Читать книгу Разрушенная для дракона - Кристина Юрьевна Юраш - Страница 2

– Минутку, – простонала я, пытаясь отойти от боли.

– Минутку ей! – передразнил муж, скрестив руки на груди. – Я тебя что ли жрать заставлял? Сама виновата. Нечего ныть!

Он с обожанием смотрел на портрет красавицы в белоснежном платье среди нежных цветов. Ее хрупкая, болезненная красота напоминала красоту феи.

– Вот это – женщина, – прошептал Сирил Уитмор, благоговейно касаясь рамы. Голос его стал мягким, почти молитвенным. – Она была совершенством.

А потом повернулся ко мне – и в его глазах уже не было человека. Только разочарование.

– А ты – жирная тварь.

Я с ненавистью смотрела на портрет его первой покойной жены Вайлиры с равнодушно-отрешенным взглядом сказочной феи. Здоровье ее было неважным. Именно поэтому она прожила всего год в законном браке. А потом за ней навсегда закрылась дверь фамильного склепа.

Я уже не кричала. Крик – это протест. А я давно перестала верить, что протест имеет смысл. Мой крик умер где-то между первым «ты толстеешь» и сотым «посмотри на неё».

Вайлира…

Она смотрит с портрета, как ангел, который двадцать шестого октября семь лет назад забыл, что такое голод. Её талия навсегда осталась шестьдесят четыре сантиметра. Её кости – изящнее фарфора. Но она мертва. А я… Я дышу. Я ем. И это – мое самое страшное преступление.

– Ты сегодня уже завтракала! С тебя хватит! – выплюнул муж.

Я вспомнила дольку огурца и вареный капустный листик с крошечным кусочком мяса, который поместился бы на чайную ложку. Вечный голод мучил меня, а я не могла думать ни о чем, кроме еды. «Нет, мэм! Хозяин запретил вас кормить! Простите, мэм, но я не хочу лишиться работы! У меня семья! Дети!» – слышала я вздох кухарки.

– Ты ведь больше так не будешь? – послышался голос Сирила. Он подошел ко мне.

Я смотрела на свое отражение в зеркале и видела призрака в платье Вайлиры.

Причёска – её. Бледность – её. Даже угол изгиба губ – подстроен под её портрет. Но глаза… Глаза – мои. И в них – не покорность.

Там пламя. Тихое. Глубокое. Невидимое для него.

Потому что он смотрит только на поверхность.

А под ней я коплю.

Каждую каплю боли.

Каждое «посмотри на неё».

Каждый голодный день.

Каждую ночь, когда он шепчет её имя в подушку, как молитву.

– Пообещай, – произнес Сирил, глядя мне в глаза и гладя меня по голове. – Что это больше не повторится. Не расстраивай меня, Талли. Ты же знаешь, как я расстраиваюсь, когда ты поправляешься! Ты должна быть идеальной. Понимаешь?

Я смотрела на него, стиснув зубы. Каждый день меня стирали, чтобы нарисовать новую Вайлиру.

– И как только ты станешь идеальной, у нас все будет хорошо. Ты не представляешь, как мы будем счастливы, – улыбнулся Сирил, целуя меня в лоб.

Отпечаток его губ, оставшийся у меня на лбу, напоминал ожог.

– Вот увидишь… Обещаешь, что больше так не станешь делать? – произнес он спокойным и заботливым голосом, расправляя мое платье.

– Обещаю, – едва слышно выдохнула я, глядя на свое платье. Точно такое же, как на портрете Вайлиры.

А вместе с этим выдохом из меня вырвались усталость, боль и отчаяние.

Будь я в нашем мире – я бы ушла. Вызвала полицию. Сбежала бы, в конце концов. Но здесь… Здесь идти некуда. И на работу меня не возьмут. Но я не там, где меня защищает закон. Здесь закону плевать на меня. Мой муж и есть мой закон.

Я – не Таллиса. Я всего лишь чужая душа в теле его супруги. Душа из другого мира. Однажды я очнулась в теле незнакомой женщины, в роскошном платье, в совершенно незнакомой обстановке.

Последним воспоминанием того мира был паспортный стол, телефон в руках, серебристая иномарка, водитель Виталик. «Там дорогу ремонтируют. Мы поедем в объезд!» Он только что шутил, ругал дороги, рассказывал о том, что его дочь в этом году пошла в школу – дорого! А потом лес, проселочная дорога, поворот, заблокированные двери, вырванный из моих рук телефон, брошенный на задние сидение и рука, которая лезет мне под юбку.

Я очнулась здесь.

В роскоши.

В платье.

С мужчиной, который целовал мои руки и плакал, умоляя: «Очнись, Таллиса… Прости меня…»

Сначала это было похоже на сказку. Розы огромными букетами, украшения, внимание. Сирил трясся надо мной ровно до тех пор, пока не выяснил, что я ничего не помню. Не помню, что было тем вечером. И что я никуда не собираюсь уходить.

И тут сказка закончилась. Так, словно посреди фильма выключили свет.

Уже из разговоров слуг я узнала, что в ту ночь Таллиса пыталась сбежать. Но ее поймали. И вернули обратно, мужу. Узнав о побеге, Сирил пришел в такую ярость, что даже слуги затаились, боясь дышать.

С тех пор он не бьёт по лицу. Не бьёт до смерти. Он бьёт точно и только по рукам.

Потому что это – не убийство.

Это воспитание.

Я попыталась выдавить из себя тень улыбки. Голос Сирила изменился. Он снова стал спокойным и ласковым.

– Вот и молодец. Ты же понимаешь, что это не я злодей. Понимаешь? Ты сама виновата… Ты сама спровоцировала… Ты знаешь, как я к этому отношусь, и все равно стала есть закуски со стола и портить свою без того ужасную фигуру! Ничего, ты еще похудеешь, – муж заботливым жестом вытер слезы с моего лица. – Ну все, не плачь… Вытри слезы. Улыбайся! Мы возвращаемся к гостям!

Мы вышли из комнаты, а я чувствовала, как меня тошнит. Тошнит от боли, от унижения, тошнит от вечного голода, который теперь мой постоянный спутник, от закуски, которую успела съесть, надеясь, что муж не заметит.

Я вспомнила, как полчаса назад воспользовалась моментом, когда муж увлекся разговором с министром Роумонтом. Ноги сами понесли меня к столу. Я каждый раз нервно оглядывалась, радуясь, что меня заслоняют танцующие пары.

Запах еды ударил в нос, как удар в живот.

Жареная дичь. Медовые пироги. Сливочное масло на хлебе с чем-то похожим на икру.

Слюна хлынула во рту – целое озеро отчаяния.

Я протянула руку. Осторожно. Сердце колотилось так, что, казалось, выпрыгнет прямо на стол, если я не удержу его внутри.