Читать книгу Царства смерти - Кристофер Руоккио - Страница 12
Глава 10. Рай
ОглавлениеПланета под нами переливалась серым и белым, словно голографическая панель, не получающая сигнала. Воздух на Падмураке был разреженным и стылым, а великий город Ведатхарад раскинулся посреди заснеженной тундры, где не водилось ничего живого. Все районы были закрыты громадными куполами из металла и алюмостекла, напоминая населенную демонами столицу Воргоссоса.
Даже с высоты было заметно, что в великом городе Содружества все сделано в угоду утилитарности. Под стеклянными куполами высились грубые бетонные дома-коробки. Бесчувственные памятники безбожному писанию, согласно которому все люди были винтиками одной машины и свободными не потому, что сбросили с себя рабские цепи, а потому, что были такими же «рабочими», как и те, кто эти цепи ковал. В Содружестве утверждали, что его богатство – в единстве, что в этом обществе нет ни классов, ни иерархии, ни различий между гражданами. Как сообщалось, у людей не было даже имен и уж тем более званий. Они жили в пустых квартирах в башнях-ульях, которые возвышались, словно дьявольские мельницы, по периметру огромного города, выстроенного по единому плану.
– Веселенькое местечко, – заметил Бандит, глядя в узкое окошко шаттла перед посадкой. – Это их столица? Не могли основать ее на планете, где хотя бы дышать нормально можно?
– Это многое о них говорит, – ответил я, стоя рядом с ним.
Небо было того же серого цвета, как и сама планета. Белые облака сочетались с белым снегом. Над нами нависал один из куполов; его черный скелет как будто принуждал сами небеса к порядку. Совсем не похоже на Вечный Город.
– Надеть шлемы! – скомандовал Паллино, возглавлявший нашу скромную процессию.
Я щелкнул переключателем, и мой шлем появился из воротникового отсека доспеха. Раскрывшись, он с ювелирной точностью сложился вокруг моей головы. У остальных шлемы были обычные, надевались отдельно. Я услышал, как загудели герметизаторы и засвистел воздух, перегоняемый внутри скафандра. Лицо Тора Варро спряталось под безликой маской из черного стекла. Поверх черного комбинезона он надел зеленую робу схоласта. Шлем Валки был похожим, из черного алюмостекла и стали, с набивной подкладкой, а вот доспех больше напоминал мой: поверх алой туники она надела нагрудник в виде женского торса с такой же, как у меня, эмблемой – пентаклем и трезубцем. Валка не была солдатом и поэтому не носила птеруг, наручей и поножей. Ее левый рукав был покрыт точной копией фрактального узора saylash – ее клановой татуировки, черной на черном.
Она давно так не наряжалась, и я не смог сдержать улыбки. На поясе у нее висел старый тавросианский служебный револьвер, частично скрытый коротким плащом – таким же, как у меня.
Два сапога пара.
– Шлемы на месте? – спросил по рации Паллино.
Закончив инспекцию, он обратился к пилоту:
– Начинайте выравнивание давления.
Шаттл с громким шипением выпустил воздух, чтобы привести атмосферу внутри в равновесие с той, что царила снаружи. Мгновение спустя люк открылся, превратившись в трап. Солдаты в белых имперских доспехах один за другим начали выходить, высоко держа острые копья. На их фоне унылые серые стражи Содружества выглядели убого. За солдатами вышел Варро, затем Бандит и Паллино, за ними – мы с Валкой в сопровождении группы тяжелобронированных гоплитов, составлявших основу нашей охраны.
Нам было предписано без остановки пересечь посадочную площадку и подойти к низкому широкому ангару, отстоявшему от нас на сто пятьдесят ярдов. Не знаю, почему нам не разрешили завести шаттл прямо в ангар. Возможно, в Содружестве хотели показать свое превосходство, заставив нас маршировать.
Лотрианские солдаты приветственно вскинули копья. Их было, наверное, человек двести, все в медалях и галунах.
– Никак лучших бойцов прислали? – заметил Паллино шепотом по отдельному каналу связи.
Дул слабый ветерок, почти неощутимый и едва колыхавший наши с Валкой тяжелые плащи.
– Никогда не видел столько заслуженных людей в одном месте, – ответил ему Варро.
– Хотят произвести впечатление, – сказал я.
Однако даже за блеском солдатских наград от нас не укрылось запущенное состояние космодрома.
Над прямоугольным коньком ангара находился барельеф, изображавший работающих рука об руку лотрианцев. Они приближались друг к другу с двух сторон на фоне выгравированной книги. Их позы были статичными, механическими, топорными, а на лицах одновременно читались почти гротескная радость и целеустремленность – неестественное сочетание эмоций, которого я никогда не встречал у живых людей.
– «Лотриада»? – качнула головой Валка в сторону книги.
– Да, – кивнул я в ответ. – Говорят, ее изображения здесь повсюду.
«Лотриада» считалась основой основ Содружества. Она была больше чем свод законов, чем священное писание; в ней содержался перечень разрешенных высказываний, фраз и мыслей, которые с позволения Великого конклава могли использовать люди. Говорят, что когда-то жители Содружества могли изъясняться свободно. Но члены партии все усиливали и усиливали контроль, сокращали словари, выбрасывая опасные и «ненужные» слова. В конце концов под запрет попали даже имена собственные и прочие слова, благодаря которым одного человека можно было отличить от другого, ибо различия, как считалось здесь, лишь подчеркивают неравенство. В то время как в тавросианских кланах опасались предвзятости в отношении того или иного партнера в вопросах любви и брака, в Содружестве боялись предвзятости в целом.
Со временем словари вообще перестали печатать. Вместо них издавали даже не списки разрешенных слов, а списки разрешенных мыслей. Оставался всего один способ сказать, что ты голоден или что тебе больно. Один способ попросить о помощи или обратиться к товарищу. Язык заменили идеологически верные фразы вроде иероглифов, которые больше никогда не менялись.
По крайней мере, так нам рассказывали, и мы в это верили.
Мы прошли под барельефом, и стальные двери с грохотом сдвинулись за нами, закрыв бледно-желтушное солнце. Свет плоских потолочных ламп был абсолютно бесцветным. Индикаторы периферийного зрения указали мне, что воздух искусственно закачивался в похожий на пещеру ангар. Я увидел, как впереди за платформой открылась дверь, откуда появился мужчина в сером костюме без опознавательных знаков, сопровождаемый невзрачными охранниками в черных доспехах.
Когда мы приблизились к платформе, мужчина в сером поднял руку.
– Dilijatja vatajema, – обратился он к нам на горловом лотрианском языке. «Уважаемая делегация». – От имени конклава уполномоченный приветствует делегацию Соларианской империи на Падмураке и в Народном городе.
Я обратил внимание на наушник, который носил человек, и решил, что реплики ему сообщали специальные советники, а то и вовсе само устройство, чтобы тот не отходил от протокола.
В ответ я поклонился. Мне стало любопытно, и я решил заговорить на галстани:
– Благодарю за теплый прием, представитель. Я лорд Адриан Марло из дома Марло-Виктории, апостол его величества императора Вильгельма Двадцать Третьего. Мне поручено провести переговоры с вашими руководителями, председателями Великого конклава и по возможности договориться о совместном противодействии сьельсинской угрозе со взаимным соблюдением интересов наших народов.
Как я и предполагал, мужчина ответил не сразу, ожидая, пока устройство или те, кто им управлял, прослушают и переведут мои слова. Я мог бы говорить и на лотрианском, но решил, что это рискованно. Язык я в целом знал, но никогда не изучал перечень разрешенных конклавом и его министерствами фраз и поэтому не хотел бросаться сломя голову, образно выражаясь, на минное поле.
– Что хорошо для всех, хорошо для каждого, – ответил дипломат, очевидно какой-то цитатой, и слабо улыбнулся.
Мне было интересно, насколько тяжело было разговаривать с иностранцем, не связанным лотрианскими правилами общения. Я не завидовал представителю, ибо в случае критической ошибки его наверняка ждали расстрел или гильотина.
– Будем надеяться, – сказал я и, спохватившись, нажал кнопку, чтобы убрать шлем; тот разложился, словно ниппонская бумажная скульптура. – Вы член конклава?
Дипломат помотал головой:
– Каждый служит на благо народа в меру своих способностей. Даже малый вклад на благо народа несет пользу всем.
Из этих слов я сделал вывод, что он не входил в конклав, однако, несомненно, был кем-то вроде логофета или старшего секретаря. Лотрианцы могли сколько угодно притворяться, что у них нет иерархии, но это не означало, что ее на самом деле не было.
Посланник поклонился и пригласил нас пройти за ним.
– Для делегации поданы машины, – произнес он на своем родном языке.
Мы ехали по унылым улицам Одиннадцатого купола и серым бульварам, где не росло ни деревьев, ни даже травы. В этом хмуром городе, казалось, не было вообще никакой зелени. Вентиляторы гнали в воздух пар, где тот, конденсируясь под стеклянным куполом, опадал обратно на землю грустным дождем. Глядя с заднего сиденья машины представителя в залитое дождем окно, я подумал, что улицы специально расчистили к нашему визиту. Нам почти не встречались прохожие, а каменные и бетонные фасады зданий были недавно отмыты гидравлическими очистителями. На каждом шагу попадались бронзовые барельефы без единого пятнышка патины, демонстрирующие достижения и добродетели народа.
– А где все люди? – спросила Валка, заметив на тротуаре двух торопливо идущих мужчин и одну женщину в одинаковых серых костюмах.
Представитель, моргнув, выглянул в окно. Он как будто высматривал тех же прохожих, но на деле лишь дожидался предписаний. Спустя секунду ему передали ответ.
– Каждый трудится на благо общества.
Я почувствовал, что Паллино неймется вставить словечко, и покосился на капитана своей стражи. Патриций многозначительно отвернулся к окну напротив, оглядываясь на другие машины нашего кортежа.
В конце концов мы выехали из Одиннадцатого купола и по подземному шоссе, проходящему под чертовой тундрой, направились к другому куполу. Мои подозрения насчет того, что город специально очистили от жителей перед нашим приездом, лишь усилились. Обычно на шестиполосном шоссе наверняка было оживленное движение, но теперь все полосы были свободны. Допрашивать нашего проводника мне не хотелось – он наверняка ответил бы только то, что положено.
Наверху болезненно пульсировали рыжие огоньки.
Вскоре они сменились бледно-желтым сиянием другого купола, больше предыдущего. Мы проехали через массивные стальные ворота, которые при необходимости могли отрезать купол от остального города, и поднялись на высокий мост над бурлящим водным потоком. Сбоку высилась громадная дамба, из открытых шлюзов которой били гремящие водопады.
За мостом начались тесные, геометрически точные кварталы Ведатхарада. В желтое небо одна за другой поднимались циклопические каменные громады. В воздухе висела какая-то дымка, как будто от пара, как во внешнем куполе, и сквозь стеклянную стену самого купола виднелись гигантские многоквартирные дома без окон, похожие скорее на заводы. Я понял, что в этих бараках и закрыты сейчас простые жители Содружества.
Чем ближе к центру города, тем больше людей попадалось нам на улице. Под закупоренным небом Первого купола куда-то спешили мужчины и женщины в одинаковых серых костюмах; кто-то поодиночке, кто-то парами, прячась под зонтиками от проливающейся со стекла воды. У многих на лицах были медицинские маски. Повсюду стояли полицейские. Не то чтобы я не привык видеть военную полицию – на каждой имперской планете были префекты, – но в таком количестве?! На каждом углу обязательно стоял полицейский в черных доспехах, что заставило меня подумать не об Империи, а о городе над дворцом Кхарна Сагары на Воргоссосе.
И, как на Воргоссосе, здесь за внешним фасадом тоже таилась тьма.
Народный дворец стоял за изогнутой стеной из бетона и стали в пятьдесят футов толщиной и втрое выше этого. Центральный корпус представлял собой ступенчатый многоэтажный зиккурат, похожий на пирамиду, посвященную какому-то ложному забытому богу. Другие здания, размещенные по периметру, не имели окон и не были никак украшены, напоминая надгробия; в них располагались казармы, арсенал и кабинеты тайной полиции. Из абстрактных фонтанов били струи, образуя над дорогой водяные арки. Солдаты в матово-черных доспехах гвардии конклава и в серо-красной военной форме с отличительными знаками несли у фонтанов и у дверей почетный караул. Другие смотрели на нас со ступеней зиккурата, поднимавшихся на тысячу футов почти к самому куполу.
Машины обогнули последний фонтан и остановились у громадной лестницы. По ступенькам, словно лава, стекла красная ковровая дорожка, напомнив мне о багровом покрывале, раскинутом Клитемнестрой перед ногами Агамемнона Великого на заре земной цивилизации. Двое стражей в доспехах открыли двери, похожие на створки морской раковины, и представитель жестом указал, что можно выходить. Паллино вышел первым – Бандит ехал в другой машине – и подал мне руку, а я в свою очередь помог выйти Валке.
– Почти как дома, – сказала она на пантайском.
Мне не хотелось об этом напоминать. На ее родине красота была субъективна, да и весь мир тоже. Дома, среди соотечественников, Валка видела то, что хотела видеть, то, что рисовали в подсознании ее имплантаты – иллюзии, тенями покрывавшие действительность. Там, где я видел лишь голый камень, ей являлись пышные сады, а вместо пластиковых полов и обитых нейлоном диванов – роскошный паркет и резная мебель. Демархисты воображали роскошь и прятали все уродливое, а здесь, в Содружестве, уродливость была общепринятой и воплощалась во всем.
– Как ты? – спросил я, наклонившись к Валке.
Вряд ли лотрианцы владели малоизвестным языком, на котором говорила тавросианка, но всякое бывает.
– Нормально, – храбро улыбнулась она. – Ничего страшного.
Когда мы поднялись на ступеньки, нас принялись снимать три дрона. Возможно, из соображений безопасности, а может, местная пропаганда собиралась раздуть что-нибудь из нашего визита. Я криво улыбнулся на камеру и поприветствовал выстроившихся вдоль лестницы пикинеров. Впереди шагал Бандит в сопровождении сигнифера, несшего жезл дипломата с красным знаменем в белую полоску, посреди которого сияло алое имперское солнце.
Пока мы поднимались, проходя мимо колоссальных прямоугольных колонн к фальшдверям в виде раскрытых книжных страниц, я заметил смутные силуэты встречающих: бледных темноволосых мужчин и женщин в серых костюмах.
Я ожидал, что нас остановят и поприветствуют у входа, но вместо этого нас отвели прямиком на досмотр. Пришлось пройти через светящиеся сканеры. Теперь нашим хозяевам стало известно о моем мече и проекторе щита и о пристегнутом к бедру пистолете. Они увидели мой кинжал, как и вооружение абсолютно всех сорока членов нашей делегации, вплоть до малейшего метательного ножа Бандита. Даже адамантовые кости моей левой руки стали всеобщим достоянием. Незамеченными могли остаться разве что имплантаты Валки да моноволоконная спираль, которую Карим прятал под копной своих темных волос.
Наш проводник сдержанно поприветствовал двух коллег, мужчину и женщину, спешивших нам навстречу через атриум. Все трое были так похожи, что вполне могли сойти за родственников. Серокожие, темноволосые, с пустыми глазами. Казалось, они находятся под действием каких-то стимуляторов – может, веррокса или амфетамина, а может, простого кофеина. У новоприбывшей парочки были такие же наушники, как у нашего проводника.
– Уважаемая делегация, – сказали они в унисон и вскинули руки; точно так же нас приветствовал по прибытии и первый дипломат.
– Благодарим за прием, – ответил я, давая им время выслушать перевод и получить ответ. – Когда мы сможем предстать перед Великим конклавом? Мне не терпится встретиться с вашими лидерами.
Женщина слегка поклонилась, сложив перед собой руки.
– В Содружестве нет королей и лидеров, – сказала она тоном строгой учительницы или схоласта, упрекающего нерадивого ученика. – Сегодня конклав не заседает. Делегацию пригласят, когда все председатели будут на месте.
Я с трудом удержался, чтобы не нахмуриться, и посмотрел на Валку и Тора Варро.
– То есть приема не будет? Я надеялся выступить сразу же.
Мужчины и женщина переглянулись, ожидая подсказки уполномоченных органов. Мое терпение уже было на исходе. Я мог смириться с молчанием, но не с этой бестолковой пассивностью, которую здесь выдавали за гражданскую добродетель.
– Я прибыл по особо важному заданию самого соларианского императора. Меня не примут?
Женщина – очевидно, старшая из троицы, хотя на это наблюдение мне наверняка опять бы повторили, что «каждый служит в меру своих способностей», – уставилась на меня с натянутой улыбкой:
– Все должны трудиться на благо общества. Чтобы был хлеб, жилье и порядок для всех трудящихся.
– Значит, все заняты?
Я сунул пальцы за пояс и осмотрел просторное помещение, в котором мы оказались. Пол здесь был не цементным и не пластиковым, а мраморным, из черно-белой плитки. Впереди поблескивал подсвеченный со дна низенький бассейн. Поверхность воды над темным камнем была абсолютно ровной, гладкой. Как черное зеркало. Мне почти по-детски захотелось нарушить это спокойствие, разбить иллюзию царящего вокруг абсолютного порядка.
Я понимал, что все это значит.
Они рисовались, притворяясь, как и все власть имущие, что важные дела для них – сущий пустяк. Делали вид, что прибытие посла Соларианской империи не предвещало конца их мира.
Но война надвигалась на Падмурак, хотели того его темные владыки или нет.