Читать книгу Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам, ч. 3–5 - Кристина Ива - Страница 17

Старый пес поднимался по узкому коридору в логово Кукольника. Железные ноготки лап бренчали по полу. Под состарившейся золотой шерстью виднелся черный узор – сплошная линия заворачивалась в бесконечные круги. «Бенджамин Финч, Бенджамин Финч, третий ребенок, сын сапожника и портнихи», – повторял пес угрюмо и вдруг заметил идущего рядом с собой юношу – парень не сводил холодных голубых глаз с ретривера. Кукольник созвала всех охотников к мастерской. «По-видимому, – решил Финч, – ей нужно сердце, раз мы ей так понадобились. Но что за юноша? Он тоже охотник? Был бы я моложе, без проблем распознал человека, но сейчас я не уверен».

Дом влиял на Финча, и пес это чувствовал. Он уже не помнил, сколько лет находился здесь и сколько из них был охотником, но одно Финч знал точно – ты быстро станешь частью этого места, если не будешь контактировать с людьми. Он видел это из года в год. Время в царстве неслось слишком быстро, оттого казалось, что прошло пару дней, но проходили месяца и, наверное, десятилетия. Сначала из детей делали человеко- или животноподобных кукол. Если они бродили по дому бесцельно или вступали в группку (например, любителей чтения), со временем начинали забывать обо всем, жили только своим маленьким делом и постепенно становились частью дома. Кукольник это тоже ощущала. Сначала фарфоровую танцовщицу она прикручивала к подиуму – пусть крутится, пока мелодия играет. Затем хозяйка уменьшала свою игрушку. Потом госпоже надоедало и это, и кукла становилась настольным светильником. В нем уже не оставалось личности, только темный отпечаток дома. Если же хозяйка забрасывала куклу на долгие годы, ее подданный всё равно терял душу и превращался в куда более мерзкое создание, в чудовище. Оно хотело теперь лишь одного – поглотить как можно больше душ.

Царство напоминало собой ненасытную черную дыру, которая жадно пытается захватить и обезличить всех, до кого дотянется. При этом само не может существовать без людей. Финч не знал, когда родился дом, когда в нем появилась Кукольник и была ли она первой хозяйкой, но понимал, что это место без нее не проживет. Кукольник являлась сердцем дома, ей подчинялись все – внимали ее зову в своей голове, хотя это был скорее голос дома: «Ты должен забыть себя. Должен завлечь к нам новую жертву». «Ведь не только люди обладают душой, – рассуждал Финч. – У вещей тоже есть некая память, энергетика. И этот дом – сосредоточение этой силы, а она – тьма. И с этой тьмой я борюсь уже много лет. Она зовет меня в себя, но я не должен подчиняться. Я должен слушать свой голос, иначе стану ее частью. Я – Бенджамин Финч, Бенджамин Финч».

Внезапно пес понял, что юноша смотрит на него с презрением. «Я, кажется, говорил это вслух, – испугался Финч. – Но что именно я сказал? Наверное, поэтому меня из подставного ребенка сделали зверем. Я уже не похож на человека. Я выдаю свои мысли… Но что значит выражение лица этого парня?» Раньше Финчу удавалось легко распознавать мимику. Он определял ложь, точно понимал, где кукла, а где человек. Теперь стал слепнуть. Не в буквальном смысле. Он видел парня, его взгляд, стражу от начала коридора до его конца, но для Финча это уже больше ничего не значило. Он не мог осознать происходящее. Со временем такое случалось со всеми куклами. И это плохо: Финч становился частью дома. Но как понимать этот презрительный взгляд? «Попытайся думать, как человек, – твердил себе Финч. – Этот юноша – кукла, похожая на ребенка, или живой мальчик? Как я раньше определял? Я задавал три вопроса. Но какие? Черт возьми, не могу вспомнить… Надо воспользоваться причинно-следственной связью. Что он здесь делает? Если он, охотник, то идет к Кукольнику. Но я не помню такого охотника. Если он человек и направляется к хозяйке, то он… очень смелый. Это пригодится».

– Меня зовут Бенджамин Финч, – сказал пес. Парень вздрогнул – не ожидал, что это звериное чучело, к которому он прибился, заговорит.

– Анджелос Люций, – после короткой паузы представился юноша. Кажется, пес не различал волнения собеседника, так что принц стал чувствовать себя немного уверенней.

– А кем ты являешься?

– Работаю на Кукольника.

Финч задумался, как бы ответил в этом случае подданный царства, а как человек, но не мог понять. Спросить, чем именно занимается Анджелос, ему не пришло в голову. Внезапно парень взволнованно прибавил шаг – он увидел Балерину, которая побежала за Джудо вперед, но вернулась без ребенка. Рядом с ней шла маленькая игрушечная обезьянка с двумя тарелками в руках и застывшей улыбкой ужаса на лице. Анджелос приблизился к Балерине.

– Прости, – прошептала Корнелия, – мы опоздали.

Анджелос побледнел, у него подкосились ноги. Джудо хотел было подойти к юноше, но принц попятился. Зубы его сжались, а перед глазами всё поплыло от злости.

– Они сделали из тебя игрушку! – вскричал он.

Стража пошевелилась, Финч зарычал. Анджелос тут же успокоил себя глубоким дыханием. Запах гнева исчез. И стражи забыли об этой мимолетной вспышке, но Финч всё понял. «Он человек! Это хорошо. Надо сдать его Кукольнику. Пусть станет частью дома», – кричало всё его существо, но голос разума не соглашался: «Подожди, Финч. Ты снова поддаешься этому зову. Не надо. Проследи за пареньком. Вдруг он окажется тем самым избранным».

Анджелос взял себя в руки и повернул назад. «Стой, куда? Я же не могу идти за тобой! Мне надо к Кукольнику», – в испуге подумал Финч.

– Стой, куда? – зарычал он на Анджелоса. Юноша замер. – Ты же собирался к хозяйке. – Финч подошел к парню.

– Я… – прошептал Анджелос. – Мне уже не надо. Я всё выяснил.

Слова парня поставили Финча в тупик. Пес разозлился сам на себя: «Ну почему я не могу ему ответить? Оставайся человеком! Оставайся человеком! Бенджамин Финч! Бенджамин Финч! Так… Как же заставить его пойти со мной?»

– Но Кукольник желала личной аудиенции, – сказал Финч, а затем схватил Анджелоса за рубашку. Юноша в гневе выдернул ее из зубов пса. Вмешалась Балерина.

– Она желал моей личной аудиенции. А ребята – просто провожатые.

– А ты не врешь? – спросил Финч, когда троица собиралась уходить. – Я тебя знаю, Балерина. Всегда пытаешься помочь людям.

– Вот по этому поводу ее и вызывали, – ответил Анджелос. – Кукольник ее ругала и сказала: «Больше не попадайся на мои глаза!» Поэтому нам надо скорее идти.

Троица скрылась в петляющем коридоре, а старый пес побрел к хозяйке. Всегда найдется сочувствующая людям кукла, особенно если она недавно в доме. Сам Финч когда-то был таким же, но быстро понял, что бесполезно оставаться на стороне проигравших. Он стал шпионом Кукольника, притворялся живым и докладывать хозяйке, где ставить ловушки и какого ребенка выбрать. Но это было давным-давно. Теперь он подрастерял чутье, зато стал лучше чуять людские пороки. Ему нравилось это поначалу – ощущать запах прогнивающей души. Но Финч стал терять себя. Он знал, он был уверен, что и эта Балерина слышит голос дома и когда-нибудь отзовется на него.

Финч зашел в зал. Там собрались почти все охотники. Дети, собачки, плюшевые мишки и зайки – они нарочно выглядели мило, чтобы втираться в доверие. Не углядел Финч разве что Софию. «И где пропадает эта гадюка!» – чуть не взвыл пес. София была одной из молодых охотников, оттого самой полезной. Она приносила хозяйке то лучшие глазки, то ручки. Это бесило Финча. Он уже давно не справлялся с работой. Кукольник даже сказала, что сделает из него собаку-сторожилу у входа. На этот раз надо поймать ребенка! Это последний шанс старого пса.

Собрание проходило в библиотеке. Но Кукольник еще не подошла. Она работала у себя в мастерской за зеркалом. Очередной порыв к творчеству! Финч, как и другие куклы, видел, чем занимается хозяйка через стекло. Она сидела на полу, скрестив ноги, и шлифовала слой за слоем искусственную кожу, которую собиралась нацепить на детский скелетик. Глаза царицы, прежде слепые, теперь пылали ядовито-розовым, руки ее быстро и аккуратно двигали скальпелем, широкие красные рукава трепетали. Тут в комнате зазвенели часы. Кукольник повернула голову в их сторону, в глазах ее снова опустело. Когда-то Финч подметил, что хозяйка оживала только во время работы. Теперь он не видел разницы. Кукольник встала и скрылась из зоны видимости старого пса, но он знал, что царица делает. Время от времени она доставала из тайника лампу и призывала джинна. Он, худой и прозрачный, являлся к ней с темно-синей шкатулкой в руках. Хозяйка открывала крышку (внутри коробки лежал белый рог), растирала его в пыль и сыпала эту пыль в лампу с джинном.

Зеркало закрутилось вокруг железного стержня, и в зал вошла Кукольник. Стеклянные глаза ее глядели на охотников.

– В этом году вы ищете для меня сердце, – объявила она и вновь скрылась в мастерской.

Финч не на шутку перепугался. Всегда тяжело выбирать сердце. С глазами всё проще – находишь ребенка, который с удивлением смотрит на мир. Но сердце… Какое считать лучшим? Самое храброе? Может, самое чистое? Доброе? Или же любящее? И какое из них дольше протянет? Охотники так и не пришли к единому мнению. Да и проверка на практике ничего не дала. То ли Кукольник слишком приросла к дому, то ли дети пошли не те, но новые органы быстро приходили в негодность. Вот уже и глаза ослепли, а хозяйка меняла их недавно.

«Но сердце. Сердце… – задумался Финч. – Подойдет ли сердце Анджелоса для Кукольника? Он точно храбрец, но я чуял его грех. Надо проследить за парнем… Скорее!»

И Финч, бормоча себе под нос, пошел искать Анджелоса. В коридоре парнишки уже не оказалось, в столовой тоже, но пес услышал разговоры в прихожей.

– … А если постучать с внешней стороны двери, а? Как думаешь, джинн пойдет открывать?

– Да, так делали некоторые дети… Но, Анджелос, я не понимаю зачем…

– Как это зачем? Это наш шанс выбраться отсюда!

«Я снова тебя чую!» – обрадовался охотник, крадясь к своей добыче. Балерина и Анджелос спорили у входной двери. Внутри юноша кипел от ярости и скрывал это, но нотки агрессии проскальзывали в его словах, взгляде. Финч чуял их сладкий аромат и сходил с ума. «Давай же, давай! Разозлись! – думал пес. – Я вцеплюсь в твою ногу, прокушу ее до крови и притащу тебя к моей хозяйке».

– Дай договорить, – сказала Корнелия. – Многие делали то же самое. И джинн действительно открывал перед ними дверь, и они убегали. Но куда бы дети ни шли, возвращались к дому или замерзали насмерть. Царство Кукольника проклято…

– А если не замерзали? – перебил ее Анджелос, сверкая глазами. – Если просто сбегали?

– Я сомневаюсь в этом.

– А я сомневаюсь в тебе! – вскрикнул Анджелос, и Финч приглушенно зарычал – почти как замурлыкал.

«Нельзя торопиться. Если ты сейчас на него нападешь и отнесешь к царице, она сделает из него куклу. А ты хотел найти для хозяйки сердце. Еще не время».

– Корнелия, прости, конечно, но ты одна из них, – сказал Анджелос уже спокойно, затем посмотрел на Джуно. – Малыш, к тебе это не относится. Но ей я не верю. Всё, что говорят куклы, надо проверять.

– В этом есть доля смысла. Но, честно говоря, твои слова меня обижают. И если бы ты так относился только ко мне… Нельзя же всем не доверять!

– Я предпочитаю считать, что человек задумал что-то плохое, пока он не докажет обратное. Как правило, не доказывают.

– А я предпочитаю верить людям.

– И помогло это тебе?

Корнелия заглянула Анджелосу в глаза.

– Я, конечно, многое на своем веку повидала…. – Парень понял, что сейчас ему устроят разнос. – И дети ко мне по-разному относились, но, – она сделала паузу, – я всегда буду на стороне людей. Без вас кажется, что мир замирает, а меня словно и не существует…

Внезапно они услышали приближающихся стражников и голос Кукольника.

– Это наш шанс, – сказал Анджелос. – Джуно, ты не против, если я возьму это? – Он забрал у мальчика одну из тарелок, засунул ее в проем между дверью и косяком и стал толкать внутрь.

– Ты с ума сошел, – прошептала Корнелия и подошла к Анджелосу. – Делать это при Кукольнике и ее охране? – Она взяла юношу за руку. – Давай переждем.

– Нет-нет-нет! – прошипел Анджелос, и глаза его разгорелись. – Мне нужно проверить твои слова, – почти жалостно проговорил он. – Так что не мешай!

Тут из-за угла выскочил Финч с глазами обезумевшего зверя. Пес набросился на Анджелоса – юноша даже не понял, как оказался на полу. Охотник потащил паренька за ботинок к хозяйке. Охрана тоже ускорила шаг. Анджелос отпинывал пса и бешено ругался, чем только подзадоривал его. Финч сжимал сильнее железные зубы, старался клыками вцепиться в плоть. Запах гнева был такой притягательный, что пес уже не соображал. Есть только добыча и зов дома, воплощением которого являлся Финч. «Поглотить! Поглотить! Часть дома! Часть дома!» – било ему по мозгам. Корнелия пыталась оттащить пса, но зверь не разжимал пасть. Тогда Балерина сняла с Анджелоса ботинок, за который ухватился охотник, и отскочила с юношей к двери. Финч в гневе продолжал терзать обувь, а потом опомнился и снова бросился на человека. Анджелос вскочил на шкаф для ботинок и, держась за крючок, отбивался ложкой для обуви. А охранники приближались.

Тогда послышался дикий грохот. Анджелос взглянул на Корнелию. Это она постучала в дверь железной тарелкой. В коридоре появился безмолвный джинн, и ворота отварились. Подул холодный ветер. Анджелос увидел белое поле, снежинки падали. Стража прибыла в коридор. Юноша сорвал пальто с вешалки, спрыгнул, схватил за руку Корнелию и выбежал с ней на улицу.

На крыльце Балерина рухнула. Анджелос перевернул ее к себе лицом и увидел, что держит в руках бездвижную куклу. Только карие встревоженные глаза ее оставались живыми. Анджелос посмотрел в коридор. Джинн с зашитым ртом и пустым взглядом стоял у двери.

– Ты будешь заходить? – услышал Анджелос голос.

Юноша промолчал. Разъяренный Финч тоже выскочил за пределы дома и упал, как мертвый. Анджелос пнул пса обратно за порог. Финч вновь залился лаем, сверкая бешеными глазами. Подошли стражники, схватили пса и показали его Кукольнику. «Отнесите в мою мастерскую! – сказала она. – Он нуждается в доработке». Финч взвыл, начал что-то лепетать, молить пощадить его. Хозяйка не слышала. Она развернулась и пошла к себе. За ней – стражи вместе с рвущимся от отчаяния Финчем. Джинн постоял еще немного и исчез. Ворота начали закрываться. Анджелос подскочил к ним и придержал, затем потянулся к Корнелии и затащил ее в дом. Подложил сапог между дверью и косяком. Внутри здания Балерина ожила.

– Куклы не могут пересекать этот порог, да? – спросил Анджелос.

– Ага. Мы живы благодаря магии Кукольника, – ответила Корнелия. – А ее сила действует только в доме. Хозяйка сама не может перейти порог.

– Но люди могут. Значит, мы сбежим.

– Я уже говорила, дом не позволит.

– Посмотрим.

Анджелос надел свой ботинок, перескочил сапог, поднял пальто с крыльца и спустился по ступеням. Дрожа, он наконец вдохнул свежий воздух. Какое всё белое. И конца полю не видно. На бледно-голубых глазах его заблестели слезы. В ночном небе сиял мутно-желтый месяц. Поле было огромным и окутано легкой дымкой, а там, вдали, виделись темные силуэты. Анджелос уверенно направился к ним. Ветер пробивал его воротник, ноги слегка проваливались в снег. Анджелос прибавил шагу, побежал, неровно, спотыкаясь и глядя на размывчатые далекие силуэты. Они оказались миражем. Добравшись до них, Анджелос вернулся к дому. «П-попробуем двигаться чуть ровнее. Нет! Снова дом. В другую сторону! Да, в другую! Нет, нет, что же это такое?» Юноша бежал быстро. Он преодолевал эти страшные расстояния, но каждый раз оказывался у проклятого дома.

Наконец выдохшись, Анджелос остановился пред крыльцом. «Нужно всё обдумать, всё понять… Это еще что?» Он увидел кого-то за углом. Незнакомец стоял полубоком к парню и не замечал его. Белая в крови черепушка, пустые черные глазницы, красные с голубым пряди торчат из кости. Скелет повернул голову к юноше. Анджелос мгновение не шевелился, а затем быстрым шагом пошел к воротам. Скелет – за ним. Анджелос вбежал в дом, отпнул сапог от двери и, велев Корнелии с Джуно улепетывать, рванул к лестнице. На ее вершине он замер и оглянулся вместе с друзьями. Скелет всё же успел подхватить закрывающуюся дверь и зашел в дом. Мертвец поднял пустые глазницы на Анджелоса.

– Ведь куклы не могут двигаться за пределами дома. Значит, это… – сказал юноша.

Внезапно его перервала Корнелия:

– Ищейки!

Пару десятков монстров появились из столовой. Часть их бросилась к скелету. Мертвец тут же рванул прочь. Часть – вверх по лестнице. Анджелос с Корнелией побежали.