Читать книгу Первый человек - Ксавье-Мари Бонно - Страница 9

Часть первая
Дом сумасшедших
6

Оглавление

Де Пальма жил в двух шагах от клиники Ля-Тимон. Расставшись с Полиной, он залез в свою «Джульетту» и поехал обратно по длинному, окутанному темнотой бульвару, вдоль кладбища Сен-Пьер – самого большого некрополя в Марселе. Его квартира находилась в квартале Ла-Капелет, в домовладении «Поль Верлен». В этом домовладении были: парковка для автомобилей, несколько приморских сосен и иудейских деревьев[13] и три кубических бетонных здания, поставленные посреди сада, который когда-то принадлежал существовавшему здесь раньше монастырю Сестер Видения. Улицы Ла-Капелет носили имена коммунистов, бойцов Сопротивления, депортированных или убитых немецкими оккупантами: когда-то коммунистическая партия была могучей силой в этом квартале бедноты. Но после того, как завод по производству игральных карт, мастерские по изготовлению пробковых шлемов и сталелитейные заводы уехали отсюда, коммунистов здесь почти не осталось. Последние пролетарии, оставшиеся в квартале, по политическим взглядам были скорее фашистами.

Де Пальма родился в Ла-Капелет и был уверен, что никогда не уедет жить в другое место. Его удерживала здесь не любовь и не верность, а грусть о прошлом.

Он выполнил отработанный до мелочей ритуал: открыл дверь своей квартиры, положил пистолет на круглый столик рядом с телефоном и недоставленной почтой и перешел в гостиную: ритуал завершился музыкой. Полицейский вставив в дисковод диск с записями Жоржа Тиля. Время оставило царапины на сладковатом голосе знаменитого тенора.

– У тебе нет ничего поновей? – крикнула из кухни Ева.

Де Пальма поднял к небу взгляд, полный отчаяния. С тех пор как он стал жить с Евой, ему разрешалось уделять ностальгии так мало минут.

– Это был величайший из французских певцов! Никто никогда не пел Вертера так, как он! Послушай эту фразу!

На пороге появилась Ева. Она была без косметики на лице, что с ней случалось редко.

– По-моему, его очень высоко ценил мой прадедушка. И ты тоже! Увы!

Де Пальма обезоружил ее улыбкой, а потом пропел под музыку:

Зачем меня ты будишь, весенний ветерок?

Завтра путник пройдет по долине,

Вспоминая о моей прежней славе.


Ева вернулась в кухню. Де Пальма пошел за ней и сказал:

– На днях мы сходим послушать «Вертера». Это очень романтичная вещь, и она тебе понравится.

– Для меня немного старовато, – возразила Ева.

Де Пальма прошептал ей на ухо:

Твои пальцы ласкают мой лоб,

Но очень скоро настанет

Время бурь и печалей!


– Должна признать, что это красиво. Правда, не очень радостно, но от тебя нельзя требовать много.

Ева и теперь оставалась красивой. Брюнетка с колдовскими глазами. Ее взгляд был то веселым, то шаловливым, то колким – в зависимости от ее настроения. Де Пальма в первый раз обнял ее в кинотеатре «Руаяль», расположенном в конце проспекта Капелет, во время роскошного итальянского фильма на античный сюжет (название фильма он забыл). Теперь в этом здании был многоэтажный гараж. Не будет больше натертых маслом гладиаторов и ковбоев в шляпах! Дорогу быстрой смене масел и прокладок! Напротив «Руаяля», на месте сталелитейных заводов, муниципалитет построил гигантский каток.

Когда-то Мишель, случайно встречаясь с Евой на выходе из колледжа, каждый раз нес за ней портфель и бился с ней об заклад, кто первый засмеется. Их путь проходил мимо угасающих заводов, из которых теперь не осталось почти ни одного, и заканчивался на улицах с низкими домами. На этих улочках до сих пор можно было встретить двух-трех старушек, которые болтали между собой о каких-то пустяках на смеси французского языка и неаполитанского диалекта. До сих пор здесь пахло готовящейся едой, помидорами и чесноком и звучали охрипшие старые записи любимых мелодий.

Как только закончилось детство, Мишель и Ева потеряли друг друга из виду. Ева не простила ему ни отъезд в Париж, ни работу там в управлении полиции на набережной Орфевр, 36, ни женитьбу на Мари.

А жизнь де Пальмы была похожа на плавание по морю при качке, пока Ева снова не возникла перед ним на другом конце этой жизни. Он пропел:

– Напрасно глаза его будут искать великолепие и блеск. Они увидят лишь траур и нищету. Увы!


Ева не захотела подобреть – пока нет. Она отвернулась от Мишеля и бросила в гусятницу две мелко нарезанные луковицы и несколько кусков бараньего плеча. Затем, потушив мясо и лук несколько минут, посыпала их корицей, имбирем и шафраном.

– Что это ты готовишь?

– Мясо в горшочках.

– Потрясающе!

Ева опустила в гусятницу деревянную ложку и стала энергично размешивать кушанье. По мнению де Пальмы, Ева забавно выглядела в фартуке с узором в мелкий цветочек, как у старых бабушек. Она постриглась по-новому, и эта прическа подчеркивала изящные линии ее затылка. На каждой щеке лежала изогнутая прядь, похожая на черную запятую.

– Где ты был? – спросила Ева.

– Работал. А ты?

– Тоже были дела по работе. Не хочу о них говорить.

Она попробовала соус.

– Теперь я накрою это крышкой и буду тушить на медленном огне.

Де Пальма пристально посмотрел на Еву. Выражение его лица изменилось. Ева догадалась, что его что-то тревожит.

– Лучше скажи мне, что происходит.

– Я чувствую: скоро случится что-то нехорошее.

– Это неудивительно: такая у тебя профессия.

Ева всегда умела читать мысли Барона по его глазам. Сейчас она догадывалась, что его душа почти опустошена.

– Что значит «нехорошее»?

– Это очень смутное ощущение: я вдруг почувствовал, что потерял душевное равновесие. Говорят, что жизнь посылает людям сообщения, смысл которых так же ясен, как смысл иероглифов. Но если человек не Шампольон[14], он не сумеет их расшифровать. А хуже всего то, что, если даже сумеет, все равно опоздает что-то предпринять.

– Ты слишком долго жил на границе с темной стороной мира. Пора вернуться на свет.

Жорж Тиль начал серенаду Фауста:

Привет тебе, целомудренный чистый приют…

Где ощущаешь присутствие невинной души…


Ева перестала говорить и стала слушать эти старинные воркующие рулады. Мелодия тронула ее душу, но еще сильнее растрогали чуть-чуть слащавые слова о том, на что способен мужчина, чтобы обольстить женщину. Иногда ей казалось, что музыка оперы немного похожа на те мелодии, которые баюкали ее в детстве, – на шлягеры прежних эстрадных певцов с завитыми волосами. Де Пальма вынул диск до того момента, как дьявол вышел на сцену и разбил жизнь Маргариты.

– Сегодня днем звонила Анита, – сказала Ева.

Отношения Евы и ее единственной дочери Аниты были бурными и шумными, как мистраль. Стоило одной сказать хоть слово наперекор другой, сразу поднималась буря. В этот раз Анита позвонила матери, чтобы сообщить, что беременна уже два месяца. В принципе такая новость должна бы стать великой радостью, но будущий отец был далеко не идеален – любил передачи на средних волнах больше, чем следует разумному человеку, ездил на черном БМВ и знал, как можно улучшить повседневную жизнь с помощью хитрых уловок. Он был вульгарным – шесть колец на пяти пальцах! – и гордился своей вульгарностью. Гнев Евы был ужасен. Она грубо ответила дочери, о чем теперь жалела.

Де Пальма решил, что он – человек другого времени, когда люди не попадали в такие истории, к тому же у него есть более важные дела, и поэтому удалился на цыпочках. Одна мысль сверлила его мозг. Он открыл большой стенной шкаф в коридоре и разыскал среди тысячи вещей, которые забросил в глубину этого шкафа, прогулочные ботинки, которые не надевал уже много лет. Ботинки по-прежнему были ему впору, и это успокоило де Пальму.

– Куда ты идешь? – поинтересовалась Ева.

– Мне сегодня вечером надо выйти из дома.

– Ты хочешь сказать – сегодня ночью.

– Да.

– И куда ты пойдешь?

– В каланки, в пещеру Ле-Гуэн. Я там пробуду недолго.

Ева сняла фартук и швырнула его на стол.

– Некоторые люди говорят, что эта пещера приносит несчастье, – заметила она.

– И они не ошибаются!

– А что мне делать с ужином, который я готовила?

– Мы вернемся не очень поздно.

– Кто это «вы»?

– Местр и я.

Де Пальма смущенно улыбнулся Еве, и она сдалась во второй раз. Де Пальма и Жан-Луи Местр были самыми близкими друзьям, почти братьями. Они познакомились в Париже, на набережной Орфевр, в полицейской школе. Местр уже три месяца был на пенсии. Барон позвонил ему по телефону.

– Жан-Луи, я хотел бы предложить тебе небольшую прогулку по каланкам.

– По бухте Сюжитон?

– Да.

– Когда?

– Уже сегодня вечером.

И де Пальма повесил трубку: Местр очень редко задавал вопросы. Он сразу говорил, согласен или нет, и решение всегда было окончательным.

– Объясни мне, по крайней мере, что у тебя за дело в Сюжитоне, – попросила Ева.

– Я хочу кое-что проверить. Хочешь пойти с нами?

Услышав это, Ева совершенно растерялась и бессильно опустилась на стул.

– По-моему, все это сплошной вздор, – заявила она.

Де Пальма подошел к ней, крепко обнял и ответил:

– Я считаю, что ты права; но я должен разобраться до конца в одном деле.

– До конца? Вы, мужчины, всегда хотите в чем-нибудь разобраться до конца. Как будто вам это велит сам Бог.

– Мне не дает покоя одна старая история.

– Дело Отранов.

– Да, оно. Я расскажу тебе о нем на днях.

– Не утомляй себя: я достаточно о нем знаю.

Ева приподняла прядь, падавшую на лоб Барона, и стал виден синеватый шрам в форме звезды перед самыми волосами.

– Это сделал тебе Отран?

– Да.

– Я надеюсь, ты не собираешься ему мстить?

Де Пальма помолчал, подбирая нужные слова. Потом ответил:

– Ты же знаешь, что нет!

– Я не совсем в этом уверена.

– Это было бы смешно и нелепо! Отран сидит в тюрьме!

– Ну и что? За этой новой историей явно стоит он, больше некому!

13

Иудейское дерево – так называют багряник – кустарник или низкорослое дерево с красивыми цветами розового, розовато-лилового или красного цвета, распространенный в Палестине и на юге Европы. Научное его название – церцис.

14

Шампольон Жан-Франсуа (1790–1832) – знаменитый французский ученый, расшифровавший древнеегипетские иероглифы.

Первый человек

Подняться наверх