Читать книгу Арарат - Кристофер Голден - Страница 8

Бен Уокер застегнул куртку на молнию, поднял воротник и всю дорогу просидел, уткнувшись в него носом, сохраняя тепло внутри. Военный вертолет накренился влево, закладывая вираж в непосредственной близости к горе. Сотни метров серой хмари отделяли вертолет от земли, но Уокера беспокоила не столько высота, сколько ветер. Гражданским воздушным судам летать здесь было запрещено, поэтому подняться на Арарат без восхождения можно было только вместе с турецкими военными.

По вертолету ударил восходящий поток воздуха, и сразу после этого он взвыл винтами, угодив в воздушную яму. Уокеру показалось, что они начали падать, но движение вниз остановилось. Несмотря на то что воздух на такой высоте был сильно разрежен, винты стучали так громко, словно били о что-то твердое. Стиснув зубы, Уокер посмотрел в иллюминатор. Отсюда уже хорошо было видно темнеющий шрам на склоне горы. Сын Чарли – девятилетний сорванец – постоянно говорит, что очень сильно хочет прокатиться на вертолете. Уокер подумывал взять его с собой как-нибудь, но, конечно, не в настолько опасных условиях.

«Не будь идиотом, – посетила его мысль. – Аманда никогда этого не разрешит».

Бывшая жена Аманда… Мать Чарли.

Чем дольше они жили вместе, тем чаще Уокер отсутствовал дома, а ситуации, в которые он попадал, становились все более опасными и пугающими. Новые шрамы расстраивали Аманду, но не так сильно, как нежелание говорить о том, где он их приобрел. Она говорила, что такая секретность может означать только то, что он не доверяет ей. И хотя он отрицал это, в глубине души Уокер понимал, что она права. У Аманды была красивая улыбка и беззаботный смех. В моменты неподдельной радости глаза ее начинали сиять. Она старалась видеть в людях только хорошее, и именно это делало ее самым неподходящим человеком для того, чтобы делиться с ней тайнами. Они бы ее просто съели изнутри. Даже простое знание о том, какие ужасы существуют в мире, с чем регулярно приходится сталкиваться Уокеру, могло больно ударить по ее психике. Он не готов был брать на себя такую ответственность.

Но для Чарли невозможно было пожелать лучшей матери. Она вырастит его так, что сын будет смотреть на мир открыто и с оптимизмом. Поэтому, когда Аманда сказала Уокеру, что его угрюмая замкнутость отравляет их брак, тот неожиданно для нее согласился. Он навсегда запомнил ее ошеломленный взгляд, когда она вдруг поняла, что он не собирается ради нее меняться. То прозрение оказалось для нее довольно болезненным. Вдали от Уокера она сумела взять себя в руки и стала строить жизнь одна, окружив себя новыми друзьями. В последний раз, когда он виделся с Чарли, сын сказал ему, что Аманда начала встречаться с художником по имени Джордж и что он рисует теперь для него мультики про призраков, волшебников и разных забавных животных. Чарли рассказывал о нем с большой теплотой, и Уокеру больно было это слышать, но в то же время он понимал, что общение с Джорджем делает сына счастливее.

Кто-то ткнул его локтем в бок. Он взглянул налево и только сейчас понял, что с ним уже некоторое время говорила Ким Сон. Но из-за поднятого воротника и грохота вертолета он ничего не расслышал.

– Простите, что? – переспросил он, наклонившись к ней.

– Я сказала, что если даже такая погода кажется им безопасной, то я очень рада, что вы не убедили их лететь во время снегопада.

– Я тоже, – улыбнулся он.

Уокер пока не решил, что делать с этой мисс Ким. Корейская женщина стала самым странным и, возможно, нежелательным дополнением к их группе. Мериам Карга и Адам Холцер якобы пообещали турецкому правительству качественное описание археологических раскопок в документальном фильме и книге, над которой работали, а также определенный процент от прибыли. Уокер не сомневался, что помимо этого парочка авантюристов наверняка имеет договоренности, касающиеся туризма и освещения в СМИ. К тому же они с готовностью соглашались на любые правила, выдвигаемые турецкой стороной.

Когда Карга и Холцер собрали первую команду, в ней оказались люди самых разных национальностей и профессий. Турки настояли только на том, чтобы включить туда пару мелких правительственных чиновников. Но в тот момент, когда США попросили разрешения прислать представителя Национального научного фонда[5] в лице Уокера, турецкое правительство вдруг озаботилось независимым наблюдателем и обратилось с этой целью в ООН. Ким Сон и стала этим наблюдателем. Поначалу выбор Ким показался странным: эксперт по глобальной политике, обученный ведению международных переговоров, был не совсем тем, что нужно для такой работы. Но, встретившись и пообщавшись с Ким в Стамбуле, Уокер увидел в ней весьма умного и глубокого профессионала. И, что главное, она была искренне заинтригована тем, что на самом деле нашли искатели приключений на Арарате.

Но ему в принципе не нравилось, что к нему приставили няньку – вне зависимости от того, насколько хорошо он сможет с ней поладить.

Уокер обернулся назад, натянув ремень безопасности до предела. Отец Корнелиус Хьюз сидел бледный как снег, но кивнул, демонстрируя, что у него все в порядке. Лицо пожилого священника, сплошь покрытое морщинами, излучало мудрость, свойственную, казалось, совсем другой эпохе. Он являлся экспертом в области древних цивилизаций и исчезнувших языков. Уокер был приятно удивлен, когда узнал, что отец Корнелиус, несмотря на академическое образование священника, способен вполне вольно трактовать библейскую историю Потопа.

Не очень большая команда, но если бы Уокер попытался включить в нее сотрудника службы охраны, то это могло привести к неприятной догадке о том, что Национальный научный фонд – это не более чем многолетняя вывеска, которой пользуется Министерство обороны США в тех случаях, когда важно скрыть участие DARPA[6]. Даже священник не подозревал, на кого он работает, и уж точно в это не следовало посвящать мисс Ким. ООН не одобряла, когда DARPA вынюхивало что-то без их разрешения. Узнав об этом сейчас, они немедленно информируют турецкое правительство, и то сразу аннулирует аккредитацию Уокера.

Задание будет провалено, и начальству Уокера это точно не понравится. Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны имело причудливое название, но сравнительно простой спектр задач – бдительно следить за достижениями науки или проявлениями необъяснимых феноменов, чтобы быть полностью уверенными в том, что если кто-то из чего-то сможет создать новое оружие, то прежде всего оно должно оказаться в распоряжении Соединенных Штатов. На самом деле Уокеру никогда не нравилось работать на DARPA (он не очень ценил науку ради вооружений), но всю жизнь его мучила неутолимая жажда познаний и привлекали тайны – как естественные, так и не совсем. Но если он находил что-то действительно опасное, то предпочитал, чтобы оно оказалось в руках его собственного правительства.

Не то чтобы он доверял своему начальству. Скорее это был классический случай «меньшего зла».

– Мистер Уокер! – крикнул пилот. – Пора!

Уокер повернулся к иллюминатору, чтобы еще раз взглянуть на заснеженную гору и темный провал пещеры. Вход в пещеру с левой стороны был около двенадцати метров в высоту, но поскольку прорезала она склон горы под углом примерно в семьдесят пять градусов, то с правой стороны высота прохода снижалась до трех – трех с половиной метров. Второй пилот отстегнулся и, слегка пригнувшись, перелез назад к пассажирам. Затем принялся распутывать моток из толстого троса, в котором Уокер сразу опознал альпинистскую обвязку.

Если до сих пор Ким Сон излучала радостную безмятежность, то теперь взяла руку Уокера и крепко ее сжала.

– Я не пойду первой.

Уокер собрался с духом.

– Я бы и не позволил. Моя команда, мои риски.

– Уверена, что это абсолютно безопасно, – быстро добавила Ким.

Уокер расстегнул ремень безопасности и с помощью второго пилота влез в обвязку.

Затем пилот открыл левую дверь вертолета и поманил Уокера к себе. Кто-то должен будет управлять лебедкой, которая опустит Уокера на склон горы, но никто, кроме него самого, не сделает шаг наружу.

Уокер поправил обвязку, подергал за трос и развернулся спиной к пропасти, прежде чем отправиться в свободное падение. Не очень доверяя левой ноге, он оттолкнулся правой. Вертолет над ним резко затанцевал во внезапном восходящем потоке воздуха, его мотануло по головокружительной дуге, затем трос стал разматываться, и он осознал, что уже спускается к горному склону.

В поле зрения справа мелькнул темный провал пещеры. Он проводил его глазами, вращаясь на тросе.

Снова дунул ветер, и его порыв оказался таким холодным и сильным, что череп Уокера словно прошило ледяными иглами, и несколько секунд он чувствовал себя маятником, внезапно замороженным на излете. Вертолет накренило вместе с ним, и вдруг, спустя удар сердца, он ухнул вниз сразу на шесть метров. Уокер громко выругался, но ветер стих, и спуск продолжился в нормальном режиме, не считая того, что холод продолжал пробирать до костей.

Он крепко закрыл глаза и сжал зубы, и тогда ему показалось, что мимо и сквозь него пронесся ветер какой-то иной природы. Болезненное ощущение заставило содрогнуться от чего-то еще, кроме холода, – словно он погрузился в грязь, которая мгновенно впиталась в кожу. Ему показалось, что плоть его стала расползаться. Ощутив омерзение, он открыл глаза и с отчаянием стал осматривать себя, вращаясь в обвязке. Из пещеры показались люди и стали махать пилоту вертолета, чтобы тот подлетел поближе. Две человеческие фигурки поползли вниз – к импровизированной платформе, установленной на вбитые в гору сваи в шести метрах ниже входа в пещеру.

Внутри Уокера зашевелился страх. Он прополз по внутренностям и стал перекатываться в животе, словно желудочный сок напополам с желчью. Уокер почувствовал, что слабеет. Всю жизнь он считал себя почти бесстрашным, но этот страх проникал глубже, чем высокогорный холод.

Затем на несколько секунд он отключился.

Что, черт возьми, происходит?

Чья-то рука схватила его за лодыжку, и он дернул головой, едва удержавшись от того, чтобы заорать. Затем Уокер увидел лицо человека, который его поймал. Очень знакомое лицо по документальным фильмам и задним обложкам книг, которые он просматривал во время перелета из Вашингтона в Стамбул.

– Холцер?

Мужчина втянул его на платформу и, как только ноги Уокера нащупали заснеженную опору, расстегнул обвязку.

– Можно просто Адам, – ответил искатель приключений и слегка дернул за трос. – А вы, должно быть, доктор Уокер?

Обвязка немедленно попозла вверх. Лебедка наматывала трос, чтобы вслед за Уокером спустить следующего члена команды.

– Можно просто Уокер.

Ответ прозвучал как шутка, но Уокер до сих пор чувствовал головокружение и странную смесь слабости и непонятной злости. Опасаясь, что его слова расценят как насмешку, он поспешил добавить:

– Рад познакомиться.

Холцер – в смысле, Адам – протянул руку.

– Добро пожаловать на гору Арарат.

– Имеете в виду, на Ноев ковчег?

Лицо Адама поскучнело.

– Это вы решите для себя сами.

– Слушайте, я не хочу здесь топтать ничьи мозоли, – сказал Уокер. – И я прекрасно понимаю, что вы не очень рады меня видеть.

– На вашем присутствии настояло американское правительство, и компания, финансирующая наш проект, обязана была подчиниться, – ответил Адам. – Это значит, что вам рады здесь до тех пор, пока вы полезны или хотя бы не мешаете.

– Все понял, – сказал Уокер.

Адам взял его за руку и отвел ко второму мужчине, чья густая борода и видавшая виды одежда выдавали богатый опыт общения с горой.

– Это Хакан, наш бригадир, – представил его Адам, повысив голос, чтобы перекричать шум вертолетных винтов. – Он поможет вам подняться к пещере.

Уокер посмотрел на вертолет и увидел, что Ким уже стоит у открытой двери, а за ее спиной второй пилот – едва видимый отсюда – проводит инструктаж. Вернее, напоминает Ким то, что объяснял им днем раньше.

– Не беспокойтесь, – крикнул Адам. – Я прослежу, чтобы с ней ничего не случилось. – Вдруг его улыбка снова померкла. – Поверьте, это еще не самое пугающее, что вам предстоит сегодня пережить.

Уокер пытался спросить у Адама, что тот имеет в виду, но Хакан уже плотно взял его под свою опеку, и Уокеру пришлось переключить внимание на него. Веревки были закреплены наверху – где-то в глубине пещеры, и Хакан, поставив Уокера перед собой, принялся объяснять ему, как пользоваться ими для подъема. Уокер не сомневался, что без альпинистских кошек и веревок он обязательно скатился бы вниз. На одном особо хлопотном задании он серьезно повредил спину, и теперь, от холода и напряжения, старые раны принялись ныть.

Он снова взглянул на вертолет и заметил, что Ким Сон уже начала спуск. После того как вертолет вернется на базу, с горы не получится спуститься никак, кроме как своим ходом. К его собственному удивлению, эта мысль изрядно подвыбила его из колеи. С каждым шагом вверх желание отступить терзало все острей – настолько, что он даже не заметил, как поднялся до пещеры. Перевалившись через край, он понял, что стоит на дрожащих коленях перед несколькими членами команды копателей.

Первым делом Уокер узнал Мериам Каргу – знакомую по книгам и фильмам точно так же, как ее жених. Легкая сутулость и напряжение мышц вокруг глаз придавали ей почти хищный вид – словно обычным ее состоянием была постоянная готовность к атаке, как у свернувшейся в кольца змеи. Остальные люди тоже выглядели напряженными, и Уокер задумался – а не попал ли «Проект Ковчег» в ловушку?

– Пойдемте, доктор Уокер, – сказала Мериам, поежившись от ветра. – Попьете кофе, пока ждете своих людей, потом посмотрите все, что захотите увидеть.

Он огляделся вокруг, заметил огни фонарей, древние бревна и людей, работавших во всех концах пещеры.

– Ноев ковчег… – произнес Уокер, вставая на ноги.

– Мы тоже так думаем, – ответила Мериам. – Но вас ведь интересует не ковчег.

Странное спокойствие охватило его. Даже боль в ноге утихла.

«Так и есть», – подумал он.

Ему на самом деле плевать – были ли бревна, которые он видел вокруг себя, когда-то бортами лодки или нет. И принадлежала ли эта лодка Ною или кому-то еще.

Его больше интересовало то, что лежало внутри.

Ковчег – если это действительно был он – сидел внутри горы Арарат, как доброкачественная опухоль внутри человеческого тела, и просто ждал, когда его откроют. Уокер был уверен, что обнаружить Ноев ковчег на Арарате – после стольких попыток и денег, потраченных на его поиски, – было совершенно невозможно, но факт оставался фактом: теперь он находился прямо внутри его.

Для вновь прибывших провели короткую ознакомительную экскурсию по основным помещениям. Повсюду были развешаны лампы, но освещали они только небольшие пятачки под собой. Работало несколько генераторов, обеспечивавших электроэнергией небольшие обогреватели, установленные в некоторых загонах-стойлах, ряды из которых были выстроены на всех трех палубах. Обогреватели и электролампы были единственными источниками тепла, поскольку открытый огонь был строго-настрого запрещен. Члены того, что теперь официально называлось «Проект Ковчег Карги – Холцера» (ПККХ), с этой старой древесиной вынуждены были обращаться чертовски осторожно, чтобы случайно не спалить все дотла. Поэтому здесь всегда было холодно, и даже в глубине лабиринта из стойл и дорожек высокогорный холод распространялся с каждым порывом ветра.

Быстрый визуальный осмотр подтвердил то, что он уже увидел с вертолета. Левый край пещеры (он же западный) показывал, что лавина полностью вскрыла эту сторону ковчега – сверху донизу. Однако с правого края тысячелетние камни и глина все еще частично покрывали ковчег, в результате чего его бревенчатый внутренний борт оставался почти целым. С этой стороны (с восточной) зев пещеры сужался до трех метров. Вследствие этого и внутри ковчега на востоке было гораздо темнее, чем на западе. Но, как заметил Уокер, это означало еще и то, что здесь было немножко теплее и гораздо меньше беспокоили сквозняки.

После обоюдного знакомства Мериам и Адам провели Ким Сон и отца Корнелиуса до третьего этажа. Но сам Уокер задержался на первом, остановившись у группы археологов, работавших с пыльной кучей человеческих костей, покрытых серыми остатками кожи и одежды. Причем человеческая кожа и шкуры животных за давностью лет стали практически неразличимы. На шее одного из тел он заметил толстый кожаный ремешок, к которому был привязан острый осколок черного камня, словно некий амулет. Кажется, и на втором трупе имелось нечто похожее на остатки ожерелья.

– Сколько всего тел? – спросил Уокер, поскольку ему показалось, что конечностей здесь больше, чем положено иметь двум трупам.

Женщина-археолог подняла голову и удивленно заморгала. Она была так поглощена своей работой, что только сейчас поняла, что рядом присутствует наблюдатель.

– Три. Два взрослых и один ребенок, – ответила она с британским акцентом.

Услышав про ребенка, Уокер поморщился, но быстро взял себя в руки. Этим останкам тысячи лет, напомнил он себе. В древние времена дети гибли по самым разным причинам. А если случилось наводнение, подобное тому, что описано в Библии, то детей, должно быть, погибло бесчисленное множество. Его собственная реакция на детский труп всего лишь выдавала в нем новичка в той трагедии, которую мир уже пережил и принял.

Потоп…

Он с удивлением заметил, что уже сам думает о Потопе как о чем-то реальном.

Но мог ли он случиться на самом деле?

Ему уже доводилось сталкиваться с чудовищами и видеть странные вещи. Даже простое осознание, что все это существует на самом деле, заставило бы обычного человека закричать от ужаса, но, так или иначе, все эти вещи имели твердое научное объяснение. Они выглядели противоестественно, но сверхъестественными не были. Однако само существование этого корабля, погребенного в склоне горы, подразумевало, что в основе одного из самых известных мифов всех мировых религий лежит истина.

Уокеру пришлось сделать трудный выбор, больно ударивший по его семье и всей жизни, после которого он потерял веру в себя. Теперь, находясь здесь, он втайне надеялся найти хоть что-то, во что можно поверить.

«Господи, – думал он, – да все, что мне сейчас нужно, – это бутылка пива и грустное кантри из музыкального автомата».

Отогнав непрошеные мысли, он заставил себя сосредоточиться на археологах, увлеченно трудившихся над сохранением древних останков.

Они находились на высоте четырех тысяч метров над уровнем моря. Было выдвинуто множество теорий относительно реальных событий, которые могли вдохновить на первоначальные рассказы о Великом потопе. В придумывании таких теорий упражнялись самые разные люди – от явных психов до известных уважаемых исследователей, но Уокеру не попалось еще ни одной теории, которая бы логично объяснила, каким образом ковчег оказался на такой высоте без чудесного вмешательства.

Но он находился именно в нем.

В какой-то момент ковчег застрял на горном хребте и лег на его склоне под углом. Столетия оползней засыпали его, скрыли хребет, утрамбовали корабль камнями и глиной. Мериам сказала, что, по мнению геологов ее команды, под ковчегом может скрываться трещина, поэтому действовать надо предельно осторожно.

– Извините, а вы, собственно, кто? – спросила археолог.

Когда он представился, она нахмурилась, скорее всего, задумавшись о том, для чего США отправили сюда представителя Национального научного фонда, который – судя по неумению идентифицировать древние человеческие останки – вовсе не является археологом. Или, может, ей стало интересно, почему никто ее не предупредил, что в проект вливается свежая кровь.

– Приятно познакомиться, доктор Уокер, – ответила она. – Я Хелен Маршалл, неофициальный руководитель археологического отряда. Меня выдернули прямо из Оксфорда. А это Полли Беннетт – моя правая рука среди аспирантов, которых я привлекла на сей проект.

У высокой мускулистой Полли имелась татуировка на затылке в виде машущих крыльями птиц, волосы с правой стороны, окрашенные в ярко-зеленый цвет, свисали до плеча, а левая часть головы была выбрита наголо. Меньше всего она походила на аспирантку-археолога, подумал Уокер и тут же упрекнул себя за подобные мысли: на такой работе вряд ли имело значение то, как ты выглядишь.

Чрезвычайно занятая, Полли едва взглянула на него, но слегка кивнула головой в знак приветствия.

Профессор Маршалл подняла бровь.

– Я бы пожала руку, но…

Она подняла обе руки в пыльных перчатках и пошевелила плечами.

– Понимаю. Простите, что помешал.

– Нисколько. Я даже рада, что вы проявили интерес. Не каждый день встречаешь что-то настолько… невозможное.

Уокер кивнул.

– Согласен. Но я правильно понял, что вы говорите не только про невозможную высоту?

Профессор Маршалл широко раскинула руки.

– По моим расчетам, этой штуке не меньше пяти тысяч лет. Она построена примерно в то время, когда египтяне только придумывали, как сшить между собой доски так, чтобы из них получилось нечто похожее на корабельный корпус. Но даже если бы египтяне занялись этим раньше, то данный корабль…

– Ковчег.

– Как вам больше нравится. Ковчег намного больше и сложнее, чем что угодно, построенное в ту эпоху. Корабль Хеопса был погребен у подножия Великой пирамиды в Гизе примерно пятьсот лет спустя, и он был сопоставимых размеров. Но корабль Хеопса по сравнению с этим – всего лишь грубая баржа.

Уокер внимательно смотрел на археолога.

– Если то, что вы говорите, – правда, то его вообще не должно существовать.

– Поймите меня правильно. Я очень рада, что он здесь. Это как сон, в котором я вообще никогда не рассчитывала оказаться. Но когда я говорю про «сон», то имею в виду не только свой восторг. Здесь все кажется нереальным. Вы поразитесь, насколько невозможным выглядит этот ковчег, если поговорите с профессором Оливьери.

Уокер не стал интересоваться, кто такой профессор Оливьери, рассчитывая в скором времени познакомиться с ним лично. Ковчег не такой уж и огромный.

– Итак, – сказал Уокер, – вы считаете, что в Библии отражена правда? Бог лично организовал Потоп и все такое?

Профессор Маршалл смерила его холодным взглядом.

– Не впутывайте сюда Бога, доктор Уокер. Мы здесь для того, чтобы провести исследования и написать отчет. А толкованиями пусть занимаются соответствующие специалисты.

Она вернулась к работе, и Уокеру ничего не оставалось, кроме как уставиться на стену, под которой трудилась команда археологов. На бревнах, из которых было собрано нечто, напоминавшее входную дверь, были процарапаны длинные борозды.

– Это что?..

Археолог подняла голову.

– Простите?

Уокер указал на борозды на двери. Судя по всему, дверь прижало к горе так, что люди были лишены возможности через нее выйти.

– Это следы паники?

Профессор Маршалл кивнула задумчиво и серьезно, словно онколог, подтверждающий самые худшие опасения.

– Мы полагаем, что да.

– Но почему? На борту были и другие люди. И запасы еды…

Она тонко улыбнулась. Отблеск рабочих ламп придал лицу археолога мертвенную бледность. Только глаза оставались темными из-за обилия морщин вокруг них.

– Припасы были даже тогда, когда умер последний пассажир, не говоря уже о животных, которыми они вполне могли питаться, – ответила она. – Здесь есть другие выходы, которыми они могли воспользоваться, если бы решили рискнуть спуститься с горы. Но они почему-то умерли, пытаясь открыть именно эту дверь. Прекрасно зная, что она заблокирована снаружи.

– Это ваша теория? – спросил Уокер.

Улыбка сползла с ее лица. Остальные археологи продолжали работать: один фотографировал, другие подготавливали кости к извлечению.

– У нас пока нет никаких теорий, – ответила профессор Маршалл и отвернулась.

Почувствовав ее раздражение, Уокер не стал больше задавать вопросов.

– Все в порядке? – раздался голос за спиной.

Уокер обернулся и увидел идущего к нему Адама Холцера с двумя стаканами кофе в руках, один из которых он тут же подал Уокеру.

– Теперь да. – Он стянул одну перчатку и засунул ее в карман. – Я так понимаю, своего Старбакса в ковчеге не было?

Адам поднял стакан словно перед тостом.

– Этот кофе ужасен. Но он горячий и содержит много кофеина.

– Иными словами – то, что доктор прописал.

Уокер сделал глоток и едва не скривился. Турецкий кофе мог быть крепким, но то варево, которое пила команда «Проекта Ковчег», на вкус больше напоминало ржавчину.

Улыбнувшись, Адам оглянулся на археологов.

– Ваша группа уже разместилась. Мисс Ким отказалась от кофе – видимо, она умнее нас всех, – но отец Корнелиус с удовольствием им отогревается. Предлагаю пока отложить формальные знакомства, чтобы я мог показать вам главное – погребальную капсулу.

После этих слов Уокера прошиб такой озноб, что даже дерьмовый кофе стал казаться холодным.

Он последовал за Адамом в глубь ковчега – в самое его сердце. Затем они поднялись вверх по тщательно укрепленным (а в некоторых случаях и заново выстроенным) лестницам. На третьем уровне они пробрались через бревенчатый дверной проем, на верхней перемычке которого зияла широкая трещина. Уокер живо представил себе, что случится, если крыша вдруг рухнет и запрет их здесь. Против воли в воображении воскресла картина, которую он видел на первом этаже: борозды в бревнах, выцарапанные ногтями людей, отчаянно пытавшихся спастись. После этого думать о треснувшей перемычке стало совсем не весело.

Впереди послышались голоса. Уокер почувствовал себя немного лучше, когда понял, что один из голосов принадлежал Ким Сон. Вела она себя как королева в комнате, полной шутов. Такое высокомерие могло раздражать, но каким-то образом ей удавалось выглядеть достаточно любезной.

Дойдя до конца узкого прохода, они вышли на открытое пространство задней части верхней палубы ковчега. Что-то иссохшее и сморщенное лежало в одном огороженном углу, но это были не кости. Уокер подумал, что, возможно, пять тысяч лет назад это было чье-то спальное место, хотя как куча сена не истлела полностью в пыль, понять было трудно. Дальняя стена помещения состояла из широких вертикальных бревен, таких же, как на нижних этажах, – это было то, что они называли ребрами ковчега. Из отверстия в полу торчала лестница – не оригинальная, но построенная на скорую руку персоналом «Проекта Ковчег».

Мериам ждала их с группой людей, среди которых были Ким и отец Корнелиус.

– Еще раз здравствуйте, мистер Уокер… Или доктор Уокер? – спросила она.

– Можно просто Уокер.

Указывая рукой, она быстро представила присутствующих друг другу. Команда Карги и Холцера включала в себя бригадира Хакана и его племянника Фейиза. Похожая на привидение бледная блондинка с камерой на плече оказалась Каллиопой Шоу – профессиональным режиссером, с которым Адам заключил договор на создание документального фильма о проекте. Далее Мериам представила профессора Оливьери, о котором уже упомянула Хелен Маршалл, – пятидесятилетнего ученого-библеиста с густой бородой и мощным торсом. Издалека профессор напоминал Санту из торгового центра, но впечатление это было обманчивое: Армандо Оливьери был хоть и толстым, но далеко не мягким.

– Мы все рады вас видеть, – подытожила Мериам.

Оливьери выглядел недовольным.

– Очевидно, все, кроме профессора, – заметил Уокер.

Оливьери нахмурился еще больше.

– Уверяю, мистер Уокер, мое недовольство не имеет к вам никакого отношения.

– Но вы считаете, что нам здесь не место…

– Я считаю, нам всем здесь не место, – поправил Оливьери. – Ковчег всегда был для меня предметом восхищения и одним из главных научных интересов на протяжении всей жизни. Когда я сумел его найти, когда узнал, что он настоящий, – трудно передать словами, что я почувствовал в тот момент. Но теперь я считаю, что лучше всего было бы заложить взрывчатку на склоне горы и похоронить эту пещеру еще на несколько тысяч лет.

Отец Корнелиус застыл, глаза его потемнели от негодования.

– Если я понимаю правильно, мы имеем дело с величайшим доказательством истинности библейской истории из когда-либо найденных. И вы хотите его похоронить? Уничтожить? Да что вы за библеист такой?

Оливьери раздраженно фыркнул.

– Такой, который понимает, что некоторые вещи лучше оставлять в их могилах. Не делайте вид, будто вы ничего не чувствуете, – сказал Оливьери, внимательно оглядывая лица. – Оно так близко отсюда, что здесь едва можно дышать. Уверяю, вы ощущаете себя странно не только от подъема…

– Армандо… – произнесла Мериам так тихо, что ее голос почти заглушил вой ветра, задувавшего в швы между бревнами.

Оливьери обреченно махнул рукой.

– Хорошо, я помолчу. Делайте, что задумали, но я в этом не участвую. Если бы я не считал, что кто-то должен присматривать за всеми этими ужасными делами со стороны, то давно бы уже ушел.

Мериам выглядела так, словно уже готова была потерять самообладание, но Адам сгладил неловкий момент, первым шагнув к лестнице.

– Нет смысла больше откладывать, верно? – сказал он, взявшись за поручни и встав на первые ступени. – Идите за мной, Уокер. Честно говоря, мы надеялись, что ваше прибытие рязрядит напряженность, копившуюся здесь несколько дней, но, по-видимому, мы ошиблись.

– Разрядка напряженности никогда не была моей сильной стороной, – ответил Уокер, посмотрев на Оливьери. – Но должен признаться, всякое странное мне видеть уже приходилось.

Удрученный их легкомыслием, Оливьери ушел тем путем, по которому они добрались сюда. Остальные члены «Проекта Ковчег Карги – Холцера» что-то тихо сказали Мериам и разошлись каждый по своим делам. Даже Каллиопа заспешила куда-то, передав камеру Адаму.

– Куда они все разбежались? – спросил Уокер, когда из команды «Проекта Ковчег» осталась одна Мериам.

– Там мало места, – ответила Мериам. – К тому же все уже видели то, что внизу. И второй раз смотреть не хотят.

Уокер против воли задрожал. Можно было заподозрить, что Мериам намеренно усиливает драматический эффект, но ее жених уже спускался вниз по лестнице с камерой в руке. Пытаться после этого пугать новоприбывших – какой в этом смысл? Ким во все глаза смотрела на Мериам, полезшую вслед за Адамом вниз. Если бы она была кошкой, то спина бы ее сейчас была выгнута, а шерсть на загривке стояла дыбом.

Уокер допил ужасный кофе, аккуратно согнул бумажный стаканчик и сунул его в карман куртки, затем повернулся к Ким и отцу Корнелиусу.

– Вы что-нибудь чувствуете?

Ким выдохнула и слегка расслабилась.

– Небольшой приступ клаустрофобии, наверное. Но если вы имеете в виду, чувствую ли я что-нибудь сверхъестественное, то ответ «нет». Я не экстрасенс.

– А вы верите в экстрасенсов? – полюбопытствовал отец Корнелиус.

– Конечно же, нет.

– Что ж, я тоже не экстрасенс, – сказал Уокер. – Но не стоит с ходу отвергать сверхъестественное. В мире существует множество вещей, которых мы не понимаем.

Ким глубокомысленно кивнула.

– Да, и всегда находятся те, кто с удовольствием делают деньги на незнании окружающих.

Уокер понимал, что она права, но, когда подошел к лестнице, взялся за перила и посмотрел вниз, ему против воли вспомнилась складка, замеченная на лбу Оливьери. В мире живут миллионы религиозных фанатиков, но Оливьери был библеистом-ученым. Уокер часто сталкивался с высокомерием верующих, но та эмоция, которую излучал Оливьери, не выглядела как осуждение или неодобрение.

Скорее здесь имел место настоящий неподдельный страх.