Читать книгу Американская история - Кристофер Прист - Страница 8

Таков был заголовок, и репортеры уже прибыли на место. В Атлантике, примерно в ста милях от побережья Делавэра, были обнаружены останки разбившегося самолета. Обломки покоились на большой глубине. Два или три фрагмента, уже поднятых на поверхность, были идентифицированы как принадлежащие большому реактивному лайнеру. Обломков с серийными номерами пока еще обнаружено не было, и никаких надписей не было видно. Кто знает, какой марки самолет, какой авиакомпанией он эксплуатировался, был ли это гражданский самолет или военный и какой стране он мог принадлежать.

Далее в выпуске сообщались другие текущие новости, но завершил его специальный новостной репортаж с места крушения в Атлантике.

Вокруг этой находки ощущалась аура секретности и напряженности. Репортеры отмечали, что властям, вероятно, известно больше, чем те готовы признать. Обломки были обнаружены кораблем ВМС США более недели назад, и лишь после того, как у гражданской компании по бурению нефтяных скважин была реквизирована тяжелая грузоподъемная баржа, история просочилась в прессу и ее представители поспешили в район поисков. Когда же репортеры и съемочные группы, зафрахтовав множество лодок, прибыли на место, этот участок моря уже был оцеплен береговой охраной США. Более того, туда направилось несколько крупных кораблей ВМС США. Место крушения находилось в зоне регулярных трансатлантических маршрутов, и регулярные рейсы были перенаправлены севернее или южнее.

Один из репортеров, работавший на независимом кабельном канале в Бостоне, заявил на камеру, что поиски контролируют ЦРУ и Агентство национальной безопасности. Это заявление немедленно опроверг представитель Национального совета по безопасности на транспорте, органа, отвечающего за расследование всех происшествий с гражданскими самолетами в США. Разбившийся самолет, мол, был коммерческим. Между тем ни одна из крупных авиакомпаний, летавших по атлантическому маршруту, не знала о пропавшем без вести самолете, равно как не было никаких необъяснимых исчезновений в прошлом.

После смерти Лил от рук террористов у меня возник навязчивый интерес к авиакатастрофам. При малейшем подозрении причастности террористов к происшествию меня неизменно охватывал тошнотворный ужас, горе, страх, болезненное любопытство, а если факт терроризма подтверждался, то гнев и досада. Я ничего не мог с этим поделать. За себя я не боялся – я летал регулярно. Но когда кто-то, кого вы любите, погибает в угнанном самолете, любое серьезное воздушное происшествие вызывает целый комплекс чувств и эмоций.

Я прошелся по каналам в поисках других выпусков новостей, надеясь получить больше информации, но пока большая часть репортажей, которые я сумел найти, носили спекулятивный характер. Шли разговоры о попытках найти черный ящик, регистратор полетных данных, хотя для меня, как и для профессионалов в области авиастроения, было очевидно: если обломки так долго находились в морской воде на большой глубине, как то предполагалось, то данных, поддающихся расшифровке, там не останется.

Из одного из репортажей я узнал, что СМИ стало известно об открытии, сделанном накануне вечером по восточному времени. То есть в ранние утренние часы по шотландскому. Поэтому в новостных передачах об этом упоминалось весь день, но, поскольку я был в пути, я ничего о них не знал. Сидя на неудобном старом диване, потягивая пиво из банки, я постепенно осознал, что этот инцидент наверняка упоминался в той же сводке, что и по радио, когда я проснулся. Поскольку я был поглощен внезапно пришедшими мыслями о Татарове, то, вероятно, воспринял эту информацию подсознательно. Это могло бы объяснить, почему мои мысли необъяснимым образом кружились и вокруг Татарова, и вокруг Лил.

– Вы собираетесь смотреть это всю ночь?

Услышав женский голос, я вздрогнул и удивленно обернулся. Она вошла в комнату и встала за диваном. В полумраке я едва смог различить ее силуэт. Высокая и угловатая, она завернулась не то в халат, не то в одеяло. На шее у нее болтались наушники.

– Вы оставили его включенным, – сказал я. – Я просто смотрел новости.

– Я оставила его включенным, потому что забыла выключить. Вы уже полчаса переключаете каналы. Я не могу уснуть из-за этого шума.

– Извините. Я не знал, что вы это слышите.

– Даже через них, – сказала она, указав на наушники. Она наклонилась вперед, глядя на экран. – Они уже опознали самолет?

– Не думаю.

Она сделала несколько шагов и села перед телевизором на ковер.

– Этот сюжет передавали по каналам агентства весь день, – сказала она. – Мы следили за ним в офисе. Все началось с обнаружения самолета, но теперь речь идет о доступе к обломкам, о том, чей это был самолет и кто должен взять на себя расследование. Они пока этого не сказали, но это наверняка американский самолет.

– Откуда вам это известно?

– Потому что в этом замешано ЦРУ. Береговая охрана, флот, люди из службы внутренней безопасности. Они бы не слетелись туда, если бы думали, что это кто-то другой. Очевидно, они что-то знают об этом, чего не хотят разглашать.

– То есть это мог быть военный самолет? На его борту было оружие? Какое-то ядерное устройство?

– Сначала мы так и подумали, но потом один из парней из Национального совета по безопасности на транспорте, у которых Си-эн-эн брал интервью, заявил, будто найден гражданский авиалайнер. Он вернулся через несколько минут, чтобы уточнить свое сообщение. По его словам, они все еще не уверены и не могут ничего подтвердить относительно этого самолета. Нам показалось, что ему просто велели держать язык за зубами.

Она посидела еще несколько минут, глядя на экран. Потом трансляция закончилась, и она снова поднялась на ноги.

– Сейчас выключу, – сказал я.

– Спасибо. Я вас знаю, не так ли? Вы Бен Мэтсон.

– Да.

Мы вежливо кивнули друг другу.

– Я Джей Хьюм, – сказала она. – Работаю в видеокомпании EcoMo. Та же группа, то же здание, на два или три этажа ниже вашего офиса.

Я не помнил, чтобы видел ее раньше, но в комнате горела только тусклая настольная лампа, и с того места, где я сидел, эта женщина была лишь темным силуэтом. В медиагруппе работало много народа. Я не знал их всех.

– Это не мой офис, – сказал я. – Я лишь изредка бываю там. Я работаю на них лишь время от времени.

– Вы редактор?

– Автор. Журналист-фрилансер. У меня с ними контракт, но работаю я на себя.

– А я в производственном отделе. – Она попятилась к двери. – Ладно, я иду спать. До завтра.

Она надела наушники и закрыла дверь. Если она и сказала что-то еще, я не слышал.

– Спокойной ночи, – тихо сказал я закрытой двери.

Найдя в шкафу, где и рассчитывал найти, свой спальный мешок, я разложил его на диване. На кухне я почистил зубы, затем снял брюки и рубашку и начал залезать в мешок.

Дверь внезапно открылась снова. Джей все еще была завернута не то в одеяло, не то в полотенце.

– Послушайте, Бен, мне неловко, что я захватила спальню. Я не такая высокая, как вы. Я бы лучше устроилась на диване – не хотите поменяться со мной?

– Нет уж, вы заняли кровать первой. Я не против.

– Я сама как-то раз спала на этом диване. Он твердый и комковатый.

– Это всего лишь одна ночь, – сказал я. – Ничего со мной не случится.

– Тогда… – Она осталась стоять в дверном проеме. – Может, вы?.. В смысле, здесь большая кровать. Если хотите зайти и…

– Нет, Джей, спасибо.

– Это не то, о чем вы могли подумать.

– Я ни о чем не думал. Еще раз спасибо, но нет. Без обид.

– Абсолютно никаких.

Она ушла рано утром, прежде чем я проснулся.