояли возле высоких стен, окружающих арсенал. Глядя на огромные железобетонные блоки, поверх которых шла наэлектризованная колючая проволока, Габриэль понял, что все рассказы об этом месте – сущая правда. Арсенал охранялся как никакое другое место в городе. На всех постах стояли военные со штурмовыми винтовками, до него то и дело доносилось шипение их раций.

Несмотря на недовольный взгляд, которым наградила его Изабелл, Дима осторожно высунулся из машины.

– Здесь столько военных… – прошептал он, настраиваясь на волну эмоций суетящихся вокруг солдат. – Они так встревожены, будто Новое Правительство готовится к войне.

Габриэль кивнул. Дима был как всегда прав. За несколько лет после Взрыва премьер-министр постарался собрать здесь всю военную технику, которая уцелела в ходе катастрофы и была пригодна к использованию. Однако военный арсенал по-прежнему оставался не единственным хранилищем оружия и боеприпасов в Ключевом мире. Замок-крепость де ла Кастри с ее древними пушками, митральезами и огромной кузницей под замком до сих пор не давала месье Ренару спать по ночам.

Военные в бронежилетах попросили всех выйти из машины, чему Габриэль был только рад. Из-за тесноты в салоне у него ужасно затекли ноги. Он держался невозмутимо и позволил военным обыскать себя с ног до головы, ведь от привычки носить кинжал в голенище сапога Изабелл отучила его давным-давно.

Какое-то время ушло на возню с документами, которые предъявил военным Себастьян. Габриэль и Дима вернулись в машину, прислушиваясь к их разговору.

– Извините… да-да, там переполох… извините, – оправдывался военный, винтовка отчего-то подрагивала в его сильной руке. – Аристократы… да… Несколько поджогов совсем близко отсюда. Что? Нет. Там осталась только дурацкая надпись на стене: «Железный Герцог придет за вами».

Себастьян вернулся к машине и устало плюхнулся на сиденье.

– Теперь это ваше, – произнес он, протягивая Габриэлю толстую папку. Тот принял ее так, словно она могла ему чем-то навредить. Когда же друзья увидели, что лежало внутри…

– Ого, – протянул Дима, едва Габриэль передал ему документы. – Здесь же абсолютно все!

– Но как тебе удалось? – удивился Габриэль. Он держал в руках свой паспорт, свидетельство о рождении и даже диплом о среднем и высшем образовании. Все было оформлено честь по чести, только фамилию изменили на самую распространенную в Париже, и теперь из Габриэля де ла Кастри он превратился в Габриэля Готье. Он смутно помнил, как Иззи водила его фотографироваться в какой-то странный магазин, продающий потрепанные фотоальбомы и открытки. Теперь размноженная эта черно-белая фотография красовалась на всех документах.

Интересно, как Себастьян умудрился достать Димино фото, подумал Габриэль, сунув горбатый нос в бумаги своего друга. Неужели смог связаться со школой, в которой тот когда-то учился, не вызвав при этом подозрений? Или с клиникой?

Муж Изабелл словно читал его мысли:

– С тобой мне помогла Иззи. С Димой было сложнее, пришлось связаться с Петербуржской клиникой, но в итоге и его фото нашлось.

– Только вы его немного подпортили, – усмехнулся Истомин и дал возможность Габриэлю разглядеть его новый паспорт. Фотография была старой, и по всем правилам Диме пришлось сфотографироваться, убрав челку с больного глаза. К Другим всегда относились с подозрением, и черный глаз обязательно привлек бы к ним нежелательное внимание военных, если бы кто-то не поставил криво печать на странице с фотографией. Чуть-чуть растекшиеся чернила скрыли Димин больной глаз лучше, чем это могла сделать челка. – Да и ты сам на себя не похож! – все еще смеясь, Дима ткнул пальцем в паспорт Габриэля. С новой прической, смиренным взглядом и в рубашке, застегнутой на все пуговицы, Габриэль действительно походил, скорее, на студента, чем на Герцога.

– Они даже присматриваться к вам особо не стали, – заметил Лесаж с какими-то странными нотками досады в голосе. – Им и в голову не могло прийти, что я везу в своей машине Герцога. А мы еще удивляемся, почему нам не переловить всех аристократов…

– Себастьян! – возмутилась Изабелл.

Мужчина понял, что сболтнул лишнее, и поспешил завести мотор. Он подвел машину к открытым воротам, и они поехали вдоль ровных рядов ангаров, где хранилось оружие и боеприпасы. Все, что еще могло стрелять и взрываться – все теперь держалось здесь под неусыпной охраной.

Дима не мог не подумать о том, какими все-таки нелепыми выглядели страхи премьер-министра. Ужас того, что взявшийся из ниоткуда Наследник де ла Кастри мог отобрать у него власть. Что мог Габриэль выставить против этой мощи, упрятанной за каменными и металлическими стенами? Древние пушки и порох? Ораву орущих цыган на лошадях? В то время как здесь сохранились все те военные машины, о которых Дима взахлеб читал, засиживаясь допоздна в библиотеке.

Однако все они боялись, а Габриэль почему-то был так спокоен.

Им понадобилось около десяти минут, чтобы миновать ангары и подъехать к взлетной площадке, где их уже ждал вертолет. Дима еще никогда не видел подобной громадины. Черную приземистую машину окружали солдаты. Когда они подъехали ближе, по очертаниям фюзеляжа юноша без труда определил, что им предстояло сесть в вертолет, разработанный инженерами Правительства на территории Герцогства де Гиз, на континенте, которого, как думали многие, больше не существовало на карте. Читая об этих махинах, Дима даже не мечтал, что когда-нибудь сможет полетать на одной из них.

Впрочем, вскоре Димин пыл угас, когда он понял, что смотрит на вертолет, уничтоживший когда-то Герцогства де Рандан и де Жуайез. Без сомнения он был причастен и к уничтожению огромного количества графов и виконтов, заживо сгоревших в собственных замках и дворцах.

Так что, быть может, оно и к лучшему, что на земле таких машин осталось только две, думал юноша, а нехватка специалистов, умеющих чинить возникающие то и дело поломки, сводила их эксплуатацию к минимуму.

Они вышли из машины, и Себастьян подтолкнул их вперед, заставляя поторопиться. Широкие лопасти уже раскручивались, поднимая сильный ветер. Вещи погрузили внутрь, и Себастьян первым залез в вертолет. За ним без страха последовал Габриэль. Диму и Изабелл военным пришлось грубо поторопить, чтобы они наконец сдвинулись с места.

Как только дверцы закрылись, Себастьян нацепил на себя огромные наушники, и остальные поспешили последовать его примеру. Габриэль с сожалением отметил, что лицо пилота, как и лицо борттехника, скрывал защитный шлем. Новому Правительству стоило больших трудов поддерживать вертолет в рабочем состоянии. Сколько же усилий они приложили к тому, чтобы собрать команду, умеющую им управлять? И все только для того, чтобы в решающий момент выставить эту помощь против де ла Кастри. Против него. Габриэлю хотелось бы хоть раз посмотреть в лицо своим врагам.

Вертолет стал набирать высоту, и Дима испуганно произнес:

– Мы же все разобьемся.

Изабелл, сжавшись между ним и Габриэлем, нервно хихикнула. Ветер, поднятый лопастями вертолета, полностью уничтожил ее прическу.

– Там под сиденьем есть ящик! – выкрикнул Себастьян, пытаясь перекричать рев машины, отрывающейся от земли. – Тебе станет легче!

Когда вертолет набрал высоту, и их перестало мотать из стороны в сторону, Габриэль помог Диме вытащить ящик, о котором говорил Лесаж. Дима открыл его трясущимися руками и с ликованием обнаружил там пиво. Боязнь высоты вскоре перестала для него существовать, впрочем, как и для Иззи, которая пила крайне редко, но в данный момент не видела иного способа справиться со своим страхом.

Габриэль пить не стал. Он смотрел вниз, наблюдая за тем, как разворачивается перед ними панорама старого города. Новый центр, застроенный современными домами из светлого камня, был ярко освещен. Прямые мощеные дороги делили город на ровные аккуратные улицы.

Старый Париж, окружающий центр неполной дугой, казался уже не таким живописным местом. Здесь не было ухоженных улочек и парков, не было просторных площадей и роскошных фонтанов, а многочисленные обитатели ютились в обветшалых деревянных домах с ломаными кровлями, башенками и балкончиками, которые сохранились здесь еще со времен Эмабля де ла Кастри, деда его деда.

Из вертолета Габриэль разглядел и то, что никак не мог оценить раньше, когда Жан привез их в город на машине – внушительную толщину стены, выстроенной, чтобы преградить дорогу беднякам, стекающимся в развитый город, и не менее внушительное количество снайперов, прохаживающихся по ее периметру. На востоке стена обрывалась возле Бескрайнего Моря, а на западе упиралась в скалы.

Взгляд Габриэля миновал Старый Париж и Новый Центр, перекинувшись на заброшенные кварталы, которые чернели на границе с Выжженной Пустошью. Со стороны крепости де ла Кастри стена не защищала город, так как морок, исходящий из безумного колдовского леса, не давал строителям работать. Все силы Новое Правительство прикладывало к тому, чтобы Наследник де ла Кастри не попал в свой родовой замок, но вот он, Габриэль, прожил в Париже шесть лет, а теперь покидает его. И, несмотря на то, что он никогда не хотел революции или войны, чувство совершаемой им грандиозной ошибки захлестнуло его с головой.

А потом весь мир поглотила выросшая на юге громада из черного камня. Окруженный километрами бесплодной земли и колдовским лесом, полным духов и кошмарных снов, стоял замок-крепость де ла Кастри, и гигантская луна была насажена на пику Смотровой Башни. Блестящие в серебристом свете стены возвышались над Бескрайним морем и сверкающим городом. Ненавидя его или оберегая? Габриэль до сих пор не мог понять.

Крепость провожала его тяжелым взглядом, скаля в улыбке холодные камни. Вертолет внезапно качнуло, слово чья-то бледная окровавленная рука протянулась из-за горизонта, не желая выпускать Герцога из города. Борттехник что-то передал пилоту, вертолет выровнялся, и замок де ла Кастри исчез за рваными тучами, злобно сверкнув напоследок кроваво-красным шпилем одной из башен.