Читать книгу Потерянный мальчишка. Подлинная история капитана Крюка - Кристина Генри - Страница 5

Отправившиеся проверять капканы вернулись как раз перед тем, как солнце дошло до самой высокой точки – как я и ожидал. Все капканы оказались полными, что стало отличным сюрпризом. Это означало, что по дороге к пиратскому лагерю можно будет меньше охотиться. В лесу всегда было полно пищи, а вот на границе гор и прерий ее становилось намного меньше.

Конечно, Питер захотел, чтобы на обед был кролик – раз уж добыча такая хорошая. И я, хоть мне и хотелось оставить все на предстоящую дорогу, спорить не стал.

Было приятно видеть, насколько взъерошенным оказался Щипок после похода в лес с двойняшками: те, конечно же, задали скорость, непривычную для этого рослого паренька. Я надеялся, что если Щипок физически устанет, то у него не останется сил создавать проблемы.

Скоро у нас уже трещал костер и на вертеле жарилась пара самых жирных кроликов – под бдительным присмотром Дела, который был самым приличным поваром из всех нас. Дел посыпал кроликов какими-то приятно пахнущими листьями, которые он собрал, и у меня потекли слюнки.

Лучшие куски получал Питер, а потом я. Дальше порядок устанавливался в соответствии с ростом мальчишки, длительностью его пребывания на острове и текущим отношением к нему Питера. Таким образом последними еду получили Щипок и Чарли – и порции им достались самые маленькие.

Чарли с аппетитом вгрызся в мясо. Крошечного куска было вполне достаточно для мальчишки его роста, тем более что он все утро во множестве поедал желтые плоды.

Щипок при виде протянутого Делом обрезка прищурился:

– И что это такое? Где остальное?

Дел неуверенно перевел взгляд со Щипка на Питера. Питер не собирался в этот момент что-то предпринимать насчет Щипка. Он был занят своим лучшим куском, причмокивая при каждом укусе.

Я старался не вмешиваться в каждую стычку мальчишек. Во-первых, тогда мне пришлось бы целыми днями разгребать их проблемы, а мне и так было чем заняться. Во-вторых, остальные так и не научились бы ладить, если бы кто-то постоянно их мирил бы. Так что я выжидал. Щипок мне не нравился, но Питер его выбрал, так что мальчишке надо было найти свое место в нашей группе – так же как Делу надо было защитить свое.

«И Дел все равно скоро умрет». Это была жестокая мысль, и меня от нее затошнило – но это была правда.

Не важно, что сейчас произойдет – действительно не важно, потому что когда мы вернемся из налета на пиратов, Дел уже умрет. Он выкашляет всю кровь из легких – или же будет слишком слаб, чтобы защититься от пиратов – или, может, если ему повезет, один из Многоглазов поймает его, быстро убьет, а остатками Дела будет кормить своих детишек.

Так что когда Дел посмотрел на меня, я просто посмотрел в ответ и стал ждать, что будет. Дел нравился мне больше Щипка, но, как мне казалось, от этого Делу не уйти. Дел был хорошим бойцом – по крайней мере, до того, как заболел, – но я не думал, что он выстоит против Щипка.

Дел сглотнул, словно понимая, что будет, и сказал, почти не запинаясь:

– Это – твоя доля мяса.

Щипок оттолкнул кусок ручищей, которая была чуть ли не вдвое больше, чем у Дела – тот был сейчас такой худой и бледный, словно уже стал наполовину призраком, – а Щипок был здоровый и сильный, потому что валил с ног мальчишек и отнимал у них еду в Другом Месте.

– Это не доля, – сказал Шипок, перегибаясь через костер, чтобы оказаться нос к носу с Делом. – Отдай мне твою.

Дел честно отложил себе кучку, когда пришла его очередь: порция была больше, чем у Щипка, хоть и меньше, чем у Питера. Он уже довольно долго жил на острове – и, кроме того, именно он мясо приготовил.

– Ты новенький. Получаешь порцию последним. Так тут устроено. Если не нравится, можешь сам добывать себе еду.

– А еще, – зарычал Щипок, – я могу отнять ее у тебя, тощий крысеныш!

Лапища Щипка уже тянулась за порцией Дела, но при этом он смотрел на Питера, проверяя, одобряет ли это наш предводитель. Это было глупо, потому что громила был так занят тем, что смотрел на Питера, а не на Дела, что не заметил, что Дел сдвигается, сдвигается – так, чтобы его нога оказалась ближе к горячим углям костра.

«Молодчина, Дел», – подумал я.

Боковой частью ступни Дел подбросил красные угли прямо в лицо Щипку. Нескольким мальчишкам рядом со Щипком зола попала на еду, и они обругали Дела за это, но их недовольство потонуло в вопле Щипка.

Горящие угли коснулись его глаз – и он издал такой звук, словно умирает. А потом Щипок показал, что вместо мозгов у него кисель, потому что сделал именно то, от чего ему стало еще хуже: прижал руки к глазам и начал их тереть, не переставая кричать и слепым медведем ковылять от костра.

Пока Щипок угрожал Делу, почти все мальчишки прекратили есть и глазели на них. А теперь, раз драки не предвиделось, они снова занялись кроликом, не обращая на Щипка внимания.

Дел спокойно взял свою порцию и впился в нее зубами. Когда он взглянул на меня, я ему подмигнул, показывая, что он все сделал правильно. Дел в ответ слабо улыбнулся. А я снова подумал о том, до чего он бледный – и какой я беспомощный: хоть и могу жить вечно, но не могу остановить то, что надвигается.

Чарли перестал есть и круглыми глазами смотрел, как Щипок орет и мечется.

– Разве ему не надо помочь, Джейми? Ему плохо.

– И поделом ему: он ведь хотел отнять у Дела его порцию, – ответил я, ероша ему волосы, чтобы немного его успокоить.

Слишком маленький – и к тому же слишком добрый. Чарли не выживет, если не станет жестче – если не потеряет то, что делает его самим собой.

На секунду меня это придавило, и я почувствовал на руках мертвый груз его тельца: я нес его в могилу, которую копал все утро.

Это видение было таким реальным и так больно ранило мне сердце, что я совершенно забыл о том, где нахожусь – пока Питер не сказал:

– Пусть кто-нибудь уберет этот шум. У меня от него уши болят.

Чары рассеялись.

Я вздохнул, понимая, что этот приказ был отдан для меня, сунул остатки мяса в рот и встал. Щипок кричал, дергался и шатался, приближаясь к краю леса.

По правде говоря, я не понимал, что Питер в нем нашел. Если бы я был с ним во время его очередной вылазки в Другое Место (а меня не было, потому что Эмбро как раз умер и я относил его тело на границу, где жили Многоглазы, надеясь, что это их насытит. Мы время от времени так делали, когда казалось, что они готовы войти в лес), я отговорил бы его брать Щипка. Питер отправился всего за одним мальчишкой, специально чтобы заменить Эмбро – и вернулся вот с этим. Щипок и в подметки Эмбро не годился, на мой взгляд – а поскольку Питер отправился в путь только ради Щипка, у того возникло ложное ощущение собственной особенности.

А особенным был только я – по-настоящему особенным, потому что я был первым – и, если на то пошло, то буду и последним. Мы с Питером будем всегда, как это было с самого начала.

Я немного понаблюдал за Щипком. Он такой шум поднял, что мне за него было стыдно. Самому мне хотелось бы развернуть его, поставить на тропу через лес – и будь что будет. Если его съест медведь или он сорвется со скалы, меня это не расстроит. Но Питер не просил избавиться от Щипка, только его заткнуть.

При моем приближении мальчишка заморгал. Видно было, что он пытается сфокусировать взгляд на мне, но что я кажусь только неясной тенью, которая к нему приближается.

– Эй, нечего! – сказал Щипок, сжимая кулаки. По-моему, он ощутил, какие темные мысли бродят у меня в голове. – Не подходи! Я ничего такого не сделал. Этот бледный коротышка бросил мне в глаза огонь, и это его надо…

Щипок не договорил, потому что мой кулак врезался ему в висок – достаточно сильно, чтобы у него и завтра утром в ушах звенело. В обычный день этого могло оказаться мало, но Щипок уже вымотался на проверке капканов, у него от углей болели глаза – и он остался голодным, потому что был так занят попыткой отнять еду у Дела, что не съел собственную.

Одного удара хватило, хоть я и не обманывал себя мыслью, что этого будет достаточно, когда Щипок захочет мне отплатить. А я знал, что он это сделает: такой уж он был.

Щипок тяжело рухнул ничком, словно игрушечный солдатик, сбитый неосторожным мальчишкой. Я вернулся к костру.

– Теперь стало тише, – отметил Питер.

По-прежнему было слышно жужжание мошкары и мягкие вздохи ветра в ветвях деревьев, и потрескивание горящего дерева. Солнце уже миновало полуденную высшую точку и тени становились длиннее, хотя до наступления ночи было еще далеко. Мальчишки ели, смеялись, толкались – как обычно, – и мне было приятно сидеть здесь, видеть их такими.

И тут у Питера появился особый взгляд – тот, что говорил о его желании всех взбаламутить. Не знаю, почему это было так – но Питеру просто не нравилось, когда все были довольны. Может, потому что ему хотелось, чтобы все смотрели только на него – или потому, что ему надо было, чтобы все всегда чувствовали то же, что и он. Он как-то сказал мне, что когда сидит спокойно, то ему начинает казаться, будто у него под кожей ползают муравьи – что если он не двигается, не бегает, не строит планы, не делает хоть что-то, то эти муравьи грозят заползти ему прямо в голову и свести с ума.

Он вскочил на ноги – и все повернулись посмотреть на него. Я увидел, что он доволен – и вспомнил труппу мимов, которую я когда-то видел в Другом Месте, давным-давно, когда был еще очень маленький. У главного мима было именно такое выражение лица, когда он запрыгнул на ящик в центре сцены: наверное, это такое чувство, будто все звезды вращаются вокруг земли только для тебя.

– Кто хочет послушать историю? – спросил Питер.

Все мальчишки одобрительно закричали, потому что они были сыты и согрелись – и потому что Питеру захотелось рассказать историю, а если Питеру чего-то хотелось, то и им тоже.

– Какую историю? Про пиратов? Про привидения? Про сокровища?

Питер поскакал по кругу, подхватив по пути горсть земли.

– Чтобы была масса кровищи и приключений! – потребовал Туман.

– Чтобы там была русалка, – предложил Кивок.

Ему нравились русалки, и он часто в одиночку ходил к лагуне, где они любили плескаться и поднимать над прибоем хвосты.

– Чтобы там ходило умертвие и пугало всех до смерти, – сказал Джонатан. – Я как-то видел такую историю. Один тип убил короля, чтобы самому стать королем, а призрак старого короля остался и сидел в кресле нового.

– А зачем это призраку сидеть в кресле? Призракам кресла не нужны. Они ведь сквозь них провалятся, – возразил Гарри.

Он уже довольно давно жил на острове, и, к сожалению, удары по башке, полученные на Битве и при налетах, не пошли на пользу его мозгам.

– Чтобы напугать нового короля за то, что он его взял и убил, – объяснил Джонатан, пихая Гарри в плечо.

– Взял и убил кого? – не понял Гарри.

– История о призраках, – произнес Питер, успешно прервав начавшийся было спор. Он размазал подхваченную горсть грязи по лицу. В тенях, отбрасываемых садящимся солнцем, это превратило его в жестокого демона.

Холодной ручонкой Чарли вцепился в меня и встал, чтобы говорить мне прямо на ухо.

– Я не люблю призраков, – прошептал он. – В доме, где мы раньше жили, был один. Он жил в шкафу и мой брат сказал, что если я открою дверцу, то призрак утащит меня туда, где живут мертвые люди.

Я сжал его пальцы – отчасти чтобы успокоить, а отчасти – чтобы скрыть то, как меня удивили его слова. Брат? У Чарли был брат? И, судя по всему, старший. И где же он был в тот день, когда мы нашли Чарли заблудившегося, одинокого? Почему Чарли нам про него не сказал?

Чарли прижался ко мне, а Питер начал рассказ:

– Жил да был мальчик, – заговорил Питер, и его блестящие глаза устремились на нас с Чарли. – Очень маленький мальчик с желтыми волосами, похожими на перышки утенка.

Я провел рукой по пушистой голове Чарли и бросил на Питера взгляд, говоривший, что я понял, что он задумал.

– Этот маленький утенок был ужасно глупый. Он вечно уходил от мамы, так что маме приходилось крякать и снова его находить. И она ругала его и говорила, чтобы он ее слушался и далеко не отходил, но каждый раз, когда они шли гулять в лес, он принимался за свое.

– А я думал, это история о призраках, – сказал Гарри. – И при чем тут тогда утка?

– Ш-ш! – шикнул на него Джонатан.

– Как-то раз утенок, его братья и сестры и их мама гуляли по лесу, и глупый маленький утенок увидел кузнечика, который прыгал. Он засмеялся и побежал за кузнечиком, пытаясь поймать его своими пухлыми ручонками, но у него ничего не получалось. Он все гонялся за ним и смеялся, пока вдруг не заметил, что вокруг не крякают его мама и братья с сестрами: кругом тихо, как в его могиле. Вот тут-то глупый утенок понял, что заблудился и вокруг только громадный лес, который подступает к нему со всех сторон.

Я почувствовал, что этого мальчишку-утенка вот-вот сожрет какой-то Многоглаз. Я хмуро посмотрел на Питера, но ему не было дела до того, что я пытаюсь ему сказать.

– Тут глупый утеночек закрякал. И он крякал громко и долго, и ждал, что его мама закрякает в ответ, а она так и не отозвалась. Тут маленький утенок начал плакать, он шел, крякал и плакал одновременно, как это делают малыши. Другие лесные существа смотрели, как утенок идет мимо, и качали головами: ведь глупый мальчишка не послушался мамы, которая говорила, чтобы он не отходил от нее и не шалил… Начало темнеть, и утенку стало страшно, но он все шел и плакал, надеясь, что за каждым поворотом окажется его мама, готовая его отругать и обнять одновременно.

– Моя мама никогда так не делала, – тихо сказал Гарри Джонатану. – Она только орала и била меня, и совсем не обнимала.

Питер, похоже, не заметил этих слов.

– Спустя долгое время мальчишка пришел к прозрачному пруду посреди небольшой долины. Вода была такая свежая и тихая, что в ней отражался весь мир – словно в самом блестящем зеркале на свете.

«А! – подумал я, – значит, его слопает крокодил». Я притянул Чарли к себе и посадил к себе на колени – будто мог своими руками защитить его от рассказа Питера.

– Маленький утенок подошел к воде и посмотрел в нее – и внутри воды оказалась долина и деревья вокруг, и белое лицо луны – а еще белое лицо другого утеночка с пушистыми желтыми волосами и всем прочим. Утенок прокрякал: «Привет!», потому что был очень рад увидеть приветливое лицо после того, как он так долго шел и плакал в лесу один-одинешенек. Второй утенок в пруду одновременно сказал: «Привет!», так что оба принялись хохотать. Утенок потянулся в воду к своему новому другу – и кончики их пальцев соприкоснулись. И в ту же секунду гладкая поверхность пруда пошла рябью – и хитрые подлые глаза крокодила поднялись над ней. Крокодил был недалеко от того места, где маленький утенок и его друг хохотали вдвоем. Утенок выпучил глазки и крикнул своему другу: «Ой, беги, скорее, а то тебя съедят!». Он отбежал чуть дальше и оглянулся, проверяя, бежит ли за ним его друг, как он и надеялся, но второго утенка не видно было. У маленького утенка душа ушла в пятки: ему было ужасно страшно, но он не хотел оставлять своего друга на съедение крокодилу. Те хитрые подлые глаза все еще оставались на прежнем месте, и утенок решил, что успеет вытащить своего друга из воды.

– Что за тупая птица? – вопросил Гарри. Похоже, он забыл, что в истории Питера утенок на самом деле был мальчиком. – Неужели она не знала, что пруд показывает только то, что в него положили?

Это вообще-то была нелепость, но мы все понимали, что Гарри хочет сказать. Кое-кто закивал.

Чарли не забыл, что утенок на самом деле был мальчишкой. Он уткнулся лицом мне в грудь, словно хотел забраться мне под кожу, найти такое место, где бы можно было спрятаться от этой истории. Кажется, только мы с Чарли знали, что все кончится плохо – и только я знал, что эта история предназначена мне. Чарли смертельно боялся крокодильего пруда – и правильно делал. Эти твари могли проглотить такого малыша целиком.

– А разве я не говорил, что он был глупый маленький утенок? – отозвался Питер в ответ на вопрос Гарри. – Все знают, что в лесу мы всегда держимся вместе.

– Если уйдешь один, то не вернешься! – хором объявили несколько мальчишек.

– Кроме Джейми, – сказал Туман.

– Ага, кроме Джейми, – поддержал Кивок.

– Во всем лесу нет такого тупицы, который бы попытался напасть на Джейми, – заявил Питер с какой-то яростной гордостью.

От этой гордости я бы немного раздулся, если бы Чарли тихонько не спросил:

– И что же утенок?

– Правильно, Чарли, – сказал Питер. – Этот утеночек прокрался обратно к тому неподвижному пруду, где ждал мистер Крокодил. Он собрался с духом и заглянул в воду – и увидел там своего дружка… очень близко от этих внимательных глаз.

– А я думал, это будет история с привидениями, – сказал Билли. Похоже, его не слишком впечатлила история про маленького утенка. – А где же привидение?

– Ага, – подхватил Джонатан. – По-моему в правильной истории с привидениями должны быть эти проклятые белые твари, обмотанные цепями и все такое.

– Если не заткнетесь, то до привидений мы не доберемся! – одернул их Питер с гневным взглядом.

«Вот и хорошо бы, – подумал я. – Нам с Чарли вовсе ни к чему слышать конец этой истории. Мы не хотим знать, как крокодил перекусит маленького утенка своими челюстями, пока малыш будет звать маму, потому что мы с Чарли – мы уже и так это видим».

Питер откашлялся, чтобы все мальчишки снова начали его слушать. Нельзя было и подумать о том, чтобы уйти, или заняться еще чем-то, или увести Чарли туда, где ему слышно не будет. И те мальчишки, которым стало скучно, тоже не уходили. Это был остров Питера, это Питер перенес нас сюда… и в глубине души у всех мальчишек в каком-то виде таилась одна и та же мысль: «Он может отправить меня обратно, если захочет».

Они не знали, что Питер никому не позволит уйти. Если ты попал на остров, ты останешься на острове. Таково было правило. Ты остаешься на нем навсегда.

И никто из них не хотел вернуться, потому что там они были одни – или все равно что одни: убегали от запаха эля и грязной соломы, и кулака, от которого у тебя вылетали зубы. Что бы ни предложил Питер, это все равно было лучше этого, пусть даже здесь жили чудовища.

«Не считая, – подумал я, – Чарли, пожалуй. Чарли тут не место. У Чарли, вроде бы, был брат – брат, который дразнил его привидением в шкафу, но который, может, при этом за ним и присматривал. Может, Чарли был тем самым утеночком, побежавшим за кузнечиком, в тот день, когда мы его нашли. Может, нам лучше было бы просто развернуть его обратно, чтобы он нашел свою тропинку, а не забирать с собой».

– Утенок потянулся к своему дружку в воде, а его дружок потянулся к нему. И в тот миг, когда утенок уже готов был схватить того другого мальчика за руку, его пальцы почему-то прошли мимо, прямо в воду.

– Откуда у птицы пальцы? – спросил Гарри у Билли, но Билли поймал взгляд Питера и шикнул на Гарри.

– Хитрые, подлые крокодильи глаза не сдвинулись с места, так что маленький утенок решил, что еще успеет спасти своего друга. Он потянулся к воде, а тот мальчик потянулся навстречу – и лицо у него было испуганное, но их руки не встретились. Тут утеночек понял, что его друг застрял под водой, и, значит, его точно съедят. Понятно, почему крокодил не стал выбираться из пруда и гнаться за нашим утенком: ведь его обед был всего в одном щелчке зубов. Зачем бегать за маленькими мальчиками по суше?

– Ну вот: откуда мальчик-то взялся? – спросил Гарри.

– Утенок думал-думал – и подтащил к пруду большую ветку и сунул ее другу, чтобы тот за нее схватился. Она хлюпнула и булькнула, и старый толстый крокодил моргнул глазами, но не пошевелился, а дружок утенка так и застрял под водой, и лицо у него было бледное, как белая луна. Утенок увидел на дереве плющ, и подбежал к дереву и дернул изо всех сил – но продолжал оглядываться, проверяя, чем занят крокодил, но тот оставался на месте, словно спал с открытыми глазами. Лоза лопнула с треском, и утенка отбросило назад – он откатился так далеко и так быстро, что чуть было не упал в пруд к дружку, которого старался спасти… и что тогда было бы? Кто бы их спас, если бы они оба застряли под водой? Он бросил лозу в воду и велел своему дружку хвататься за нее – и побежал прочь от пруда как можно скорее, держа конец лозы и надеясь, надеясь, надеясь, что утащит дружка подальше от крокодильих зубов. Спустя какое-то время он оглянулся – и увидел, что отбежал далеко от воды и хитрых, подлых крокодильих глаз… но он совершенно один. Конец лозы тащился за ним, мокрый, грязный и пустой. Тут маленький утенок заплакал, потому что он боялся крокодила, и воды, и одиночества в лесу. Ему так хотелось к маме – чтобы она пришла, взяла его под свое крылышко и отвела домой.

Питер посмотрел на меня. Я понял, что эта последняя часть предназначалась мне: предостережение, или, может, предсказание будущего? Тут Чарли затрясло – он больше не мог выносить этого ни секундочки, – а я просто развернул его так, чтобы его голова оказалась у меня на плече, как будто он был моим утеночком, а я его мамой, которая берет его под крыло. И я бросил на Питера взгляд, который говорил: «Ну что ж: давай».

– Но хоть он и был глупеньким утенком, он был еще в душе и очень храбрым. Он не желал бросать своего друга. Маленький утенок решил наконец, что должен нырнуть в воду и вытащить своего друга – хоть от этой мысли он весь трясся и желтый пушок у него на голове стал дыбом. Он стоял на берегу пруда, наблюдая за этим хитрым подлым крокодилом, который был таким неподвижным, что утенок почти поверил, что он вообще неживой. И вот когда утенок как раз собрался с духом, чтобы прыгнуть в воду, он услышал что-то – что-то очень далекое, но такое желанное, что, конечно, решил, будто ему это кажется. Это было похоже на маму, которая крякала и крякала его имя. Маленький утенок позабыл про своего дружка в воде и, повернувшись, позвал ее, а она откликнулась. И на сердце у него стало так радостно, что он побежал от пруда – пробежал по опушке, и все звал ее и звал. Все будет хорошо, раз его мама тут. Но… ох, этот хитрый подлый крокодил – он понял, что время его настало. Маленький утенок повернулся к нему спиной, но если бы он оглянулся, то увидел бы, что этот старик-крокодил двигается быстро – так быстро, как никто не ожидал бы. Одним взмахом хвоста он проплыл по воде, и хоть выбирался на берег с плеском, маленький утенок не услышал.

Чарли затрясся: его тело дергалось у меня на груди, он зажал уши ладошками. Он не хотел слушать, потому что уже все знал… как и я. Остальные мальчишки подались вперед: их глаза горели в вечернем свете, потому что рассказ Питера полностью их захватил.

– И что, по-вашему, случилось дальше? – вопросил Питер, который никогда не упускал шанса сыграть на публику.

– Его съели! – сказал Гарри. – И он стал привидением!

Я тихо хихикнул при виде выражения, которое появилось у Питера на лице: хоть история явно шла именно к этому, он решил, что изложение Гарри явно оставляет желать лучшего.

– Мама маленького утенка выскочила из леса и увидела, как он бежит к ней – а еще она увидела у него за спиной крокодила с голодными красными глазами. Она завопила и потянулась к своему утеночку, но было уже поздно – слишком поздно. Этот хитрый подлый крокодил схватил утенка за ногу, а маленький утенок от неожиданности даже не смог закричать – ничего не смог сделать. Его матушка, она крякала и кудахтала, пока маленького утенка утаскивали в пруд – но ей следовало лучше за ним присматривать, верно? Разве не это положено делать мамам?

– Мы мамы не помним, – сказал Кивок, и Туман энергично кивнул в знак согласия.

– А я помню, – сказал Билли, но не похоже было, что это воспоминание приносит ему особую радость.

– И я помню, – проговорил Чарли едва слышным шепотом. – Она меня качала, и пела мне, и так крепко обнимала…

– Та мама-утка, она побежала за крокодилом, но он исчез в пруду под водой, утащив с собой маленького утенка, – продолжил Питер.

Его глаза, злые и яркие, задержались на дрожащем Чарли у меня на коленях.

– А что, нет? – удивился Гарри.

Питер качнул головой из стороны в сторону в медленном долгом «нет», так что все мальчишки недоуменно уставились на него.

– Зачем вообще вся эта утиная история, если он не превратился в привидение? Где тут чертово привидение в истории про привидения? – спросил Гарри, но в его голосе не было злости – только непонимание.

– Мама-утка стояла на берегу пруда и все плакала и плакала по своему пропавшему малышу. Слезы у нее были такие крупные и их было так много, что вода в пруду поднялась и обхватила ее ступни и щиколотки, и она стала погружаться глубоко в ил, пока вода не дошла ей до колен. Она все плакала и не успокаивалась, потому что знала, что сама виновата, раз позволила своему малышу потеряться. Спустя долгий срок ее слезы высохли, но к этому моменту ее ноги превратились в стебли, а желтые волосы – в лепестки цветка, так что она стоит там и сейчас, склоняясь над крокодильим прудом, и все надеется снова увидеть лицо своего утеночка. И порой, идя мимо крокодильего пруда поздно ночью, вы можете услышать ее голос в шуме ветра: она зовет его по имени.

Питер произнес эти последние слова очень тихо и трагически. Я не знал, как остальные мальчишки поймут его рассказ (большинство были ясно растеряны и немного разочарованы), но я понимал, что Питер предназначал его мне. Но кем я был в этой истории: мамой маленького утенка – или тем, кому следовало вернуть утеночка ей до того, как с Чарли что-то случится? Я не был уверен.

Глаза Питера потемнели и налились кровью, но у меня плечо промокло от беззвучных слез Чарли.