Читать книгу Признание в любви моей собаке - Кристин Ламурё - Страница 8

Залив Аркашон, 26 августа 2006 года

Вернер умер сегодня утром.

Я продумала и взяла на себя всю организацию похорон, и все же я стояла перед дилеммой, ответ на которую не дает ни знание, ни опыт.

И я в который раз снова позвонила своему другу Антуану, врачу.

Я знакома с Антуаном с восьми лет. Он брат моей подруги детства, Анны, которая тоже умерла от рака.

До всех этих раков мы провели вместе много счастливых мгновений…

Потом тоже. Но менее счастливых.

Десять месяцев назад, когда был поставлен диагноз болезни моего мужа, Антуан очень жестко сказал мне по телефону:

В то утро я гуляла с Ироко на пляже, в водах Аркашонского залива отражался волшебный свет зимнего солнца.

– Позволь мне сказать тебе то, что тебе никто не скажет. Описать то, что никто не опишет. Я хочу, чтобы ты была готова к аду, в котором тебе придется жить.

Антуан предвещал мне Апокалипсис: мой муж умрет. И очень скоро умрет. В его стадии рака вероятность, что он выкарабкается, была равна нулю.

– Антуан, ты же врач, как ты можешь мне такое говорить? Зачем? Тебе не кажется, что мне скорее нужна поддержка? Немного надежды?

– Нет, Кристина, тебе потребуются силы. При таком испытании мужества недостаточно. Ты не знаешь, насколько тяжкое это испытание. Подготовься, как к марафону. Ты можешь не справиться, пойти ко дну. Я хочу, чтобы ты осталась нормальной ради своих детей.

– Ты отдаешь себе отчет в жестокости своих слов?

– Да.

– Знаешь, я думаю, что обойдусь без твоей помощи… Засунь свои советы подальше! Ад без альтернативы, нет, спасибо!

Я в ярости бросила трубку, забыв об отчаянии.

Сначала я очень сердилась на Антуана. Но вскоре без него я не могла сделать ни шагу, ни принять решение. За время болезни Вернера, особенно в конце, когда напряжение было настолько сильным, что я напоминала канатоходца, он был моими глазами, моими словами, моими ногами.

Он заставлял меня есть, спать, всегда был в пределах досягаемости, поддерживал и сдерживал меня.

Он разделил остаток жизни моего мужа как близкий друг и опытный врач. Он заставлял меня день за днем слушать горькую правду. Его единственной целью было сохранить спокойствие моих детей, которое полностью зависело от моего.

Антуан – символ настоящего друга, с которым слова благодарности и признательности заменяют смех и слезы.

Этим утром, в день смерти Вернера, я в который раз позвонила Антуану.

– Антуан, надо ли детям видеть мертвого отца?

– А как ты думаешь?

– Я не знаю, поэтому тебя спрашиваю.

– Нет, не надо.

– «Нет», а почему «нет»? Можешь мне объяснить? Ты говоришь «нет», но ты не можешь этого знать.

– Послушай, Кристина, ты целыми днями звонишь мне в течение восьми месяцев. Из-за тебя я весь отпуск держу включенным свой мобильный и днем и ночью. Раз ты так к этому относишься, решай сама.

Теперь он положил трубку. Только на две минуты. На две долгих минуты, потому что он лучше всех знает, что крайнее возбуждение в такие моменты погружает вас в небытие.

– А теперь, Кристина, послушай меня. Сегодня я сказал тебе то, чего бы раньше не сказал. Но у меня двадцатипятилетний опыт, я двадцать пять лет вижу смерть родителей, двадцать пять лет вижу детей усопших родителей. Теперь мир делится для тебя на полезное и бесполезное. Должны ли твои дети видеть мертвого отца? Это зрелище может травмировать их на всю жизнь. Если они не увидят его мертвым, они смогут упрекнуть тебя в этом позже, равно как и за то, что ты отправила их подальше от него в последние дни его жизни. Что стоят все их упреки, если их жизнь будет нормальной? Не бери их в заложники. Не спрашивай их. Они слишком маленькие. Возьми на себя ответственность, чтобы они сохранили образ живого отца, которого знали. И не обращай внимания на осуждение людей. Ты слышишь, Кристина?

– Ты был прав: это ад…

Париж, 16 июня 2010 года

Ветеринар только что сообщил нам о смерти Ироко.

Мы втроем едем на машине проститься с Ироко. Вопрос даже не встал. Само собой разумеется, что они поедут со мной.

В вестибюле, около кабинета, нас попросили подождать, пока «подготовят» нашу собаку. Мы пребывали в неизвестности. Это мгновение принадлежит нам, скорее Пауло и Клаудио, чем мне.