Читать книгу Письмо из прошлого - Ксения Хиж - Страница 4

Полноценная двушка с большой кухней и большим же коридором. Комнаты изолированы. Второй этаж. Квартира двадцать восемь. Казалось, в ней прекрасно все – от планировки и цены до красивых цифр на двери. И вот, после моих долгих уговоров, Сергей, мой специалист по недвижимости, все-таки согласился встретиться. В десять вечера.

Я припарковала свой красный седан аккурат напротив второго подъезда. Мимо прошел одинокий прохожий, в окне первого этажа погас свет. Я посмотрела наверх – окна на втором этаже темные – свет не горит ни справа от лестничного проема, ни слева.

Обычный с виду дом – расположен удобно и двор довольно уютный; вновь посмотрела на окна второго этажа и ощутила смутное беспокойство – за старыми деревянными рамами чернели темные стекла с темными же, как сама ночь, шторами. Потемневшее от времени и сырости дерево оконных рам смотрелось дико и жутковато на фоне соседских белоснежных пластиковых. Я поежилась, подумав, что это сгущающиеся сумерки нагоняют страх, посторонилась, когда мимо меня прошла щуплая старушка. Она открыла дверь подъезда и вдруг обернулась:

– Эта квартира принадлежит мертвым. Живым давно туда хода нет.

Я вздрогнула, от неожиданности не сразу сообразив что ответить. Старуха же посмотрела с прищуром и скрылась в темном подъезде. Дверь со скрипом закрылась.

– Анна это вы?

Я обернулась на мужской голос – Сергей, невысокий брюнет сорока пяти лет подошел ко мне и тоже посмотрел на окна второго этажа.

Я поздоровалась, он кивнул, окинув меня беглым оценивающим взглядом.

– Ну что, – он громко выдохнул. – Идемте?

На первом этаже слабоосвещенного подъезда пахло сыростью, в проеме между первым и вторым этажами светлей – на окне шторка, а за ней горшки с цветами. Сергей в несколько шагов преодолел лестничный проем, я невольно ускорились, поднялась вслед за ним на второй этаж, остановилась у металлической двери той самой квартиры справа.

– Минуту. – Он вынул из кармана связку ключей. Раздался скрежет, дверь с глухим стуком поддалась вперед, и в тот час на душе отчего-то стало неспокойно.

Металлическая дверь, за ней – еще одна деревянная. На фасаде второй приколочен деревянный крест, во весь мой рост. Отвратительно похожий на тот, что ставят на могилах, как временный.

Я обомлела. Указала рукой на дверь, вздернула вверх брови.

– Это еще что такое? – спросила я, сжав от напряжения пальцами сумочку. – Первый раз такое вижу. Зачем этот крест? Как на кладбище…

– Не обращайте внимания. – Сергей улыбнулся – вышло неестественно. – Люди здесь верующие проживали. Возможно. По крайней мере, у меня только такое объяснение. Не склеп же они здесь сделали, не могилу посреди дома. Мне тут еще сказали, что квартира освещенная. Может от этого. Ну а крест этот…да черт его знает!

Он виновато нахмурился, бросил на меня беглый взгляд.

– В общем, вы поняли. – Добавил он и звякнул связкой ключей.

Я выдохнула. Его аргументы не очень-то успокаивали.

– Может, здесь кто-то умер? Насильственной смертью? Или…

– Анна! – Сергей перебил меня довольно раздраженно и я, смущаясь, заткнулась. Ладно, эти домыслы я оставлю для себя.

Он толкнул вторую дверь, та распахнулась, открывая вид на коридор, утопающий в вечерней мгле.

Я отступила еще на шаг, от напряжения услышав стук собственного сердца. Сергей вздохнул и, прежде чем переступить порог, нащупал выключатель света. Щелчок и небольшой коридор наполнился желтым светом. Он зашел в квартиру, бросил связку ключей на табурет, стоявший напротив двери, включил свет на кухне, прошел вглубь длинного коридора, снова щелкнул выключателем, обернулся:

– Можно смотреть. – Он показал рукой на одну из дверей. – Вот эта дверь ведет на кухню, там дальше по коридору дверь в большую комнату и последняя – в спальню.

Любопытство вспыхнуло во мне словно спичка. Я переступила порог. В квартире хозяйничал спертый долгим затвором запах. Душно. И этот застывший во времени воздух, никак не циркулирующий много лет, ударил по вискам тугой болью. Сергей, по-видимому, почувствовал то же самое, потому как зашел на кухню и открыл настежь окно.

– Сколько лет здесь не проветривали? – Я поморщила нос – запах пыли и затхлости казался очень тугим и тяжелым.

– Много. – Послышался голос риелтора с кухни.

Затрещали старые оконные рамы, и в квартиру ворвался ветер.

– Около десяти, а может, больше.

– Здесь не было никого десять лет?

Я жадно вдохнула свежий воздух, но даже ворвавшийся впервые за несколько лет холодный ветер, казалось, раскалился за считаные секунды.

– Проходите на кухню. – Позвал мужчина и я сделала шаг.

Кухня оказалась больше, чем я представляла, но ремонт оставлял желать лучшего, а я надеялась…

На стенах пожелтевшие от времени обои, на полу грязный линолеум, на потолке огромная люстра с бра из красного бархата. Свет от этого получался тусклым, с красным отблеском, падающим кривыми лучами на стены, на большой кухонный стол, на гарнитур из дерева, выполненный на старомодный манер.

– Я думала квартира без мебели.

Я провела рукой по краю стола, на пальцах осталась полоска пыли. Посмотрела на кухонные шкафчики и открыла крайнюю дверцу.

– Ой! А здесь еще и посуда, и даже остатки еды!

На одной из полок, затянутой паутиной стояли кружки и чашки, пакет крупы в непривычной для глаза упаковке, весьма устаревшей и пожелтевшей, упаковка чая с изображённым на ней слоном, точно таким, как в детстве.

– Чай из детства! – усмехнулась я, протянула свою руку, чтобы взять желтую коробочку, но Сергей чуть нервно заметил:

– Анна, пожалуйста, не трогайте здесь ничего. Мебель и вещи позже увезут, а пока, давайте просто осмотримся.

Я согласно кивнула и вышла в коридор. Здесь, рядом с дверью в ванную комнату, тусклый свет освещал небольшой шкаф вдоль стены. В приоткрытую дверцу видно – на полках лежат вещи, на самой верхней – пыльные коробки от обуви. А на штанге перед глазами висят на плечиках посеревшие от времени блузки, такие старомодные на вид, что я невольно вспомнила, как в детстве примеряла наряды матери, состоявшие примерно из блузок такого же свободного кроя.

– Никогда еще не видела столько старых вещей в одном месте! Хозяйка что уехала и не взяла с собой вещи?

Я обернулась. Сергей вновь как-то виновато пожал плечами, сказал, чуть выдохнув:

– Она уехала еще десять лет назад. Возможно, она взяла только самое необходимое.

Десять лет назад. Уехала. Без вещей. Ушла и не вернулась? На тот свет – отчего-то мелькнуло в голове, и я нахмурилась от собственных мыслей.

– И за десять лет ни разу не возвращалась? – Я уже знала из разговора по телефону, что бывшие жильцы переехали в другой город и что на сделке их не будет. Все документы и доверенность оформлены на Сергея.

– Видимо, нет. – Он вздохнул и указал рукой в конец коридора. – Пройдемте дальше?

Я толкнула рукой дверцу шкафа. Та со скрипом захлопнулась. В гнетущей тишине звук показался оглушительно громким.

Мы вошли в большую комнату – разложенный диван слева у стены, рядом старенький сервант, что был когда-то и у нас в доме, на полу затоптанный грязный палас, справа трельяж с зеркалом и тумба, на которой стоял одеколон, лежала кипа медицинских журналов.

Я окинула взглядом вещи, лежавшие на диване, посмотрела на фотографии в рамках, висевшие на стене. С фотокартин на меня смотрела светловолосая женщина, улыбающаяся, но ее глаза, казались жуткими в этой плохо освещённой комнате, рядом висела фотография молодой девушки, на вид лет семнадцати, тоже светленькой, но взгляд ее был печален и даже сердит.

Я поспешно отвела глаза. Ощущение, что с фотографий на стене на меня смотрят мертвые – намертво приросло к коже, по которой уже неслись галопом мурашки. Страх и дискомфорт сковали тело.

– Посмотрите, – произнесла я хрипло и прокашлялась. – На диване скомканный и посеревший от времени халат. Его, похоже, как сняли, бросив сюда, так он и лежит уже много лет.

Сергей кивнул, тоже изучая взглядом комнату. Казалось, он изумлен не меньше.

Я повернула голову – на тумбочке у стены одеколон, фантики от конфет, пачка сигарет, осколки битого стекла; у серванта стоят женские туфли, на полках шкафа скомканные вещи.

– Такое ощущение, что уехала хозяйка квартиры совсем налегке, вон, даже духи свои не взяла.

– Возможно. – Сергей выдохнул. – Кто теперь знает.

– А вы что-нибудь знаете о ней?

Я подошла к балконной двери, одернула пыльные шторы. И мне вновь показалось, что я затылком ощущаю, как следят за мной глаза с настенной фотографии. Юная девчонка. Смотрит с неодобрением. Глаза черные блестят на фотографии, провожает меня взглядом, в какую сторону бы я не пошла.

– Сергей? – Я вышла на балкон, не столько из любопытства, сколько от нехватки свежего воздуха. – Что-нибудь еще знаете о бывших жильцах?

Он вышел следом. Подкурил. И только когда затянулся сигаретой и выдохнул дым, сказал:

– Хозяйка уехала в столицу, я же вам уже говорил. Много лет назад. В столичный филиал нашего агентства пришел заказ на продажу этой квартиры. Ключи и документы передали мне.

– Это она там на фотографиях? – Я кивнула в сторону комнаты и только сейчас заметила в углу балкона старые вещи – деревянные санки, как в детстве, и большой чемодан, наполовину расстёгнутый, с полопавшейся от морозов и дождя плёнкой. – Вы же говорили, она уехала, а чемодан здесь лежит.

По телу пронеслась нервная россыпь мурашек. Сергей, удивленно обернулся, чуть нервно затушил о перила сигарету, сказал, взяв меня за руку:

– Вернемся в квартиру. У человека же мог быть ни один чемодан, что вы, в самом деле.

– Но почему она не взяла ни фотографий, ни вещей из шкафов? Не убрала перед отъездом за собой разбросанные вещи и посуду? В квартире бардак и хаос, так не уезжают… Так бегут или уходят на пять минут в магазин и не возвращаются.

Я вздрогнула от собственной же догадки, кивнула на тумбочку у зеркала, на которой стояли кружки, лежали пустые обертки от конфет и чайные ложки.

– Такое ощущение, что она не собиралась надолго уходить из дома. Или ушла и не вернулась.

Я оборвала себя на полуслове. Сергей молчал. Мы напряженно переглянулись. Он, медленно выдохнул:

– Еще одну комнату будете смотреть?

– Буду, раз уж пришла. – Я выдохнула, направилась по коридору в сторону спальни, которая и должна была стать, в случае покупки, моей комнатой. В этой же, большой комнате, должна была обосноваться моя мама.

Сергей обогнал меня в коридоре. Распахнул дверь, включил свет, отошел в сторону.

– Здесь тоже полно вещей. – Сказал он, словно, оправдываясь.

– Как здесь мрачно. – Протянула я, посмотрев на не заправленную односпальную кровать, с выцветшим постельным бельем. На постеры музыкальных групп, популярных в начале двухтысячных, вырезанные из журналов и приклеенные к обоям. На сушилку в углу комнаты с посеревшими от времени вещами, превратившимися в подобие картона; на кассетный магнитофон на чугунной батарее, что теперь казался раритетом. – У меня даже закружилась голова от такого изобилия старых вещей.

Я машинально поправила на шее шарф, казалось, он вдруг стянул горло – ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Это все из-за сжатого воздуха в квартире. Я вас прекрасно понимаю, но поверьте, мрачное представление о жилище создается только из-за брошенных вещей. Скоро их здесь не будет.

– Да, но пока они сыграли свою отталкивающую роль. – Я открыла шкаф, стоявший слева от двери, и оттуда вывалилось тряпье и плюшевые игрушки. Розовый заяц отлетел в сторону и жалобно пропищал – Ма-ма…

Я вздрогнула, откинула носком ботинка упавший к моим ногам голубой свитер с черными ромбами – слегка растянутый и заметно поношенный.

– Я так понимаю, в этой комнате и жила прежняя хозяйка и скорее всего, провела здесь свое детство. – Я кивнула на плюшевых зверей, сидевших на кресле справа от меня, кивнула на фотографию в красной рамке: – Это ведь она?

Сергей проследил за моим взглядом, неоднозначно мотнул головой:

– Да.

– Прозвучало как-то неуверенно. – Я подошла ближе. Попыталась всмотреться в лицо незнакомки – молоденькая, со светлыми волосами, худым лицом на котором светятся темными пятнами карие глаза, а губы растянуты в широкой, но отнюдь не веселой улыбке. Я облизнула вмиг пересохшие губы, отвернулась, по телу вновь россыпь мурашек – неуютно под взглядом ее глаз. Какие они темные и точно не живые. И внутри странное чувство – словно я уже видела ее раньше…

Захотелось спрятаться или сбежать. Я сделала шаг к двери, но вдруг замерла, спросила тихо:

– А это еще что такое?

И только сейчас я заметила на откосах дверных проемов прибитые деревянные кресты и небольшие салфетки из хлопка с вышитыми на них молитвами. И так повсюду – на дверных косяках этой комнаты, большой гостиной, кухни и даже на стенах коридора.

– Что это? – Я обернулась к растерянному, как показалось, Сергею, но тот не успел ничего ответить – со стороны кухни раздался глухой стук, показавшийся в этой гнетущей тишине мистическим и жутким.

– Что это было?

– Форточка. – Бодро отозвался он. – Это ветер раскачивает старые рамы. В прошлый показ было то же самое.

Я кивнула, ощутив огромное желание поскорей уйти из этой квартиры, сделала шаг в сторону коридора, но остановилась – идти одной хоть и по небольшому, но мрачному коридору – не хотелось. Вместо этого я обернулась, снова посмотрев на молитвенники.

– Что они здесь отмаливали? – мой взгляд снова выхватил молодую девушку, смотрящую с фотографии на стене. Жуть. Казалось, огромные глаза на остром худом лице следят за нами с укором.

– Я же говорю, – нервно сказал Сергей, – семья набожная жила.

– И все же?

Мужчина молчал, и в повисшей тишине ощущались беспокойство и тревога, окутавшие нас и заполнившие пространство всей квартиры.

– Ясно. Спасибо за показ.

– Так вам понравилась планировка? – торопливо спросил риелтор, выключая в комнате свет и закрывая за собой дверь.

– Планировка хорошая, как мы и хотели, но вот атмосфера в квартире мрачная. Меня, если честно, сказать даже потрясывает изнутри.

Проходя мимо, я не удержалась и заглянула в приоткрытую дверь ванной комнаты.

В большом мутном зеркале, висевшем над старой пожелтевшей раковиной, отразилась я сама с испуганными глазами и с широкой улыбкой на лице. Я несколько раз моргнула – я не могла сейчас улыбаться! За мутными разводами вновь появилось мое лицо – какие темные у меня сейчас глаза, черные… А улыбка, чужеродная, как маска в замедленной хронике медленно исчезла с лица. Я отпрянула, мотнула головой, сбрасывая наваждение. Примерещится же такое.

– Девушка однозначно бежала отсюда, если даже не прихватила с собой косметику – на раковине лежала тушь для ресниц и губная помада. Мрак – других слов не находится.

– Это из-за ремонта и мебели. – Снова сказал Сергей, подождал пока я выйду в подъезд, вышел сам и закрыл двери. – Ну что ж, думайте и завтра созвонимся.

– Хорошо. – Я кивнула, спустилась вниз и, попрощавшись с мужчиной, села в машину. Набрала номер мамы, и когда та ответила, рассказала ей об увиденном.

– И как тебе в целом? – настороженно спросила она.

– Ну как сказать. Вроде и не плохая квартира по планировке, но старые вещи, конечно, сыграли свою отталкивающую роль. Но опять же, она просторная и цена приемлемая. – Я поджала губы, задумавшись, а потом выдохнула, когда машина риелтора скрылась из виду. – Может, спросить у соседей? Знали ли они эту семью? Что скажут о них и о доме в целом.

– Не поздно? – мама как всегда во всем сомневалась.

– Да ладно, – я посмотрела в окно. – Не спит никто. Свет в окнах горит и на первом и на третьем этаже и слева на втором! Я пошла. Перезвоню!

Я отбросила мобильный телефон на панель, вышла из машины. Холодный ветер взъерошил мои и без того непослушные волосы. Я вздрогнула и набрала номер на домофоне.

– Извините, что так поздно, но я хотела бы узнать у вас про квартиру, что под вами на втором этаже. Хочу приобрести ее, а про хозяев ничего не знаю. Вы помните кто там жил?

Женщин ответила в трубку, что они сами здесь живут недавно и о квартире на втором этаже ничего не знают. Я извинилась и набрала номер квартиры первого этажа – сдаваться и отступать это вообще не мой конек. Но на вызов никто не ответил, а когда прозвонил звонок к соседям с лестничной площадки второго этажа, пожилая женщина вдруг прошептала:

– Давно никто не живет, уже с десяток лет точно. А когда-то семья была.

– Они так давно съехали, – включила я дурочку. – Не знаете куда?

– Как куда? Ой, да вы нашли, о чем на ночь, глядя спрашивать! О покойниках или хорошо или никак. А хорошего и сказать нечего!

– Извините. – Прошептала я вмиг севшим голосом.

– Ну, если понравилась квартира, то берите. – На том конце трубки вздохнули. – Квартира то все равно освещенная.

– Зачем? Там что-то случилось?

– Дочь исчезла.

– Дочь? – я моментально вспомнила жуткие глаза молодой девушки с фотографии.

Старуха что-то невнятно зашептала, но слов разобрать не удалось.

– Что вы говорите? Повторите, пожалуйста?

– Осветили квартиру! Да и столько лет прошло, уже все спокойно там должно быть.

– Что значит, спокойно? – Меня передернуло, но женщина вновь что-то прошептав, бросила трубку.

Что это значит?!

Я ощутила холод, медленно скользящий по коже, и дело было совсем не в ночном ветре. Зачем вообще освещать квартиру? Неужели, там все-таки что-то произошло. Может, эта девушка никуда не уезжала?

В голове одна мысль сменяла другую, я торопливо подошла к машине, чувствуя спиной тяжелый взгляд пустых окон. А что если, она там умерла? Может, ее убили? Это вполне объяснило бы наличие в квартире забытых вещей. И при таком раскладе все бы сошлось.

Я завела мотор, не бросая взгляд больше на окна квартиры, тронулась с места. Пока ехала к дому, все думала об увиденном, переваривала услышанное. Жуткая история. Скверная. Но квартира хороша – столько места и район…рядом с центром города.

А перед сном, я все же одолеваемая мыслями о квартире и о прежних жильцах, попыталась найти хоть какую-нибудь информацию в интернете, но поиск по адресу ничего не дал. Тогда я решила расширить свои знания и ввела в поисковике – в каких случаях освещают квартиру? Ноутбук грозно заурчал, пушистый кот недовольно покосился на машину, запрыгнул ко мне на колени, а я уже читала ответ: как правило, освящают квартиру, чтобы защитить от негативного влияния, а также, если в них произошло убийство или кто-то совершил суицид.

Признаться себе было неловко – но мне действительно от всей этой истории, стало не по себе. Но разговор с Олегом по телефону немного успокоил, да и мама пожала плечами, выслушав еще раз мой рассказ. Мнительная, сказали оба. Быть может и так.

Я приняла душ и легла в кровать и даже не заметила, как погрузилась в сон, такой тревожный и чуткий, плывущий на самой тонкой грани двух миров – бодрствования и сновидений.

…Старуха у подъезда скривилась, прошептала в спину:

– Эта квартира принадлежит мертвым. Живым давно туда хода нет. На кой оно тебе?

А Анна лишь отмахнулась. Ее как магнитом тянуло туда, вот уже, какой день подряд. Второй этаж. Квартира двадцать восемь. Возможно, ее новый дом.

Дверь поддалась легко, и она сделала шаг в полумрак. Дышать нечем – воздух сжатый и сухой. Она слышит собственный стук сердца и свои же осторожные вдохи. Мгновение, и она ощущает на своей полыхающей жаром щеке прикосновение холодных пальцев. Мужских, не иначе – сжатый воздух словно трещит по швам – на смену приходит еле уловимый аромат мужского одеколона.

– Я, правда, люблю тебя.

Тихий мужской шепот раздался над самым ухом. Анна вздрогнула, машинально обернувшись. За спиной тёмная стальная дверь. Здесь нет ни души. Она знала это наверняка, переступая порог чужой квартиры.

– Здесь прошли худшие годы моей жизни. – На смену мужскому голосу пришел женский. – И лучшие тоже.

Анна попыталась сделать шаг и не смогла. Ноги словно налились свинцовой тяжестью.

– Я любила его больше жизни.

В настенном зеркале, покрытым таким толстым слоем пыли, что разглядеть даже свое отражение не сразу получилось – вдруг промелькнул образ молодой девушки. Короткие светлые волосы, скомканные и слипшиеся, словно грязные, круглые темные глаза. Видение исчезло, и в тот же миг настенный календарь зашелестел страницами, словно отсчитывая дни чужой жизни.

– А он предал меня и растоптал все, что у нас было.

Тихий женский голос плавно перешел в тихий стон. Такой жалкий и до ужаса дикий, что в венах застыла кровь. Анна все-таки сделала шаг вперед и медленно пошла вглубь длинного и темного коридора, венчала который приоткрытая дверь. У самого порога пробивался желтый свет, словно маяк в ночи, указывая ей путь.

– Здесь мы были счастливы. – Снова запел женский голос и в подтверждение этому за дверью послышались голоса.

Анна толкнула дверь. Та, скрипнув, слегка приоткрылась. Односпальная кровать напротив двери. Смятые простыни. Двое. Она молоденькая, совсем юная и он, чуть старше. На обнаженных телах блестят бисеринки пота.

– Ты прости меня, Маша. Поверь, ты все, что есть у меня. – Прошептал порывисто молодой человек, накрывая губами рот незнакомки.

Та восторженно застонала, обвивая его спину руками. Анна, чисто по-женски машинально отметила – какие руки у него сильные, какие широкие плечи и рельефная спина. И какой же страстный выходит их поцелуй. И понятно, что девчонка верит в его слова. С отчаяньем впивается в его губы, прижимает к себе, хочет заполнить им всю себя.

Ее тихий вскрик, его стон. Анна закрыла глаза. Казалось бы, так неприлично подсматривать за другими, особенно в моменты близости, но она совсем не чувствовала неловкости. Лишь снова усмехнулась на очередной стон незнакомки, понимая, что все его слова – ложь. Сейчас он вдоволь насладится ее молодым телом, и раствориться в ночи вязким туманом. А она, глупая, будет слезы лить. Наивная!

Девчонка громко застонала. Анна вновь заглянула в приоткрытую дверь. А парень уже на спине. Незнакомка сверху. Рот приоткрыт, дышит громко, глаза закатывает. Влажные светлые волосы липнут к лицу, струятся вдоль небольшой груди и кончики касаются тонкой талии. Он держит ее крепко руками, как куколку. И она раскачивается на нем, закусывая губы от восторга.

– Дурочка! – с губ Анны сорвался выдох.

Парень вдруг повернул голову в ее сторону и посмотрел ей в глаза. Анна вздрогнула. Темный, неживой его взгляд, заставил её попятиться. Тело задеревенело от оцепенения, шаги давались с трудом. Она не шла, а плыла, чувствуя спиной его взгляд. Остановившись у двери на кухню, обернулась – приоткрытая дверь спальни – тусклый свет, смятая постель. Нет ни молодого человека, ни восторженной от любви незнакомки.

Анна выдохнула. Их нет, и не могло быть. Она одна в этой чужой квартире. И дрожь, скользящая по телу, вдруг отступила, словно по мановению волшебной палочки. Впереди кухня. Осторожный взгляд, полный любопытства, осторожный же шаг вперед.

Под потолком кружились тени, мелькали вытянутыми формами, как в калейдоскопе. Приглушенный отблеск от красного абажура только рассеивал свет, почти не освещая пространство. Сейчас она видела лишь кухонный стол – бутылка водки, черствая корка хлеба и пепельница доверху набитая окурками. И слышала тихий скрип. Глаза вдруг привыкли к полумраку и тени на потолке и стенах стали четкими. Точнее – тень. Одна. Мертвого тела, что безвольным грузом повисла на петле аккурат напротив окна. Из ее горла – безмолвный от ужаса крик, со стороны спальни смех парня и рев в истерике незнакомой Маши, с коридора – шелест страниц – настенный календарь точно сошел с ума. Или она. Разве такое может быть наяву?..

… Я села, оперлась руками о кровать. Встряхнула копной темных волос, сбрасывая наваждение. Снова сон о висельнике. Почему мне стали сниться мертвые? То, что мне еще снилась молодая пара, я не помнила. Память запечатлела только мертвое тело в петле.

На часах шесть утра, до просмотра очередной квартиры еще несколько часов. Мама приподняла голову – ее диван располагался аккурат напротив моей кровати.

– Спи. – Прошептала я.

Она кивнула, снова легла, и спустя несколько минут ее дыхание стало ровным – уснула. А я больше не смогла сомкнуть глаз, так и пролежала, смотря в потолок до рассвета, думая о пропавшей хозяйке. В то, что девушка уехала в Москву, не взяв с собой ни одной вещи – совсем не верилось, или, может, она просто сбежала из своего дома налегке, ничего не прихватив? Тогда другой вопрос: отчего она бежала? Или от кого?..