Читать книгу Бессмертие не для всех - Кристина Николаевна Камаева - Страница 5

Что-то было не так. Жизнь в Веселке не радовала Мирэю, но не грибуны были тому виной, а колдунья. Ей рассказали, как Мудрена восемь дней не спала, ворожила и охраняла их от чар Горудуна. А им с Юниэром показалось, что они провели в Зачарованном лесу не больше одного дня. Мирэя должна была чувствовать благодарность к Мудрене, но не могла себя заставить быть хотя бы дружелюбной. Она заметила, что странная девушка заглядывается на ее мужа, а Юниэр проникается к ней все большим интересом. Он подолгу беседовал с Мудреной, с жадностью поглощая каждое слово ее птичьей речи. Измученная подозрениями Мирэя не выдержала и высказала Юниэру свои соображения.

– О чем это вы разговариваете, если не секрет? Что она напела тебе? Ты за ней так и вьешься!

– Мирэ! – присвистнул Юниэр. – Ты что ревнуешь? Напрасно, милая. Ты бы лучше послушала, что она рассказывает. Мудрена многие вещи видит насквозь. То, что она говорит, мне близко. Мы мыслим одинаково.

– Она тебя околдовывает. Говорят же грибуны, что она на мозг действует.

Юниэр рассмеялся, глядя на рассерженное лицо любимой.

– Не бойся, ничего плохого она нам не сделает, но многому научит.

– И охладит твое сердце, – прошептала Мирэя.

– Что-что? – не расслышал Юниэр.

– Ничего! Я бы на твоем месте не связывалась с колдуньями.

– Это невозможно. Все женщины – колдуньи, все до одной. А ты – самая главная!

Но Мирэю не убедили его слова.

– Говоришь, что она очень умна? Почему же не выбросишь звезду, как она советует? Я прекрасно слышала: "Покинули лес не с пустыми руками, проклятье звезды нависло над вами". Почему ты ее не слушаешь?

Юниэр упрямо сжал губы.

– Даже она может ошибаться. Я доверяю своей интуиции. Это звезда – наш талисман; она сияла нам в садах Горудуна и еще не раз поможет в трудные времена. Мы должны беречь ее.

– Почему ты придаешь такое значение пустой безделушке и совсем не замечаешь моего беспокойства? – Мирэя обиженно замолчала, а Юниэр как-то странно, отрешенно улыбнулся и не ответил.

"Он говорит с сумасшедшим блеском в глазах и ведет себя непредсказуемо – это ее чары так действуют. Если я буду медлить, то потеряю его", – подумала Мирэя и решила поговорить с Мудреной.

Мудрена вила кольца вокруг дуба, подпрыгивая и приплясывая, поглощенная этим занятием как наисерьезнейшим делом. "Неужели он предпочел бы мне эту ненормальную?" – засомневалась Мирэя. Она преодолела неловкость и обратилась к сопернице:

– Прости, что отрываю тебя от… кружения около дуба, Мудрена, но мне бы хотелось поговорить.

Мудрена остановилась и вопросительно поглядела на нее. "Со мной она почему-то не желает вести поучительные беседы", – подумала Мирэя.

– Видишь ли, мой муж очень изменился с тех пор, как мы сюда пришли. Я чувствую, с ним что-то происходит. Он слушает только тебя, мысли его витают где-то очень далеко. Иногда мне кажется, что он меня не слышит. Если это ты его околдовываешь, то хочу предупредить: я не стану лить слезы, а просто уничтожу тебя.

Мирэя сама удивилась такой прямоте. Она хотела действовать осторожно и хитро, но сразу выплеснула свои сокровенные мысли. Колдунья хмыкнула.

Сказав это, Мудрена отвернулась и ушла.

"Наверное, она испытывает такую же неприязнь ко мне, как и я к ней", – поняла Мирэя. В советах Мудрены она почувствовала скрытую угрозу. "Говорит, что Юниэр болен, но, по-моему, она меня просто дурачит, а звезда – повод отправить меня куда-нибудь подальше".

Мирэя могла поверить, что муж во власти чар Горудуна, но чутье подсказывало ей, что способ, которым колдунья предлагала его спасти, неверный и даже опасный.

На следующее утро Мудрена исчезла и два дня не появлялась в деревне, но Юниэр не стал спокойнее и внимательнее к Мирэе.

Грибуны не замечали странности в его поведении. Он много общался и шутил с ними, с удовольствием участвовал в их делах. Однажды они ушли на болота за клюквой и пропадали там целый день. К вечеру все вернулись. Мирэя радостно выбежала навстречу, но, увидев лицо мужа, испугалась. На нем было выражение злой ярости. На почтительном расстоянии трусили грибуны, притихшие и недоумевающие. Впервые дуборос показал им лицо гнева.

– Что случилось? Кого-то убили? – бросилась Мирэя к охотникам.

– Убили? – Юниэр злобно взглянул на нее. – Нет! Украли. Украли мой талисман. Но я этого так не оставлю. Всех обыщу. Лучше вору сознаться сразу.

– Талисман? – переспросила Мирэя. – Я думала, что-то серьезное случилось. Кому нужна эта звезда? Ты, наверно, потерял ее где-нибудь.

– Глупая, – поморщился Юниэр, – сама ты никому не нужна.

У Мирэи потемнело в глазах, так нелепо и страшно прозвучали его слова. Она попыталась сделать бесстрастный вид, но обида не дала ей скрыть боль. Слезы брызнули из глаз, и она убежала в дом. Юниэр, не обращая на нее внимания, ринулся ворошить вещи в домах своих недавних друзей, переворачивая там все вверх дном. Грибуны запирали двери, но он кричал, что подпалит хижины, если они не отопрут их. Бедняги скорбно взирали, как беснующийся дуборос разрушает их домашний уют, и шептались друг с другом:

– Вот напасть! Больше никогда не будем пускать к себе дуборосов. Они все ненормальные. Сегодня друзья, а завтра грозят подпалить родной дом.

– Сколько после него убирать придется! Натоптал, посуду разбил, мебель сломал, а прикидывался безобидным. Нет веры дуборосам!

Поиски Юниэра оказались безуспешными. Наконец он кинулся к собственному дому.

– Признавайся, куда ты спрятала звезду? – налетел он на Мирэю.

– Я не знаю, где эта ненавистная звезда! – зарыдала Мирэя. – Убирайся вон! Никогда бы тебя не полюбила, если б знала, что ты такой мелочный! Предатель!

Но он ее не слышал. Это был чужой человек, ослепленный гневом, совсем не тот Юни, которого она любила. Он грубо притянул ее к себе, ощупал всю одежду, а потом тщательно обыскал их маленькое жилище.

– Значит, не ты, – сказал он. – И вышел из дома.

Мирэя всхлипывала, никогда еще она не чувствовала себя такой униженной. Уткнувшись носом ей в щеку, тоненько скулил волчонок.

"Я здесь не останусь, – думала Мирэя, – мы больше никогда не будем вместе, если я себя уважаю. Не хочу его видеть, никогда не прощу! Как он смел так грубо со мной обращаться? Лучше бы мы остались в Зачарованном лесу".

Голос рассудка напоминал ей, что Юниэр не в своем уме, что он болен, как и говорила Мудрена. Может, ему нужна помощь, иначе он умрет. Любовь не разрушается в один миг, надо закрыть глаза на отвратительную грубость его слов и поступков. Надо помочь ему найти эту звезду, он же верит, что это талисман их любви…

В это время в шалаш заглянула Волнушка.

– Ты можешь выйти. Он больше не сходит с ума.

– Где он?

– Мудрена вернулась и дала ему лекарство. Сейчас он спит у нее дома. А мы ходим на цыпочках, чтобы не разбудить. Не мужчина тебе достался, а пламенный дракон. С ним такое часто бывает?

– Никогда, – машинально ответила Мирэя.

Волнушка поняла, что ей не до разговоров.

– Тебе принести чего-нибудь? – спросила она участливо.

– Нет, ничего не надо.

Волнушка ушла, а Мирэя терзала себя горькими думами: "Значит, он спит дома у Мудрены. Устроил дебош и переутомился. Пусть Мудрена о нем и позаботится, а мы с ним квиты. Добилась своего, свистушка. Победу празднует. Я дочь короля Киннара и ни от кого не потерплю оскорблений".

Мирэя подхватила Олвика на руки и направилась прочь из деревни. "Ты, Олвик, тоже ее зверь. Однажды ночью перегрызешь мне горло и поспешишь к ней похвастаться выполненным заданием", – всхлипывала несчастная Мирэя. Но оставаться одной не хотелось, нужно было хоть кому-то поплакаться. Олвик преданно смотрел на нее, и, казалось, все понимал. Он никому не расскажет о ее слабости. И не загрызет.

Грибуны суетились, приводя в порядок дома. Был вечер, а этот народец не любит укладываться спать в беспорядке. Поэтому никто не заметил, как ушла их гостья.

Из домика на окраине деревни доносилось пение. Мирэя стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. Она знала, кто поет ей прощальную песню.

Мудрена видела из окна, как удаляется в сторону леса возлюбленная Юниэра и не остановила ее.

Всю ночь и весь день блуждала Мирэя, не разбирая дороги. Она исцарапала ноги, порвала и испачкала платье; да и Олвик больше не был снежно-белым. Голод мучил ее, а где добыть еду, она не знала. Теперь она удивлялась своей глупости. Уж если она собралась уходить, то нужно было подумать обо всем заранее. Поход по диким землям Крора, да еще в одиночку, это борьба за выживание, а не прихоть сумасбродной неженки. Мирэя поняла, что добровольно обрекла себя на голодную смерть. А как страшно было ночью, сколько шорохов и звуков, которые она просто не замечала, когда шла в Веселку с Юниэром и грибунами. Теперь же она дрожала, прижимая к груди теплый комочек. Но Олвик был еще слишком мал, чтобы выручить ее из беды.

Чудом она вышла вечером к той же роще, где Юниэр когда-то нашел вкусные и питательные плоды. О, она их сразу узнала! Поблагодарив всеблагую Явь, Мирэя наелась от души и посмеялась над Олвиком, который, вгрызаясь в мякоть плода, почти исчез внутри него, – только короткий хвостик торчал наружу.

"Все будет хорошо, – уговаривала себя Мирэя. – Нельзя было обижаться на Юни. Надо было обуздать гордыню и помочь Мудрене вывести его из состояния невменяемости. Не может быть, чтобы он разлюбил меня. Наверное, опомнился уже и сходит с ума. Переживает, места себе не находит. Может быть, уже бросился на поиски. Такому следопыту, как Юни, ничего не стоит найти меня. Мы скоро встретимся, он обнимет меня крепко и скажет: "Любимая моя девочка, ты одна у меня на свете". С этими мыслями Мирэя уснула, улыбаясь во сне. За сутки, проведенные в лесу, она поняла, как невыносимо быть одной.

Но Юниэру становилось все хуже и хуже. Он бредил, не приходя в сознание, и рвался на поиски потерянной звезды. Мудрена знала, что отпускать его нельзя и накрепко привязала веревками к лежанке. Он пытался порвать путы, как только прекращался нагоняемый ею целебный сон, и проклинал все на свете. А она без устали твердила заклинания и терпеливо ждала.

Утром, прежде чем открыть глаза, Мирэя почувствовала, что над ней кто-то стоит. Она стремительно вскочила и увидела аккуратную старушку с голубыми глазами.

– Доброе утро, дитя мое, – проворковала та самым любезным голосом. – Что ты делаешь одна в лесу? Странно.

– Я иду в гости к грибунам, в Веселку, – сказала она первое, что пришло в голову. Может, бабуся поможет ей вернуться назад.

– Не желаешь ли и ко мне в гости заглянуть? Молока попить, – пригласила старушка

– Вы здесь живете? – недоверчиво спросила Мирэя. – В лесу?

– Ну почему? – рассмеялась старушка, – в доме, конечно. В красивом доме с роскошным садом.

"Почему бы и не зайти?" – подумала Мирэя.

– Хорошо, мы не возражаем, – улыбнулась она, вытащив на свет Олвика.

При виде щенка глаза старухи заблестели.

– Какое очарование! Малюсенький, хорошенький!

Она взяла Олвика на руки и пригласила Мирэю следовать за ней.

– Как звать тебя, красавица? – спросила она по дороге.

– Мирэя, а вас?

– Вэнили, серебряная садовница.

Старушка привела гостью к себе домой и показала сад. Тогда Мирэя поняла, почему ее так звали. Никогда она не видела столько цветов сразу. В волшебных садах Горудуна тоже было красиво, но растения казались искусственными, а у Вэнили цвели и дивно пахли живые розы, тюльпаны, лилии, нарциссы.

– Какое замечательное занятие вы себе выбрали! – воскликнула Мирэя. – У вас редкий по красоте сад.

– Оставайся, погостишь, – радушно пригласила Вэнили.

И Мирэе захотелось немного пожить у приветливой старушки. Она вспомнила о далеком Сундаре и дворцовых садах. Природа Крора была суровее, чем в ее краях, и Мирэя соскучилась по теплым светлым краскам и ароматам любимых цветов.

"Но мне надо вернуться к Юниэру, – подумала она нерешительно. – Нет, подожду еще день. Дам ему возможность найти меня". – Все-таки она опасалась, что, вернувшись, увидит Юниэра, привороженного чарами к Мудрене.

Мирэя поведала Вэнили свою историю, умолчав о Сундаре, представившись обыкновенной девушкой. Ей необходимо было поделиться с кем-нибудь чувствами, особенно, по поводу последних событий. Старушка утешала ее, говорила, что, конечно же, муж придет за ней, и она, Вэнили, порадуется их встрече.

Разоткровенничалась и Вэнили. Она рассказала о своем сыночке – смелом охотнике, о том, какие надежды возлагали на него они с мужем, как хотелось бы им вернуться на родину, и о том, как редко навещает теперь их сын, потому что пошел в ученики к магу.

Мирэя слушала невнимательно, ее занимала собственная история.

Потом она гуляла по саду, и голова кружилась от тончайших ароматов и обилия красок. Олвик гонялся за бабочками. Почувствовав усталость, они ушли подальше от дома, взобрались на холм и растянулись на солнышке. С холма открывался вид на тропинку, ведущую к домику старушки. Лес в этом месте выглядел обжитым и ухоженным, и странно было думать, что такое дружелюбное место окружают темные чащи.

Мирэя разомлела от тепла и тишины и чуть было не уснула. Но взглянув случайно на тропинку, обмерла от ужаса. Огромного роста мужчина с топором и связкой окровавленных кроликов в руках шагал к дому. Вид у него был зверский.

"Он же прямо к Вэнили идет", – испугалась девушка и кинулась бежать, чтобы предупредить хозяйку.

Вэнили удивленно выслушала взволнованную Мирэю.

– Что тебя так поразило, деточка?

– Надо спрятаться, сюда идет страшный человек.

– Где? – Вэнили выглянула за калитку.

– Ты меня обижаешь, – сказала она. – Это мой муж возвращается с охоты. Может, Рубан грубоват на твой деликатный вкус, но для меня он полон мужественной притягательности.

– Простите, я не знала, – только и могла выговорить Мирэя.

– Как же ты напугал нашу гостью, милый! – вышла навстречу мужу Вэнили.

– Кто это сюда забрел? – голос у Рубана был свистяще-шипящий, как у простуженного человека.

"Уж лучше бы он ревел", – подумала Мирэя.

Рубан впился в нее взглядом и растянул губы, изображая улыбку. Мирэя невольно шарахнулась в сторону.

– Только кролики на этот раз, – прохрипел Рубан, бросая к ногам женщин кровавые тушки. Тут Рубан заметил Олвика и протянул к нему мохнатые клешни.

– Это не еда! – воскликнула Мирэя поспешно.

– Неужели снежный волк! – лицо Рубана сложилось в гримасу, которая, должно быть, означала удивление или радость.

Уловив растерянное выражение на лице Мирэи, старушка объяснила:

– Рубан хорошо знает этих волчат. Было время, когда он сам их выращивал, возился с ними.

– Самое радостное было время, – заметил Рубан. – Иди-ка я пощупаю тебя, брат-волк.

– Руки помыл бы сначала, – предупредила его Вэнили. – Вымажешь щенка в крови, он же белый.

– С каких это пор вид крови тебя коробит?

Он угрюмо глядел на Вэнили. Та обернулась к Мирэе.

– Погуляй еще немного, детка, а мы разделаем кроликов и приготовим ужин.

Мирэя послушалась. Это место перестало казаться ей привлекательным и безопасным. Но ей неудобно было уйти, не попрощавшись со старушкой, которая была приветлива с ней. "Поужинаю, переночую, а утром уйду", – решила Мирэя.

Она забрела в отдаленный конец сада, где густо цвели неизвестные ей красные цветы. Здесь она решила побыть как можно дольше, чтобы не попадаться на глаза Рубану. Едва она присела на траву, как ее начало клонить ко сну, и она не заметила, как задремала. Ей снились цветы, такие же прекрасные, как в саду у Вэнили. Она прогуливалась среди них, как накануне, но не чувствовала больше беззаботной легкости; беспокойство томило ее. Вдруг из кустов полезли змеи, тысячи одинаковых змей, черных и гладких. Они извивали свои отвратительные, скользкие тела и разевали ядовитые пасти.

– Будь осторожна, доченька. Не наступи на змею, – услышала она и, думая, что разговаривает со старушкой, подняла голову. Но увидела… Феорену.

– Мама! – воскликнула она, – я боюсь пошевелиться.

– Все гарпии умирают от своего яда, – наставительным тоном объяснила Феорена и растаяла в воздухе.

Мирэя очнулась от противного сна. Смеркалось, солнце только угадывалось за горизонтом. На душе было тревожно; она поневоле смотрела под ноги, опасаясь, что там притаились змеи. Неслышно ступая, девушка подошла к домику Вэнили и заглянула в окно.

Посреди комнаты был очаг, над которым булькало какое-то варево; старушка с измазанным кровью лицом и растрепанными волосами скакала вокруг.

– Мой компот почти готов! – повторяла она при этом.

Трудно было поверить, что эта ведьма с воспаленными красными глазами и есть та самая аккуратная бабушка Вэнили. Муж смеялся над ее выкрутасами.

– Что же ты сидишь, волосатик? – обратилась к нему старуха. – Тащи сюда нашу гостью. Мне нужно ее любящее сердце для навара. Как она перепугалась, бедняжка! Найди ее.

Рубан встал и пошел к двери. Мирэя прижалась к стене и подождала, пока он не скрылся в саду.

Бежать было некуда; сердце билось где-то в пятках. Тут она заметила, что в углу комнаты стоит клетка, где мечется несчастный Олвик. Мирэя сжала кулаки. Времени на размышления не было, поэтому она обогнула дом и вошла в комнату.