Читать книгу Сердце серебристого оленя - Ксения Пашкова - Страница 6

Когда мне исполнилось двенадцать, у моего отца родился ребенок от другой женщины. Мы с мамой узнали об этом за ужином, во рту у меня было овощное рагу, которое тут же встало поперек горла. Папа сообщил эту новость, как нечто само собой разумеющееся, словно многолетний роман со своей бывшей одноклассницей – это обычная повседневная рутина. Он заявил об этом с неохотой, но – искренне надеюсь, что мне это только почудилось, – с хорошо улавливаемой гордостью. «У меня теперь есть сын» – вот что конкретно он нам сказал в тот вечер. За окном шел снег, но я больше не переживала о том, как буду добираться до школы, потому что на меня уже обрушилась чудовищная лавина.

Он ушел не сразу, потому что долгое время пытался убедить маму, да и вероятно самого себя, что это вполне реально – жить на две семьи, заботиться и любить нас в равной степени. Я подслушивала их тихие разговоры и не понимала, почему они так спокойны. Они обсуждали, что делать дальше, как растить меня, их дочь, нуждающуюся в постоянном внимании и материальной поддержке. Мне претила их попытка быть хорошими родителями, потому что моя вера в институт семьи уже пошатнулась, и никакие их разговоры на кухне не могли этого исправить.

Удивительно, но злилась я куда дольше мамы, довольно быстро принявшей новую реальность, где мы остались вдвоем. Сначала отец переехал на другой конец района, а потом и вовсе покинул город – его жена всегда мечтала жить и растить ребенка в теплых краях. Когда он уехал, я все еще была охвачена гневом и обидой, но меня все равно накрыло холодным одиночеством.

Я с нетерпением ждала каждый папин звонок, но, ответив, не знала, как себя вести и что говорить. Мне не хотелось спрашивать о его новой жизни, а ему наверняка не было дела до наших с мамой северных будней. В какой-то момент я поняла, что наша связь недостаточно сильна, что я все еще злюсь и что возможно никогда не смогу его простить. И тогда я перестала идти на контакт, отчего нам обоим, кажется, стало легче.

Наверное, поэтому я не горела желанием знакомиться со Ставром, ведь он оставил Луку ради жизни в тундре, но уже при первой встрече стало ясно, что этот человек совсем не похож на моего отца.

– Приятно познакомиться с близким человеком моего сына, – с искренней улыбкой на лице сказал Ставр, и в уголках его карих глаз проступили глубокие морщины.

Я собиралась ответить, что не так уж мы и близки, как он мог подумать, но Лука неожиданно взял меня за руку и произнес:

– Рад тебя видеть, пап. Спасибо, что организовал эту поездку.

– Да, точно, – кивнула я, – спасибо вам.

Я благодарила Ставра не за возможность отправиться в это путешествие по тундре, а за то, что он не обманул своего сына и сдержал обещание. Пока Лука вовсю готовился к поездке, меня до последнего терзали сомнения. И все из-за того, что отчебучил мой собственный отец.

Ставр предупредил, что нам предстоит далеко не простой путь и что нужно постоянно быть начеку, потому что зимняя тундра полна опасностей, связанных с крайне переменчивой погодой: шквалистым ветром, плохой видимостью и низкой температурой. Так что совсем не удивительно, что, как только мы отъехали от железнодорожного вокзала, меня накрыла паника. Я сидела внутри мощного вездехода «Север», способного проехать по любому бездорожью, и все равно боялась.

– Папа знает, что делает, – прошептал Лука, снова взяв меня за похолодевшую от страха руку.

– Это не аргумент. У меня плохо с доверием к чьим бы то ни было отцам, – криво улыбнулась я. – Просто идея поехать с вами в тундру попахивает безумством.

– Ты только сейчас это поняла? – тихо рассмеялся Лука. – Все будет хорошо, не переживай. Мы уже слишком далеко зашли, чтобы отступать.

И это правда. Мы преодолели почти две тысячи километров, чтобы оказаться в ближайшем к морю городе. А впереди нас ждали еще три сотни километров бескрайней снежной дороги. Думаю, что мама даже не осознавала, куда меня отпустила, пока я не вернулась и не рассказала ей обо всем, что произошло со мной за время этого путешествия.

За пять часов, проведенных в машине, я узнала немало нового. Например, о самых крупных тюленях – морских зайцах, о необитаемом острове – Медный и о нагромождениях обломков льда, называемых торосами. Люди, дразнившие Луку из-за отца, живущего в тундре, не могли даже вообразить о знаниях, которыми он обладал. Когда Ставр говорил, у меня перехватывало дыхание – настолько интересны были его рассказы о северной жизни. Лука гордился им, и в этой поездке я поняла, чем вызвана эта не знающая границ гордость.

Мне бы хотелось похвастаться тем же, но мой папа не отличался любознательностью и не тянулся к знаниям. Большую часть жизни он проработал водителем автобуса, но, в отличие от мамы, я никогда его за это не корила. И, несмотря на все обуревающие меня противоречивые чувства, я всегда понимала папу и знала, что он понимает меня. Ведь иногда человек становится не тем, кем хочет, а тем, кем может быть.

Когда Ставр предложил сделать короткую остановку, я с опаской выглянула на улицу.

– Через час будем на месте, – сказал Лука и протянул мне руку, – давай пройдемся?

– Только недолго, – согласилась я.

Отойдя от машины, мы остановились в самом центре снежной пустыни и, переглянувшись, тихо вздохнули. Так холодно, подумала я, но на душе необъяснимо тепло.

– Звенящая тишина, – прошептал Лука, глядя мне в глаза.

– Твой папа – замечательный человек. – Заметив его удивление, я объяснилась: – Хочу, чтобы ты это знал, ведь в школе…

– Спасибо, – перебил он меня. – Рад, что вы поладили, потому что он не такой, как другие, и не все могут его понять.

– Может, и я не такая, – предположила я и тут же призналась: – Мне здесь не по себе.

– Почему?

– Посмотри вокруг. Мы словно оторваны от реальности. Здесь же буквально ничего нет.

– Здесь есть мы, а это уже что-то, – напомнил Лука, и я усмехнулась.

– Вы со Ставром очень похожи.

– Так и есть, – кивнул он, – думаю, нам пора возвращаться в машину.

Оставшийся час дороги я провела в мыслях о чувствах, которые вызывал во мне Лука. Как бы я ни избегала нашей близости, иногда ему все же удавалось дотянуться до моего сердца, и тогда меня посещало внезапное осознание того, как на самом деле его много в моей жизни. Все истории, пересказанные друг другу украдкой, где-то между вторым и третьим уроком, во время самой большой перемены, и мимолетные взгляды, несмотря на разделяющие нас парты, соединили нас прочнее, чем тугая веревка. Мне всегда казалось, что кривая линия моего будущего никогда не пересечется с выверенной траекторией Луки. И все же я позволила случиться нашей дружбе и этой по-настоящему сказочной поездке, воспоминания о которой прочно засели в моей голове.

Когда Ставр объявил о прибытии, я пробудилась от недолгого сна и выглянула в окно.

– Не могу поверить, – ахнул Лука. – Мы правда здесь.

Окраинное море Северного Ледовитого океана. Самое холодное, почти круглый год скованное льдом. И оно прямо перед нами.

– У нас всего час до захода солнца, – сказал Ставр, выбираясь из вездехода.

Оставшись наедине с Лукой, я ощутила витающий в морозном воздухе трепет и предвкушение от скорого соприкосновения с мечтой, которая долгие годы жила в его сердце, похожем на мерцающую серебристую снежинку, приземлившуюся прямо на лобовое стекло нашего автомобиля.

– Волнуешься? – спросила я, видя, как Лука затаил дыхание.

– Как только я выйду на улицу, этот момент уже не повторится, – признался он.

– Думаешь, ожидание приятнее реальности?

– Может быть.

– Бессмысленно чего-то желать, если не готов действовать.

Он не согласился, но и возражать не стал. Им руководила то ли природная скромность, то ли приобретенная глупость, но Лука не был таким парнем. Он предпочитал упорно трудиться, наивно веря, что этого будет достаточно, чтобы обладать всем, чего так отчаянно просит сердце. Иногда мне хотелось схватить его за черный спортивный джемпер, с которым он не расставался круглый год, и заставить действовать. По-настоящему и решительно, без толики сомнений. Каждый раз, когда Лука уезжал на соревнования, я видела в его глазах то, чего не должно быть у спортсмена, и понимала, что он будет проигрывать до тех пор, пока не избавится от всех ненужных эмоций.

Когда мы все же вышли наружу, я так и осталась стоять у машины, наблюдая за тем, как Лука, впопыхах натягивая меховую шапку, подаренную Ставром, бежит к кромке замерзшего моря, издавая при этом труднопереводимые счастливые возгласы. Ледяной ветер словно замораживал каждое его слово, навечно сохраняя их в северном воздухе, частью которого он стал в тот день.

– Папа! – услышала я, когда Лука крепко прижал к себе отца.

Эта картина на мгновенье всколыхнула мою еще не до конца зажившую рану, но я быстро избавилась от нависшего надо мной морока и сосредоточилась на виднеющихся вдали кристаллообразных нагромождениях льда, похожих на огромные иглы.

– Полли! – позвал меня Ставр. – Иди к нам!

– Похоже, твой план с коньками провалился, – сказала я, подойдя ближе и разглядев неровную поверхность застывшей воды.

– А вот и нет, – заявил он. – Папа сказал, чуть дальше есть небольшой участок, где я смогу покататься. Пойдешь со мной?

– Это безопасно? – Этот вопрос я адресовала Ставру, который внушал мне доверие одним только взглядом своих карих глаз.

– Да, идите, я буду неподалеку.

Несмотря на то, что мой родной город считался северным, прежде я не сталкивалась с вечной мерзлотой и таким суровым климатом. Я поняла, что замерзла, как только Лука достал из машины коньки.

– Сколько туда идти? – спросила я, желая поскорее забраться в вездеход.

– Минут семь. Можешь остаться здесь, я схожу один.

Было неожиданно осознать, что хочу последовать за ним, несмотря на сковавший мои конечности холод. Может, так будет не всегда, подумала я, может, однажды потребность быть рядом с Лукой пропадет, как пропадает всякое чувство, которое поначалу кажется вечным.

– Ты чокнутый, – процедила я сквозь стучащие зубы.

– Это ты чокнутая, потому что оделась недостаточно тепло. Вот, возьми.

Когда он снял куртку, купленную специально для этой поездки, и протянул мне, я, не раздумывая, нырнула в нее, как в спасательный круг.

– А ты? – прошептала я наверняка посиневшими и уже успевшими потрескаться губами.

– Она все равно мне мешает, – объяснил Лука, уже стоя на льду в коньках.

– Только не вини меня, если заболеешь.

– Не буду.

– И не преследуй меня, если вдруг утонешь и станешь призраком.

– Хорошо, Полли, обещаю не мучить тебя ни при жизни, ни после нее, – заверил он меня, улыбаясь.

Я все еще не любила спорт и не понимала тех, кто им занимается, в особенности – профессионально. Мне казалось, что мое мнение изменится, как только Лука ступит на лед и покажет то, что принято называть искусством фигурного катания. Но я тоже была не из таких девушек. Не из тех, кто чувствует глубоко и нежно.

Лука скользил по морской глади, выполняя различные элементы, похожие на плавные танцевальные движения. Несколько раз он взмывал в воздух, а, когда приземлялся после прыжков, лед под его коньками издавал ужасающе-приятный звук. Может, моя голова получила холодовый удар, но про себя я отметила не красоту катания Луки и не его безоговорочное мастерство, а то, как сильно он возмужал за последнее время. Он был красив и без этих чудесных северных декораций, но они словно подчеркивали каждую его черту, придавая ей новую очаровательную форму.

– Как тебе? – поинтересовался закончивший кататься Лука.

– Кажется, ты очень в этом хорош.

– Ну, я очень на это надеюсь. А почему ты отказалась брать с собой коньки?

– У меня их нет.

– Тогда почему ты сказала, что… – Сделав паузу, он наклонился, чтобы переобуться в теплые ботинки. – Вернешь куртку?

– Конечно, держи.

Я увидела силуэт Ставра, призывающего нас вернуться к вездеходу, и уже собиралась двинуться в его сторону, когда заметила вопрошающий взгляд Луки, продолжающего стоять на месте.

– Нам нужно идти, – напомнила я ему, – твой папа ждет.

– Не понимаю, зачем ты соврала.

– Лука, мне холодно, – прошептала я, надеясь, что он уступит.

– Просто скажи мне.

– В детстве я часто просила родителей отвести меня на каток, но им всегда было некогда.

– Ты могла сказать, что не умеешь кататься. Зачем было врать?

– Ты спросил, возьму ли я с собой коньки. Я ответила, что нет. Где тут вранье?

– Наверное, нигде, – пожал он плечами.

– Вот именно. Теперь мы можем вернуться в машину?

– Да, но, Полли…

– Что еще? – вздохнула я.

– Ты мне не доверяешь? Поэтому не рассказываешь о своей семье?

– В моей семье нет ничего примечательного. Она развалилась так же, как тысячи других.

– Ладно, думаю, нам действительно пора уезжать.

Мне не хотелось покидать это место с тяжелым сердцем, поэтому я догнала уже сделавшего несколько шагов Луку и прижалась к его спине. Он внезапно остановился и издал шумный вздох, разрезавший обжигающий мороз.

– Спасибо, что взял меня с собой в эту поездку.

– Полли…

– Нет, слушай, – остановила его я. – Я не рассказываю о своей семье, потому что не люблю об этом говорить. Ты и твой папа помогли мне отвлечься и ненадолго забыть обо всем, что осталось дома.

– Полли…

– Прямо перед нашим отъездом, папа позвонил маме и сказал, что не сможет помогать, когда мне исполнится восемнадцать, потому что ему нужно заботиться о сыне. У нас нет никаких накоплений, а у меня плохие оценки и знания. Я никогда не поступлю на бюджет, а мама не сможет оплачивать мое обучение. Так что, наверное, я просто… не знаю, стану кем-то… другим.

– Вы что, не видели, как я вас зову? – закричал бегущий к нам Ставр. – Посмотрите, как красиво!

– Что? – опомнилась я, обернувшись.

– Это я и пытался сказать, – прошептал Лука, смотря на светящиеся зеленые всполохи в небе. – Северное сияние.

– Вы же говорили, – обратилась я к Ставру, – что мы вряд ли его увидим.

– Да, но я рад, что ошибся, – ответил он, улыбаясь.

Мы добрались до вездехода и, забравшись внутрь, любовались свечением, становящимся все более ярким с каждой минутой, приближавшей солнце к заходу. Когда оно окончательно скрылось за горизонтом, мы с Лукой снова вышли на улицу, чтобы напоследок еще раз взглянуть на завораживающие вспышки света и вдохнуть северный воздух.

– Это чудо, – сказал Лука. – То, что мы видим. То, что мы вообще приехали сюда. И то, что ты… тоже здесь.

Меня сковало внезапное волнение, и я не нашла слов, чтобы ему ответить, хотя думала о том же самом. В жизни не так много дивных моментов, но это определенно было оно. Самое настоящее чудо.