Читать книгу Шестеро - Ксения Леонидовна Пашкова - Страница 12

До этого мне уже приходилось бывать на допросе. Когда я училась на первом курсе института, моя одногруппница покончила с собой. Ее родители настояли на расследовании, подозревая в доведении их дочери до самоубийства. Помню, что ощутила себя настоящим преступником, когда меня усадили за стол, на котором стояла тускло горящая лампа. Следователь формулировал вопросы так, словно я, и правда, в чем-то виновата. В итоге ему удалось довести меня до слез и заставить почувствовать себя причастной к трагедии только потому, что я не дружила с погибшей.

Расследование привело к неожиданным результатам: оказалось, что родители много лет истязали дочь морально и физически. Раскрыть это преступление помогли именно мы, ее одногруппники. Каждый из нас оказался свидетелем ее странного поведения, с кем-то она делилась деталями жизни, кто-то видел у нее синяки. В этом и есть вся суть. Всегда находится тот, кто все замечает, и это становится тем самым недостающим пазлом в общей картине.

Мы со следователем уже прошли ту скучную часть допроса, где он записывает мои данные и рассказывает обо всех формальностях. Эта допросная комната отличалась: не такая темная и мрачная, а стул не такой неудобный.

– Итак, Ева Юрьевна, расскажите, как проходят ваши встречи с группой.

Для следователя Леонид довольно молод, не на много старше меня.

– В основном, мы просто общаемся.

– О чем? – в его голосе слышалось раздражение.

– О жизни, проблемах, переживаниях. Ничего особенного, – я пожала плечами.

– Ничего особенного, значит?

– Планы по убийству Филиппа мы не обсуждали, если вы об этом спросили.

Леонид строго посмотрел на меня, после чего что-то записал в протокол.

– Кто-то из группы конфликтовал с погибшим?

– Все конфликтовали друг с другом. Чтоб вы понимали, это – не кружок по интересам, они вовсе не обязаны ладить.

– То есть, на встречах часто общались на повышенных тонах?

– И такое бывало, да.

Следователь снова сделал запись.

– Филиппа можно назвать конфликтным человеком, провокатором и зачинщиком споров?

Я задумалась. На самом деле врать на допросе нехорошо, но врать себе еще хуже. Признаваться в том, что в группе царила недружественная атмосфера, совсем не хотелось. Но правда есть правда, и она всегда превыше всего.

– Липп часто подкалывал других. Как специалист, я понимала причину такого поведения, но других это задевало. В нашей группе есть совсем молодые ребята, которые едва ли могли дать ему отпор в случае насмешек. Поэтому, те, кто был опытнее и старше, вставали на их защиту, пытались поставить его на место.

– Кто-то угрожал ему на ваших встречах?

– Конечно, мы связывали его и пытали, – я тяжело вздохнула. – Разумеется, нет.

– Вы так хорошо уверены в каждом из группы? Даже не допускаете мысли, что кто-то из них может быть причастен?

– Я знаю этих ребят. Им всем пришлось нелегко, и мне не нравится, что вы хотите вовлечь их еще и в это. Никому не пойдет это на пользу. Все ваши допросы могут перечеркнуть годы лечения. Учтите это, когда захотите на кого-то из них надавить. Если после беседы с вами кому-то из них станет хуже, поверьте, я этого просто так не оставлю.

Леонид оторвался от протокола и громко стукнул ручкой по столу.

– Спасибо, что хоть пальцем мне не пригрозили. Я не стану фиксировать в протоколе ваши угрозы, но и вы учтите, Ева Юрьевна, если выяснится, что кто-то из них все же причастен, у меня могут появиться основания для подозрения вас в сокрытии фактов преступления.

У меня только что челюсть не отвисла от удивления.

– Разве я что-то скрываю?

– Вы даже не пытаетесь посмотреть на ситуацию под другим углом. Защищать своих пациентов похвально, но сейчас не время и не место. Произошло убийство. Вот взгляните, – и тут он начал доставать из папки фотографии, которые, наверное, никогда не забудутся и не сотрутся из памяти временем.

Я переоценила собственное воображение, когда решила, что уже представила худшую из возможных картину. Как и всегда, реальность оказалась куда более страшной и кровавой. Язык не поворачивался назвать это мертвым человеком: изуродованное до невозможности тело, покрытое таким количеством ран, какое трудно сосчитать с первого раза. Кто-то настолько сильно его ненавидел, что не оставил ему ни единого шанса.

Мне стало тяжело дышать, но я все равно продолжала рассматривать фотографии, изучая каждое видимое повреждение. Ни одно из них явно не имело никакого смысла. Ему наносили удары ради ран, а раны ради боли.

– Хорошо себя чувствуете? Принести вам воды? – У него снова появился этот его обеспокоенный голос, совсем не тот, которым он отчитывал меня пять минут назад.

– Все нормально, – мне удалось наконец-то оторваться от снимков и поднять глаза на Леонида.

– Мне удалось узнать, что вы – хороший специалист, Ева Юрьевна. Вы не безучастны к судьбам пациентов. Мне кажется, что вы могли подметить нечто такое, что может нам помочь в следствии. Может быть, Филипп упоминал об угрозах в свой адрес, рассказывал о ком-то, кто его пугает, с кем у него плохие отношения. Знаю, нельзя вспомнить все по щелчку, но вам стоит попробовать. Если что-то вспомните, сообщите мне.

Закончив с протоколом, Леонид протянул мне его для ознакомления. Прочитав и подписав каждую страницу, протянула листы обратно следователю.

– Обещаю попробовать что-то вспомнить, – заверила его я, на что он молча кивнул.