Читать книгу Потерянный мальчишка. Подлинная история капитана Крюка - Кристина Генри - Страница 6

После этого странного перерыва мальчишки почувствовали себя бодрыми и захотели побегать, так что Питер решил, что нам стоит немедленно отправляться к пиратскому лагерю, хотя солнце уже садилось. Как обычно, мои возражения были отметены.

– Солнце еще какое-то время не сядет, – сказал Питер. – И вообще мальчишки уже ушли.

Так оно и было. Как только Питер дал разрешение идти, все мальчишки собрали припасы и свое оружие (следуя указаниям Кивка и Тумана, которые всегда были готовы покомандовать новенькими). А потом близнецы с криками и улюлюканьем бросились в лес, и большинство последовало за ними, хоть и не все скопом. Щеки у Дела были не такими бледными, как обычно, и я видел, что он все еще гордится тем, что победил Щипка за обедом.

Может, он и выживет. Может, не будет медленно умирать, кашляя кровью. Может быть.

Ушли все, кроме Щипка, который все еще валялся без чувств там, где я его оставил, а еще Питера, Чарли и меня. Чарли вцепился одной рукой в полу моей куртки, а большой палец второй руки так и держал во рту.

Питер посмотрел на малыша с отвращением – хотя после рассказанной им истории вряд ли можно было ожидать, что Чарли радостно побежит следом за остальными.

– Пойди и пни Щипка, – велел Питер Чарли. – Если он не встанет, ему придется оставаться здесь одному, пока мы будем грабить пиратов.

Чарли посмотрел на меня, что, как я заметил, страшно не понравилось Питеру. Он привык, чтобы его желания исполнялись безоговорочно.

– Я сам это сделаю, – сказал я.

Мне совершенно не хотелось, чтобы очнувшийся Щипок замахал руками и ударил Чарли – хоть я был почти уверен, что именно этого Питер и добивался.

– Я не стану за ним присматривать, пока ты это делаешь, – заявил Питер, как будто Чарли рядом не было.

– Ничего, – ответил я. – Идем со мной, Чарли.

Питер нахмурился: ему явно хотелось совсем не этого.

– Иди с остальными, – сказал я Питеру, и тот гневно нахмурился: я не только защитил Чарли от возможной опасности, но и только что отдал распоряжение Питеру, словно он был одним из остальных мальчишек.

Словно он был обычным.

А Питер совершенно не хотел быть обычным.

– Пока не пойду, – бросил мне Питер.

– Ну, как хочешь, – ответил я и повернулся, скрывая улыбку.

Чарли продолжал цепляться за мою одежду, но когда мы подошли к Щипку, он дернул меня за полу. Я посмотрел на него, а он замотал головой.

– Не хочешь подходить к Щипку ближе?

Чарли вытащил палец изо рта:

– Я его боюсь.

– Хочешь вернуться к Питеру?

Чарли опять помотал головой, но на этот раз никаких объяснений не дал. Я догадывался, что рассказанная Питером история с «привидениями» заставила его образ немного потускнеть.

– Тогда просто побудь здесь, ладно? Я просто подойду пнуть Щипка, и сразу к тебе вернусь.

Чарли замотал головой, и его голубые глаза расширились от страха и тех чувств, которые у него не получалось облечь в слова, но я видел, как там плавает история про потерявшегося утенка.

– Я обещаю вернуться, – сказал я. – Я просто не хочу, чтобы тебе досталось, если Щипок проснется злой, как медведь, понимаешь? И ты все это время будешь меня видеть.

Чарли прокрутил мои слова у себя в голове и, наконец, кивнул и отпустил мою куртку. Освободившейся рукой он вцепился в полу своей рубашки, а большой палец второй опять сунул в рот.

Питер стоял у костра, где мы его оставили – и, хмуря брови, наблюдал за нами.

Какие бы сложности, по мнению Питера, ни мог нам устроить Чарли, я считал, что это просто пустяк по сравнению с теми проблемами, которые обязательно устроит нам Щипок. Такой уж он был мальчишка – из тех, кто постоянно колотит других, отнимает у них еду и вообще нарушает спокойствие. Не то чтобы рядом с дюжиной с лишком мальчишек вообще было особо спокойно, однако их возня обычно была дружеской.

Я видел, с какими глазами Щипок кинулся на Дела за обедом. В них была поросячья подлость, жестокость, которой не должно быть места в нашем отряде мальчишек… По крайней мере, так считал я, хотя Питер явно был иного мнения, иначе он его не выбрал бы.

Значит, во время последнего набора Питер сделал сразу две ошибки: Чарли и Щипок. Я знал, что именно он рассчитывал получить, взяв Чарли: славную игрушечку, которой можно забавляться. Но мне было непонятно, что он хотел получить от Щипка.

Все это крутилось у меня в голове, когда я остановился над лежащим ничком мальчишкой, и потому я не стал делать того, что мог бы сделать с другими – не тряс его, не переворачивал, чтобы упавшее на лицо солнце заставило его открыть глаза. Нет, я сделал именно то, что Питер велел делать Чарли: я его пнул.

Я сильно пнул его в ребра, и если у него ни одна кость не треснула, то не потому, что я не старался.

Щипок с криком перевернулся и встал на колени. Лицо его было измазано грязью и золой из костра, глаза покраснели от попавших в них углей. Он не сразу понял, где находится, что случилось и что я здесь делаю. Когда он все-таки встал – с немалым трудом – то прижал ладонь к голове, словно она все еще гудела от моего прошлого удара.

Но это не помешало ему сжать кулаки в явном приглашении.

Утром мне не хотелось с ним драться, и потому я отправил его с Кивком и Туманом. А вот сейчас мне драться хотелось. Это желание копилось во мне весь день.

Сначала тот сон, упрямое требование Питера отправиться в набег, который, скорее всего, убьет половину мальчишек, потом нападки Щипка на Дела и эта трижды проклятая история про утенка, которую Питер рассказал, чтобы напугать Чарли до полусмерти. Я сдерживался, чтобы не тревожить малыша, таскавшегося за мной – но теперь Щипок предоставил мне шанс задать ему хорошую трепку, и я намерен был этим воспользоваться.

Это было не честно, на самом-то деле. Щипок был примерно одного со мной роста, а весил он больше, чем я, но он все еще не опомнился после прошлого раза. Мы были не на равных.

Мне было наплевать, на равных мы или нет. Мне просто надо было выбить из кого-нибудь дурь.

Так что Щипок поднял кулаки, а я улыбнулся. И когда я улыбнулся, он чуть опустил кулаки и спросил:

– Чего это ты улыбаешься?

И не успел он понять, чего я улыбаюсь, как нос у него был сломан.

А потом скула – я слышал, как она треснула, – а потом я ударил его ногой в живот, и он отшатнулся, выблевывая кишки.

Я бы не остановился. Я мог бы не остановиться. Красный туман растекся по моим жилам, и мне хотелось вывернуть ему веки и выдавить глаза. Мне хотелось завалить Щипка окончательно.

Но тут я услышал, как тихо ахнул Чарли, когда старший мальчишка изверг свою скудную еду. Оглянувшись, я увидел, что глаза у него стали громадными голубыми озерами на лице, белом, словно чаячье перо.

У меня на костяшках пальцев оставалась кровь с расквашенного носа Щипка, но я встал на колени, открыл Чарли объятия – и он бросился в них. Я почувствовал, как жесткая ярость отступает, но не исчезает: она никогда не исчезала полностью, а ждала, чтобы правильная подкормка вернула ее к жизни.

Щипок блеванул еще раз. Дышал он хрипло и неглубоко. Он начал было что-то говорить, но я его оборвал.

– К другим мальчишкам не лезь, понял? – сказал я. – Иначе получишь еще.

Щипок сощурил полные возмущения глаза:

– А тебе-то что? Ты вообще кем себя считаешь? Питер сам меня выбрал.

– Не думай, что это делает тебя каким-то особенным, – ответил я. Они все одинаковые. Все считают себя особенными, а на самом деле особенным был только я. Я был первым – и никому из них этого у меня не отнять. Я был первым, и лучшим, и последним, и был всегда. Питер мог обходиться без них – но не без меня. Без меня – нет. – Ты здесь, чтобы стать частью нашего отряда, а мы все тут заодно.

– Ты мне приказывать не будешь! – заявил Щипок.

– Тогда можешь убираться, – сказал я. – Иди и живи с пиратами. Посмотри, каково тебе там будет.

– Попробуй, заставь меня! – нахально ухмыльнулся Щипок. Лицо у него было заляпано кровью из носа, левая скула при разговоре отъезжала в сторону. Он должен был весь кипеть, чтобы огрызаться на меня при всем этом. – Посмотрю, как это у тебя получится, пока ты изображаешь из себя няньку.

Чарли был тут совершенно ни при чем, и я не собирался позволять этому новичку его втягивать.

– Я тебя одной рукой прибить могу, – сказал я, и дал Щипку увидеть это в моем взгляде.

– Правда можешь? – шепнул Чарли мне в ухо.

Я отрывисто кивнул, ожидая, что теперь Чарли будет меня бояться. А вместо этого он крепче обхватил меня за шею, будто теперь уверился, что я такой сильный, что смогу о нем заботиться, уберечь его от всего плохого. И это было именно так.

Щипок наблюдал за мной: его подлые глазенки перебегали с моего лица на голову Чарли, лежащую у меня на плече. Я видел, как он что-то придумывает – что мне совсем не понравилось бы.

И все это происходило, пока Питер смотрел и ждал у затухающих углей костра. Косые лучи солнца с каждой минутой становились все длиннее и длиннее. Мне не слишком-то хотелось отправляться следом за остальными в темноте.

– Не лезь к другим мальчишкам и делай, что тебе говорят, – сказал я Щипку. – Иначе пожалеешь.

С этим я отвернулся: он был из тех, кто выучивает урок только после хороших ударов, так что не было смысла стоять и обмениваться с ним словами до ночи.

– Ну что, теперь можем идти в набег? – спросил Питер нараспев, прыгая вокруг меня, словно малыш, выпрашивающий у отца конфетку. – Если мы не догоним остальных, без тебя их сожрут Многоглазы.

– Кивок и Туман о них позаботятся, – спокойно сказал я, хоть в душе и был с ним согласен. Кивок и Туман могли исполнять приказы, но частенько увлекались собственными делами и толком о других не заботились. – И потом все остановятся на ночевку в пещере, не доходя до полей.

– Ну, так идем! – воскликнул Питер и убежал в лес за остальными.

Щипок встал на ноги. Выглядел он отвратительно и пошатывался. Мне хотелось, чтобы по дороге он сорвался со скалы или забрел медведю в пасть, избавив меня от новых проблем, потому что он уставился на меня взглядом, обещавшим эти проблемы.

– Так ты идешь? – прикрикнул я на него.

Он не ответил мне, но пошел за Питером.

Чарли поднял голову, чтобы проводить старшего мальчишку взглядом.

– Может, он заблудится, – прошептал он с надеждой.

– Может и да, – согласился я, взъерошив ему волосы. – Тебе Щипок не нравится, да?

– Он хотел отнять у Дела еду, – ответил Чарли. Я поставил его на землю. Он тут же ухватился за мою куртку, и мы пошли к тропинке за остальными. – Он бы и мою съел, если бы ты не был рядом.

Он понял это инстинктивно – понял, что раз он маленький, всегда найдутся те, кто захочет использовать против него свой рост.

Щипок с Питером не сильно нас опередили, а мне не хотелось, чтобы мы шли вчетвером, словно дружная семейка.

– Хочешь, я тебе кое-что покажу, Чарли?

– Что? – спросил он.

– Короткий путь, – ответил я.

– Короткий путь куда?

– Я знаю, где они остановятся ночевать, – объяснил я. – Да и вообще, эти мальчишки не умеют вести себя тихо, когда они вместе. Мы их услышим раньше, чем увидим.

– И нам не надо будет идти со Щипком!

У Чарли глаза загорелись при мысли о коротком пути, о секрете, который будет только у нас с ним.

Такая вот была магия на этом острове: скалы, чтобы через них перелезать, деревья, чтобы на них карабкаться, русалочьи лагуны, чтобы в них плавать – и, да, пираты, чтобы с ними сражаться. Мне не хотелось вести туда мальчишек именно сегодня, но сражаться с пиратами было здорово – просто отличное развлечение. Весь остров был огромной площадкой для игр таких мальчишек, как мы: бегать по нему, устраивать захоронки, ходить, куда хочется и когда хочется – и никаких взрослых, которые бы нам мешали или заставляли их слушаться.

И Чарли – ему нужна была эта магия. Я был почти уверен, что мы забрали этого маленького утенка у мамы, которая его любила.

Питер был невысокого мнения о матерях: сам он спустя столь долгий срок своей не помнил, а у большинства мальчишек матери были из тех, которых хочется забыть.

Питер говорил, что у меня тоже была такая: что она меня ругала и била, но я ее не помнил. Я вообще мало что помнил из того, что было раньше – только какие-то проблески, а еще иногда песни, которые заставляли мое сердце ныть, а Питера – хмуриться.

Я знал, что парни остановятся на ночь в Медвежьей берлоге. Ее так назвали потому, что когда мы с Питером впервые туда зашли, то нашли кости громадного медведя. Питеру так понравился его скалящийся череп, что он закрепил его на стене, а под ним мы вырыли яму для костра, словно это был алтарь какого-то древнего бога. Когда огонь горел, то отсветы пламени странно плясали на черепе, так что казалось, будто он вот-вот оживет и сожрет нас всех.

Я подумал было о том, как эти пляшущие тени испугают Чарли, но тут же отогнал эту мысль. Я не могу уберечь его от страхов – только от реального вреда.

Мальчишки остановятся в Медвежьей берлоге, потому что это – хорошее убежище, и было далеко от полей Многоглазов.

Кивок и Туман, при всей их храбрости, боялись Многоглазов. И я не стал бы их за это стыдить, как и любой житель острова, у которого были хоть какие-то мозги. Даже Питер, которому нравилось дразниться и играть на чужих страхах, не стал бы тут насмешничать.

Парни не станут пытаться пересекать поля без Питера или меня, а уж ночью пытаться это сделать – вообще чистая дурь: просто нарываться на то, чтобы тебя съели.

Чарли вместе со мной сошел с тропы в темную лесную чащу. В стороне от главного пути, где солнце падало на открытую дорогу, было прохладнее. Здесь, под навесом из листвы, мошкара не зудела и не кусалась, а колеблющиеся тени приветливо встречали тех, кому хватало духу идти на разведку.

Мелкие пушистые существа сновали в подросте: кролики, полевки и маленькие лисички с крупными ушами и настороженными мордочками. Мне нравился мягкий перегной, влажный свежий запах папоротников, смешивавшийся с острой сладостью упавших плодов.

Деревья смыкались арками высоко над нашими головами, а длинные широкие листья свисали вниз, словно они стояли рука об руку, укрывая нас.

– Мне тут нравится, – сказал Чарли и, встав на коленки, запустил пальцы в землю.

Он засмеялся при виде нескольких толстых розовых червяков, которые слепо высунули головы на поверхность, раскачиваясь, словно вынюхивая нарушителя их спокойствия.

Достаточно было пересечь лес, чтобы мы оказались у скалистого склона, который вел в Медвежью берлогу. Тут тропа была узкая, но Чарли был маленький, а я поднимался сюда столько раз, что мог бы это сделать даже с закрытыми глазами.

Тут мы запросто опередили бы Питера и Щипка, если они придерживались тропы, потому что тропинка, по которой они шли, долго петляла и кружила по лесу прежде, чем привести к Медвежьей берлоге, где горы встречались с равниной.

А Щипок был к тому же не в себе, и душой и телом. Вспоминая, как его скула двигалась отдельно от челюсти, я молча улыбнулся.

Чарли бежал впереди меня, хихикая и вспугивая птиц из их гнезд в папоротниках, так что они разгневанно пищали на него. Впервые с его появления на острове я увидел его веселым и счастливым.

Когда наступила ночь и в лесу стало темно, он вернулся ко мне. Казалось, ему не страшно – просто он не совсем уверен, где идти.

В темноте вокруг нас двигались более крупные звери. Мы услышали тихий стук копыт и успели увидеть отблеск на белых рогах.

Позже мы услышали, как в нашу сторону пыхтит медведь: большой, широкий и пропахший своей недавней добычей. Медведи как правило мальчишек не трогали, но вонища от этого предупредила меня о его приближении, так что я решил не рисковать: подсадил Чарли на ветку дерева, и сам залез следом.

Мы дождались, чтобы медвежья тень прошла под ветками, на которых мы сидели, а потом его хрюкающая туша медленно удалилась.

– Он нас съел бы? – спросил Чарли.

Я был рад, что он говорил не испуганно, а просто с любопытством.

– Наверное, нет, – ответил я. – На этом острове у медведей есть еда получше тощих мальчишек, а этот уже попировал.

– Я почуял кровь, – сказал Чарли. – Наверное, он поел кроликов, как мы.

– Кролик для такого большого старого пыхтуна – на один укус, – засмеялся я. – Он завалил оленя, или лося, или, может, выудил несколько толстых тарпонов, которые живут в прудах и реках. Все это медведю нравится больше, чем мы, но медведи – это те, кто убивают, а раз они убивают, то разумнее избегать их зубов и когтей.

– А ты – тот, кто убивает? – спросил Чарли. – Кивок и Туман говорят, что да. Говорят, что ты больше всех пиратов убил.

– Я здесь давно живу, – сказал я. – А Питер живет здесь даже дольше.

Я беспокойно подвинулся под внимательным взглядом его ярких глазенок в лунном свете. Мы оба прекрасно знали, что я не ответил на его вопрос.

Я убил столько пиратов, что давно счет потерял – и занимался этим столько, сколько себя помню. Питеры ненавидели Питера, но меня они ненавидели даже сильнее, потому что я был их бичом – бичом, который выбивал их лучших и самых молодых товарищей. Ни один из старших пиратов не был настолько быстрым, чтобы сойтись со мной, так что убивать меня они посылали свою молодежь. Но ни один из молодых людей, пусть он уже и имел силу взрослого, не был таким быстрым, как двенадцатилетний паренек. А на моей стороне был еще и опыт, хоть по мне это и не было заметно.

Казалось бы, что после стольких лет проигрышей нам пираты должны были бы выбрать себе другой остров для стоянки, но они возвращались, сезон за сезоном. Когда-то давно я спросил у Питера, почему они упорно возвращаются.

– Потому что хотят узнать, почему мы не растем, дурачок, – ответил Питер и съездил меня по затылку. – Они думают, что у нас есть какое-то особое сокровище, из-за которого мы остаемся мальчишками, и хотят его заполучить.

Я хмуро на него посмотрел.

– Если они хотят его заполучить, почему никогда не уходят с берега рядом со своим кораблем?

– Надеются поймать нас во время налета, – объяснил Питер.

Я насмешливо фыркнул, а Питер мне улыбнулся… и когда он вот так улыбался, нас с ним словно было только двое – братьев навек.

Вопрос Чарли вернул меня обратно в лес и ночь: его голос и звучащий в нем страх.

– Я тоже должен буду убить пирата?

– Только если сам захочешь, – ответил я.

«Если от меня хоть что-то зависит – то нет».

– Я не умею драться, – признался Чарли.

– Ты не один такой, – сказал я, подумав об остальных новеньких – о тех, кто еще ни разу не брали в руки меч или кинжал. – Просто держись рядом со мной, и все будет в порядке.

Я спрыгнул с ветки и потянулся за ним – и, ставя на землю, я принял решение. Питеру оно не понравится, но я не собирался подпускать Чарли к пиратскому лагерю. Я решил устроить его на дереве или в пещере, как младенчика в люльке, и держать подальше от боя. Если мне повезет, Питер ничего не заметит.

«Только Питер всегда все замечает».

«Все когда-то случается в первый раз», – уговаривал я себя. Он может так увлечься налетом, что не станет следить за Чарли… хотя раз мальчуган почти всегда цепляется за меня, это маловероятно.

Молчание Чарли сказало мне, что он тревожится из-за пиратов, и вся радость от нашего лесного приключения ушла.

«Слишком мал, – подумал я уже в десятый раз за день. – Проклятье, он слишком мал для всего этого».

Мы вынырнули из леса прямо у начала тропы, ведущей наверх. Мальчишки в пещере разожгли огонь, и запахи горящего дерева и мяса позвали нас к ним за добрую милю до того, как мы добрались до скалы. И они очень шумели: орали, хохотали, прыгали.

– Им там весело, – сказал я, улыбнувшись Чарли.

Он посмотрел на ведущую вверх тропу, на пляшущие тени и дальше, в холодный бледный глаз луны. Похоже, он не считал, что там наверху очень весело – и он снова вцепился в мою куртку.

Я мягко разжал его пальцы.

– Тебе придется идти передо мной. Чтобы идти рядом, места слишком мало.

Он упрямо сжал пальцы снова и помотал головой:

– Не хочу.

Я почувствовал первые уколы нетерпения.

– Надо.

– Не хочу, – повторил Чарли.

Я решительно оторвал его руку от моей куртки и подтолкнул к тропинке.

– Надо. Мы не можем тут стоять и играться всю ночь.

Он выкрутился из моих рук, мотая головой и упрямо сжав губы.

– Нет.

Я не знал, дело ли тут в Питере, или в Щипке, или в том, что он испугался темноты, или тропинки в скалах. В эту минуту мне не было дела до причин: я просто хотел, чтобы он меня послушался. Я разозлился и дал ему это увидеть.

– Ты должен идти наверх. Если не пойдешь, я брошу тебя здесь.

Его лицо побледнело и выразило ужас. Наверное, если бы я его шлепнул, ему было бы не так больно.

– Утенок, – прошептал он. – А как же утенок?

– Чертов утенок не слушал никого, не делал, как ему говорили! – сказал я, и пошел вверх по тропинке, оставив Чарли стоять и смотреть мне вслед.

Питер был прав. Моя попытка заботиться о них ничего хорошего не давала. Я Чарли не мама, и нечего мне пытаться ею стать. Если этот глупый мальчишка упадет в крокодилий пруд, или будет съеден медведем, или забредет на поля Многоглазов, мне наплевать, потому что он – не моя проблема, и я за него не отвечаю.

Это Питеру захотелось забрать этого маленького гаденыша. Пусть он и присматривает за Чарли, пусть он…

Я шел все медленнее, а потом остановился. Я поднялся почти до половины склона, и громкие крики мальчишек в пещере раздавались чуть ли не у меня в ушах – так они шумели. Я оглянулся.

Чарли стоял у начала тропы, подняв лицо вверх в лунном свете, и из его глаз лились слезы.

Он казался застывшим – словно мышцы у него свело, – не мог идти следом, мог только ждать. Ждать, чтобы я вернулся.

Я вздохнул, и на выдохе из меня вышла вся злость. Питер выбирал мальчишек – да, это так. Но он о них не заботился. Он за ними не присматривал. Он не учил их, как найти самые хорошие грибы, как забросить удочку, чтобы поймать рыбу. Он брал их сражаться с пиратами, но не учил, как это надо делать, чтобы их не убили. Он не показывал, как снимать с оленя шкуру на одежду, не утешал, когда они плакали ночью, не хоронил, когда они умирали. Это делал я.

Питер умел показать самую короткую дорогу к русалочьей лагуне, составить команды для Битвы, прокрасться ночью в лагерь пиратов и украсть блестушки, которые прятал в дупле нашего дерева, словно сорока-переросток. Питер был для веселья, для игр, для приключений. А я – я помогал товарищам его игр выживать, даже когда они становились ему не нужны. Как Чарли.

Я спустился обратно – уверенно, несмотря на узкую тропинку с обваливающимся краем, который обещал болезненное падение, если не перелом.

Я не знал, простит ли меня Чарли, но при моем приближении он вдруг побежал и напрыгнул на меня. Я пошатнулся, но устоял и сказал:

– Эй, потише, а то оба упадем.

Но я говорил не сердито.

Чарли вжался лицом мне в шею и повторял снова и снова:

– Прости, Джейми. Прости. Я буду слушаться. Я буду хорошим. Прости. Только не бросай меня.

Жаль, что я не мог пообещать ему, что с ним ничего плохого не случится. Такие обещания давать нельзя было – ни на острове, ни в Другом Месте. С мальчишками всегда что-то случается. Они падают. Они разбивают друг другу носы. Они обзывают друг друга. Иногда их съедают крокодилы. Иногда их протыкают пираты.

Я не буду врать Чарли. Но я могу пообещать, что я его не брошу.