Читать книгу Забытые боги - Кристи Зейн - Страница 3

Каким вы представляете своё будущее?

Семья? Богатство? Счастье? Любовь?

Каким я представляю своё будущее?

Ответ простой. У меня его нет.

Почему?

Этот вопрос я задаю себе каждую ночь перед сном. Мучаю себя иллюзиями, мечтами, которые распадаются на мириады осколков, как только сознание возвращается в реальность. Не стоит искать ответ, когда всё очевидно, но я так и продолжаю задаваться вопросом.

Почему?

Сонные мысли, блуждая по тёмным коридорам разума, выискивая лазейку, в очередной раз, словно пугаясь самих себя, забиваются в пыльный угол и заставляют засыпать, так и не дойдя до конца пути.

Едкий, удушливый запах гари ошпарил нос и глотку. Открыть глаза было нелегко. Дым моментально въедался в них, отчего те слезились и щипали без остановки. Нормальный человек ужаснулся бы происходящему. Паника охватила бы тело, но когда проживаешь одно и тоже по несколько раз, то начинаешь привыкать и знаешь, как поступить в данной ситуации.

Иногда кажется, что это всего лишь сон. Вернее жаждешь верить в это. Когда он внезапно обрывается, разлетаясь на мелкие осколки, как хрупкое стекло, не устояв перед вторжением реальности, принявшей облик ужаса и страха, то понимаешь, как стоит себя вести. Главное – быть спокойной.

Схватив плотный платок, всегда лежащий под подушкой и, обмакнув в чашку с водой, рядом с кроватью, натянула его на лицо. Чувствуя каждый удар сердца, отдающий по ушным перепонкам, через клубы дыма, машинально минуя языки пламени, как и год назад, я выбралась на исходящие снаружи крики.

Постоянно удивляюсь тому, что, находясь внутри дома при пожаре, слышно лишь гул и сдавленные голоса – возможно из-за огня. Никто так и не объяснил мне, почему это происходит. Наверное, людям не до странных вопросов, а я люблю их задавать. Прилежные девушки молчат, не суют носы куда не следует, а мне, возможно, к счастью, возможно, к сожалению, пожизненно всё любопытно.

Тело дрожало, сердце билось, как сумасшедшее. Неосознанно прижимала руку к груди, будто удерживая его, не давая вырваться. Так быть не должно, ведь я совершенно не впадала в истерику. Может это потому, что прекрасно знала, что меня ждёт за пределами сгоревшего дома. Я видела это сотни раз, и с каждым разом по необъяснимой причине становилось хуже, хотя должна уже привыкнуть.

Душа болела, рвалась на части, будто кто-то впивался в неё когтями и безжалостно истязал зажатую в тиски пленницу. Разум молчал, заглушал отчаяние, приказывал терпеть. Не плакать, не сожалеть. Глаза не желали смотреть, уши слышать. Иногда хотелось смиренно умереть, но нельзя, жизнь так дорога.

– Диина! Диина! – сжатый крик матери слышался словно отовсюду.

Какое же счастье, что её не было в доме. Сколько бы не злилась на её ночную работу в этом хоть и большом, но прогнившем, сыром сарае, в который раз это спасло ей жизнь. Она конечно, сильная, волевая, но после долгой работы, уставшая может уснуть таким крепким сном, что разбудить бывает слишком тяжело. Что будет, если мама не успеет проснуться? Что, если я вовремя не проснусь, и не успею помочь? Даже думать об этом не хочу.

Вновь смотреть, как рушится дом, зрелище не из приятных. Мы научились быстро строить жилища из лёгких материалов, без всего лишнего, чтобы в последствии не было сложно отстраивать их заново. Пламя не разгоралось сильно и тушилось легко, только вот дымилось чересчур. Со временем привыкаешь к бедам, стараешься не прикипать к вещам, месту, людям, не сожалеть о потерях. Сейчас я знала, снаружи много потерь.

Первым, что я увидела, выбравшись, были охваченные ужасом и тревогой глаза матери. Жить в постоянном страхе за ребёнка, заставляло родителей стареть на глазах. У нас правило: один ребёнок на семью, больше нельзя. Поэтому потерять единственное дитя, было хуже смерти. Многие лишились в последствии рассудка. Вот и она стояла совсем седая, в мокром платье, от которого несло гарью и плесенью, а ведь когда-то у неё были красивые, иссиня – чёрные волосы, как у меня. Интересно, я тоже скоро стану такой?

– Диина! Диина! Доченька, с тобой всё в порядке? – осматривая и ощупывая каждый миллиметр моего тела, она задавала один и тот же вопрос. Я вглядывалась в её заплаканные чёрные глаза, на глубокие морщины из-за частых слёз и переживаний, и захотелось выть. Выть от безысходности. От того, что ничего не могу сделать. Никто не может.

– Мама, где отец? – в подсознании я помнила, что он ушёл с другими мужами в леса на охоту, но этот животный страх за близкого человека заслонял здравый смысл.

– На охоте, дочка. С ним всё хорошо. Всё хорошо. Всё будет хорошо, – твердила она, крепко обнимая, если быть честной, сомневаюсь, что она верила в эти слова.

Моя мать – Мута Агалон, не такая, как все. Она казалась мне почти святой, не похожей на остальных матерей. Когда я была крохой, она часто представлялась мне в образе богини, но повзрослев, я не перестала видеть её такой. Только мама и небеса давали ощущение и понимание этого мира, этой жизни.

Для меня она была воплощением правды, справедливости, нежности, любви и глубочайшей мудрости. Настоящая женщина во всех смыслах и проявлениях. Я всегда хотела быть похожей на неё. Беда заключалась в том, что трудно наслаждаться радостями жизни, оставаясь всегда правдивой, справедливой, любящей, должной всем и готовой на самопожертвования. Наверняка упустишь многое, в первую очередь – саму себя, а ведь жизнь так коротка.

Стоило оглядеться по сторонам и всё, что предполагала, мои опасения стояли перед глазами. Сгоревшие дома, обугленные трупы не успевших спастись людей, вынесенные на дорожку и прикрытые грязными простынями. Непроглядный горизонт из-за чёрного, густого тумана копоти. Опустевшие амбары продовольствия с выдернутыми дверями. Рыдающие матери, у которых украли детей, и убитые мужи, которые тщетно пытались защитить свои семьи.

Нам вновь предстоит обустраивать поселение, жить на остатках еды, а потом голодать. До следующего урожая ждать долго. Стоя на пепелище родной земли, я неустанно пыталась разглядеть стену, которая так далеко, но в то же время так близко. Стену, откуда приходит беда, и не понимала… Почему? Почему мы не возводим свою? Насколько же мы глупые и недалекие людишки, позволяющие мучить себя.

Живём, как на ладони, осталось только повесить флаг с надписью «Добро пожаловать, берите что хотите, нам не жалко!» И хоть бы один житель нашего поселения подумал о будущем. Да, вероятно, уйдут годы на постройку, и мы лишимся не малого количества людей. Однако наше будущее поколение будет жить, зная, что ему ничего не угрожает, но нет, мы – как стадо. Стадо, которое у нас всё время воруют. Молча подставляем головы на отсечение.

Мой дом – моя крепость. Вокруг поля, леса, ручьи. На первый взгляд, это рай на земле. Мы заботимся о красоте и сохранности природы. Пусть наше поселение небольшое, но мы семья. Бережём друг друга, заботимся друг о друге, если не считать дни, как сегодня, то жизнь прекрасна. Да, не спишь по ночам, вздрагиваешь от каждого шороха, но это жизнь, и мы благодарны за неё, у некоторых нет и этого. Вот оно будущее. Смиренное, гадкое будущее. Мы – рабы, и такими останемся до конца наших дней.

Старики говорят, раньше было по-другому. Я люблю слушать легенды, приятно думать, что в прошлом люди были счастливы, был мир и порядок. Помню, как находила предлоги, чтобы убегать к старейшине Йолдеру, и впитывать его рассказы, как губка. После, долго мечтать, что в один прекрасный день, всё будет так, как в те далекие времена, когда боги ещё не спустились на землю.

– Давным-давно, – с таких слов Йолдер часто начинал рассказ, открывая очередную книгу.

Странный человек, вечно ходящий в одной и той же одежде. В перештопанной десяток раз рубахе из льна, и в протёртых штанах, сшитых из кусков ткани. Казалось, его волновали лишь книги. Не знаю ел ли он вообще, ни разу не видела. Он не любил выходить за пределы собственного дома, а если и выходил, то постоянно пытался всех учить, чем сильно раздражал жителей.

Безобидный, добрый, открытый старик, с огромным сердцем. У него всегда были растрёпанные, седые волосы, клочками растущая жиденькая борода с усами, и несметное количество морщин по всему лицу, словно кто-то сжал его кожу и забыл расправить. Думаю, из-за частого чтения и напряжения, но его мудрые, зелёные глаза всегда смотрели на каждого с любовью и лаской, а от улыбки веяло неким теплом и заботой. Я обожала старика, а слушать его было сплошным удовольствием.

– Земля была разделена на семь континентов: Европа, Азия, Африка, Северная Америка, Южная Америка, Антарктида и Австралия, – когда впервые услышала эти названия, будучи ребёнком, они показались настолько нелепыми и смешными, что я всё же посчитала его выдумщиком. Поговаривали, будто он сам это сочинял. Может и так. – Европу и Азию часто называли Евразией, и она была самым большим и единственным материком на земле, омываемым четырьмя океанами, – истории об океанах мне нравились больше всего, ведь мы боимся их. – На юге – Индийским, на севере – Северным Ледовитым, на западе – Атлантическим, на востоке – Тихим, – продолжал он, и те, кто прибегал послушать, поражались его знаниям. Некоторые уходили, прислушиваясь к близким, которые усердно твердили, что Йолдер сумасшедший, и рассказывает никому ненужные бредни.

– Ещё, ещё! – твердила я, как заворожённая, глядя в блестящие глаза сказочника.

– Раньше земля была полна воды, зелени и животных. На каждом из континентов находились бесчисленные богатства, что дарила природа. Моря, океаны, озера, омывали множество земель. Сколько тысяч лет существовал мир, меняясь, расцветая на радость людям. Историю земли, всех поколений не рассказать и за всю жизнь.

– Йолдер, а наш какой был континент? – до сих пор помню этот разговор.

– Африка, – и старик показал раздвижную бумагу, на ней изображались линии и разноцветные круги. Он говорил, что это атлас, маленькое изображение нашей земли. Как? Кто мог нарисовать такую большую землю? Как можно увидеть её всю? После долгих споров Йолдер настаивал на своём. Видите ли, над землёй висели железяки и помогали рисовать. Бред какой. Напридумывает же такое, но меня поразил рисунок, в который он тыкал пальцем, показывая место, где стена. Там название земли, было похожим на то, как мы называем её – Мадагаскар, а по-нашему – Мадагастар.

– Мадагаскар был островом, принадлежащим Африке. Вот залив, что разъединял их, – он указал на изгиб голубого цвета на атласе, оказывается это обозначение воды. Никто не помнит о заливе, его осушил огонь много лет тому назад, остались только реки, тянущиеся далеко вперёд. Остальное было сушей, огорожённой стеной, а за ней, если верить атласу: Африка. Возможно, раньше так и было, но сейчас это Семаргла. Земля вечного пламени. Там правит бог Семаргл, бог первородного огня, или же по-простому – Огнебог.

Не имею представления, что творится за стеной. Слушая про Африку, сомневаюсь, что там осталась хоть частичка того, о чём говорится в книгах, мол, она омывалась Средиземным морем с севера и Красным с северо – востока. Был ещё Атлантический океан, омывавший с запада, и Индийский с востока и юга. Упаси Род столкнуться с океаном, благо, мы не ходим в ту часть, где едва слышны его волны.

Интересно, остались ли другие воды, или же Семаргл осушил все, дабы не позволять ящерам расползаться по его владениям? Если подумать, они что, дураки? Кто захочет быть сожжённым заживо? Красиво, наверное, тогда было. Пусть мы и страшимся этих вод, но я бы не отказалась услышать шум волн, который описывал Йолдер. Но откуда ему это знать? Он никогда не видел океан, но несмотря на это, я верила безоговорочно.

– После их появления континенты, разделились на владения. Азия превратилась в Перуну. Европа в Даждьбогу. Северная Америка в Стрибогу. Южная Америка в Велесу. Антарктида в Карачуну. Австралия в Чернобогу, и Африка в Семарглу. Всё уничтожено и забыто, словно и не было, – и вот снова старик задумчиво всматривался вдаль, тяжело вздыхал и пускал скупую слезу.

Существуют ли ещё такие места похожие на наше поселение? Отказывалась верить в то, что мы единственные. Должна быть земля, где обитают люди, которые, как и я теплятся надеждой, что не одни. Возможно, мы смогли бы объединиться, у нас обширная территория, места хватит всем. Мадагастар способен вместить в себя немалое количество жизней.

Йолдер говорил, раньше здесь было не так, как сейчас. В те тёмные времена сюда пришло множество животных и людей, что успели спастись. Они заселили эти земли. Не знаю, как было до великой беды, но теперь обитают разные существа. Самая большая группа – это полуобезьяны, и их очень много.

Мои любимые – это те, у которых короткие передние лапки, лисьи мордочки и выпуклые глаза. Они безобидные и милые, а вот лисы опасны. Слишком дикие и способны напасть на кого угодно, иногда встречаются целые стаи в лесах, но по сравнению с волками, они добрее. Частые гости в поселении: лемуры. Почему их так прозвали, не знаю. Невероятно подвижные и шустрые зверьки, всегда приходят группой, любят воровать еду, но не пугливые, знают хитрецы, что их не тронут.

У нас много лесов, где обитают особые виды животных, на которых можно охотиться, и кого можно есть. Когда выходишь за пределы поселения, утопаешь в горных лугах, вечнозелёных влажных лесах. Красота со всех сторон. Большую часть занимает сельскохозяйственная деятельность. Наши предки научились выращивать много зерновых, овощей, и с каждым годом мы совершенствуемся, создавая что-то новое.

Поселение расположилось почти в центре Мадагастара, где не так жарко. В горы, где постоянные заморозки никто не суётся, но там есть снег. Я никогда не видела, не ощущала его. Во многих книгах Йолдера были сказания о зимах, праздниках, снеге, что сыплется прямо с небес, словно пепел, только белый, мокрый и холодный. Вот бы потрогать его, только в горы ходить запрещено, а издалека белые вершины так и манят. На нашей же земле где-то постоянно идут дожди, а где-то царит жара.

«Плодотворы» разделили плодородные участки по всей территории, благодаря чему всё растет, не погибая. Дождь я не люблю, поскольку он падает в самые неподходящие моменты, лучше бы лил, когда горят дома. Мадагастар раньше был тропический. Здесь ничего не росло, кроме пальм, лиан, кокосовых рощ. Повсюду были труднопроходимые заросли. Животные, что сегодня населяют леса, никогда бы сюда не пришли, да и эти леса появились позже.

– Ох, как же в начале было тяжело, – причитал он, вглядываясь в моё любопытное лицо.

Йолдер самый старый из нас, говорит ему уже семьдесят лет. Вычисляет года по самодельному, как он его называет календарю, судя по которому, мало кто доживает до пятидесяти, и то если повезёт. Благодаря календарю наше поселение знает, когда сажать, собирать урожай, и многое другое.

Часто наблюдала, как старик сидел весь день, рисуя, записывая что-то куском угля на клочках изорванной ткани. После ходил по домам и раздавал то, что смастерил, заставляя людей вешать его творения на стенах. Самое странное, он любил доставать наших женщин, расспрашивать, когда та или иная родила ребёнка. Получая ответ, отмечал в их календарях число кружочком, и говорил, что это день рождения, который стоит помнить. Он очень странный, знаю, хотя с помощью календаря знала, сколько мне лет. Скоро исполнится двадцать.

Ещё в юном возрасте я сама решила вычислить сколько всем лет, и ужаснулась новости о том, что все девочки создают семьи в тринадцать. Сейчас я настолько состарилась, что никому не нужна. Нет. Буду честна. Мне никто не нужен. А кого тут выбирать? Хороших разбирают сразу. Отец подыскал пару ещё при моём рождении, но, повзрослев, осознала, что не этого хочу.

Не моя это судьба, сидеть где-то в сараях, плести сетки, шить мешки, убирать округу, готовить кучу еды для мужа, причём не только для своего, но и порой для чужих. Страшно не это, страшно то, что, когда рожаешь одного ребёнка, отправляют работать на воды, где каждый день находишься в холодной воде. Точно не знаю из-за чего, но после этого у женщин не рождаются дети, опухают ноги, болит живот, спина, да и другие болезни мучают до конца дней. Я так не хочу.

Сколько раз умоляла отца брать меня на охоту. Сколько раз просила главного в поселении создать защиту, обучаться борьбе от «Уничтожителей». Уничтожители мучают нас годами. Нет. Никто даже слушать не желал. Конечно, я же женщина, если бы нашёлся хоть один храбрец из мужей, то все сразу бы засуетились и прислушались к его советам.

Новый мир принадлежал мужчинам, и все принимали его таким. Голос был за мужчиной, а женская обязанность – слушаться беспрекословно. Честь быть хозяином дома доставалась мужчине, а женщине полагалось преклоняться перед ним. Мужчина – осеменитель, а женщина, должна рожать, продолжать род. Мужчины могли позволять себе многое. Женщины нет. Мужчины имели право изливать на женщин своё недовольство, женщинам полагалось быть терпеливыми, добрыми и снисходительными. Поэтому мне всегда затыкали рот. Негоже девке много болтать. Мама вообще просила вести себя подобающим нашим законам образом. Каким законам? Родись и умри?

Чтобы не привлекала к себе много внимания, меня заставляют следить за домом и помогать иногда матери, записав в ряды «Теплителей», хотя помощниц у неё и так хватает. Я вижу, как отец мечтает отдать меня в жёны какому-нибудь хорошему парню, чтобы была семья, и я продолжила род. Род – это самое главное. Мне страшно представить своё дитя, за которое буду постоянно бояться. Я не смогу дать жизнь и потом смотреть, как её захотят отнять, кажется это вообще не моя история. Я должна поменять её, но вот как, пока не придумала.

Во всех бедах виноваты они, те, чьи имена страшатся называть. Те, кто обрёк человечество на страдания. Те, кто не останавливаются ни перед чем, мучают землю, убивают всё живое. Не знаю, насколько это правда, эти легенды, что ведал нам Йолдер, у него много старых книг, в которых есть страницы, сделанные из бумаги, такая странная штука, необычная на ощупь, тонкая и хрупкая. Трогать её нам не разрешал, только читал. Иногда мне удавалось заглянуть внутрь, и там было столько интересных картинок.

Надо же, до сих пор помню все рассказы, несмотря на то, что мама запрещала их слушать и бегать к местному ненормальному. Я верила и верю до сих пор, что когда-то было по-другому. Двести лет тому назад. Наверное, это очень давно. Мне вот двадцать, и я старая, а двести – это десять меня, проживших по двадцать лет. Йолдер более близок к той старине, а его отец, такой же, как и он, по словам матери, был ещё ближе. Это означает, что его дед мог видеть начало.

Книги сохранились только у него. Другие не считали нужным держать такое, и кидали их в огонь, чтобы делать костры. Так ничего и не осталось. Только ненормальный Йолдер хранил всё. Благодаря ему, вернее его семье, у нас есть книга Рода, что не даёт забывать, кто мы и кто наш истинный Бог. Именно из-за сохранившихся книг, мы знаем многое.

В далёкие времена, возможно, вы не поверите, но люди жили счастливо. Как рассказывал Йолдер, были страны, города, деревни. Громадные дома, даже из стекла. Машнологии или техологии, точное название не запомнила, в общем, эти машнологии позволяли людям много чего добиваться. Повсюду была бумага, представляете, её было много. Я так хочу иметь бумагу, писать на ней, читать, трогать её. Это всё машнология делала. Йолдер ещё упоминал железных животных и птиц, в них помещались люди. Конечно смешно такое слушать, но я видела рисунки. Как могли туда залезть люди, понятия не имею, но видимо машнология помогала.

Тогда общались через маленькие коробочки «Телепоны». Ты мог находиться далеко, далеко, а телепон позволял связываться с тобой. Что их соединяло? Какие глупости всё же, а ещё были разноцветные доски, каких хочешь размеров. Название похоже на телепон – «Телепизо». В них показывали других людей, с которыми не знаком, наподобие картинок, только разговаривающих и движущихся. Кто-то ведь засовывал их туда, мне кажется им было больно. Йолдер говорит, что нет. Сомневаюсь.

Почему я не родилась в те времена? Может была бы счастлива. Могла быть свободной, делать, что хочу. Только до того момента, как начались разрушения и изменился мир. Часто задумывалась над тем, что у людей было всё, но те вечно были недовольны. Ругались друг с другом. Убивали друг друга. Представляете, убивали. Зачем? Как можно убить себе подобного?

Раньше было такое слово – «Религия». Про это пишется в книге Рода, составленной семьёй Йолдера из записей старинных писаний. Люди делились на религии, как по мне в этом нет ничего сложного. Почитаешь то, во что веришь, и живёшь по законам. Проблема заключалась в том, что люди ненавидели чужую религию. Почему? Род то один. Все верили в Рода, но по каким-то непонятным причинам не могли спокойно жить. Ладно если бы только это, они умудрялись ненавидеть других, тех, кто не был похож на них, будь то цвет кожи, или другой язык.

Буду краткой, они ненавидели всех и вся. Жадность, пороки, эгоизм порождали ярость. Люди использовали машнологии для истребления друг друга. Создавали новые и новые орудия. У нас тоже есть орудия, но мы используем их в работе и охоте. Йолдер описывал нечто другое, страшное, губительное.

Вместо того, чтобы делать добро с помощью машнологии, создавать нужное, полезное для жизни, они творили зло. Начинали войны, заливали своей кровью и кровью себе подобных землю, не задумываясь о последствиях. Завидовали, хотели большего, упивались властью над слабыми. Кричали об этих самых религиях, придумывая Роду разные названия, после, с его именами на устах, уничтожали людей. Людей, таких же как они.

Страны, города разрушались, и строились вновь. Погибали миллионы из-за дурости человеческой. Род дал им всё, о чём только можно мечтать: спокойствие, землю, урожай, скот, детей, жизнь, воздух, воду, дома, работу, семью. Им нужно было лишь жить и процветать, оберегать, уважать друг друга, но видимо людям всегда мало. Это бездонные ямы, всепоглощающие существа, что жаждут большего, а когда не получают, превращаются в чудовищ, которые теперь населяют весь наш мир.

Двести лет тому назад Род устал наблюдать за неблагодарными созданиями. Сколько раз он посылал своих пророков на землю, чтобы те вразумили глупых существ. Сколько раз старался помочь, но люди возомнили себя богами. Не слушали его, считали себя самыми умными. В какой-то момент перестали верить. Свои неудачи списывали на него. Начали оскорблять, презирать творца. Алчность и тьма захватили их души. Тогда Род разозлился на них.

После очередной войны, когда люди и машнологии дошли до предела, истребив несметное количество невинных, небеса разверзлись. Чёрные тучи окутали землю, наступила долгая ночь, которая длилась несколько дней, а после люди узрели, как отворилось небо, словно дверцы, и вышло оттуда восемь колесниц, запряжённых конями с крыльями, как у птиц. Такого никто, никогда не видел. Они парили в воздухе, и восседали на них создания, похожие на людей.

Мир погрузился в тишину. Спустившиеся с неба молчали, разглядывая испуганный народ с высоты. Йолдер рассказывал, что колесницы разделились, и над каждым континентом появился один из незваных гостей. Люди скудны на выдумки, и приняли одно единственное решение, атаковать пришедших. В привычной им манере, рассчитывая на орудия, власть и силу, на один короткий миг человечество сплотилось в считанные часы. По гостям ударили смертоносной волной, но ничего не произошло. Запущенные в небо орудия, рассыпались едва касаясь колесниц.

Люди задыхались яростью. Страх за жизнь порождал новые идеи для уничтожения. К сожалению ничего не помогло. Незваные гости продолжали парить над землей, тихо наблюдая за происходящим. Сколько именно продолжалось их молчание никто не помнит, знаем лишь одно, когда они заговорили – это было блаженство. Абсолютно каждый человек на земле, не взирая на язык, понимал их речь.

Люди перестали бояться. Оставили орудия, вышли к ним, пытаясь понять, для чего те явились и кто они. Согласно поверью первым заговорил Перун. Высокий, статный, светловолосый и голубоглазый мужчина, похожий на воина в золотых доспехах и красном плаще. В его правой руке красовался искуссный топор, окружённый молниями и ярким, ослепляющим светом. Позже все стали звать его Бог грома. Громовержец. Он говорил так громко, что голос раздавался по всей земле.

– Я – Перун – сын великого Рода. Я и мои братья прибыли, чтобы указать истинный путь, помочь вам. Мы обещаем вечную жизнь в достатке и радости. Вашего бога больше нет. Он покинул вас. Оставил этот мир нам. Всё, что вам нужно, это выбрать того, за кем пойдёте, – после этих слов, пришедшие ступили на землю, и показались во всей красе.