Читать книгу Обезглавленное древо. Книга первая. Айк - Ксения Анатольевна Перова - Страница 5

«В конце концов, ничего ужасного не случится!», уговаривал себя Айк в сотый раз, натягивая холодную с ночи одежду, «посмотрю и сразу назад. Мешать не буду и ничего не испорчу. Отец меня и не заметит».

Эдвард уже завтракал – Айк слышал, как он тихо двигается по кухне. Почему-то он всегда уходил в город незадолго до рассвета, украдкой, точно вор.

Айк сидел на постели, прислушивался и ждал. Биение сердца ощущалось всей кожей; руки заледенели. Но вот мягко стукнула входная дверь, а затем дверь мастерской, где отец хранил свою котомку.

«Пора!»

Небо над лесом только-только начинало светлеть. Все предметы в комнате медленно обретали привычные очертания.

Айк глубоко вздохнул, бросил виноватый взгляд на крепко спящего Эйвора и бесшумно открыл окно. Пахнуло свежей холодной листвой и влажным деревом. Айк влез на подоконник и успел увидеть, как закрывается калитка за спиной отца.

Комната, где жили братья, была угловой; Айк дотянулся до стыка бревен и ловко перебросил своё тело на них. Пальцы скользнули по мокрому от росы дереву, и он чуть не полетел на землю. Удержался в последний миг, прижался всем телом к ледяной стене. Сердце громыхало в ушах. Стараясь не пыхтеть слишком громко, спустился по стыкам бревен, как по лестнице.

Небо стремительно наливалось голубизной, полумрак отступал, и Айк рассчитывал быстро догнать отца. Но минуты утекали одна за другой, а Эдварда всё не было видно. Он явно воспользовался одной из тайных троп, которые веером расходились во все стороны от дома. Братья были не единственными, кто прокладывал их – Эдвард тоже провел детство в этом лесу.

От холода и возбуждения Айка била крупная дрожь. Он примерно представлял, куда ушел отец, и следовал той же тропой. Впрочем, тропа – это было громко сказано, посторонний человек не разглядел бы её в этой чаще.

Время от времени Айк замирал на месте и прислушивался. В вышине дрожали извивы птичьих голосов; замирали, переплетались, точно струи льющейся воды. Шорох листьев и хруст подлеска указывал направление. Правда, порой приходилось стоять минуту-две, прежде чем удавалось что-то услышать.

В один из таких моментов Айку показалось, что всё безнадежно, ему не нагнать отца. В душу закралось предательское облегчение. Можно спокойно вернуться к завтраку, никто ничего не узнает. Для очистки совести Айк прикрыл глаза, ещё раз напряг слух. И – вот незадача! – на грани слышимости, но всё же уловил слабое потрескивание лесной подстилки под торопливыми шагами.

Прошло около часа; когда впереди показался просвет, Айк невольно ускорил шаг. Он страшно мерз, одежда насквозь промокла от росы. Легкий ветерок подсказывал, что впереди открытое пространство. Айк бесшумно встал за дерево и взглянул сквозь ветви кустов.

Перед ним была небольшая, почти идеально круглая полянка. Посередине росло дерево, и при взгляде на него сердце Айка дернулось и пропустило удар.

Лесной исполин вонзался в небо, подобно копью. Таких деревьев Айк ещё не встречал – возьмись они с Эйвором за руки, и то не смогли бы обхватить ствол у основания. У Айка заломило затылок, когда он запрокинул голову, чтобы разглядеть крону. Она сильно поредела от старости, совсем как шевелюра у пожилого человека. Но каждая ветвь в ней была так же толста, как бревна, из которых был сложен дом Райни.

Айк так засмотрелся на это чудо, что не сразу заметил отца. Тот стоял у подножия дерева и напряженно вглядывался в окружающий лес.

Айк замер, стараясь дышать потише. Мысли пульсировали в такт бешеным толчкам сердца. Что если отец увидит его? И, если это случится, что сказать в свое оправдание?

Казалось, прошла вечность, прежде чем Эдвард отвернулся и скрылся в лесной чаще. Айк перевел дух, подождал немного для верности и вышел на поляну. Надо быть осторожнее, не приближаться к отцу. Достаточно слышать, как он идет по лесу.

Прежде чем уйти, Айк ещё раз оглянулся, чтобы полюбоваться на невероятное дерево.

После восхода солнца стало заметно теплее. Птичьи песни сливались в оглушительный хор. Лес словно бы раздвинулся, стал просторным и светлым. В мягком утреннем свете он был сказочно прекрасен. Под ногами расстилался ковер из мягкого изумрудного мха, а деревья были высоки и стройны, как колонны древнего храма.

Но Айк был поглощен одной мыслью – не попасться на глаза отцу, и досадовал, что лес так поредел. Густая чаща скрывала его присутствие, но теперь если Эдвард обернется, то сразу же увидит сына, даже на значительном расстоянии.

Айк страшно устал – не столько от долгого пути, сколько из-за постоянного страха разоблачения; он уже двадцать раз пожалел, что ввязался в эту историю. Но не поворачивать же назад теперь, когда он так близок к цели!

Он торопился догнать отца и не позавтракал, даже не попил воды. Голод и жажда давали о себе знать всё сильнее. Эйвор наверняка проснулся и теперь с ума сходит от беспокойства. Айк оставил ему записку, с просьбой покормить коз и выгнать их в загон. Но вряд ли она его утешит.

При мысли о брате Айк особенно остро ощутил одиночество, и желание вернуться всколыхнулось в нем с новой силой. Заблудиться он не боялся, дорога по лесу всегда легко запоминалась. Но ещё ни разу в жизни он не оказывался так далеко от дома. Да и лес был чужой, незнакомый и нечего было ждать от него поддержки.

Тем временем Эдвард миновал последние деревья и начал быстро удаляться. Айк подобрался к краю леса и выглянул из-за толстого ствола. Увиденное было так поразительно, что несколько минут он не мог тронуться с места. Только смотрел, широко распахнув глаза и приоткрыв рот от восхищения.

Лес тянулся вправо и влево, словно его обрезали ножом. На равнине раскинулся город, обнесенный бревенчатой крепостной стеной. Огромные деревянные ворота были распахнуты настежь; в них вереницей втягивались телеги, пеший и конный народ. Шум стоял такой, будто над городом повис рой огромных пчел.

Размерами и красотой город превосходил самые смелые ожидания Айка. Стена с дозорными башнями по краям была не менее десяти метров в высоту. Её окружал ров и оборонительный вал. Разбойничьи набеги давно превратились в страшные сказки для детей, необходимость в укреплениях отпала. И вал и когда-то глубокий ров изрядно осыпались и заросли буйной луговой травой. Но стены, башни и ворота содержались в относительном порядке.

На поле ржавело множество мобов. Айк впервые видел столько мобов в одном месте. Здесь были и маленькие и огромные, высотой с небольшое дерево. Вокруг них мирно паслись черно-белые коровы и разномастные лошади. Солнце ещё не иссушило траву, и она хранила тот свежий, зеленовато-серебристый цвет, какой можно увидеть лишь весной. Розовые цветки душистого горошка, лютики и нежно-голубая вероника заткали этот зеленый ковер ярким узором.

А ещё по всему полю виднелись покрытые мхом развалины домов. В некоторых стенах сохранились оконные проемы. Помутневшие осколки стекла торчали в них, как оскаленные зубы мертвых животных. В заросших травой фундаментах густо теснились кусты и молодые деревья. Лес медленно, но верно захватывал древние строения, и было ясно, что в конце концов от них ничего не останется.

Эдвард был уже на середине поля. Он решительно шел к городу, огибая развалины и останки мобов; высокая трава хлестала его по сапогам. Ещё пара минут – и он затеряется в потоке телег и обозов.

Айк запаниковал. Город был так велик! Если он не нагонит отца сейчас, то уже ни за что его не найдет!

Забыв про осторожность, он выскочил из леса и помчался к городу. И тут почувствовал под ногами что-то необычное. Между пучками травы виднелась ровная серая поверхность. Она сильно потрескалась, но была еще прочной и бежать по ней было удобно.

Древняя дорога! Вероятно, в лесу были такие же, но там их затянуло дерном.

Айк не смог удержаться искушения потрогать удивительное покрытие. Оно было шершавым и теплым от солнца. И тут в траве справа мелькнуло что-то длинное, темное. Айк не успел сообразить, что это, как тело само отпрыгнуло назад.

Черная полоса не двигалась. Мертвая змея?

Айк присмотрелся и шумно выдохнул. Это был обычный корд. Но почему он лежит здесь, посреди поля?

Айк называл это кордом, а Дирхель, который приносил его из Хранилищ – «вечной веревкой». Он был сплетен из металлических нитей и покрыт неизвестным веществом, плотным и гладким наощупь.

Корды были разной толщины и гибкости, они не рвались и не гнили от непогоды. Из самых тоненьких Эйвор плел свои «индейские» украшения и корзинки для всяких мелочей. Толстые шли на починку хозяйственных построек; обмотанные ими ручки инструментов не скользили в руке и служили дольше.

Одним словом, это была незаменимая в хозяйстве вещь и Айк машинально нагнулся, чтобы поднять его и смотать. И тут же опомнился.

Что он делает? Надо догнать отца!

Он помчался вперед и через минуту достиг дороги. Пристроился за одной из телег, не замечая недоуменных взглядов окружающих.

Город всей громадой надвинулся на него, но Айк успел заметить, как черный с желтым плащ отца мелькнул в проеме ворот. Теперь главное – следовать за ним, не отвлекаться и не ввязываться ни в какие истории.

Легко сказать!

Айк крутил головой и так часто открывал в изумлении рот, что шею и челюсти заломило от напряжения.

Да, в городе было на что посмотреть! Дома в два-три этажа, деревянные или каменные, нависали над улицами и казались непомерно огромными. Маленькие и узкие окна напоминали бойницы.

Айк привык к ровному, мягкому шуму леса; громыхание копыт и тележных колес по булыжнику казалось ему оглушительным. Людей было пугающе много. Сколько же их здесь живет? Сотни? Тысячи? Они толкали друг друга, ругались и болтали так громко, что Айк поражался, как они не охрипнут.

Большинство горожан носило знакомую Айку одежду. Мужчины – простые штаны и рубашки со шнуровкой спереди, женщины – юбки и цветастые блузы или полотняные платья. Но попадались и более состоятельные люди. Эти щеголяли кожаными штанами и куртками, коричневыми или черными, с украшением из разноцветных шнуров. Модницы в красных жакетах на меху, и юбках глубоких, насыщенных цветов осторожно пробирались по краю улицы, чтобы не запачкать наряды.

Яркие одежды горожан составляли странный контраст с мрачно-серым или коричневым цветом домов и мостовой.

Но главное, что поразило Айка ещё у городских ворот – это страшная вонь. Густой, тяжелый смрад гниющей соломы, конского навоза, застарелого пота, дыма и нечистот, незримым облаком висел над городом. Кое-где этот запах смешивался с ароматами еды, которую готовили уличные торговцы – эта смесь была ещё тошнотворнее. Айка страшно мутило и он даже хотел повернуть назад, но отвлекся на что-то, и запах перестал так его донимать.

Людской поток буквально втащил Айка в ворота и поволок по улице, как река уносит сухой листок. Чтобы не потерять отца из виду, он спешил вперед изо всех сил. В такой толчее можно было не бояться быть обнаруженным.

Тут Айк заметил кое-что необычное. При виде Эдварда люди замолкали и поспешно уступали ему дорогу. Какой-то безногий нищий замешкался было, но, бешено работая руками, оттащил свое немощное тело прочь с пути отца.

Казалось, горожане боятся даже мимоходом коснуться его. Словно Эдвард мог их испачкать или заразить опасной болезнью. В самой густой толпе вокруг него возникало пустое пространство, как будто он был накрыт стеклянным колпаком. На Айка же, как и предсказывал Джори, никто не обращал ни малейшего внимания.

Если Эдварда и задевало подобное отношение, он не подавал виду. Шел спокойно, высоко держал голову и ни с кем не вступал в разговоры.

Айк напрягал все силы, чтобы не отстать, но глаза у него разбегались. Взгляд цеплялся то за яркую вывеску, то за шарманщика в толпе детворы, то за продавца безделушек.

Он попал в город в базарный день. Окрестные крестьяне съезжались сюда, чтобы сбыть товар, воришки – стянуть, что плохо лежит, а простой люд – повеселиться вволю. Но Айк вообразил, что здесь так всегда и контраст с мирной тишиной леса неприятно поразил его. Он провел в городе около часа, а голова у него уже гудела, мысли путались, в горле пересохло. Он бездумно переставлял ноги и всерьёз боялся упасть – затопчут и не заметят.

И тут увидел нечто такое, что заставило его застыть на месте, забыв обо всех неудобствах. Вонь, оглушительный шум – всё отодвинулось на второй план.

В витрине одной из лавок были выставлены мечи. Опасно-холодные, невероятно прекрасные, они притягивали взгляд своим блеском.

Айк приблизился к витрине, не отрывая от неё глаз. Словно все это великолепие могло растаять, стоило ему отвернуться. Впервые в жизни он видел настоящие мечи и они оказались даже лучше, чем он представлял. Какое-то время он пожирал их восхищенным взглядом, пока не начал отличать один от другого.

Большинство клинков были простыми, грубой ковки, но были и два-три меча подороже. Затейливая вязь покрывала клинки и гарды; на черную ткань подклада падали смутные отблески. Среди прочих мечей они выделялись, как огромные бабочки-махаоны среди луговых мотыльков.

Айк не думал о том, какие мечи ему нравятся больше. Они все были одинаково прекрасны и он был готов смотреть на них бесконечно. Мечта явилась ему во плоти – мечта о великолепном оружии, разящем, как молния.

Разумеется, к тому моменту, как он очнулся, отца и след простыл. Айк рванулся вперед, высматривая в толпе знакомый плащ. Бросился в одну сторону, в другую, заглянул в несколько переулков. Но всё было бесполезно.

Тогда он потащился дальше наугад, увлекаемый оживленно гомонящими людьми. Внезапно дома расступились, и толпа выплеснулась на широкую площадь. Посередине её был небольшой круглый бассейн; тонкие серебристые струйки лениво падали в каменную чашу.

При виде воды Айк ощутил прилив сил. Он протолкался к бассейну и подставил ладонь под живительную струю. Пил долго, жадно, пока не почувствовал, что полон до краев.

Сразу нахлынула усталость, тело отяжелело. Солнце набирало силу и немилосердно жгло его склоненную голову. Жара даже в этот утренний час казалась нестерпимой – страшно представить, каково здесь в полдень!

Айк сидел на краю бассейна и смотрел перед собой застывшим взглядом. Голова словно бы переполнилась увиденным, как желудок – водой. Он понимал, что вряд ли разыщет отца и почти не жалел об этом. Казалось, за всю жизнь он видел и испытал меньше, чем за сегодняшний день.

Айк не знал, сколько просидел так, но толпа вдруг заволновалась, как лес под порывами ветра.

– Везут, везут! – кричали отовсюду. Люди вытягивали шеи, пытаясь разглядеть что-то за спинами соседей. Все головы повернулись в одну сторону. Айк посмотрел туда же, но ничего не увидел, кроме леса разнокалиберных ног.

– Что, парень, несладко? – раздался над его головой незнакомый голос. – Давай-ка!

И, прежде чем Айк сообразил, что сказать, крепкие руки подхватили его и поставили на край каменной чаши. Тут тоже примостилась куча народу, но теперь Айк мог видеть поверх голов.

Вокруг площади двигалась странная процессия. Черная лошадь тащила небольшую телегу – обычную телегу, в каких деревенские возили сено с полей. Колеса скрипели и громыхали по булыжнику.

В телеге, на грубой соломенной подстилке, стоял на коленях человек. На нем была длинная холщовая рубаха белого цвета и такие же штаны. Голова поникла, спутанные светлые волосы закрывали лицо. На груди у него висела табличка с надписью, но Айк стоял слишком далеко и не мог её прочесть. Зато сразу узнал человека, который шел впереди телеги и вел лошадь под уздцы. Сердце его словно ухнуло вниз с огромной высоты.

Это был отец.

Эдвард был в своей обычной черной одежде для города, только без плаща. Грудь его крест-накрест охватывала кожаная перевязь – Айк никогда не видел на отце ничего подобного. Волосы убраны в косу; смуглое лицо как обычно, сурово и непроницаемо, губы плотно сжаты. Эдвард шел размеренным шагом и словно не замечал прикованных к нему взглядов.

Всё это Айк увидел как бы в мгновенной вспышке, и первым его побуждением было спрыгнуть на землю и затеряться в толпе. Но люди стояли слишком плотно; казалось, между ними и мышь не прошмыгнет. Умом Айк понимал, что невозможно разглядеть одно лицо в этом беснующемся людском море. Но, как часто бывает в таких случаях, ему казалось, что он стоит на самом виду, что отец вот-вот заметит его.

А люди и впрямь, словно взбесились. Отовсюду неслись выкрики, свист, улюлюканье. Те, кто стоял ближе к телеге, бросали в сидящего в ней человека объедки, мусор и камни. Он не шевелился, даже головы не поднял.

Айку стало очень жаль этого беднягу. Каково это, когда в тебя швыряют камнями, а ты даже не можешь убежать!

Тем временем телега сделала полный круг и остановилась перед высокой и узкой аркой из серого камня, которую Айк до этого не замечал. Она была густо испещрена резьбой, какими-то рисунками и рунами. Люди поспешно расступились, и вокруг арки образовалось большое свободное пространство.

Эдвард помог сидящему в телеге человеку спуститься на землю. Тот неуклюже повиновался – руки у него были связаны за спиной. Эдвард вывел пленника на середину освободившегося круга и замер, скрестив руки на груди. Ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь глаза блестели черно и холодно. Айк поежился – ему был знаком этот взгляд.

Из-за арки вышел невысокий, толстенький человек с пачкой бумаг в руках. Он был одет в черное, как и отец, но гораздо богаче – Айк видел, как блестит серебряная вышивка.

Толпа слегка притихла. Человек остановился в середине круга и громко, нараспев произнес:

– Именем Верховного магистрата города Вьены, находящийся здесь Дарин Авенди, плотник, тридцати двух лет от роду, обвиняется в преднамеренном убийстве жены своей, Амелины Авенди, каковая была найдена мертвой под полом в мастерской преступника…

Связанный стоял неподвижно. Голова его по-прежнему была низко опущена, так что волосы почти закрывали табличку. Но Айк, напрягая зрение, всё же смог прочитать надпись.

«Убийца» – гласила она.

Внезапно Айк осознал, что нигде не видит отца. Внутри всё похолодело. Несомненно, он заметил сына и сейчас направляется к нему сквозь толпу, неотвратимый, как сама смерть. Айк дернулся было, чтобы бежать, но куда там, он был стиснут людьми со всех сторон. Кровь бросилась ему в лицо, ноги ослабели.

Но он тут же понял свою ошибку. Эдвард просто зашел за арку и остановился чуть сбоку от неё. В его опущенной руке что-то блеснуло.

–…да помилует Всемогущий Отец твою душу! – закончил читать человек в черном, и Айк сообразил, что за всеми волнениями упустил главное.

Что они собираются делать с этим бедолагой? Что всё это означает?

Толпа вздохнула, качнулась вперед, как вода в наклоненной чаше, и вновь замерла. Человек в черном неторопливо свернул бумаги и отошел в сторону. Теперь Айк хорошо видел арку и неподвижного отца. Воцарилась тишина, настолько полная, что было слышно, как весело чирикают птицы на карнизах домов и плещет вода в фонтане.

Пленник медленно поднял голову и окинул взглядом площадь.

Айк вздрогнул. Он весьма смутно различал возраст взрослых, но этот человек показался ему молодым. Во всяком случае, моложе отца. Отец казался Айку совсем старым – шутка ли, тридцать лет!

– Всемогущий знает, что я невиновен! – выкрикнул пленник. Голос тоже был молодой, высокий и словно надломленный. – Я не убивал её! Я её любил! Это вы убийцы! Все вы, кто сейчас стоит и смотрит, как убивают невиновного, будьте вы прокляты! Пусть моя кровь падет на вас!

Айк ничего не понял, но его охватил ужас. Хотелось бежать, куда глаза глядят —только бы не видеть этого страшного человека, не слышать его голоса, полного ярости и муки.

Но человек больше ничего не прибавил. Прежде, чем кто-то в толпе двинулся или произнес хоть слово, он резко повернулся и решительным шагом прошел сквозь арку. Туда, где стоял отец Айка.

То, что произошло дальше, заняло не больше нескольких секунд.

Эдвард резко замахнулся и в руках его сверкнул длинный, двуручный меч с широким лезвием. Клинок коротко свистнул; раздался хруст, словно нож с размаху воткнули в кочан капусты.

Голова пленника с поразительной легкостью отделилась от туловища и полетела в сторону. В гробовой тишине было слышно, как она с тяжелым, костяным стуком ударилась о камни мостовой и прокатилась несколько шагов.

Обезглавленное тело ещё стояло; из шеи во все стороны тонкими фонтанами била освобожденная кровь. Потом колени подогнулись, и оно рухнуло наземь, точно дерево под топором дровосека. Потоки крови хлынули на мостовую, и Эдвард, держа окровавленный меч на отлете, отступил назад.

Толпа панически отшатнулась. Истошно заголосили женщины, завизжали и заплакали дети. Поднялся невообразимый шум. Человеческое месиво стронулось с места, заволновалось. Все жаждали поближе рассмотреть место действия и в то же время опасались коснуться экзекутора или его жертвы.

Всего этого Айк уже не видел. Темнота надвинулась на него со всех сторон, и сознание угасло так быстро, будто кто-то задул свечу.

Прохладная вода. Яркие сполохи света на каменном дне.

Дышать было совсем нечем, и Айка охватила паника, примитивная и темная – основа жизни. Из последних сил он дернулся, и был вынут из воды за шкирку, как кутенок.

– Очухался вроде, – пробасил грубый голос.

Айк кое-как поднялся на дрожащие ноги и, растолкав небольшую толпу любопытных, бросился прочь.

Впоследствии он с трудом мог вспомнить, как выбрался из города. Обратный путь слился в один непрерывный кошмар – невыносимая духота, бьющий по ушам шум и мучительное желание лечь и уснуть.

По счастливой случайности, Айк сразу же попал на ту улицу, по которой пришел на площадь. Самая широкая в городе, она вела прямо к воротам. Начни Айк плутать по проулкам – и одному Всемогущему известно, что бы тогда случилось.

Он шел, как во сне. Одна мысль вела его – домой, скорее домой. К Эйвору, к сестрам, пусть они и надоедали ему порой. Сейчас, из глубины этого ужасного места, дом казался чем-то светлым и прекрасным. Спасительной гаванью.

Надо вернуться туда и обо всем забыть. Пусть дни идут своим чередом, как прежде. Он будет копать огород, доить коз, читать книги, болтать с Джори. «Вернуться, помоги мне вернуться!», бессознательно шептал Айк пересохшими губами. Несмотря на жару, его била дрожь; сердце прыгало, как обезумевшая белка.

Он шел и каждую минуту думал, что вот-вот упадет, но каким-то чудом этого не случалось. Не поверил своим глазам, когда в очередной раз поднял голову и увидел высокий проем городских ворот. Миновал их и с огромным облегчением прислонился к нагретой солнцем стене.

Свежий ветер полей охладил пылающее лицо Айка и избавил от отвратительного запаха, вьевшегося в тело.

Он жадно глотал воздух. Сознание стало каким-то неустойчивым – то возвращалось, то снова грозило исчезнуть, как солнце в облачный и ветреный день. Но лес был совсем рядом, и это придавало Айку мужества.

Он оттолкнулся от стены и в последнем отчаянном усилии пересек поле. Когда над головой привычно зашумели кроны деревьев, Айк с огромным облегчением опустился на мягкий мох и растворился в беспамятстве.

Возвращение к реальности было медленным, трудным. Бессознательность сменилась мучительными видениями; очнувшись, Айк не мог и не хотел их вспоминать.

Окончательно привел его в чувство холод. Шел дождь, одежда и волосы Айка промокли насквозь. Вдали перекатывался гром, словно старый пес ворочался в конуре. Небо затянуло низкими облаками, под деревьями было совсем темно. Похоже, он провалялся в беспамятстве несколько часов.

Айк с трудом приподнялся и сел. Он был совершенно разбит, и физически и морально. Думалось медленно, вяло и все о какой-то ерунде: постели пора сменить, грядки с салатом давно не полоты…

Никак не удавалось собраться с мыслями – казалось, он барахтается в киселе. С трудом заставил себя встать; тело было громоздким, непослушным. Словно ворочаешь тяжеленный кусок дерева.

Постоял, сделал пару шагов и уцепился за дерево. Надо было двигаться, идти к дому.

Айк вдруг осознал – его не было целый день. Страшно подумать, что там с Эйвором! Может, бегает и ищет его, хотя старший строго-настрого запрещал это.

– Сиди на месте и жди, когда тебя найдут. Но он же никогда не слушает, – бормотал он в полузабытьи, – ума не приложу, что делать с этим мальчишкой. По реке катается, попросишь что-то сделать – забудет…

Айк даже не замечал, что говорит вслух. Ему страшно хотелось пить. Дождь всё еще шел; он подставлял ссохшийся рот под капли, но это лишь разжигало жажду.

Ну да ничего. Дома есть всё – пища, ягодная вода, и постель. Можно будет упасть и заснуть. Там всё будет хорошо, всё будет по-прежнему. Только бы дойти, только бы хватило сил. Дойду, думал Айк, доползу, если понадобится. Зубами буду за землю цепляться, но доползу…

Гроза тем временем разыгралась не на шутку. Дождь всё усиливался, пока не превратился в настоящий ливень. Ветер яростно рвал кроны деревьев и пригоршнями швырял воду в лицо Айку. То и дело вспыхивали молнии; в их мгновенном, неживом свете лес казался чужим и враждебным.

Внезапно гром ударил прямо над головой Айка, у него аж в ушах зазвенело. Он замер, оглушенный, испуганный. И при вспышке молнии увидел, что стоит на краю той самой полянки, которую они с отцом пересекали утром.

Неужели и правда сегодня утром? По его ощущениям прошло много лет.

Огромное дерево сейчас было совсем другим. Что-то зловещее чудилось в нем. Казалось, оно нависает над Айком и хочет схватить его. Ствол поскрипывал под порывами ветра; исполинская крона бешено раскачивалась среди грозовых туч.

Айк понимал, что нужно идти дальше, но не мог двинуться с места. Ноги словно приковала к земле невидимая сила. Он смотрел вверх, смаргивая с ресниц капли дождя; силился разглядеть вершину дерева в бушующем мраке так упорно, словно это было делом всей жизни.

И, будто в ответ на его ожидания, ослепительно сверкнула молния. Раздался чудовищный треск, будто сама ткань мироздания разорвалась. На мгновение стало светло, как днем; Айк невольно закрыл лицо руками и ощутил, как в волна жара ударила в ладони.

Дерево пылало.

Молнии не хватило сил расколоть огромный ствол, но крона вспыхнула, как факел, и все вокруг озарилось зловещим багровым светом.

Айк обхватил себя руками и замер – зверек под взглядом змеи. Ветер хлестал по лицу мокрой занавесью дождя – он не чувствовал, не замечал. Внутри словно прорвало плотину, и воспоминания хлынули потоком.

Человек с табличкой «убийца» на груди.

Стук отрубленной головы о мостовую.

Фонтаном бьющая кровь.

Отец с мечом в руке.

Все это разом обрушилось на Айка; казалось, сердце вот-вот разорвется.

И тогда он закричал. Он кричал, как парализованное животное, которое видит смерть и не может убежать. Согнулся, словно от боли, стиснул голову руками и оглушал себя собственным криком.

А потом сорвался с места и помчался, не разбирая дороги. Прочь от ужасного дерева, от воспоминаний, от этого страшного дня.

Лишь огромное везение и привычка бегать по лесу спасли Айка от неминуемого увечья, а то и смерти. Он долго бежал в полной темноте. Налетал на деревья, скатывался в ямы. Падал и снова поднимался, чтобы продолжить безумный бег в никуда.

Внезапно что-то стиснуло его руку у запястья. Айк принялся вырываться, молча и яростно, как вдруг услышал голос. Точнее, осознал, что с ним говорят.

– Айк! Айк!! Очнись, это же я!

Он поднял голову… и уперся взглядом в темноту. Голос казался смутно знакомым. И всё же он продолжал сопротивляться – просто потому, что его удерживали.

– Айк, это я, Джори! Тише, Айк, успокойся!

Крепкие руки обвились вокруг вздрагивающего тела Айка, прижали его голову к чьему-то плечу. А мелодичный голос всё шептал и шептал ему в самое ухо:

– Всё в порядке… всё хорошо… ты в безопасности. Я никому не дам обидеть тебя. Тише… вот так.

Айк по-прежнему ничего не видел, но звук этого голоса успокоил его. Он понял, кто перед ним, и слегка расслабился.

– Вот так… хорошо, – повторил Джори, и они вместе присели на влажный мох.

Гроза с ворчанием откатилась на запад. Со всех веток и листьев капало, деревья беспокойно шумели, словно обсуждали минувшую бурю.

– Д… Джори…– собственный голос показался Айку чужим.

– Да, это я. Слава Всемогущему! Ты меня до смерти напугал!

– Откуда ты… здесь?

– Эйвор прибежал к нам вечером, – Джори всё ещё крепко обнимал Айка за плечи, за что тот был ему безмерно благодарен, – ревел, насилу успокоили. Сказал, ты с утра исчез и до сих пор не вернулся, а ваш отец ушел в город и он не знает, что делать. Он как сказал – ну, про вашего отца – я сразу понял, куда ты отправился. Направление знал, мы пошли цепью, надеясь тебя отыскать…

– Мы?

– Ну да. И Эйвор тут, неподалеку, и Крис. Мы условились – кто тебя встретит, позовет остальных. Позвать их?

Айк судорожно вцепился в руку Джори и замотал головой.

– Так и думал. Давай посидим, они не успеют далеко уйти.

Айк кивнул – говорить сил не было.

Ночной лес шумел и поскрипывал. Было слышно, как падают капли – звонко по листьям, увесисто и глухо – по толстой лесной подстилке. Остро пахло землей, мокрой травой и перегноем.

От Джори словно исходило незримое тепло сочувствия, и Айку чуть полегчало. Надо было, наверное, что-то сказать, объяснить свое поведение. Но он молчал. Древний инстинкт подсказывал, как опасно облекать пережитое в слова. Начни он говорить, оно встанет перед ним во весь рост – и сможет ли он тогда с ним справиться?

Айк глубоко дышал, дрожь утихала. И тут же навалилась страшная слабость.

– Знаешь, Джори, я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу, – пристыженно прошептал он.

– Без проблем, – Джори помог ему встать, – вместе дойдем до дома, а потом я вернусь за Эйвором и Крис. Хорошо?

– Отлично, – слабым голосом произнес Айк. Едва стало понятно, что в ближайшее время не придется ничего объяснять, его отпустило окончательно. Даже колени задрожали от облегчения.

– Ну, пошли. Поздно уже.

Идти бок о бок по лесу было неудобно, но Джори продолжал крепко обнимать Айка за плечи – без этой поддержки он наверняка упал бы.

– Мы правильно идем? – уточнил Джори. – Не заблудимся? Ты же знаешь, какой из меня ходок по ночному лесу.

– Нет, всё верно, – к Айку уже вернулся дар речи, – Джори…

– Ммм?

– Прости, у вас с Крис опять будут неприятности… из-за меня…

Джори негромко рассмеялся.

– Не бери в голову. Сегодня мы оказались догадливее и предупредили маму, что можем вернуться поздно.

– И что она?

– Разрешила. Я сказал, мы пойдем гулять с ребятами. Это чистая правда.

Айк слабо усмехнулся.

– Надеюсь, ты не уточнил, с кем именно.

– Нет, я счел это излишним. Раз к вам так плохо относятся в деревне, не стоит рассказывать о нашем знакомстве. Видишь ли, я бы хотел продолжить его и будет неприятно, если придется делать это наперекор запрету родителей. Так что лучше им ни о чем не знать, верно? – в голосе Джори послышалась улыбка.

Горло Айка неожиданно стиснуло рыданием. Он кивнул, надеясь, что Джори почувствует его движение.

– Правда, тут есть проблема, – продолжал Джори, – Крис может случайно выболтать всё маме или подружке. Она не со зла, просто иногда увлекается. Говорит то, о чем потом может пожалеть.

Впереди, между деревьями, мелькнул огонек.

– А вот и ваш дом, – с удовлетворением произнес Джори, – я велел Эйву поставить лампу в окне чердака. Держись, мы почти пришли!

Айк слабо улыбнулся. Он не думал, что когда-нибудь ещё будет улыбаться, но это было так.

– А почему… ты больше не называешь меня Айкен? – спросил он.

– Ой! – голос Джори прозвучал виновато. – Извини. Как-то само получилось.

– Да не, нормально всё. Я наоборот, удивлялся, чего ты «Айкен» да «Айкен».

– Мне показалось, так тебе больше нравится. При нашей первой встрече.

– Ааа.

Они подошли к забору. Райст и Кари угрожающе зарычали, учуяв чужого.

– Не тревожься, я сейчас догоню младших, – произнес Джори, – тут недалеко. Ты, считай, дошел, моя помощь не особенно требовалась.

Айк покачал головой. Ветер с шелестом проносился по кронам деревьев, роняя на голову ледяные капли. Небо очистилось, в необъятной вышине холодно светили звезды.

– Нет, – медленно произнес Айк, – требовалась. Я рад, что мы встретились, Джори. Сейчас… и вообще.

– Я тоже, Айк. До завтра?

– До завтра, – вздохнул Айк и повернулся лицом к родному дому. Все эти страшные часы он стремился к нему, мечтал о нем, как о единственном островке света в окружающем мраке.

Но сейчас он смотрел на знакомый силуэт дома, на мерцающий в окне огонек – и не чувствовал ни облегчения, ни радости. Только боль. Усталость.

Опустошение.