Читать книгу 999 Душ в моей копилке, не хватает только твоей - Ксения Стинг - Страница 3

Земля, 138 тысяч лет после изгнания людей, 998 собранных душ.

– Так-так-так, – вдыхаю сухой, горячий воздух Иерусалима, поправляю затянутую на поясе белоснежную тунику и шляпу, которую втюхал мне торгаш на подходе к вратам города.

Не просто так меня сюда занесло, не на экскурсию, да и не празднование еврейского дня Пасха. Всему виной этот манящий запах девственно чистой душонки одного из жителей али гостей города.

Я нагнал человечишку еще в далекой от Иерусалима деревушке, даже заключил сделку, но меня нагло и по-людски глупо надули. Как только я исполнил просьбу худощавого паренька с липкими патлами, он моментально смылся. Вы можете себе представить? Просто рванул в толпу, петляя между кривыми улочками. И черт подери, у меня не получилось его догнать.

Видать, теряю хватку, но просьба парнишки была более чем необычной, я даже на секунду потерял дар речи, да что уж секунду. Мое выражение лица так и застыло в немой истоме, а губы глупо подрагивали, когда его наглый рот произнес это.

– Хочу, чтобы меня считали сыном Божьим, ну и в добавок несколько чудотворных навыков, для правдоподобности, – как сейчас помню его безобидный взор и наглые слова. Такая сделка заставила меня усомниться. А точно ли его душа полностью принадлежит свету, может произошла какая-то ошибка? Но нет, искра пылала ярче всех прочих, но носивший ее человек не был святым.

И тут я понял, что поистине безукоризненные души не подвержены осквернению, каким бы мудаком ни был их носитель. Что ж, это забавно, ведь до этого мне попадались лишь чистые святоши.

– По рукам, будешь превращать воду в вино и ходить по воде, идет? – выхожу из своих глубоких раздумий, пока Джус, как звали паренька, безобидно поднимает пыль носком своей сандалены.

– Конечно идет, – как-то совсем по-демонски скалится Джус, протягивая мне руку для заключения нашей с ним сделки.

Договор скреплен, я уже практически щелкаю пальцами, чтобы взять свое, и тут мой нос, глаза, рот, да МАТЬ ВАШУ все начинает пылать, гореть, чесаться.

Это малолетний ублюдок выкинул свой фокус, окутав меня каким-то перцовым облаком. Проклятье! Я точно теряю хватку, а вместе с этим и статус архидемона, о котором уже все позабыли.

И искал я его. ЗЛОВОНЬЕ ГИЕНЫ!!! Пятнадцать с лишним лет. Каким-то образом ему удавалось ускользать вновь и вновь. Лишь благодаря слухам о чудесном Джусе – сыне Божьем, и его запаху я теперь стою здесь, на улицах Иерусалима.

Мимо меня проплывают люди в различных одеяниях, от порванного тряпья, до вышитых золотом плащей.

– Ох уж эти классовые различия, страдания бедных, роскошь богатых, – усмехаюсь я, идя вслед за толпой. Обычно лишь казни, пытки или театральные представления собирают столько зрителей, и я очень, очень надеюсь, что это первый вариант из списка. – Да, подобному рвению к зрелищам вы обязаны демонам.

И вот мы выходим на центральную площадь. Все тот же песок под ногами, смеси запахов из каждого переулка, и, возвышающееся над всем этим, деревянное лобное место.

– Ух, видимо, я угадал, – потираю ладошки, готовясь увидеть реки крови. Но вместо этого я вижу трех преступников, которых выводят на помост, а вслед за ними идет Прокуратор вместе со своей стражей.

Пожилой мужчина с золотым венком в волосах развернул длинный свиток, начиная зачитывать текст.

«За преступления совершенные против Иерусалима. За преступления совершенные против народа. За преступления против Рима, против Цезаря. Вы приговариваетесь к распятию на кресте»

Скучно, нудно, неинтересно. Распятие, серьезно? Давно можно было придумать нечто более изощренное, подобные пытки не в моде уже как пару тысяч лет. Ну да ладно.

«Но. Согласно нашим древним и несгибаемым законам и традициям один из вас будет помилован»

Я уже перестал слушать, мои глаза зацепились за искорёженное, избитое лицо и все те же грязные волосы.

– Проклятье… – рычу себе под нос, наблюдая за тем, как помилованного везунчика отводят в сторону, а остальных, включая мою цель, уводят прочь, на холмы, где уже специально к Пасхе установили кресты.

Я, не торопясь, бреду вслед за толпой, которая медленно расходится. Кто-то теряет интерес, кто-то спешит по делам. Мне не хочется привлекать внимание ни людей, ни падальщиков, которые легко могут увести душу, пускай контракт и останется за мной.

Стоит жара, окружающие обливаются потом, стражники преют в доспехах, но изредка продолжают взмахивать железным кнутом, подгоняя смертников.

Шли мы долго, под крики воронов и грифов, птицы давно наточили свои клювы до остроты, чтобы выклевывать печень и остальные органы с неистовой силой.

Я, не моргая глазом, смотрю, как руки Джуса приковывают огромными, поржавевшими гвоздями к дереву, как он корчится от боли, когда его ноги отрываются от земли, а худощавое тело остается висеть на кресте, истекаемое кровью и потом.

– Быть сыном Господа оказалось не так весело, да? – скалю зубы, но все же чувствую легкую, практически невесомую жалость к этому человеку, которому досталась не лучшая судьба.

Я так и просидел на соседнем камне, наблюдая, как солнце иссушает его губы, волосы липнут ко лбу, рассудок медленно покидает его голову. Вижу подходящего стражника с золотым копьем, понимаю, что дни Джуса сочтены, и пришло мое время.

Подхожу к центральному кресту, медленно касаясь центра живота. Душа податлива, светла, радостно идет ко мне на встречу, а после утопает в моей копилке, отсчитывая 999 сделку.

– Прощай, полагаю, годы жизни с душой и меткой сына Божьего прошли сладко, – отсалютовал я ему, параллельно кивая подошедшему стражнику. Отворачиваюсь и ухожу прочь, слышу за спиной хлюпающий звук, с которым острие входит под ребро и пронзает сердце.

– Не видать тебе Рая, да и в Аду не погоришь. – бросаю напоследок, уходя прочь.

***

Европейский континент, 136 тысяч лет после изгнания людей, 999 собранных душ

999 в моей копилке, не хватает одной, меня будоражит это чувство практически вернувшихся сил и такого желанного отмщения.

Хотите верьте, хотите нет, но мы с Люцифером не виделись все эти годы. Разумеется, я замечал его в толпе поклонников и поклонниц, всех этих пресмыкающихся созданий, которые потом не моются всю оставшуюся жизнь, лишь бы их одежда продолжала носить приторно-горький запах моего родственника.

Но, ни разговоров, ни пересечений взглядов не было. Ничего, словно не мы вместе поднимали Ад с колен. Конечно, Лучезарный приложил к его созданию больше сил, но я тоже не просто рядом стоял. Поэтому, могу сказать, что мне даже как-то по-человечески обидно, хотя раньше подобное чувство было мне неведомо.

Наверное, именно поэтому я сейчас коротаю свою жалкую вечность в одной корчме в недавно появившемся Киеве. Неплохой городок, люди веселые, задорные, правда пьют безбожно много, но опять же, кто в их время не пил?

– Николай, выпей со мной за рождение сына, – басит только вошедший мужик и хлопает меня по сероватой рубахе.

– Да неужели сложно было запомнить, что меня зовут Никаэль, – ворчу себе под нос, но все же улыбаюсь работяге и с согласием киваю.

Я живу тут уже более десяти лет, конечно местные могли заметить, что мое лицо чудесным образом не меняется под влиянием времени, но если запахнет вилами и топорами, я быстро смоюсь.

Ад мне осточертел за последнее тысячелетие, восхваление Люцифера перешло грань дозволенного и стало просто абсурдным. Прямо у моего дома воздвигли памятник в полный рост, где братец, словно путеводитель ведущий за собой людей, указывает рукой вперед.

Статуя поистине великая, размер грандиозен настолько, что окна моего третьего этажа упираются прямиком в его ангельско-демонский пах. Зрелище не для слабонервных, остальные комментарии излишни.

Вот я и решил перекантоваться у людей. После смерти Джуса остался в Иерусалиме, когда он пал, перебрался в Киев, чтобы вкусить больше различной людской культуры. Хотя я и мог подсобить древнему городу и помочь отбить его у крестоносцев, но что-то особого желания марать руки в смертной крови не было.

Однако меня не переставал волновать тот факт, что светлые души перестали рождаться. Их просто нет, прошла практически тысяча лет, а я ни разу не ощущал манящий меня запах.

Нервы иногда шалили, я дергал себя за волосы, напивался вдрызг хмельных настоек русичей вместе со своим, так уж вышло, другом Кузнецом Михеем.

Он не задавал вопросы, просто молча трепал по плечу или волосам и говорил забавную фразу.

– Переживется, Никола, все переживется, главное верить, – и целовал свой рунический амулет.

А во что мне верить? Людям легко, у них тут вера на вере, и хотя бы одна была реальной. Могут верить, во что вздумается. Они даже сделали из Джуса святого и начали распространять религию джусианство. Надо же как я неосторожно сдвинул течение верований у людей.

А мне вот не в кого верить кроме самого себя и своей цели.

А что если таков закон, не больше 999 светлых душ может появиться за всю историю. И что если брат знал об этом и просто одурил меня, внушил надежду и сейчас, усмехаясь, кривит губы.

Ну что ж, придется подождать еще немного, больше ничего не остается.

Михей грузно падает рядом со мной, опираясь на деревянный стол. Это заставляет меня выйти из череды самобичевания и погрузиться в пелену выпивки, жирной закуски и общения со смертными.

– А зааааа окноооом цветет сиреень, – затягивает кузнец песнь, а я, не чураясь чужих взглядов, подхватываю, тряся кружкой с медом, рискуя все разлить.

– А ветеееер воет в бооожиий день, – растягиваю слова.

Настроение немного поднимается, я забываюсь, радуясь, что узнал Михея, он достоин быть бессмертным и вечность выпивать со мной в Аду.

***

Я давно покинул Киев, не желая накликать беду на семью Михея, моя молодость сдает и меня с потрохами и может сделать его причастным к общению с чертом.

Но я не мог не вернуться, слишком важный повод, я должен попрощаться с моим другом.

Мне удалось ранее познакомиться с людскими кладбищами, видел, как кузнец с поникшей головой хоронил своего старшего сына, погибшего от лап забредшего к

людям медведя.

А сейчас я сам решаюсь взглянуть на процессию, ведь Михей отправился на Небеса, да-да, именно туда. Я следил, чтобы ни один бес или падальщик не смел его тронуть, душа работяги осталась при нем и обрела бессмертие.

Он умер тихо и мирно в своей постели от старости. 65 лет, хах, чих в моей личной жизни, но для Михея это бесценные годы проведенные в родном городе, со своей семьей.

Уверен, он ни о чем не жалеет, ведь жил праведно и честно.

Я вижу, как, наспех сколоченный из деревяшек гроб опускается вместе с мертвым телом под землю. Люди, окружившие могилу, расступаются, когда я в демонском одеянии подхожу ближе и склоняюсь над сырой землей, захватываю горсть широкой ладонью и бросаю ее на крышку. Слышу глухой звук удара.

– Покойся с миром, кузнец. Я не чураюсь назвать человека другом, поэтому выпей в Раю за нас двоих и своего сына.

Не сказав больше и слова, под взгляды удивленных крестьян и работяг ухожу

Слышу шепот за спиной.

– Это ли не пропавший друг Михея?? – прижимая ладонь к губам, охает старуха в желтоватом платке.

– Да какое там? Совсем ума лишилась, бабка, тот давно помер, а этот совсем молод, – отмахивается ее муженек, хотя мы с ним вместе помогали кузнецу залатать крышу.

Но разум людей отказывается верить во что-то необычное, решая сразу подбросить им понятное объяснение.

Меня ожидает Айла, стоящая неподалеку, я не бросил свою тварину в Аду, и мы вместе перебираемся с места на место, находя новое пристанище. Гончая Ада обитала в лесах, пока я выпивал с Михеем, пугала медведей, даже заделалась альфой в местной стае волков, в общем, времени зря не теряла.

Остановившись рядом с псиной, опираюсь о ее плечо, вздымаю глаза к хмурому небу, слежу взглядом за кучевыми облаками, даже вижу пролетающего ангела, невесть зачем спустившегося в мир людей.

Цена бессмертия в мире смертных высока, рано или поздно тебе приходится хоронить тех, кто был тебе когда-то дорог.

– Расчувствовался, как поганая девственница перед жертвоприношением, – смеюсь я, потрепав Айлу по жесткой спине. А у самого течет по щеке непрошенная слеза. Чертова жизнь среди людей, их эмоции волей-неволей проникают в мою оскверненную душу, оставляя там неизгладимый след.

– Что ж, надо поторопиться и взять свое, пока я совсем не раскис, – беру себя в руки, дергаю кожаные ремни на поясе и груди и исчезаю, возвращаясь хотя бы на миг обратно в Преисподнюю, надеясь, что статуя Люцифера чудесным образом разрушилась.

***

На Небесах неспокойно, да и в Аду суматоха. Не только я заметил отсутствие девственных душ, словно свет поник в людях и больше не может создавать безукоризненные искры.

Архангел Михаил, еще один мой, так уж выпала карта, родственник, хмуро расхаживает по небесной Цитадели, важно скрепив руки за спиной. Поступь широкая, но не слишком, он будто плывет над белоснежным полом, лишь изредка ступая на него.

– Дела плохи, Отец. Охота Никаэля дурно сказалась на искрах и людях. Ты видел, он сделал обычного попрошайку твоим сыном, какая дерзость, – Михаил старался держать невозмутимость, но гневная испарина на лбу и горящие глаза говорили о другом.

Господь давно ушел из Рая, передавая белоснежный трон своему наследнику-архангелу. Творец просто устал от интриг на Небесах, в Аду, за которым он тоже приглядывал, и, конечно, на Земле.

Он полностью разбит и разочарован, люди должны были быть безукоризненными, добрыми, светлыми. А сейчас что? Они убивают, грабят, раздирают на куски ни в чем не повинных животных, когда можно питаться растительностью. Созданные демонами, грехи окутывают их, лезут в душу, в голову, в мысли, заставляя творить ужасные вещи.

– Отец, ты слышишь, ответь!? – срываясь на крик, архангел с мольбой в сердце уставился на ярко пылающую сферу, которую всевышний оставил для связи. Но пусто, тишина, ему никогда не удавалось связаться с ним, ни во времена великого потопа, когда природа обезумела, ни при создании лжебогов. Почему же Михаил решил, что сейчас все получится.

Ответа на этот вопрос нет и не будет. Возможно, его вера в могущество и добродетель отца настолько велика, что усомниться в нем он попросту не может.

– Собрать совет Серафимов! – властным, без капли дрожи, голосом, распорядился архангел, поправляя полы золотого плаща.

***

– Зря вы поставили на кон человеческие души, Милорд, да еще и такие светлые. Это может привести… – сгорбленное существо возомнило себя равным Люциферу, за что сразу поплатилось.

Взмах руки, и оно развалилось, растаяло, превращаясь в дурно пахнущую жижу. Владыка тьмы был зол, даже не так, гнев сочился из каждой его железы, пар шел из ушей, глаза были налиты кровью.

– Даже тут умудрился мне насолить, – ревел он, сидя в обществе своих советников.

Дела были плохи, конечно, можно подумать, если света больше нет, то тьма будет властвовать по всему миру, что явно играет на руку ее приспешникам.

Но это рассуждения глупцов, которые только в самом начале изучения матчасти об

ангелах, демонах и прочих тварях.

Стабильность. Под ее эгидой начиналась в древности осада Рая, выкрикивая именно это слово, ангелы брали Ад штурмом. Ста-биль-ность. Ну и еще Равновесие. Не зря же после отделения Преисподней от Небес на вратах обоих миров выкованы весы.

Если сгорает одна сторона, следом за ней в топку идет и другая. Если нет света, то и тьме не от куда взяться, потому что нет ее противоположности. И с этим ничего не поделать.

Конечно, в какие-то годы скопление сил ангелов было больше, или же демоны вновь перехватывали инициативу. Две стороны постоянно тянут одеяло на себя. Но с пониманием, что равновесие должно быть, чтобы эта борьба продолжалась вечно, а не закончилась поражением двух сторон.

– Что прикажете, Владыка? Никаэлю осталась одна душа, возможно, последняя светлая искра в людском мире, – черноглазый, с неприятным раздвоенным носом демон решился задать вопрос.

Люцифер окинул его взглядом желтых глаз, но от убийства воздержался. Все же Бельфигор был отличным соратником.

– Эта душа, если она, конечно появится на свет, должна стать нашей. Мы можем обратить ее свет в нашу пользу и наладить равновесие. Ангелов гнать в шею, мы обязаны спасти наши миры, иначе пернатые эгоисты никогда не забудут своего величия, – почесывая ножом щетину, распорядился Лучезарный. – Бросить все силы, назначить награду, и если придется. УБИТЬ МОЕГО БРАТА.