Читать книгу Путь. Чему нужно научиться у древних китайских философов - Кристина Гросс-Ло - Страница 7

Как вы отнесетесь к утверждению, что игра в прятки с четырехлетним ребенком может кардинально изменить все ваши отношения с людьми и миром? Понятно, что с недоверием. Но на самом деле, когда вы играете в эту игру – когда прячетесь в шкафу и выставляете в дверь ногу, чтобы малыш легче вас нашел, когда он заливается радостным смехом, обнаружив вас, и когда вы охотно повторяете все снова и снова, – вы не просто дурачитесь. Исполняя необычные для себя роли, вы с ребенком совершаете ритуал, создающий новую реальность.

Звучит парадоксально, ведь в нашем представлении ритуал – это жесткий свод правил и требований, напрочь лишенный гибкости и импровизации. Но одно из направлений классической мысли, у истоков которого стоит Конфуций, предлагает совершенно иное видение ритуала и его возможностей.

Конфуций, живший с 551 по 479 год до н. э., был первым великим философом Китая. Секрет его колоссального и долгосрочного влияния не в глобальности идей, а в их обманчивой простоте, в том, как они переворачивают с ног на голову все наши представления о самопознании и жизни в обществе.

Возьмем, к примеру, фразу из десятой главы «Лунь юя» – сборника бесед и суждений, составленного после смерти Конфуция его учениками:

«Если циновка была постлана неправильно, он не садился».

Или такую:

«Во время еды он не вступал в беседу»[1].

Не совсем то, чего вы ожидали? Простовато для одного из важнейших текстов в истории человечества?

Приведенные строки не являются чем-то исключительным. Подробным описаниям поступков и высказываний Конфуция в «Лунь юе» отводится видное место. Мы узнаём, насколько высоко Конфуций поднимает локти. Видим, как он разговаривает с разными людьми, входя в дом. В мельчайших деталях прослеживаем, как он ведет себя за ужином.

Казалось бы, какая уж тут философия? Кому-то захочется перелистнуть пару страниц, чтобы поскорее добраться до места, где Конфуций говорит что-нибудь действительно важное. Однако для того чтобы понять, почему «Лунь юй» причисляют к величайшим философским трудам, необходимо познакомиться с тем, как Конфуций держался за столом. Нужно знать, как проходили его будни. Эти повседневные детали важны, потому что, как мы вскоре убедимся, именно с их помощью мы можем измениться и стать лучше.

Прямо скажем, не самая распространенная позиция в философии. Практически в любом трактате или курсе лекций автор без лишних предисловий переходит к таким глобальным вопросам, как: обладаем ли мы свободой воли? В чем смысл жизни? Объективен ли опыт? Что есть мораль?

У Конфуция был противоположный подход. Вместо того чтобы начинать с глубоких философских проблем, он глубокомысленно задавал один, но фундаментальнейший вопрос:

Как проходит ваша повседневная жизнь?

Для Конфуция все начиналось с этого вопроса – о самом малом и непритязательном. Ответить на который, в отличие от неподъемных вселенских вопросов, способен любой из нас.

Разобщенный мир

Мы думаем, что люди традиционных культур верили в некий гармонический космос, который диктовал, как им жить, и раз и навсегда определял их социальные роли. По крайней мере, именно такое мнение о Китае сложилось у многих на Западе. Однако на самом деле китайские философы в большинстве своем смотрели на мир совершенно иначе – как на бесконечный ряд разобщенных, беспорядочных столкновений.

В основе этого мировоззрения лежит идея, что все грани человеческой жизни, включая бесконечные взаимодействия между людьми, управляются эмоциями. Вот что сказано в недавно обнаруженном тексте «Природа исходит из судьбы», датируемом четвертым веком до н. э.:

Энергия радости и гнева, энергия горя и печали – в этом и есть природа. Она проявляется через взаимодействие с другими вещами и людьми.

Все живое в мире имеет свою природу, иначе говоря, предрасположенность реагировать на внешние раздражители определенным образом. Подобно тому, как цветам свойственно поворачиваться за солнцем, а птицам и бабочкам – искать цветы, природа человека тоже определяет его склонности. Мы склонны эмоционально реагировать на других людей.

Мы даже не замечаем, с каким постоянством из нас выманивают эмоции. Наши чувства колеблются в зависимости от того, с чем мы сталкиваемся. При встрече с приятным мы получаем удовольствие; страшное нас пугает. Нездоровые отношения повергают в уныние, спор с коллегой злит, соперничество с другом возбуждает зависть. Мы отмечаем, что испытываем одни эмоции чаще других, и тогда наша реакция входит в привычку.

В этом и состоит жизнь: каждую секунду люди сталкиваются друг с другом, реагируют бесконечным количеством способов и мечутся между полюсами эмоций. Никому не уйти от этого, ни ребенку в песочнице, ни лидеру великой нации. Каждое событие обусловлено эмоциональными переживаниями. Получается, наша жизнь сродни броуновскому движению, когда люди постоянно натыкаются друг на друга и выдают пассивные реакции, а живем мы в разобщенном мире, где нас бросает от одного события к другому безо всякого смысла.

Впрочем, не все так безнадежно: в ходе этих бесконечных столкновений мы можем облагораживать свою реакцию и создавать очаги порядка. Авторы текста «Природа исходит из судьбы» призывают переходить из состояния, в котором наша эмоциональная реакция произвольна и бессистемна («цин»), к состоянию, когда мы способны реагировать культурно («и»):

Только тот, кто работает над собой, сумеет хорошо ответить… В начале [жизни] человек отвечает, как велят его чувства, в конце – как велят приличия.

Быть культурным не означает подавлять или контролировать эмоции, ведь способность испытывать их делает нас людьми. Это значит облагораживать чувства, привыкая реагировать на окружающих любезнее. Со временем такие привычки становятся частью нас. И вместо того чтобы выплескивать на собеседника непосредственную эмоциональную реакцию, мы общаемся с ним так, как привыкли. Научиться этому помогает ритуал.

Обычаи и ритуалы

У большинства из нас есть свои «ритуалы». Чашка ли это кофе по утрам, семейный ли ужин, романтические свидания по пятницам или катание малышей на закорках перед сном, мы считаем такие моменты важными, потому что они придают нашей жизни цельность и смысл и сближают с любимыми людьми.

Конфуций, пожалуй, согласился бы отнести их к потенциальным ритуалам. Однако ученикам он подробно объяснял, что следует считать ритуалами в полном смысле этого слова и почему они важны.

Возьмем простую ситуацию, которая повторяется у нас десятки раз в день:

– Привет! Как дела?

– Хорошо! А у тебя?

Мимолетный контакт, после которого каждый идет своей дорогой.

Или, допустим, коллега представляет вам новичка:

– Приятно познакомиться.

Вы пожимаете руки и дружелюбно болтаете о погоде или о каком-нибудь недавнем событии.

Или же в продуктовом магазине вам встречается близкий друг. Вы бросаете тележки и обнимаетесь.

– Как жизнь? Как дети?

В короткой, но оживленной беседе вы обмениваетесь новостями, обещаете как-нибудь выбраться попить кофе и расходитесь.

С разными людьми мы говорим по-разному. Приветствия, вопросы, интонация. Как правило, мы подбираем все это неосознанно. Наше поведение, построение фраз и даже лексика меняются в зависимости от того, кто перед нами: близкий друг, знакомый, человек, которого мы впервые видим, мама, тесть, босс, тренер или преподаватель музыки, который учит нашего ребенка играть на фортепиано. Мы подстраиваем манеру общения под конкретного собеседника, потому что в нашем обществе так принято. А поскольку мы целый день общаемся с разными людьми и попадаем в разные ситуации, то и модель нашего поведения непрерывно меняется.

Разумеется, ни для кого из философов не секрет, что в разных ситуациях мы общаемся по-разному и прибегаем к разным интонациям. Но немногие уделяют этому внимание в своей философской системе.

Один из них – Конфуций. Он полагает, что отправной точкой для философии следует считать те действия, которые мы повторяем чаще всего. Мы должны спросить себя, почему предпринимаем эти действия. Они не что иное, как обычаи, принятые в обществе условности. Однако если не все, то некоторые из них можно понимать как ритуал – этому понятию Конфуций дает новое, неожиданное толкование.

***

Привычка – вторая натура. Мы обрастаем привычками – уступаем дорогу прохожим, повязываем галстук перед собеседованием – и перестаем отдавать себе отчет в подобных мелочах.

Впрочем, даже неосознанные, они могут приносить пользу. Если у нас неважное настроение, то простое «привет», мимоходом брошенное знакомому, способно разорвать цепь негативных эмоций. Когда мы здороваемся с человеком, с которым не ладим, мы поворачиваемся к нему другой, более цивилизованной стороной и ненадолго вырываемся из порочного круга конфликта. В эти короткие мгновения наши отношения с окружающими становятся другими.

Однако зачастую соблюдение условностей становится механическим, и тогда они теряют способность перерастать в ритуал и менять нашу сущность. Бездумно повторяемые действия не помогают нам стать лучше.

Тот, кто хочет измениться, должен понимать, что новые грани открываются, когда мы делаем что-то по-новому. Трансформирующая сила ритуала – в конфуцианском понимании – заключается в том, что он позволяет нам на время преобразиться. Он порождает недолговечную альтернативную реальность, которую мы покидаем уже немного другими. Несколько коротких мгновений мы живем в мире «как будто».

Мир «как будто»

В Древнем Китае считали, что человек – это сумма противоречивых составляющих: разнонаправленных эмоций, бурных энергий и хаотичных сущностей, каждую из которых следует совершенствовать в течение жизни. Но в момент смерти самая опасная энергия человека – гнев и обида оттого, что он уходит, а его близкие остаются, – вырывается на свободу, чтобы потом преследовать живых. Таким образом, в представлении китайцев мир был населен духами покойников, завистливо взирающими на живых. Тем, кто оставался на земле, смерть близкого тоже не приносила ничего хорошего – повергала в глубокое уныние, вызывала растерянность и безотчетный гнев.

Чтобы противостоять этой неуправляемой отрицательной энергии, люди придумали ритуалы, в основе которых лежал культ предков. Смысл их состоял в том, чтобы превратить опасные привидения в благосклонных прародителей. Члены семьи собирались в храме, помещали в бронзовую ритуальную посуду мясо (как правило, свинину) и готовили его на открытом огне. Они призывали духов угощаться дымом, поднимавшимся от жирного мяса, надеясь умилостивить их, вернуть в семью и склонить к роли благожелательных покровителей, витающих над потомками.

Со временем эффект ритуала ослабевал, предки снова превращались в злых духов, и жертвоприношение нужно было повторять.

В «Лунь юе» Конфуция спрашивают о поклонении предкам. Он отвечает, что без этого ритуала никак нельзя обойтись, но участие в нем духов не имеет значения. «Мы приносим жертвы духам, – говорит он, – как будто они перед нами». Важно, чтобы мы сами серьезно относились к ритуалу: «Если я не участвую в жертвоприношении, то я как будто не приношу жертв»[2].

Но если мы не уверены в существовании духов, зачем приносить им жертвы?

Отношения с мертвыми могут складываться не менее трудно, чем с живыми. Если отец был суровым, черствым и вспыльчивым, то сыну, который при жизни отвечал ему враждебностью и непослушанием, становится еще больнее после его кончины, ведь смерть ставит точку в их истории, лишая всякой надежды на примирение. Правильно исполненный ритуал переносит нас из мира сложных человеческих отношений в другое – ритуальное – пространство, где отношения можно представить идеальными. В этом пространстве неприкаянные духи видятся добрыми покровителями, поэтому живые стараются быть достойными предков. Оставив гнев, зависть и обиду, они устанавливают с мертвыми гораздо лучшие отношения.

Для Конфуция ритуал важен тем, как он влияет на совершающих его людей. Спрашивать, меняет ли он что-то для покойных, означает упускать суть. Родственники приносят жертвы, потому что воображаемое общение с предками меняет их самих.

Ритуал помогал живым разобраться и с чувствами, которые они испытывали друг к другу. Смерть всегда перекраивает отношения тех, кто остается жить. Забытое соперничество двух сестер вспыхивает с новой силой; непутевый сын, к вящему недовольству семейства, становится его номинальным главой. Однако в рамках ритуала все они играют новые семейные роли так, будто никаких разногласий нет.

Эффект ритуала был тем сильнее, чем разительнее игра отличалась от реальности. Возьмем, к примеру, один из вариантов обряда, при котором поколения менялись местами. Внук изображал усопшего деда, а собственную роль передавал отцу. Каждому из потомков приходилось поставить себя на место того члена семьи, с которым у него в реальности возникало больше всего трений.

Это типичный мир «как будто»: участники никак не могут спутать ритуальные роли с реальными. И смысл вовсе не в том, чтобы отец научился быть сыном своего сына. Этот обряд помогает живым налаживать отношения с мертвыми и друг с другом.

Безусловно, любой обряд рано или поздно заканчивается. Родственники выходят за порог ритуального пространства и тут же с головой окунаются в сложную реальность. В отношениях снова наступает разлад: сестры вздорят, двоюродные братья ссорятся, отец и сын по-прежнему не находят общего языка.

Поэтому семьи возвращались к ритуалу снова и снова. Достигнутое согласие могло нарушаться, как только они покидали храм, но, благодаря многократному повторению ритуала и воссозданию более здоровых отношений, взаимопонимание между родственниками начинало проявляться и в повседневной жизни.

Ритуал не указывает, как вести себя в реальности. Его идеально упорядоченное пространство никогда не заменит несовершенного мира настоящих отношений. Ритуал работает, потому что роль каждого из участников отличается от той, которую он обычно исполняет. Этот «отрыв» от реальности является ключевым условием, позволяющим участникам начать работать над отношениями. Когда отец примеряет роль сына, это помогает ему понять своего ребенка и стать лучше.

В двадцать первом веке умиротворение духов и жертвоприношения могут показаться чем-то дремучим, однако своей ценности эти ритуалы не утратили. В нашем доме тоже есть привидения: родственник, который вечно раздражает; затаенная злоба, от которой никак не избавиться; прошлое, которое невозможно забыть.

Мы склонны подчинять свое поведение шаблонам и привычкам. Это могут быть социальные условности и обычаи, их мы соблюдаем не задумываясь, например, когда здороваемся или придерживаем кому-то дверь. Или смена поведения, которой мы даже не замечаем, – когда, например, начинаем «ныть», разговаривая с сестрой по телефону, или обиженно молчим вместо того, чтобы спокойно объяснить, что не так. Одни шаблоны полезны, другие не очень. Если человек «верен себе» и ведет себя соответственно, он попадает в ловушку старых привычек, никому ничего не прощает и отрезает себе пути к изменению.

Но мы уже знаем, как бороться с такими шаблонами.

К примеру, когда мы гостим у друга, нам легко подмечать особенности уклада, заведенного в его семье: как у него обнимаются, желая друг другу доброго утра, как по воскресеньям пекут на завтрак блинчики. Эти ритуалы привлекают наше внимание, потому что для нас они внове. Поэтому, приобщаясь к ним в качестве стороннего наблюдателя или даже участника, мы делаем это осознанно, а не механически, как дома.

Путешествия выбивают нас из привычной колеи, позволяя открывать в себе новые грани, и домой мы возвращаемся уже немножко другими людьми.

Почему же тогда мы не занимаемся ритуалами постоянно? Возможно, потому что намеренное насыщение ими «реальной» жизни кажется нам неестественным.

Однако моменты «как будто» могут послужить отправной точкой колоссальных сдвигов.

Вернемся к тому, с чего начинали главу, – к игре в прятки с четырехлетним ребенком. Как она укрепляет отношения? Эта игра как раз и представляет собой ритуал «как будто». Она позволяет меняться местами: малыш, обычно такой беспомощный, оказывается в роли сильного и доказывает свое превосходство тем, что находит взрослого. Взрослый же изображает несмышленыша, который не умеет даже толком спрятаться. Разумеется, ребенок знает: взрослый знает, что его видят. Однако ритуальный сценарий требует, чтобы малыш перехитрил взрослого.

Такой обмен ролями нарушает привычный уклад. Малышу он дарит ощущение состоятельности, которое он будет помнить и после окончания игры. А непогрешимый (по крайней мере, в глазах ребенка) взрослый может почувствовать себя слабым и уязвимым. Игра не делает его глупее. Напротив, помогает ему шлифовать тонкие грани своей личности, которые могут пригодиться в других ситуациях: восприимчивость, чуткость, умение легко относиться к жизни и не цепляться за власть.

Главное, чтобы участники понимали, что это игра, что они перешли в альтернативную реальность, где можно воображать себя кем угодно. Если у них получится, то такие моменты, как игра в прятки, не только помогут им построить более теплые и уважительные отношения, но и повлияют на то, какими людьми они станут в будущем. Многократно повторяемые ритуалы разовьют в них качества, которые в конечном итоге улучшат их отношения с окружающими.

Ритуалы «как будто»

Почему мы говорим «пожалуйста» и «спасибо»?

Три века назад структура европейского общества и общественные отношения все еще полностью определялись наследственной иерархией. Если крестьянин говорил с помещиком, он употреблял одни учтивые выражения, а если аристократ снисходил до разговора с крестьянином, то использовал совсем иную лексику.

Когда в больших городах начала развиваться рыночная торговля, представителям разных классов открылись новые пути взаимодействия. Выработались ритуалы, при помощи которых покупатели и продавцы могли вести себя как равные, хотя на самом деле таковыми не являлись. Обмен вежливыми «спасибо» и «пожалуйста» создавал для участников общения пространство, где они могли ощутить некое подобие равенства.

Мы тоже совершаем этот ритуал «как будто». Представьте, что вы сидите за обеденным столом, и ваш сын (или племянник, или внук) требует: «Дай мне соль». Если ребенок маленький, вы решаете, что он еще не научился хорошим манерам, и отвечаете: «Ладно, только что надо сказать еще?..» Или: «А волшебное слово?» Возможно, он ответит не сразу, и тогда вы будете настаивать: «Что еще надо сказать?..» И так до тех пор, пока ребенок не скажет: «Пожалуйста, дай мне соль». Вы передадите ему соль, но не оставите его в покое, пока он не произнесет «спасибо».

Зачем мы так делаем? Ведь ребенок ясно дает понять, что эта шарада кажется ему нелепой. Но для него это возможность поучаствовать в ритуале, в котором он как будто обращается к равному себе человеку. Вы делаете это не для того, чтобы запрограммировать ребенка на определенную модель поведения; вы помогаете ему понять, что значит попросить о помощи такого же человека, как он сам, и что значит выразить благодарность за помощь.

Если он просто зазубрит вежливые слова, этого будет недостаточно. Конечно, приспосабливаясь к жизни в обществе, ребенок вначале механически повторяет за взрослыми. Но со временем он начинает понимать смысл того, что делает, и ориентироваться по ситуации. Видя, как люди реагируют на его «пожалуйста» и «спасибо», он определяет, когда этих слов достаточно, а когда лучше работают другие фразы либо смена интонации или выражения лица.

На самом деле дети интуитивно понимают ритуал гораздо лучше большинства взрослых. Они знают, что его ценность в том, что он ненастоящий. Сродни детской игре. Представьте, скажем, что ребенок изображает полицейского, охраняющего магазин, а остальные превращаются в банду грабителей. Все размахивают пистолетами, прячутся за подушками и стреляют. Дети, в отличие от некоторых взрослых, не считают подобные перестрелки насилием. Для них это «войнушка» – игра, вынесенная за рамки действительности. Они прекрасно понимают, что воюют не по-настоящему, и возвращаются к этой игре, потому что в ней можно преодолевать ограничения обычной жизни и развивать в себе новые качества: бороться со страхами и тревогами или примерять на себя роль спасителя и героя, – и все это в безопасном придуманном мире.

Если родители рассказывали нам в детстве о Санта-Клаусе, это тоже был ритуал «как будто». Мы всей семьей участвовали в реальности, где Санта с огромным мешком игрушек за плечами спускается в комнату по дымоходу. В последние недели перед Рождеством дети пишут послания, составляют списки и стараются показать себя с лучшей стороны. В сочельник они ставят под елку стакан молока и тарелку печенья. Взрослые и дети постарше прилагают все силы, чтобы эта сказка для малышей не кончалась и в доме царила атмосфера радости. Не так уж важно, существует Санта или нет. Важно, что родные меняют свое поведение к лучшему и семья становится крепче.

В детстве мы все подолгу жили в мирах «как будто», но потом мало-помалу оставляли их, взрослея и проникаясь уверенностью, что нужно быть верными себе. Однако ритуальные пространства у нас все-таки есть. Тот же кабинет психотерапевта, где люди в течение оговоренного промежутка времени рассказывают о своих проблемах. Хотя многие полагают, что эти сеансы полезны, потому что на них мы шаг за шагом добираемся до своего истинного «я», с конфуцианской точки зрения гораздо важнее тот факт, что мы, по сути, устанавливаем ритуальное пространство, где можно играть роли «как будто», невозможные для нас во внешнем мире. Терапия помогает освобождаться от шаблонов, управляющих нашей жизнью, и, благодаря общению врача с пациентом, позволяет вырабатывать новые пути взаимодействия с окружающими.

Однако за порогом кабинета мы неизбежно попадаем в старую колею, и на следующей неделе визит приходится повторять. Бывает, мы годами работаем с психотерапевтом, пробуя с его помощью выходить за привычные рамки. За счет этих повторений мы потихоньку протаптываем новые пути взаимодействия и в конечном итоге становимся другими, гораздо лучшими людьми.

Мы ценим правду, но в личных отношениях на каждом шагу прибегаем ко лжи во спасение, создавая альтернативную реальность. «Ты лучше всех», «Беспокоиться не о чем», «Ты непревзойденно готовишь». Одной из самых популярных в этом ряду является фраза: «Я тебя люблю». Пары, у которых заведено ее повторять, вряд ли ощущают себя по уши влюбленными 24 часа в сутки. Почти наверняка у каждого из них время от времени накапливается целый ворох сложных чувств по отношению к партнеру. Однако их отношения только выигрывают от подобных ритуалов, позволяющих уходить от реальности в воображаемое пространство, где они каждую секунду любят друг друга всей душей. В момент, когда они выражают любовь через ритуал «как будто», они любят по-настоящему.

Вспомним десятую главу «Лунь юя», посвященную будням Конфуция. Мыслитель поправлял циновку не просто из любви к порядку. Он понимал, что незначительные, на первый взгляд, мелочи, вроде опрятности места, где вместе с ним будут сидеть люди, складываются в определенную атмосферу, влияние которой трудно переоценить. Современным эквивалентом ритуалу с циновкой может служить наше поведение за ужином. Накрывая на стол, раскладывая салфетки или даже зажигая свечи, мы уходим от рутины и открываем альтернативную действительность для себя и тех, кто рядом с нами. Даже если день выдался тяжелым и в семье были нелады, нет нужды объявлять: «А теперь давайте перестанем ссориться и отдохнем». Ритуал ужина сам по себе подразумевает паузу, позволяющую всем перейти в другой режим.

Однако моменты, когда мы по-конфуциански участвуем в ритуалах, редкость. Стремясь к пресловутой честности, мы позволяем себе действовать «как будто» только в виде исключения. Нам кажется, что это притворство, детские игры. Но Конфуций мог бы резонно указать нам на нашу непоследовательность. Мы не принимаем ритуалов, из-за того что они указывают, как нам себя вести, и при этом бездумно следуем огромному количеству общественных норм и условностей. Не умея оценить силы ритуалов, мы все равно их выполняем – только механически, как роботы.

Есть люди, которые осознают, насколько это опасно. В нескольких университетских городках модераторы таких проектов, как Ask Big Questions, учат студентов настраиваться на создание доверительной атмосферы и формулировать мысли так, чтобы острые дебаты (например, о том, как добиться мира на Ближнем Востоке) не скатывались до уровня «кто кого перекричит». Фактически студенты овладевают ритуалом беседы, сколь бы деланым и искусственным он ни казался: как задавать вопросы, как вовремя остановиться и послушать и как строить свою речь, чтобы она открывала пути к сотрудничеству и прогрессу, а не загоняла собеседника в глухую оборону. Студентам дают инструменты для построения мира «как будто», где они могут отходить от шаблонов (например, не высказывать радикальные эмоциональные мнения), вести себя цивилизованно и лучше ладить друг с другом.

Что, если и нам попытаться преодолеть механическую стадию, на которой застряли столь многие из нас? Подобно ребенку, который учится говорить «спасибо» и «пожалуйста», подобно студентам, которые осваивают новую манеру поведения, чтобы не оставаться глухими к незаурядным идеям, мы бы поняли ценность альтернативных реальностей, ощутили бы разность потенциалов между действительностью и созданными нами очагами порядка. Мы бы приучали себя изо дня в день совершенствовать пути взаимодействия с окружающими.

Подобное толкование ритуала и преображения в целом может показаться непривычным. Ведь мы привыкли называть ритуалами церемонии – такие, как крещение, свадьба, выпускной вечер, – которые переводят нас из одного статуса (грешное создание, холостяк, студент) в другой (верующий человек, муж, выпускник). Есть «до», есть «после», и есть обряд, знаменующий перемену.

Конфуций понимает преображение совсем иначе. Он предлагает сосредоточиться не на кардинальных жизненных переломах, а на мелких повторяющихся событиях. Подобно фразе «я тебя люблю», эти моменты «как будто» наполняют наш день точками соприкосновения с окружающими, вызывая вначале незаметные, но в конечном итоге не менее грандиозные сдвиги.

Гибкое «я»

Для того чтобы ритуалы «как будто» могли нас преобразить, мы должны отказаться от концепции истинного «я».

Будь искренним. Будь настоящим. Будь собой. Эти слоганы нового времени побуждают обращать взор внутрь себя. Мы пытаемся докопаться до своей сути и принять ее.

Проблема в том, что, заглядывая в себя, мы видим всего лишь стоп-кадр, ограниченный временем и пространством. Мы читаем книги из разряда «Помоги себе сам», медитируем, ведем дневник, а потом ставим себе диагноз и вешаем ярлык: Я свободолюбивый. Я вспыльчивая. Я мечтатель. У меня боязнь близких отношений. В детстве я слишком часто переезжала с места на место, и теперь у меня трудности в общении с новыми людьми. Моя личная жизнь не складывается из-за сложных отношений с отцом. Принимая эти стереотипы, мы позволяем им укореняться. Причем навешивание ярлыков начинается с пеленок: этот малыш послушный, а тот с характером. Такие бирки предопределяют наше поведение и решения и становятся самоисполняющимся пророчеством. Как следствие, многие из нас в один прекрасный день обнаруживают, что застряли в узком определении своего «я».

То, что на Западе называют истинным «я», фактически представляет собой совокупность накопленных нами стереотипных реакций на людей и окружающий мир. Например, вы можете сказать: «Я быстро выхожу из себя, потому что у меня вспыльчивый характер». Но гораздо более вероятно, что вы стали раздражительным из-за того, как в течение многих лет складывалось ваше общение с людьми. И это вовсе не значит, что раздражительность у вас в крови. Оставаясь «верными себе», вы просто закрепляете разрушительные эмоциональные шаблоны.

Вспомните, о чем говорится в трактате «Природа исходит из судьбы»: не только наш мир, но и мы сами состоим из множества отдельных элементов. Вместо того чтобы представлять себя единой и неделимой сущностью, которую следует познавать путем самоанализа, мы можем думать о себе как о сложном сочетании эмоций, наклонностей, желаний и черт, зачастую влекущих нас в диаметрально противоположные стороны. В этом случае мы становимся гибкими, избегая опасности «застыть» в одном из моментов своего развития.

Конфуцианский подход состоит в том, чтобы выявлять стереотипы и прилагать усилия к их преодолению. Если вы будете освобождаться от шаблонов – скажем, подавлять зевок, который вызывают у вас отцовские политические тирады (хотя они вас действительно раздражают); или встречать на пороге жену, пришедшую с работы (хотя вам тяжело оторваться от монитора), – это позволит вам развивать в себе новые качества. Со временем, вместо того чтобы идти на поводу у примитивных эмоциональных позывов, вы усвоите более конструктивные способы взаимодействия с миром. Шаг за шагом вы будете развивать в себе качества, о наличии которых даже не подозревали, и с каждым днем становиться лучше.

***

Преодоление стереотипов помогает нам понять, что другие люди тоже гибкие. Допустим, у вас натянутые отношения с матерью. Она не одобряет ваших решений и отпускает обидные замечания, призванные, по всей видимости, внушить вам чувство вины. Дошло до того, что вам неприятна сама мысль о встрече с ней и вы вообще ее избегаете. Вы знаете, что с ней будет бесконечно повторяться один и тот же разговор, и у вас опускаются руки.

В большинстве подобных случаев проблема не в том, что у вас несовместимые характеры, и не в том, что матери нравится делать из вас виноватого. Просто ваше общение пошло по накатанной колее: она – сварливая мать, вы – нерадивый отпрыск. Ни вам, ни ей это не нравится, но других вариантов вы не видите.

Выход в том, чтобы признать, что вы, во-первых, попали в заколдованный круг, а во-вторых, способны его разорвать. Помните, что ваша мама не является чем-то статичным и неизменным. Она сложная, многогранная личность. Подумайте, какими словами или поступками можно открыть в ней новые стороны, и потом ведите себя так, словно только их и замечаете. Кроме склонности пилить и поучать, у нее также есть потребность заботиться о своем ребенке или по меньшей мере чувствовать, что она о нем заботится. Какими словами или интонациями можно достучаться до ее заботливой грани? Если вы их найдете, то поможете ей войти в новую роль – роль отзывчивой матери, которая поддерживает своего сына.

Возможно, вашей первой реакцией будет возмущение: «Это же притворство! Подавление подлинных чувств! Менять свое поведение только ради того, чтобы открыть в личности матери новую грань? Быть великодушным с человеком, который не вызывает ничего, кроме раздражения?» Однако в основе вашего протеста лежит ошибочное представление о том, что человек должен быть верен своей «сути». Мы постоянно меняемся. Вопрос лишь в том, ведем ли мы себя в соответствии с образом, на котором застопорились в данный момент, или действуем так, чтобы нам открывались мириады новых возможностей.

Поиски подлинного «я» бессмысленны – его нет ни в нас, ни в других. Психолог и философ Уильям Джеймс (1842–1910) однажды высказал такую на удивление конфуцианскую мысль: «У человека столько социальных личностей, сколько индивидов признают в нем личность и имеют о ней представление». Каждый из нас совмещает множество ролей, зачастую противоречащих друг другу, и нет единого образа, опираясь на который мы могли бы их координировать. Научить нас этому способна только практика ритуала.

Собственные поведенческие шаблоны и привычки – а вовсе не ритуалы – предопределяют нашу жизнь и мешают заботиться о других. Однако, наполняя жизнь ритуалами «как будто», мы обретаем способность проявлять доброту к тем, кто рядом с нами. Этот главнейший принцип называется «жэнь», или человеколюбие.

Значение человеколюбия

Ученики часто спрашивали Конфуция о человеколюбии. И всякий раз он отвечал по-разному, в зависимости от того, кто и в какой ситуации задавал вопрос. Причина в том, что конфуцианское человеколюбие не поддается абстрактному определению. Это умение общаться с людьми; это восприимчивость, позволяющая настраивать свое поведение так, чтобы делать добро окружающим и побуждать их к развитию своих позитивных качеств.

Все, что мы делаем, либо приумножает человеколюбие, либо умаляет его. Вероятно, вы обращали внимание, как меняется атмосфера в комнате, как только туда кто-нибудь врывается. А что по вас скользнул хмурый взгляд прохожего, могли и не заметить. Однако этот мимолетный взгляд способен исподволь повлиять на ваше настроение и запустить целый каскад реакций: к концу дня вы будете уже далеко не единственным, кого он изменил. Через вас в сферу его действия попадут другие люди.

Чтобы понять, насколько велико наше влияние на окружающих, попробуйте немного отклониться от своей обычной линии поведения. Проверьте, что будет, если вы смерите гневным взглядом лучшую подругу, жизнерадостно бросите «привет» немногословному руководителю своей компании в лифте или поставите рюкзак на только что освободившееся место в метро в час пик. А потом проведите другой эксперимент: откройте перед незнакомцем дверь, отправьте СМС подруге, у которой не ладится личная жизнь, помогите бабушке перейти скользкое место на тротуаре. Обратите внимание, как эти поступки повлияют на вас и на тех, кто рядом с вами.